Сон о золотом драконе. Книга первая. Аша

Кристина Камаева, 2020

Планета драконов Сирин погибает, и могучее крылатое племя порабощает коренных обитателей маленькой планеты Иды. Иданцы сопротивляются, верят в пророчество и ждут, что появится герой, который освободит их. Когда таинственный недуг сводит с ума всё больше драконов, советник короля – дерзкий, самоуверенный Шишира берется найти и уничтожить врагов, угрожающих благополучию драконов. Дизайн обложки Анны Шамсиной.

Глава 4

— А ну навались! — кшейт Зубр командовал мужиками, толкавшими плот, нагруженный форелью.

Чем ближе было к поселению, тем мелководнее становилась Ирья, тем труднее было тащить плот. Наконец, он застрял, зацепился о камни или подводный корень, и они надрывались, чтобы протолкнуть его дальше. Зато вечером наградой им будет дивная уха, а вяленой рыбы хватит на пару ирм.

— Помочь, рыбаки?

Кшейт насторожился, услышав незнакомый голос. На берегу стоял ладный молодец, в добрых сапогах и справном кафтане, улыбался в каштановую бороду и смотрел на кшейта дерзкими глазами. Неподалеку от него щипал траву осел с поклажей.

— Ты кто такой? — спросил кшейт.

— Коробейник. Махаром зовут, — откликнулся незнакомец.

— Коробейник? — прищурился кшейт. — Это что за хрень?

— Кочующий торговец, — охотно пояснил Махар.

Мужики засмеялись.

— С елками в лесу торгуешь? Или с зайцами? — ерничал кшейт.

— Зачем с зайцами? — хохотнул Махар. — С вольными, как и вы, поселенцами, с охотниками. В город пушнину вожу, из города — всякий-разный товар: кинжалы, ткани, бусы, врачебные средства…

— Город? Что ты мне мозги заливаешь? — насупился кшейт. — Город стеной обнесли. Туда хода нет, коробейник.

— Ты давно проверял, любезный? — не смутился Махар. — Город без торговли не может. Стеной обнесли, да стена та не от купцов-коробейников защищает, а от чудищ злых — мракил.

— Торгуют там землеройки грушеносые, — возразил кшейт. — Ты нас не учи, ученые. Говори, зачем пожаловал?

Махар насупился, видно искренне расстроился из-за подозрений кшейта.

— У меня правда одна, другой не знаю, — сказал он строгим голосом. — Лучше сам скажи за кого меня принимаешь?

— За разведчика драконьего. Говори, твой король, Золотой дракон, тебя подослал?

Махар удивленно поднял брови.

— За разведчика? А у вас есть что разведывать?

— В рабство нас завербовать хочешь! — крикнул кудрявый мужичок у плота.

— А вы пойдете? — оторопело глянул на него Махар.

Мужики засмеялись. Купец снова обратился к кшейту.

— Это хорошо, что ты осторожный, но я не служу драконьему королю. И никакой он не Золотой, между прочим. Да, я бываю в городе и могу вам кое-что рассказать. Не хуже разведчика!

— Клянешься священным деревом Айна? — проникновенно поинтересовался кшейт.

— Нар с тобой, добрый человек, — отшатнулся купец, — ты сам, не дракон ли часом? Клянусь хоть ромашкой, хоть петрушкой, хоть священным деревом Айна, что не пытаюсь запутать и вовлечь в беду тебя и прочих славных людей, что коробейник я и пришел с миром.

Кшейт думал. Жаль, что его люди никогда не встречались с жителями других вольных поселений и ничего не слышали о купцах-коробейниках. Незнакомец казался приятным малым. Кшейт вспомнил приметы, по которым распознают перекинутых драконов — так называли у них летучих тварей, которые могли принимать человеческий облик. Они никогда не говорили своего имени первыми. Они строили разговор так, что выпытывали все о собеседнике и ничего не рассказывали о себе. Животные от них убегали. Женщины, напротив, тянулись, как пчелы к цветам. Тьфу ты. Наверное, он излишне осторожен. На дракона парень не похож, а с человеком, если что не так, они справятся.

— Ну что ж, коробейник, иди сюда, подсоби нам, — дал добро кшейт.

Махар радостно кивнул и подбежал к поселенцам. Вместе взялись за шесты и на этот раз легко сковырнули плот с камней и погнали вперед без проволочек. Махаров ослик резво трусил следом.

Расвед уже три дня мучился от непонятной болезни: его лихорадило, тело покрылось мелкой красной сыпью, мышцы превратились в студень, и любое движение давалось охотнику с трудом. Поселенцы боялись подходить к нему близко: никто не понимал, что это за хворь. Ятрим уговаривал Ашу помочь другу, но та сказала, что займется им только, если больной сам попросит. Расвед отвечал, что об этом не может быть и речи.

— Как ты не понимаешь, — втолковывал ему Ятрим, — она добрая, но очень обиделась на тебя. Попроси ее по-хорошему, и она тебя вмиг вылечит!

— Или порчу нашлет, спасибо, не надо. Человек должен собой управлять и сам изгонять любой недуг, — сиплый голос Расведа прорывался сквозь опухшие гланды, и Ятрим поморщился, глядя на оплывшее, покрытое сыпью лицо больного.

— Не очень-то у тебя выходит самому справляться, — вздохнул Ятрим. — Подумай о клане, ты же лучший охотник. Помрешь — кто нас кормить будет?

Расвед не ответил, отвернулся. Ятрим подошел к Аше.

— Гордый он. Может, поможешь все-таки? Боюсь, не выкарабкается без тебя.

— Ну и дурак, — вызывающе посмотрела на поэта Аша. — Когда я умирала, он радовался.

Ятрим развел руками, его способностей вести переговоры не хватало, чтобы спасти друга; тем более, он тоже считал, что права Аша, а Расвед — упрямый осел.

Помог беде Махар. Он сразу заметил больного и присвистнул от удивления.

— Знаю, что с ним. Меченый клещ укусил. Мелкая тварь, но яду — дракона завалить хватит. Крепкий у вас охотник. Раз до сих пор жив, значит, выздоровеет.

Он порылся в дорожной сумке, достал мешочек с порошком, велел смешать с водой и дать больному. Ятрим, когда подносил Расведу воду, даже не упомянул про лекарство, чтобы тот не артачился.

Махар всем в клане понравился. Кшейт удивился, глядя, как тот обедает с чарачарцами и травит байки, а все смеются, будто знакомы с коробейником много ирм.

— Как там драконы, не собираются мотать к себе, на Сирин? — спросил один из мужиков.

— Сирин мертвый, а им жить хочется, — отвечал Махар. — Кстати, слышали новость? Их в городе потихоньку травят. Драконы волшебные гулики любят, а гулики пошли такие, что как выпьешь, так разума лишаешься. Вот они один за другим мракилами становятся. А потом за стену лезут, крылья себе отгрызают и воют.

— Зачем же они такую гадость пьют? — удивились чарачарцы.

— Для развлечения, — пожал плечами Махар. — Не хватает им, видно, в жизни впечатлений.

— Ну, тупые! — засмеялись поселенцы. — Так, может, они скоро сами собой передохнут.

— Правильно, это людская планета. Она сама драконов выживет. Не место им здесь! — рассказы Махара сильно подняли поселенцам настроение. Приятно послушать, как не ладится жизнь у твоих врагов.

Вдова Дамайя не сводила с Махара восхищенного взгляда, все подкладывала ему то хлеб, то лук, поглаживала широкое плечо.

— Ты надолго ли к нам, мил человек? — спросила она.

— Поживу чуток, коль не прогоните, — осклабился Махар и подмигнул ей.

Дамайя зарделась густо и плотнее устроилась рядом.

Мимо обедающих прошла скользящей походкой Аша.

— Это что за девица? — спросил коробейник.

— Аша, она с поэтом живет, — усмехнулась Дамайя.

— Платье у нее, смотрю, нескромное, — проследил за Ашей Махар.

— Ее в храме так одеваться научили, чтобы дух мужской поднимать в любое время. Но сейчас она одного поэта привечает, так что ты губу закатай, милок. Опасная она, кто его знает, что еще умеет…

— Вот как, — усмехнулся Махар и повернулся к Дамайе. — Сдается мне, что ты, румяная красотка, тоже некоторые навыки имеешь?

Кшейт, все еще следивший исподтишка за Махаром, покачал головой. А пусть бы остался с ними коробейник, хороший был бы товарищ.

Он стоял на пустоши и смотрел на стену величественного города Граца. Вокруг не было ни души, и по другую сторону стены — тоже. Он знал, что драконы исчезли непонятным образом. Свобода? Нет. Сердце теснило, и нечем было дышать, потому что людей тоже не было. Никого не было. Невнятный гул стоял в ушах, раздирая в клочья его сознание. Он сделал шаг к стене; движение потребовало невероятных усилий, как будто воздух был плотнее воды. Давило на виски, сжимало горло. Видение города стало зыбким, перед глазами мельтешили черные точки… На стене висел меч, такой же красивый, как описывают в старых легендах. Это был его меч, и он должен был до него дотянуться. Сквозь удушающий плотный воздух, сквозь разрывающий мозг вой, наперекор смерти…

Расвед проснулся, судорожно глотая свежий воздух, испуганно огляделся по сторонам. Скоро глаза привыкли к темноте, и он различил контуры знакомой пещеры, тела спящих поселенцев. Спасибо Нару, это был просто зловещий сон. Расвед потянулся, почувствовал мышцы и понял, что ему лучше. Болезнь отпустила. Тревога осталась.

Расвед сложил нужные вещи в охотничью суму и выбрался из пещеры. Было раннее утро, створки Шамбары только начинали расходиться — через темное небо бежала светло-голубая полоса. Расвед спустился к Ирье, искупался и переоделся. Тряпки, что были на нем во время болезни, бросил в костер. Потом он поднялся на холм, где приютился шалаш Ятрима. После того как появилась Аша, поэт потерял страх и ночевал с любовницей, а не прятался вместе со всеми в пещеры. Ничего, один налет стаи джалаев вернет легкомысленной парочке здравый смысл, если живыми останутся. Расвед заглянул в окошко. Ятрим спал голым в обнимку с развратной танцовщицей. Охотник подобрал камешек и запустил его поэту между лопаток. Тот сердито дернулся.

— Ятрим! — нетерпеливо позвал Расвед.

— Ятрим! — повторил он громче после того, как поэт не откликнулся на первый зов.

В шалаше заворочались, зашептались. Наконец, на пороге появился заспанный поэт, завернутый в одеяло.

— Расвед? — спросил он удивленно. — Тебе чего?

— Пошли к старой Ённе, — сказал охотник.

— К Ённе? Прямо сейчас? — поэт таращился на товарища, прикидывая, не бредит ли он.

— Ты весь див талдычил, что это необходимо. Собирайся, пошли, — приказал Расвед.

— А я-то тебе зачем? — почесал за ухом Ятрим.

— Уговаривать будешь, если я передумаю в пути, — сердито объяснил Расвед. — И покажешь, где она живет.

Ятрим кивнул и скрылся в шалаше. Когда он, наконец, собрался, голубая полоса в небе стала шириною в речку Ирью, и проснувшиеся поселенцы выходили из пещер, чтобы начать новый день.

— Давно бы так, — говорил Ятрим, срывая по дороге листья с разных кустов и деревьев и подставляя их лучам Нимеланы, чтобы лучше разглядеть узоры. — Она всегда о тебе спрашивала.

— Вот этого я не понимаю, — проворчал Расвед. — Есть тебе что сказать, так скажи. Хочешь предупредить о чем-то важном — не таи, выкладывай. Зачем к себе звать, зачем намекать? Или она пыль в глаза пускает, цену себе набивает?

— Боишься? — уловил Ятрим нервозное состояние друга.

— Боюсь. Потому что не знаю, чего ожидать. Скажет что-нибудь типа: бойся копыта осла в час, когда паук сплетет паутину, и будешь, как дурак, всю жизнь шарахаться от пауков и ослов.

— Ого! А я-то думал, что у тебя неважное воображение! — подивился Ятрим. — Не переживай, Ённа не будет говорить загадками. Она не только ясно видит, но и доступно объясняет.

— Может быть, напророчит, что я скоро умру. И умру бестолковой смертью. А может — женюсь, но жена тоже умрет. Или, что я избранник и должен спасти человечество от неминуемой гибели. И я буду корить себя за то, что ничего не сделал.

— С ума сойти! И кто из нас фантазер после этого? Она никогда не скажет того, что ты не готов услышать. И не станет говорить о твоей смерти, если сам не спросишь. Зря ты себя накручиваешь и тревожишься. Иди к ней без всяких дум, с открытым сердцем и тогда получишь напутствие, которое поможет тебе устроить будущее наилучшим образом.

Расвед недоверчиво усмехнулся. Ничего не поделаешь, они с Ятримом очень разные. Поэт может беспечно парить по жизни с пустой головой и открытым сердцем, как будто все вокруг замечательно, и судьбы людей не исковерканы нашествием драконов. Он же не в состоянии быть счастливым, пока люди вынуждены прятаться в дебрях лесов, пока у них нет дома на своей земле, пока не изжит страх перед внезапным налетом крылатых тварей, пока женщины бояться выходить в поле, а дети заглушают смех. Но никакие беды мира не могут омрачить настроение Ятрима. Беспричинная радость плещется в нем, и тогда он воспевает все живое в своих стихах. Иногда поэт очень раздражал Расведа, иногда, наоборот, восхищал.

— Еще она может сказать, что пока мы шли за ее напутствиями, на поселенцев напали драконы и всех убили, — продолжил мрачные размышления Расвед.

— Я же тебя просил! — укорил его Ятрим.

В эту ночь они спали в землянке Расведа, как раз на полпути к обители Ённы. Ятрим долго ворочался, пылая от фривольных воспоминаний, Расвед боялся сомкнуть глаза, чтобы встревоживший его накануне сон не повторился снова. Но сказочный меч маячил перед его взором, как навязчивый мираж, пока уставший охотник не сдался и не уснул сном младенца.

Рано утром Расвед растолкал поэта.

— Изверг, — застонал Ятрим, зарываясь с головой в спальный мешок. — Подожди, когда рассветет.

— Чем скорее закончится этот поход, тем лучше, — возразил Расвед.

Ничего не поделаешь, пришлось Ятриму карабкаться по лесистым холмам за своим целеустремленным товарищем. Расвед двигался бесшумно, как легкий ветер. Поэт пыхтел и трещал сучьями, как самоуверенный медведь.

К полудню они вышли к одной из торчащих вершин хребта с устрашающим названием “Каранка”. Впрочем, на череп она была похожа только, если глядеть на нее снизу вверх, с другого берега Ирьи. Две глубокие пещеры в ней напоминали глазницы, а жилы кварца, светлые на общем темном фоне, как раз в том месте, где предполагался рот, создавали иллюзию щербатой ухмылки. Но с точки зрения путников, это была обычная, почти лишенная растительности, гора, преодолев которую они, если верить обещаниям Ятрима, должны были найти обиталище старой Ённы. Внизу шумела кипучая Ирья. Здесь она была намного шире, чем у селения.

— Ну что? Вперед! На штурм! — рванулся Ятрим, как только понял, что цель близка.

— Стой, — прошипел Расвед, кляня его за неосторожность и отсутствие полезной привычки оглядываться по сторонам. Ятрим быстро посмотрел вниз и отскочил назад. Теперь он сам корил себя за торопливый и громкий выкрик.

Внизу в Ирье купались дикарки из Латавитаны. Они красили волосы в вопиюще яркие цвета, покрывали тела татуировками и носили на себе больше оружия, чем одежды. Если верить слухам, эти кровожадные воительницы охотились на драконов. Убитых драконов они съедали. Никто из поселенцев не искал с ними встречи. Рассказами об их свирепом нраве пугали детей.

Ятрим подкрался ближе к обрыву и уставился на купальщиц сквозь заросли. Тут же послышался восторженный шепот.

— Расвед, они все голые!

— Ты тоже не в одежде купаешься, — заметил охотник.

— Вот повезло! Какие они славные, крепкие, красивые! Только посмотри!

— Прекрати! — цыкнул Расвед на стонущего друга.

— Иди сюда. Татуировки-то нарисованные. Не настоящие. Они отмывают их, а потом рисуют друг другу новые. Какие ноги! Ох!

— Заткнись.

— Почему ты злишься? — обиделся Ятрим.

— Не хорошо подглядывать за ними. Ты пользуешься их беспомощным положением.

— Все бы были такими беспомощными! — прыснул Ятрим. — Я не могу не смотреть. Я не такой деревянный, как ты.

— Тогда я сброшу тебя вниз, чтобы ты лучше все разглядел. Может быть, они и тебя разрисуют.

— Пожалуй, не стоит, — возразил Ятрим. — Их там слишком много. И все голые… — закатил он глаза.

— Не можешь не смотреть, так хотя бы молчи, — урезонивал его Расвед.

Ятрим усмехнулся.

— Знаешь, Аша как-то сказала мне, что ты единственный мужчина в клане, с которым женщина может чувствовать себя в полной безопасности. Только вот не знаю, похвалила она тебя или наоборот.

— Вот что, — разозлился Расвед. — Если девушка красит губы красным соком, как будто ей мало природных красок, и носит прозрачные платья с разрезами по бокам от самой талии, едва ли ей по нраву мужчина, которому все это безразлично.

— Который, однако, все это замечает, — огрызнулся Ятрим. Ему не нравилось, что Расвед так явно порицает его подружку.

— Я не слепой, — буркнул Расвед.

Настоящая женщина не старается привлечь к себе внимание всех подряд. Она должна быть спокойной, нежной и надежной, скромной и ласковой. Он вовсе не был деревянным, как предполагал Ятрим, и часто думал о своей избраннице, которую полюбит раз и навсегда, но пока не мог найти такую, на которую откликнулось бы его сердце. А может и не будет у него любви с первого взгляда, безумной страсти, ревности, опаляющей сознание. Не в его это вкусе. Но он оградит свою избранницу от невзгод и врагов и будет ей надежным мужем. Настоящая женщина наверняка оценит то, что с ним она может чувствовать себя в полной безопасности. Не в пример взбалмошной Аше! Почтительная и преданная любовь к единственной женщине, матери его детей, гораздо привлекательнее, чем надуманные страсти, страдания, озарения и взлеты. Где здесь повод, чтобы смеяться над ним, считать бесчувственным, потому лишь, что он не бросается, сломя шею, подсматривать за голыми девками из-за кустов, как Ятрим.

Расвед заметил, что Ятрим молчит. Уж не обиделся ли за Ашу? Но неугомонный поэт поднял руку и воскликнул:

— Поэма! “Купальщица из Латавитаны”.

Прежде чем Расвед успел опомниться, Ятрим уже декламировал.

Сбросив одежды, вступаешь

В Ирьи прохладные воды.

Тело твое нагое —

Будто эмблема свободы.

Тело твое для поэта —

Лист вызывающе чистый.

Дай я его разукрашу

Дерзкой затейливой кистью.

Дивный букет из лилий

Вдруг на плече расцветает.

Блеск ли серебряный Ирьи

Так меня ослепляет?

На животе твоем кожа

Бархатная такая…

Гибкая, шустрая змейка

Ловко с пупком играет.

А над соском нарисую

Я медоносного шмеля…

Ах, голова закружилась.

Видно от запаха хмеля.

Вот виноградные гроздья

На ягодицах чудных.

Попке такой упругой

Их удержать не трудно.

Наши секреты на время

Ты утаишь под платьем,

Чтобы любовник пылкий

Их познавал в объятьях.

Расвед был поражен. Как легко Ятрим сыпал рифмами! Открылась ему на мгновение любопытная картинка, и вот уже готово стихотворение.

— Ты что, даже рисунки разглядел с такой высоты? — Расвед облизнул пересохшие губы.

— О чем речь! Сам взгляни.

Расвед не стал больше возражать, придвинулся к обрыву и посмотрел вниз. Мелькнули перед его взором обнаженные загорелые фигуры. Конечно, Ятрим его дурачил — татуировок не было видно, но и того, что он разглядел, было довольно. Горячая волна ударила в мозг, и сильное томление охватило тело. Он будто ослеп, все застил серебряный блеск Ирьи.

— Кажется, они уходят, — пытаясь справиться с собой, Расвед до хруста в пальцах сжал камни уступа. Он знал, что не забудет этого видения никогда.

— Уходят. — Ятрим присоседился рядом. — До свидания, девчонки! Спасибо за зрелище. Надо будет запомнить это место.

Расвед тряхнул головой, чтобы прогнать видение нагих тел, все еще застилающее его взор.

— Пошли, — скомандовал он.

Некоторое время Расвед еще думал об охотницах из Латавитаны. Густые непроходимые заросли, где они обитали, появились на Иде не так давно. Чащобы считали заколдованными, потому что обычные деревья не могли бы вырасти так быстро. Всего тридцать див назад на месте, где раскинулась Латавитана, не было ничего. Выжженные деревни, обугленные стволы деревьев и пепел вместо пастбищ — все, что осталось от селений после налета драконов. Через некоторое время из пепла полезли бамбуки, баньяны, гигантские папоротники. Скоро образовались такие дебри, что поверить в то, что когда-то люди возделывали здесь поля, было невозможно.

Старейшины говорили, что убитые драконами люди объединили свою волю и взрастили гибельный лес, населив его духами-мстителями, единственной целью которых стало уничтожение драконов. А поскольку материнская ярость сильнее всех прочих, духи эти получили женское обличье. Так и появились дикарки, недосягаемые, сильные и бесстрашные охотницы. Драконы несколько раз нападали на Латавитану, но дикарки всегда были на чеку. Их стрелы так часто находили цель, что в конце концов драконы стали облетать стороной гиблое место. Жаль, что охотницы не могли уходить далеко от места своего обитания: они теряли силы, если их не подпитывали скорбь и ярость похороненных под пеплом людей. Чарачарцы по негласному уговору никогда не заходили туда. Говорили, что человек в Латавитане становится духом и примыкает к армии мстителей.

Карабкаться становилось все труднее, и Расвед сосредоточился на подъеме. Он первым достиг вершины хребта и задержался, чтобы насладиться открывшимися ему далями. На вершине к нему пришло чувство небывалого по силе удовлетворения, даже гордости. Скалы, на которых он стоял, показались слитыми с ним воедино, и он вообразил себя исполином древних времен, очнувшимся от многовекового сна. Он сделал шаг и ощутил одновременно страх и вдохновение, как будто открылся источник новой силы, и она вошла в него из самого сердца Иды.

Зажили раны, нанесенные огненным дыханием драконов, заросли лесами, и родной край заблистал былой красотой. Далеко простиралась покойная нетронутая земля. Но стоило повернуться и посмотреть в другую сторону, чтобы понять, как хрупка и ненадежна эта красота. В дымке прятался город.

В городе Расвед не был, но знал, что там, в плену, томятся люди. Драконы ленивы и деспотичны, тысячи людей трудятся, чтобы обеспечить их удобства, а сами еле выживают. Тридцать див прошло с тех пор как драконы захватили город. Можно ли их оттуда вышибить? Как маленькому человеку с тонкой кожей противостоять хитрой бронированной твари, которая летает, извергает огонь и знает магию? Если верить легендам — драконы древнейшая раса, они хранят знания начала времен, а память людей легка, как пыльца, и ненадежна. Пройдет еще тридцать див, и, может статься, людей не останется вовсе.

Такие мысли промелькнули в голове Расведа, пока Ятрим карабкался на вершину хребта.

— Красотища! — едва отдышавшись, воскликнул поэт. — Я птица, парящая над миром! — Он раскинул руки, пытаясь изобразить орла. Потом, взглянув на друга, спросил:

— Почему ты опять хмуришься?

— Зря я сюда пришел, — удрученно вздохнул Расвед.

— Нет, не зря, — возразил поэт. — Я же вижу, ты сам не свой, мучают тебя вопросы, давит неизвестность. Все думаешь, зачем звала старая Ённа? Что ей нужно? Так иди и выясни. Сбрось с себя эту тяжесть!

Расвед кивнул и понуро поплелся вперед.

Король принимал Шиширу приватным образом, по-домашнему. На нем был шелковый халат и расшитые тапочки. Мимо них, время от времени, проносилась тележка, в которой катались двое избалованных мальчишек-близнецов, сыновей Айнодавы. Их возня и шумная перепалка действовали советнику на нервы, но папаша не обращал внимания на голосистых отпрысков. В тележку затейники запрягли парочку роламбинок. Шишира узнал Фуси, она недобро глянула на него исподлобья. В паре с ней ползла по-паучьи такая же нарядная маломерка в пышной юбке и панталонах. Ее бледное личико не выражало никаких чувств.

— Но-но! Быстрее! — командовали близнецы.

Роламбинки, отметил Шишира, передвигались на четвереньках довольно ловко.

— Постой, какое вольное поселение? — переспросил Айнодава. — Всех поймать и перевезти в город. Иначе они размножатся, соберутся в армию и будут нам досаждать.

— Потерпи, Блистательный, — попросил Шишира. — Дай узнать, с кем они ведут дела, где их союзники, какие планы строят. Если переловим чарачарцев сейчас, то можем спугнуть крупного противника.

— Сколько их? — поджал губы Айнодава.

— Семьдесят девять человек и одна майяви.

— Ты нашел у них вредоносные гулики?

— Нет. Они их не употребляют.

Айнодава задумался на мгновение, затем значительно кивнул.

— Хорошо. Расследуй. Но не затягивай. Людей нужно дисциплинировать, без управы они деградируют.

Шишира вежливо откланялся и поспешил к выходу. Прочь, прочь из города. Роль разведчика пришлась ему по душе.

— Дальше ты пойдешь сам, — сказал Ятрим. — Прошлый раз я замучил ее вопросами о Золотом драконе, и она прогнала меня в шею. — Он указал на круглое синее озерцо, маленькое — человеку не составило бы труда перепрыгнуть. — Колодец Ённы. Иди, кликни ее, она появится.

Расвед скорчил гримасу, но решительно зашагал вниз, в ложбину, а Ятрим спрятался за бугром. У озера Расвед огляделся. Он заметил узкое отверстие в крутом склоне — наверное, вход в жилище, где жила Ённа. Дно ущелья было устлано полевыми цветами, в которых копошились звучные пчелы. “Надеюсь, старуха не смылась куда-нибудь к Шанкарам на побывку”, — подумал Расвед и сделал шаг к пещере.

— Лови-ка! — услышал он и, обернувшись, поймал клубок овечьей шерсти. Старая Ённа возникла на некотором расстоянии за его спиной — Расвед готов был поклясться, что мгновение назад ее там не было.

— Садись, — кивнула Ённа на белый валун возле “колодца”, и Расвед хмуро подчинился. Ённа прошла мимо него в пещеру, одарив мимолетно особо пронзительным взглядом. Пока ее не было, Расвед попытался положить на траву клубок. Тот катался в его ладонях, но от рук не отрывался. Расвед не на шутку рассердился: ведьма вздумала над ним измываться! Ённа вернулась с деревянным ковшом, зачерпнула из озера.

— Пей, — сказала она. Расвед выпил. Ённа встала напротив, торжественно скрестив руки на груди. Ее седые космы трепал ветер.

— Охотник, — заговорила Енна, — я вижу, что ты боишься смерти, и это не удивительно: она придет к тебе рано. Но ведь конец неизбежен, так стоит ли об этом переживать?

Расвед застыл, не в силах вымолвить ни слова.

— Хочешь знать, как это произойдет?

Расвед замотал головой.

— Ты сорвешься с большой высоты и разобьешься о скалы. Хотя нет. Ты упадешь в воду. Да, я отчетливо вижу, как ты погружаешься в чистое озеро. Вижу камни и разноцветную гальку на дне. У тебя много ран и твоя кровь замутняет прозрачную воду. Подожди-ка. Я знаю это место, да, да, озеро Тоя у подножия водопадов Низанира. Ты, конечно, можешь избегать этого места, но волею судьбы в нужный момент все равно окажешься там.

Пот выступил на лбу, Расвед оттер его клубком шерсти. Как так? Ятрим обещал… Заткнуть бы ей глотку…

— Больше чем смерти, ты боишься потерять своих близких, — каркнула Ённа. — Но и этого тебе не миновать.

— Я один, у меня нет близких, — прохрипел Расвед.

— Ты полюбишь, — не смутилась Ённа. — Твоя возлюбленная умрет.

— Тогда скажи, кто эта девушка в моем клане, чтобы я и близко не подходил к ней.

— Ни одна из них. Ради нее ты оставишь свой клан.

— Бред какой-то, — Расвед в упор посмотрел в бесцветные глаза старухи. — За этим звала меня, зловредная Ённа? Я бы мог обойтись без твоих похоронных предчувствий. Я не просил рассказывать о моей смерти.

— У тебя мало времени, охотник. Ты слышал о пророчестве? — не дожидаясь ответа, Ённа изрекла:

В черный год предательства

Родится тот, в ком надежда и сила,

Чтобы низвергнуть чешуйчатое зло.

Пусть, возмужав, встретит он

Деву, Говорящую со звездами.

Взметнется небесным пожаром

Огонь их мести, и неизбежной

Станет гибель крылатых.

— Если ты не успеешь найти ту, которая говорит со звездами, драконы погубят человеческий род, а, может, всю нашу планету. Судьба Иды в твоих руках, охотник!

Расвед замер, переваривая сказанное.

— Погоди… “Тот, в ком надежда и сила…”

— Это ты, Расвед.

— Откуда ты знаешь? А если знаешь, почему ничего не сказала раньше?

— Ты не был готов.

— Я и сейчас не готов, — натужно рассмеялся Расвед. — Я никогда не буду готов к такому… деянию. Где я найду Говорящую со звездами?

— Место ее пребывания для меня скрыто, — покачала головой Ённа. — Сила ее неизмеримо превосходит отпущенный мне дар, но тебе — предназначенному, стоит только начать поиски…

— Мало ли мужчин родилось в “черный год”, — перебил ее Расвед. — Вдруг ты ошиблась, старая Ённа!

— Я видела вещий сон, — неумолимо продолжала ведунья. — И меч Шанкара. Видела, что он принадлежит тебе.

Конец ознакомительного фрагмента.