Катарина

Кристина Вуд, 2022

Деревню Свибло, где проживает Катерина, в июле сорок первого оккупировали немцы. В 18 лет ей пришлось напрямую столкнуться с ужасами войны – на ее глазах враги убивают мать. Весной сорок второго новая власть решает отправить оставшуюся молодежь на принудительные работы в Германию. В их числе оказалась и Катя со старшей сестрой Анной. В Германии Катерину выкупила немецкая помещица в качестве горничной. Сестре ее свезло меньше – Анну выкупил хозяин прачечной. Страх из-за потери сестры заставляет Катю пойти на отчаянный шаг – сбежать от строгой помещицы в прачечную, а после вместе с Анькой бежать из немецкого рабства. Благодаря помещице, Екатерине волей-неволей приходится вливаться в ряды немецкой элиты. Она осознает, что немецкий офицер, заведующий пленными русскими – частый гость в доме помещицы. У Катерины нет никаких сомнений, что он может помешать ее плану. Но каково же было ее удивление, когда под натиском обстоятельств, она узнает, кто на самом деле скрывается за немецкими погонами…

Глава 8

Я опешила.

По началу казалось, что ослышалась. Не мог офицер вдруг ни с того ни с сего заговорить на чистейшем русском, практически без немецкого акцента. Затем меня посетила мысль, что я, стало быть, находилась в бреду. Что происходящее вокруг было всего лишь очередным дурным сном с участием Мюллера. Однажды он уже говорил по-русски в одном из моих снов. Или все-таки…

За мгновение горло лишилось влаги, голос пропал, а руки и ноги напрочь отказывались слушаться. Еще некоторое время я стояла как вкопанная, распахнув глаза от удивления, неожиданности и какого-то неизвестного, глубинного страха. Осознание приходило слишком медленно, и как только оно подавало сигналы в виде легких покалываний в подушечках пальцев, я приняла молниеносное решение — бежать. Бежать, куда глаза глядят. Бежать, пока в легких не закончится воздух, а позади не останется рождественская ярмарка. Бежать, пока грозный голос офицера не перестанет греметь за спиной, а его подчиненные не перестанут перекрывать улицы и пытаться выловить меня на каждом шагу.

Я сделала первый шаг. Он больно отозвался в коленях, но я сорвалась с места и, не оглядываясь, рванула что есть мочи. Под ногами мельтешило длинное пальто, и я уже сто раз пожалела, что вовремя не скинула его. Сердце беспомощно норовило выпрыгнуть из груди, кровь стучала в ушах попеременно с попутным ветром. Прохожие испуганно расступались передо мной, кто-то случайно выронил корзину с булочками, а мужик, торговавший неизвестными оранжевыми фруктами, крикнул неприличные ругательства мне вслед.

Я не знала, бежал ли он за мной.

Все было как в страшном сне. Меня поймали едва ли не с поличным как беспризорного мальчишку, и сработавший инстинкт самосохранения подсказал мне лишь одну идею — бежать. Завернув за угол близлежащей от главной площади улицы, я болезненно столкнулась с бородатым старичком, который торговал душистыми рождественскими пряниками на деревянной доске. Мы оба повалились на дорогу, мужик болезненно потер лоб и со вздохом сожаления разглядывал разбросанный повсюду товар, мысленно подсчитав убытки. Я же со сбитым дыханием попыталась встать с холодной брусчатки и побежать, но крепкая рука Мюллера, намертво схватившаяся за запястье, тут же остановила мой ход.

— Думаете, спасаться бегством в городе, где каждый полицейский подчиняется моим приказам, это лучшее решение? — тихо проговорил мужчина, устремив рассерженный взгляд синих глаз в мою сторону. Он находился ко мне слишком близко, и у меня перехватывало дыхание не столь от долгого бега, сколь от неприличной близости. От серой офицерской шинели веяло крепким табаком и вполне внушаемыми угрозами. Прямые брови собрались на переносице, а губы тотчас же сжались в одну плотную линию. — Вы хоть осознаете, какое наказание вас ждет за попытку побега? Такие, как вы висели на виселицах два месяца подряд во всех бараках, и служили неплохим элементом устрашения для остарбайтеров.

Он говорил по-русски с малой толикой акцента слишком тихо, и я уловила каждое слово. Но недостаточно громко, чтобы русскую речь услышал бедный старик, который повалился наземь по моей вине. Я нервно сглотнула слюну, продолжив глядеть в стеклянные глаза офицера, и даже не пыталась скрыть страх, бурлящий в крови. К счастью или, к сожалению, мы находились в самом дальнем тупике ярмарочной улицы, нас не окружали полицейские конвои и любопытные жители Мюнхена.

— Боже мой! Как же мне теперь торговать? — раздался досадный вздох со стороны старика. Кряхтя и пыхча он, стоя на коленях, пытался собрать все лежащие на брусчатке пряники с приятным ароматом.

— Можете не беспокоиться, я все оплачу, — заявил офицер на немецком, обратившись к бедному торговцу. — Фройляйн поможет вам собрать товар.

Он вновь вонзил в меня холодный взгляд, убедился, что мое испуганное выражение лица не представляло угрозы, и медленно разжал изнывающее от мужской силы запястье. Я тут же опустилась на колени и, сглотнув слезы, дрожащими руками принялась поднимать пряники в виде смешных человечков, посыпанных сахарной пудрой. Некоторые из них были безжалостно раздавлены подошвой, но основная масса была свободно разбросана на брусчатке. После унизительного сбора пряников под строгим контролем офицера, он расплатился со стариком моей месячной зарплатой и вновь устремил сосредоточенный взгляд в мою сторону.

— Пойдете сами или применить силу? — с издевкой спросил он, вскинув бровь. — Если вновь окажете сопротивление, одену наручники.

Он не стал дожидаться моего ответа и последовал вперед. Сделав несколько шагов, офицер оглянулся, и я тут же рванула вслед за ним, пытаясь отогнать мысли о побеге. Сложилось впечатление, что он читал мысли, знал каждую крупинку моей жизни и предугадывал каждое последующее действие с моей стороны…

Я не знала, кому довериться и что делать дальше.

От мысли, что Мюллер прямо сейчас повезет меня на виселицу, кожа покрывалась ледяными мурашками, а душа летела в пропасть.

Мы шли по ставшей уже знакомой ярморочной улице к каруселям и проходили мимо торговых палаток с ворохом аппетитных запахов. Шли практически рука об руку, делая вид, будто ничего не произошло. Люди продолжали тщательно выбирать рождественские поделки, откусывать традиционную немецкую выпечку в виде крендельков, и обмениваться свежими новостями.

— Пожалуйста… — вымолвила я продрогшим голосом. Я не знала, что говорить дальше, жалобное слово само слетело с уст, когда мы были на пол пути к аттракциону. Я не знала, как убедить его оставить меня в живых. — Пожалуйста… я должна спасти сестру. Ей плохо без меня…

Я шла и смотрела прямо перед собой, уловив, топот его черных кожаных сапог. Он долго и напряженно молчал, тогда я мгновенно схватила его локоть, сжав плотную шинель. Мюллер остановился и бросил короткий неоднозначный взгляд на мою руку, затем поднял сосредоточенные синие глаза в сочетании с нахмуренными бровями.

— Если люди вокруг что-то заподозрят, вам же хуже будет, — тихо проговорил он сквозь зубы, бегло оглядев мимо проходящих немцев.

Тогда я тотчас же разжала пальцы, но продолжила оттягивать плотный рукав его шинели, словно маленький ребенок, просящий у матери кусок сахара. Мне было совершенно плевать на людей вокруг. Единственный человек, который мог убить меня или, как ни странно, помочь мне с Анькой, стоял прямо передо мной. Я ничего не потеряла, если бы попросила помощи.

— Я готова… готова поменяться с ней мест. Она там не выдержит, я знаю, — пролепетала я дрожащим голосом. — В доме у фрау Шульц ей будет намного лучше… Я знаю, вы можете… отправьте меня в прачечную… прошу, пожалуйста…

Последние слова я произнесла шепотом, ощутив, как слезы прозрачной пеленой застилали взор. Он раздраженно выдохнул и крепко сжал челюсть, но все же избегал моего молящего взгляда до последнего. Я не знала, как мы выглядели со стороны, да и некогда мне было думать об этом. Мы наверняка, не вписывались в привычную скучную жизнь чопорных немцев, которые не выносили ссор из избы и натянуто улыбались друг другу.

— Вы же можете это сделать, правда? — все никак не унималась я, вновь дернув его за рукав. — Пожалуйста, помогите…

– Оберштурмбаннфюрер, добрый день! — веселым голосом воскликнул пузатый мужичок в компании дамы средних лет. — Давно не видел вас. Как здоровье вашей матушки?

— Спасибо, все замечательно, — с натянутой улыбкой ответил Мюллер, а я тут же отпустила его рукав под любопытным взглядом немецкой дамы.

— Не познакомите нас с невестой? — хихикнула женщина, стреляя глазами в сторону офицера.

Я же оцепенела, ощутив, как щеки зарделись красным пламенем, и тут же стыдливо опустила взгляд на каменную брусчатку. Мюллер прочистил горло, слегка опешив от неудобного вопроса, но тут же взял себя в руки.

— Фройляйн Китти сегодня немного… не в настроении. Как-нибудь в другой раз, — вежливо отказал он, натянув дежурную улыбку.

— Хорошо, гер Мюллер, будем ждать вас на ужин, — словил на слове пузатый господин с лучезарной улыбкой. На прощание он слегка приподнял шляпу, офицер ответил тем же жестом.

— До свидания, фройляйн Китти, — загадочно произнесла напоследок дама, озарив меня доброжелательной улыбкой.

Еще с минуту мы молча смотрели им вслед. После Мюллер тяжело выдохнул, на мгновение пустил в мою сторону привычный волчий взгляд, и зашагал вперед в сторону знакомого аттракциона.

— И зачем я только назвал ваше имя… — недовольно пробубнил он, пока я пыталась угнаться за его размашистым шагом. — Завтра уже пол города будут знать об этом… инциденте.

— Знать, что у вас есть невеста? Вас это так смущает? — удивилась я. — Я могу сказать всем, что это неправда… если вы поможете мне найти сестру и поменять нас местами…

— Вы не в том положении, чтобы ставить условия и уж тем более угрожать мне, — раздался его грубоватый надтреснутый голос.

— Я всего лишь хочу, чтобы нас поменяли местами! — воскликнула я, чем привлекла внимание мимо проходившей женщины. — Уверена, вам ничего не стоит…

— Я не буду это делать по одной простой причине, — Мюллер неожиданно остановился и из-за высокого роста будто бы навис надо мной, угрожая своим грозным видом. — Фрау Шульц и Артур не переживут вашего ухода. Мальчик вновь перестанет разговаривать и замкнется в себе, а у фрау слабое сердце, и оно не выдержит, если все повторится вновь. Ее супруг, гер Шульц, заменил мне отца, а Альберт стал мне как брат, поэтому их семья для меня как родная… и я не прощу себе, если с ними что-то случится. Особенно по моей вине.

Я стояла и растерянно хлопала глазами, вглядываясь в его лицо. Из его слов я уловила три главные вещи — он меня не убьет из-за малыша Артура и будет до последнего прикрывать мое истинное положение в обществе, но и помогать тоже не собирается. Означает ли это, что однажды я смогу воспользоваться положением и сбежать к Аньке?

Я вдруг невольно отвела взгляд в сторону карусели и ужаснулась: на ней каталась очередная партия десяти детишек, и Артура среди них не было. Даже когда я пересмотрела детские лица во второй и третий раз.

— Артура нет, — заключила я опустошенным голосом.

Мюллер пустил в мою сторону недоуменный взгляд, а затем и сам принялся рыскать по толпе людей, окруживших аттракцион. Как только он убедился в правоте моих слов, тут же выругался на немецком и рванул в сторону карусели. Мужчина разворачивал каждого ребенка, который восторженно наблюдал за аттракционом. Я бежала вслед за ним, пока он расспрашивал работников и близстоящих женщин о мальчике. Люди неопределенно пожимали плечами и растерянно оглядывались по сторонам. Тогда офицер созвал ближайший патруль полицейских и приказал передать остальным искать потерявшегося ребенка.

Я мысленно билась в истерике, подходя к каждому человеку, который попадался на пути.

— Светлые волосы и кожа, глаза голубые, шесть лет, зовут Артур, — как мантру вторила я, натыкаясь на растерянные лица людей.

Они махали головой, пожимали плечами, кто-то и вовсе молча обходил меня стороной, но ответ одной полноватой женщины и вовсе шокировал:

— Фройляйн, вы описали типичного мальчика арийского происхождения. Я могу указать на любого из них, и он будет точной копией вашего, — в открытую усмехнулась она. — Вы лучше за детьми следите, а не торгуйтесь на ярмарке.

Я растерялась, отступив от язвительной ухмылки женщины на два шага назад. Ощутив, как меня кто-то потянул за локоть, я сдавленно пискнула и через мгновение едва ли не врезалась в грудь офицера Мюллера.

— Вы идете со мной патрулировать близлежащие улицы. Патрули прочешут всю ярмарку, — скомандовал он на русском, уловив мое бледное от страха лицо. — И только попробуйте сбежать от меня в очередной раз. Артур потерялся по вине нас обоих, поэтому и расхлебывать будем вместе.

— Удивительно, что вы не обвинили меня во всех смертных грехах, — недоумение сорвалось с губ, прежде чем дошел смысл самих слов.

— Я не такой изверг, каким вы меня возомнили, — безразличным тоном ответил он, продолжив всматриваться в каждого ребенка на улицах Мюнхена.

«Но от вашего молчаливого согласия гибнут люди на моей Родине», — подумала я, но решила промолчать, чтобы не нагнетать обстановку. Вместо этого задала другой интересующий меня вопрос.

— Откуда вы так хорошо знаете русский?

— А я обязан перед вами отчитываться? — ухмыльнулся он, продолжив выглядывать знакомые черты мальчика в мимо пробегающих детях. — И только попробуйте сказать об этом кому-то из девушек. Особенно Ольге, она чрезмерно болтлива, в этом я уже убедился.

— Никто не знает о том, что вы говорите на русском? Даже фрау Шульц? — удивилась я, пытаясь угнаться за ним. — Очень жаль… Лëлька бы до потолка прыгала, если бы узнала вашу тайну…

Но он решил тактично промолчать в ответ на мое праздное любопытство. Около часу мы молча обходили две улицы, усыпанных старинными историческими зданиями. Никто из прохожих даже близко не видел Артура, и я уже начинала откровенно нервничать. Мое состояние тут же передалось и непоколебимому Мюллеру. Он несколько раз снимал серую офицерскую фуражку, нервозно запускал пальцы в волосы, взъерошив светло-русые концы, устало проводил ладонью по лицу, скурил три сигареты и всеми силами избегал моего взгляда.

И когда отчаяние уже подкатывало к горлу, вызвав неприятную тошноту, позади раздался долгожданный спасительный голос:

– Китти-Митти!

Артур радостно завопил что есть мочи на всю улицу, я молниеносно обернулась, и все внутри сжалось от неизвестности и ужаса. Мальчик бежал в нашу сторону в одной бежевой рубашке и коричневых носочках по влажной брусчатке в самый разгар декабря. Он тут же сжал меня до хруста костей, и я испустила тяжкий вздох, ощутив, насколько продрогли его руки.

— Артур, где…где твоя одежда?! — ужаснулась я, оглядев его с ног до головы. — Что… произошло?

— Юнгер манн, где твои шляпа, пальто и обувь? — обеспокоенно спросил Мюллер, сняв офицерскую шинель.

Через пару мгновений теплая серая шинель с двумя рунами СС уже свободно свисала на худощавых плечах мальчика, а офицерская фуражка красовалась на светлых волосах, свисая и едва не перегораживая мир вокруг. Мужчина, оставшийся в одном легком кителе, не раздумывая, тут же взял ребенка на руки, чтобы тот больше не наступал на холодную брусчатку босыми ступнями.

— Китти, Алекс, я познакомился с веселыми друзьями! — восторженно воскликнул Артур, похлопав по спине офицера три раза. — Вот они!

Мы с Мюллером как по команде оглянулись и обнаружили банду из пятерых мальчишек лет десяти-двенадцати за сотню метров от нас. После того, как Артур воскликнул и ткнул пальцем в их сторону, они заметно напряглись и еще быстрее рванули вперед с краденой одеждой ребенка в руках.

— Это не друзья, Артур, — рассерженно произнес офицер, не сводя с них глаз, и тут же громко оповестил ближайший патруль полиции. — Поймать воров!

Все то время, что мы шли до машины, мне было безумно горько и обидно за Артура. Обида затмевала разум и выходила в виде не поддающихся контролю слез. Я вытирала их тыльной стороной ладони и беззащитно шмыгала носом, чем только привлекала внимание мальчика. Пару раз в утешающем жесте он дотронулся до моего плеча, пока Мюллер нес его на руках, а я все недоумевала, как можно обокрасть и оболгать такого наивного ребенка…

Полиции не удалось догнать преступников и Артур остался без одежды буквально посреди улицы. Несмотря на то, что декабрь в Баварии был по-настоящему теплый в сравнении с нашими морозами и ежедневными снегопадами, погода на улице стояла такая, словно осень была намерена продолжаться ближайшие три месяца. Дожди были примерно три-четыре раза в неделю, но благодаря занимательным решеткам, встроенным в брусчатку на каждой улице, что в городах, что в пригородах, луж на дорогах не было. Все осадки чудесным образом стекали в эти решетки в неизвестном направлении.

Следующие два часа мы проездили по городу в поисках детской одежды в ателье — возвращать матери сына в подобном виде Мюллер категорически не хотел, да и вопросов ненужных возникло бы множество. А в том случае, если мы привезем Артура в целости и сохранности, то у фрау Шульц возникнут вопросы исключительно касаемо нашего позднего возвращения.

На поиск подходящей одежды, нужного размера, да и в целом, ателье, в котором был в наличии хоть один комплект, ушло еще около двух часов. Наконец, спустя бесконечное количество времени, Артур стоял перед нами в обновленном коричневом пиджаке, поверх которого было накинуто черное пальто, а на ногах красовались новенькие блестящие ботиночки темно-коричневого оттенка. Детской шляпы ни в одном ателье не оказалось, поэтому пришлось обойтись без нее. Офицер отдал приличную сумму, и вскоре мы уже ехали в машине в сторону Эрдинга.

За окном смеркалось. Об крышу автомобиля падали крапинки дождя, а на стеклах оставались лишь едва уловимые разводы. Как только Мюллер разгонялся, дождь с удвоенной силой барабанил по переднему стеклу машины, а как сбавлял скорость, он тут же затихал.

Артур заснул на моем плече, и я аккуратно уложила его себе на колени, чтобы уберечь от нескончаемой тряски. Я медленно поглаживала его пшеничные волосы и утирала мелкие слезинки с щек, некоторые из них падали на новую одежду мальчика, оставив небольшие темные круги. Ткань еще пахла новизной и на ощупь была весьма не из дешевых.

— Ни слова Фрау Шульц о том, что произошло, — вдруг раздался суровый голос офицера с водительского сиденья, отчего я испуганно дернулась. — Для нее мы загулялись на рождественской ярмарке.

Я коротко кивнула, хотя он продолжал смотреть на дорогу, даже не собираясь поворачивать голову в мою сторону. Мой молчаливый ответ его полностью устроил, и я решилась задать очередной интересующий вопрос.

— Что это были за мальчики и что они будут делать с одеждой Артура? — спросила я, надеясь, что за тарахтением мотора Мюллер услышит мой лишенный блеска голос. — Она ведь совсем им мала…

Я не видела его лицо, но готова была поклясться, что именно тогда он забавно ухмыльнулся.

— А вы не так глупы, — произнес он спустя минуту молчания. — Они… как это по-русски… беспризорники. Их родители почти наверняка евреи и погибли в лагерях… или доживают там последние деньки. Каким-то образом им удается убегать и прятаться от правительства. Выживают они благодаря подачкам сердобольных немцев. Но зачастую грабят людей, особенно на массовых мероприятиях. А костюмчик Артура уже наверняка продали за копейки какому-нибудь бедняку, который не может себе позволить купить своему ребенку новую одежду из ателье. Ну или выкрали ее для своих младших братьев и сестер, чтобы те не замерзли холодными ночами.

— Какой ужас… — пробубнила я, мысленно представив кошмар, в котором изо дня в день приходилось выживать бедным детям. — Зачем столько смертей? Ради чего…

Офицер заехал на территорию усадьбы семьи Шульц, заглушил мотор и развернулся в мою сторону с непроницаемым выражением лица. Его глубокие синие глаза в тот момент казались темного, практически черного кровожадного оттенка, и от этого я на мгновение перестала дышать.

— Вы спрашиваете это у того, кто носит немецкие погоны? — его глаза с сомнением сощурились. — Осторожнее с вопросами, не забывайте в какой стране вы находитесь…

Я испугалась его грозного голоса, но виду не подала.

— Артур, сынок! Боже мой, наконец-то! — с обеспокоенными криками выбежала фрау прямиком из дома. — Куда же вы запропастились? Я едва не сошла с ума!

— Все в порядке, фрау Шульц, Артур просто не хотел слезать с каруселей, а Китти не могла насмотреться на рождественскую ярмарку, — убедительно соврал Мюллер, предельно осторожно беря на руки спящего мальчика.

Я последовала за ними.

— Маменька… маменька… мы уже дома? — вдруг проснулся Артур со взглядом беззащитного слепого котенка.

Офицер тут же опустил мальчика на ноги и тот лениво потер глаза.

— Милый, пойдем, я уложу тебя спать, — ласково проговорила женщина, погладив ребенка по спине. — Пожелай Китти и гер Мюллеру доброй ночи.

— Доброй ночи! Мне очень понравилось с вами гулять, я обязательно еще раз попрошусь у маменьки в Мюнхен…

После того, как дверь за хозяевами захлопнулась, мы обменялись неловкими взглядами. Я посмотрела испуганно-настороженно, а он на меня с безразличной ухмылкой. Я подумала тогда, до чего же Мюллер противоречивый человек… Внешне выглядел как неприступная стена со стальной выдержкой и ничем не прикрытым безразличием, но при этом безмерно трепетно относился ко всем членам семьи Шульц, а значит умел любить и сострадать. Он был хорошо воспитан и к каждому относился по-человечески, но при этом служил в СС, имея офицерский чин. Он с хладнокровием соблюдал все законы Третьего Рейха, служа в полиции, но в буквальном смысле закрывал глаза на то, что остарбайтер свободно разгуливал по улицам города без хозяина и узнаваемой нагрудной нашивки.

Я настолько погрузилась в мысли, что и не заметила, как офицер подошел едва ли не вплотную и угрожающе наклонился к моему уху, чтобы тихо сказать напоследок:

— Надеюсь, вы больше не собираетесь сбегать, и мне не придется расставлять своих подчиненных на каждом углу. Доброй ночи, Катарина.

Я нервно сглотнула и очнулась, когда он уже завел мотор автомобиля и выехал на темную дорогу. От его тихого, хрустящего как гравий голоса по всему телу пробежались мурашки, а мочки ушей тотчас же загорелись ярким пламенем. Я даже и не пыталась понимать происходящее, а иной раз и вовсе отвергала его.

Как же так? Я не знала, что же делать: продолжать его бояться или считать своим негласным помощником, который сохранил мне жизнь, а не отвел на виселицу? Быть может, тот факт, что он не допустит моего побега не столь из-за наказания, сколь из-за Артура и фрау Шульц, мне стоило воспользоваться этим? В конце концов, моя смерть не выгодна этой семье, верно? Тогда и терять было нечего…

— Катруся, ты що оглохла?! — завопила Лëлька. Некоторое время она махала руками у меня перед носом. — Рассказывай що у тебя с лицом и що такого тоби мой Сашка наговорил.

Она и Танька с двумя хлопцами появились словно из ниоткуда перед крыльцом дома, и у меня закрались сомнения, что они видели все то, что происходило пару минут назад.

— А ты не видишь, Катька наша смущена, — хихикнула Таня, с широкой улыбкой разглядев меня с ног до головы.

— Та що ти несешь?! — Ольга махнула рукой в сторону подруги, а потом призадумалась. — А ну и вправду, що це до тебе он подходил так близко?

— Та що вы, дуры, несете? — вдруг смешался Иван, вглядевшись в мое лицо. — Катька, ты это… скажи, если он вдруг обижает тебя. Мы с хлопцами знаем как фрицев на место ставить, а то любят они руки распускать.

— Ой, та що вы там знаете? Знают они… ага… — рассмеялась Оля, переплетая руки на груди. — Герои нашлись…

— А ты, Лëлька, не встревай, — пригрозил Ванька хмурым взглядом. — А то умничать много стала. Ты уже год томно вздыхаешь по своему фрицу, а не думала, що он к Катьке приставать вздумал?

— Що ти свистишь тут? — оскорбилась Ольга. — Сашка благородна людина!

— Ага… до того благородна, що благородно наших убивает… — проворчал Колька.

— Он не на фронте, щоб наших убивать! — воскликнула Оля, взмахнув руками.

— Где Ася? — устало вымолвила я, пока ребята стреляли друг в друга возмущенными взглядами.

Конец ознакомительного фрагмента.