Игрушка по контракту. Бесправная

Кристина Азимут, 2017

Секретарь в офисе. Обычная работа, которой занимаются сотни женщин и девушек. Только что делать, если начальник возжелал сделать меня своей персональной игрушкой без права увольнения? У него – связи, деньги, власть. У меня – младшая сестра-первокурсница, за которую я несу ответственность после смерти родителей. Глеб не даст сорваться с крючка, и мне не к кому обратиться за помощью. Остаётся лишь подчиниться и ждать чуда, и робко надеяться, что с приходом нового директора Глеб присмиреет. Только на чьей стороне окажется новый шеф?

Глава 3

Рабочий день полетел своим чередом, и за привычной рутиной тревога от предстоящего вечера отошла вглубь, затаилась, иногда только покусывая изнутри. Звонки, документы, поручения Глеба — всё, как обычно. Я не заметила, как время подошло к обеду, и только когда зазвонил телефон, и я подняла трубку, услышав голос Самойского, поняла, что полдня уже миновало.

— Лилечка, — мурлыкнул шеф, и мои нервы моментально натянулись. — Закрой дверь и приготовь мне кофе.

Это были сигнальные слова, что Глеб снова хочет развлечься. Кролик и кобель, чтоб его простатит скрутил.

— Да, Глеб Витальевич, — послушно ответила я и только собралась повесить трубку, как он добавил.

— Не клади трубку.

И что ещё пришло в его больную голову?! Гадать бесполезно, пока не скажет, не узнаю. Я встала и подошла к двери в приёмную, закрыла замок. Все знали, с часу до двух ио директора недоступен, даже если находится у себя в кабинете. Глеб просто отключал телефон и всё. Он не любил, когда его отдых прерывали… Особенно если он отдыхал в моей компании. Вернувшись за стол, снова взяла телефон.

— Всё сделала, Глеб Витальевич.

Ещё одно правило: вне кабинета называть его только так. По имени — только во время секса.

— Умничка, — тем же тоном ответил Самойский. — Детка, я хочу, чтобы ты подготовилась к нашей встрече, — заявил он. — А я посмотрю, как ты это будешь делать. Включи камеру, — скомандовал он.

Я говорила, что он извращенец? Ещё и вуайерист махровый ко всему, иначе как объяснить его неуёмную тягу к порнороликам типа хоумвидео и последующим просмотрам их? Меня это коробило, если честно, особенно поначалу, сейчас же научилась воспринимать отстранённо. Поэтому я молча сняла камеру с монитора и прикрепила на край стола, отодвинувшись в кресле. Открыла программу — и всё это, прижимая трубку плечом к уху. Судя по всему, мне ещё и будут по телефону указания давать. Маленький нюанс: я на своём экране видела только изображение себя же, точнее, моих ног, пока ещё прикрытых юбкой, и это же видел Глеб сейчас. То есть, мне тоже придётся наблюдать за собой… Не моё это, не люблю подглядывать, но деваться некуда.

— Медленно подними юбку, — повелительно произнёс Глеб. — И раздвинь ноги.

Я положила ладони на бёдра и начала поднимать тонкую ткань, не отрывая взгляда от экрана. Два месяца хожу у него в любовницах, казалось бы, давно можно привыкнуть, но — не могу. Конечно, я девушка современная, и как доставить себе удовольствие, знаю, однако всё же предпочитала заниматься этим наедине с собой, а не… вот так. А Глебу нравилось смотреть, и просил он часто. Каждый раз приходилось преодолевать себя, и стыд вперемешку со смущением не желали уходить. Вот и сейчас страстно хотелось зажмуриться, получить хоть какую-то иллюзию уединения, но откуда я знаю, может, Самойский сразу смотрит и по камере в моей приёмной под потолком, где отлично видно моё лицо?! Так сказать, и крупный план, и общий… Я приподнялась, полностью обнажив бёдра и низ живота, задрав юбку до пояса, и развела колени, чувствуя, как щекам стало жарко от приступа замешательства.

— Пошире, Лилечка, мне плохо видно, — последовало уточнение.

Пришлось чуть подвинуться и закинуть одну ногу на подлокотник кресла, слушая, как участилось дыхание Глеба в трубке. Стыд усилился, особенно когда поняла, что пикантная ситуация всё же вызвала отклик в теле. Возбуждение вспыхнуло в глубине ярким солнышком, брызнуло по венам огненными ручейками, вытесняя другие эмоции. Я почувствовала, что трусики уже влажные, и тяжело сглотнула, скривив губы в улыбке. Ну конечно. Предсказуемая реакция. Тело привыкло к удовольствию, оно его хотело в любом виде, и плевало на заморочки разума. Глеб хорошо меня выдрессировал за эти месяцы, да…

— Хорош-шо-о, — довольно протянул Самойский низким голосом. — Покажи себя, детка, — следующий приказ. — Покажи, как ты меня хочешь.

Гос-споди. Как же я ненавидела, когда он комментировал вслух, кто бы знал! А ещё сильнее ненавидела собственные эмоции, поддававшиеся на эти двусмысленные, откровенные фразочки… Мои пальцы потянулись вниз, я одной рукой отвела в сторону трусики, сильно оттянув, чтобы не мешали, а другой раздвинула мягкие складки, обнажая розовую, влажно поблёскивавшую плоть. Сглотнула, не отрывая взгляда от картинки на экране. Крайне непристойной и пошлой, но, чёрт возьми, возбуждающей, это так.

— Погладь себя, медленно, — протянул Глеб хрипло, и я едва заметно вздрогнула.

Натянутые нервы зазвенели, мышцы внутри сжались от одних только слов. Мой палец коснулся скользкой промежности, медленно, как и просили, провёл вниз, прямо по клитору, и я не удержалась от прерывистого вздоха. От прикосновения там всё вспыхнуло, тело облило жаром, и оно подалось чуть вперёд, а мой палец вернулся к чувствительной точке, мягко, едва касаясь, обвёл. Я уже и не думала, что Глеб на меня смотрит, сознание окутал туман, и возбуждение рвануло по венам жидким огнём. Словно сквозь вату услышала тихое шипение в трубке и очнулась от дурмана желания, ненадолго вынырнув из сладких грёз.

— А теперь внутрь, Ли-илечка, — тягуче произнёс Самойский, выдохнув в трубку. — Не торопись…

Ох. Взгляд не отрывался от изображения, где мой палец медленно входил в тесное, горячее, откровенно мокрое лоно. Я облизнула пересохшие губы, сдерживая стон, трогая себя уже изнутри. Ощущая, какая я там гладкая, нежная и очень чувствительная. Мышцы послушно сжались, втягивая палец, и я выгнулась, проникая глубоко, как могла, и едва не захлебнулась от острого приступа удовольствия. Боже, хорошо-то как!.. Сознание снова уплывало, я перестала контролировать себя, скользя пальцем в узком проходе, а большой лёг на горевший огнём, возбуждённый и набухший клитор. С губ сорвался тихий, протяжный стон, я запрокинула голову, чуть не выронив трубку — смотреть на экране, как самозабвенно ласкаю себя, стало невыносимо. Тело стало податливым и мягким, будто из него убрали все кости, а одежда — грубой и раздражающей. Напряжённые соски тёрлись о кружево белья, и до дрожи хотелось освободить их и тоже подарить порцию наслаждения…

— С-стоп, — повелительно бросил Глеб, прерывая мой упоительный восторг. — Снимай трусики и иди ко мне, детка.

Чёрт. Как не вовремя, а. А так хотелось нагло воспользоваться ситуацией и получить своё у него на глазах… Как я могла забыть, Глеб хотел только, чтобы я подготовила себя для него. Сволочь. Тяжело дыша, кое-как справилась с зашкаливавшими эмоциями и нехотя убрала руки от раздразненного, жарко пульсировавшего лона. От разочарования и острой неудовлетворённости подвело живот, и я стиснула зубы, не давая прорваться хныканью. Выключила камеру, положила трубку и встала, трясущимися пальцами отстегнув пояс от чулок и стянув трусики. Сразу стало легче и свободнее, хотя бы ничего не касалось нежного местечка, реагировавшего сейчас даже на малейшее прикосновение обжигающими вспышками. Не опуская юбки — смысла никакого, собственно, — вышла из-за стойки и на подгибающихся ногах подошла к кабинету, открыла дверь и вошла.

Самойский сидел в своём кресле, широко расставив ноги, уже расстегнув ширинку, и его ладонь равномерно ходила вверх-вниз по напряжённому члену. Он тоже уже приготовился… Даже снял галстук и расстегнул несколько пуговиц на рубашке, глаза блестели, и в них читалось нетерпение. Глеб молча протянул руку, не выпуская из второй член, и я приблизилась, вложила скомканные трусики, проследив, как начальник сунул моё бельё в карман. Фетишист чёртов. Уверена, ходить мне до вечера без них теперь.

— Хороша-а-а, — с явным удовольствием протянул Глеб, положил ладонь на моё бедро и притянул к себе, поставив между своих ног, а потом провёл до колена и подхватил, поднимая и ставя на сиденье. — Детка, твой запах сводит меня с ума, ты знаешь? — пробормотал он, наклонившись, и лизнул, проникнув языком между нежных складочек, собирая выступившую там влагу.

Я охнула в голос, вцепившись в его плечо и дальше отведя колено — остатки неприязни к Самойскому благополучно канули в огненную реку желания, растёкшегося по венам.

— Иди сюда.

Он ухватил за бёдра и потянул на себя, вынуждая сесть верхом и прижаться к твёрдому члену, раздвинув ноги так широко, как позволяло кресло. Чтобы удержаться, вцепилась в подлокотники, часто дыша и чувствуя, как бешено колотится в груди сердце. Раздразненное ласками местечко вспыхивало в такт, одаривая волнами предвкушения, и от него по коже разбегались обжигающие мурашки. Пальцы Глеба вцепились в пуговицы на пиджаке, ловко расстегнули и распахнули, а потом так же быстро справились с застёжкой на бюстике, высвободив наконец ноющую грудь с красноречиво торчавшими вершинками.

— Потрись об него, сладкая, — хрипло выдохнул Самойский, обхватив за талию и притягивая к себе.

Горячие губы накрыли кораллово-розовую горошину и резко втянули, зубы чувствительно сжали, послав жалящий импульс боли пополам с удовольствием. Я всхлипнула, послушно приподнявшись, так, что возбуждённый, болезненно чувствительный клитор скользнул вдоль каменно-твёрдого члена, а потом медленно опустилась, умирая от желания сесть сверху. Ощутить его внутри наконец, как он двигается, насаживает на себя, и заходиться от стонов и криков, стремительно уносясь к долгожданной разрядке… Чёрт. Теперь я уже хотела, чтобы Глеб оттрахал меня как следует, возбуждённая и заведённая до предела, как часовая пружина.

Самойский же решил играть по своим правилам. Не отрываясь от моей груди, терзая жёсткими ласками то один, то второй напряжённый сосок, он ухватил за запястья и завёл руки за спину. Я не сопротивлялась, прикрыв глаза и продолжая двигаться, скользя мокрыми складками вдоль горячего ствола и прижимаясь с каждым разом всё сильнее. Стремясь утолить голод, сжиравший изнутри, выжегший все мысли и желания кроме одного. Поэтому даже не отметила, в какой момент мои руки оказались связанными, судя по всему, снятым галстуком Глеба. О да, беспомощность он тоже любил… И заставил полюбить и меня. Это ощущение вносило пикантную перчинку в происходившее, и я поперхнулась воздухом, когда Самойский в очередной раз прикусил набухший сосок. Жаркая волна окатила до самых кончиков пальцев на ногах, и стон всё-таки прорвался через стиснутые зубы.

А в следующий момент ладони Глеба обхватили мою талию, приподняли и резко, жёстко опустили. Гладкая головка скользнула по промежности, и его член ворвался в меня, снова мешая боль и наслаждение. Вошёл до упора, Глеб буквально насадил на своё орудие, и замер всего на мгновение.

— Покатаемся, детка, — горячо выдохнул он мне в губы и прижался к ним грубым властным поцелуем, раздвигая языком и проникая в мой рот.

Снизу же палец Самойского безошибочно нашёл налившийся огнём, ставший слишком чувствительным, клитор и надавил на него, одновременно сделав движение бёдрами и нажав ладонью на поясницу. А-а-а-а, бож-же!.. Глеб трахал мой рот, он трахал меня своим членом, его палец скользил по возбуждённой плоти всё быстрее, и слетели последние тормоза. Глухо застонав ему в губы, я подавалась вперёд, навстречу пальцам и двигавшемуся во мне твёрдому стволу, чувствуя, как вторая ладонь грубо мнёт грудь. Связанные за спиной руки напрягались в безуспешной попытке высвободиться и вцепиться в плечи, и пряное наслаждение шквалом пронеслось по телу, заставив вытянуться в струнку и задрожать от предвкушения. Долгожданное освобождение стремительно приближалось, и слава богу, что в этот раз Глеб оставил игры и в самом деле просто хотел кончить, расслабиться посреди рабочего дня. Тем более, много времени для этого не понадобилось, учитывая, что я пришла к нему уже подготовленная, как просил Самойский.

Ещё несколько прикосновений, мощных, сильных толчков, и — я сорвалась в пропасть, крича и задыхаясь от нахлынувшего удовольствия, невыносимо острого, яркого. Короткий рык Глеба, его руки, сдавившие мою талию, и он расслабленно обмяк в кресле, откинувшись на спинку с блаженной улыбкой облегчения на лице. Я мелко дрожала от недавно пережитого, тяжёлое, рваное дыхание никак не хотело успокаиваться, а угар желания постепенно сходил на нет, унося и эйфорию. Пора возвращаться в реальность, Лиля.