Все наши вчера

Кристин Террилл, 2013

Эм заперта в пустой холодной камере. Финн – в камере по соседству. Они останутся там до тех пор, пока не скажут то, что хочет знать их тюремщик. Но есть проблема: то, что он хочет знать, еще не произошло. А затем Эм находит в своей камеру записку, которая содержит несколько простых, но ясных указаний. Девушка должна отправиться в прошлое, чтобы предотвратить трагедию, которая вот-вот случится. Но для этого ей необходимо выследить и убить своего возлюбленного. А самое страшное, что автор записки – она сама…

Четыре

МАРИНА

Четырьмя годами раньше

Я уставилась на подъездную дорожку к соседнему дому и принялась рассеянно царапать ноготь, покрытый розовым лаком. Тамсин шлепнула меня по руке.

— Прекрати немедленно! — Осмотрев ноготь, она вздохнула. — Вот этот придется переделывать.

— Он все равно был неровным, — сказала я. — Так что переживешь.

София — она валялась на моей кровати, не отрываясь от телефона, — сказала:

— По крайней мере, она их больше не грызет.

— Спасибо, я в курсе. Гадость какая!

Само собой, я иногда грызу ногти, но стараюсь следить, чтобы в этот момент рядом не было девчонок. До сих пор не могу привыкнуть к тому, как ощущается лак на руках, кажется, что ногти просто задыхаются. Но Там говорит, что она из кожи вон лезет, пытаясь подобрать идеально подходящий цвет, сочетающийся со сливовым оттенком «Прекрасной Софии» и ярко-красным «Красавицы Там-ерики».

— Марина… — проговорила Там, покрывая ногти на моей правой руке слоями лака. — Марина… Твое имя ни с чем не рифмуется.

София вскинула голову.

— Аква Марина!

— Кто бы сомневался! Только слушай, ты, гений, — я ей делаю розовые ногти — брюнеткам этот цвет больше подходит!

Я слушала вполуха, поглядывая то на окно, то на дверь соседского дома. Тамсин подняла на голову и поймала мой взгляд.

— Не, за те десять секунд, что ты не смотрела, он не появился, — широко ухмыляясь, сказала она мне.

Я подумала прикинуться дурочкой, но ограничилась тем, что просто закатила глаза.

— Заткнись.

Нет никакого смысла делать вид, будто я не жду возвращения Джеймса. За три недели отсутствия он отправил мне лишь одно СМС, о том, что сегодня ночью вернётся из Коннектикута. Раньше мы бы перезванивались и обменивались сообщениями все то время, что его не было, но с учетом случившегося перед отъездом это казалось слишком неловким.

— Он точно пригласит тебя на свидание! — сказала София, направившись к моему шкафу и начав рыться в одежде. — Поверить не могу, что ты станешь девушкой Джеймса Шоу!

— Ну, не знаю… — сказала я. Я влюблена в Джеймса столько, сколько себя помню, но никогда и не надеялась, что он ответит мне взаимностью. Учитывая, кто он и кто я, это практически невероятно.

— Да ладно тебе! — Тамсин подула на мои свежеокрашенные розовые ногти. — Он почти поцеловал тебя, а для Джеймса это все равно что предложение сделать! Он до этого целовал кого-нибудь?

В этом я сомневалась, но при одной лишь мысли о Джеймсе, целующем другую девушку, мне поплохело.

— Но с тех пор он со мной ни разу не заговорил! Разве это не значит, что он сожалеет о случившемся?

— Нет, он просто в шоке от осознания, что безумно влюблен в тебя, — сказала Тамсин. — Но теперь, когда у него было время прокрутить это всё в своем большом мозгу…

— Спорим, что большой у него не только мозг? — сказала София, поигрывая бровями.

Тамсин застонала, а я возмутилась:

— Не пошли!

Но София только засмеялась и, надев на себя мой новый кашемировый свитер, принялась разглядывать свое отражение в зеркале.

— Я серьезно! — сказала она. — Ты же понимаешь, что первый шаг должна сделать ты?

— Точняк, — сказала Тамсин. — Только не суетись.

— И как я это сделаю? — сказала я. Уже при одной мысли об этом меня прошиб пот, а внутри всё задрожало. — Знаете ли, не у всех здесь присутствующих было столько парней, чтобы это получилось так просто.

— С этим-то? — сказала София. — Черт возьми, уверена, что с ним будет легче легкого.

София, издав парочку непристойных стонов, поцеловала тыльную сторону руки, и мы с Тамсин рассмеялись. Лучшее в Софии то, что она никогда не боится выглядеть глупо. Возможно, потому, что она и вправду глуповата. В то же время Тамсин с её аристократическим британским акцентом и внешностью болливудской звезды умудряется поставить себя так, что все, что она говорит или делает, кажется крутым, так что на самом деле здесь только я постоянно беспокоюсь, как бы не выставить себя дурой. Я просто до ужаса боюсь снова превратиться в неудачницу, лишенную друзей.

В дверь постучали, и София мгновенно прижала руку ко рту.

— Твои родители дома? — шепотом спросила она.

Я лишь рукой махнула.

— Это всего лишь Лус. Входи!

Лус, наша домработница — она работает у нас еще с тех пор, когда я была совсем маленькой, — заглянула в комнату.

— Милая, я пошла домой, — сказала она. — С тобой же все будет в порядке до возвращения мамы?

Тамсин засмеялась, а я напряглась.

— Лус, мне уже шестнадцать лет, — сказала я. — Думаю, что я справлюсь.

На её лице промелькнула тревога, и на мгновение мне стало не по себе. Лус — одна из тех немногих, кто любит меня на самом деле, но я хотела, чтобы она перестала относиться ко мне, как к маленькой. Это так унизительно!

— Девочки, если захотите перекусить, то в холодильнике есть лепешки с мясом, — сказала Лус.

— Хорошо, — ответила я, хотя знала, что мы точно не будем их есть. И поскольку она собиралась сказать что-то еще — типа «сладких снов», или «ты слишком мало ешь», или «я тебя люблю», — я поспешила сказать: — Пока, Лус.

— Доброй ночи, милая.

Когда она ушла, Тамсин занялась собственными ногтями, а София примерила парочку платьев, которые я купила в наш последний поход по магазинам. Казалось, они обе сосредоточены исключительно на своих идеальных телах. И я решила, что всю следующую неделю, до начала занятий в школе, не буду есть ничего, кроме салата.

Я вновь глянула на дом Шоу. Этим утром, в преддверии возвращения конгрессмена, приходили уборщики, чтобы расчистить от снега тротуар и подъездную дорожку. Элегантный черный лимузин мог появиться в любую секунду. Это случится, когда я досчитаю до пяти.

Обозначив цифры в голове, я начала отсчет. Три, четыре… пять.

Ничего.

Дотянувшись до телефона, я набрала сообщение нашей подруге Оливии, которая на каникулы отправилась с родителями в Швейцарию. Она звала и меня с собой, но я отказалась только ради того, чтобы быть дома, когда Джеймс вернется. Ну я и дура! Джеймс, где бы он ни был, явно не изнывал от желания вновь увидеться со мной и не прокручивал снова и снова в голове тот случившийся три недели назад момент, когда его губы помедлили в дюйме от моих, прежде чем отстраниться. Я популярна, довольна разумна и очень независима. И вовсе не должна, словно маленькая жалкая девочка, быть одержима парнем вроде него.

Тамсин и София всё ещё были у меня, когда мама, вернувшись с совещания, на котором планировали бенефис симфонического оркестра, хлопнула входной дверью. Звук разнесся по лестнице, и внезапно воздух уплотнился, в нем повисло напряжение, словно вместе с собой мама принесла грозу. Подружки быстренько собрались выметаться, а я пожалела о том, что не могла смыться с ними.

— Напишешь мне позже, ладно? — спросила Там, стоя у двери. — Хочу быть в курсе дела.

— Я скажу тебе первой.

София поцеловала меня в щеку.

— Иди и добудь его себе, тигрица!

— Боже, ты такая дурочка! — сказала я, хотя у меня сжалось сердце. Я вытолкала Софию за дверь и помахала им на прощанье, пока они усаживались в кабриолет Там. Ей не полагалось водить машину без сопровождения взрослого — мы еще не могли получить права из-за возраста, — но когда её родителей не было дома, Тамсин тайком брала машину из гаража. Осторожно закрыв дверь и стараясь не шуметь, я устремилась вверх по лестнице.

— Марина! — окликнула меня мама из своей студии в глубине дома.

Застонав, я остановилась на четвертой ступеньке. Почти успела!

— Что?

— Не кричи через весь дом, иди сюда!

Я мученически закатила глаза и, с трудом удержавшись, не ответила, что вообще-то это она начала кричать. Я затопала назад в студию, где мама рисовала картины, которые никто не хотел покупать и которые в конце концов неизбежно останутся висеть в одной из наших гостевых комнат. Думаю, что когда-то она в самом деле мечтала стать великим художником, но максимум, чего она достигла в этом направлении, — организация всяких благотворительных мероприятий по сбору средств для Национальной галереи.

— Ну что еще такое? — спросила я.

— Это что еще за тон? — сказала она, смешивая на палитре несколько разных оттенков красного. — Ты сегодня говорила с отцом?

Можно было бы предположить, что в наше время электронных писем и сотовых телефонов у них не будет нужды использовать меня как посредника в общении, но нет! В последнее время казалось, что они разговаривают со мной лишь затем, чтобы что-то передать друг другу.

— Нет.

— Ты не могла бы позвонить ему и спросить, собирается ли он быть дома на ужин?

— Почему бы тебе самой не позвонить?

Мать пристально посмотрела на меня поверх холста.

— Марина, я работаю.

Можно подумать, эти картины так важны для неё! Мать тратит кучу времени, планируя мероприятия для какого-нибудь музея или больницы или осветляя волосы в салоне красоты, но стоит ей оказаться дома, и она в ту же секунду запирается в своей студии.

Я думаю, что она просто терпеть не может находиться со мной рядом.

— Ладно. — Я развернулась, чтобы уйти.

— Не пиши ему СМС! — крикнула она вслед. — Ты ведь знаешь, что он никогда не отвечает!

Поднимаясь обратно в комнату, я набрала папин рабочий номер. У него всегда уходит вечность, чтобы ответить, так что, включив на телефоне громкую связь, я положила его на комод и стала переодеваться в пижаму. Мама ненавидит, когда я выхожу на ужин в пижаме. Эту пижаму мне подарила Лус, и едва я выскользнула из удушающе узких джинсов, на покупке которых настояла Тамсин, и перебралась в дешевый мягкий флис, как все мое тело сразу словно вздохнуло с облегчением. На долю секунды я вспомнила, какое выражение лица было у Лус, когда я сорвалась на неё, и ощутила укор совести. Несмотря на её сомнительный вкус в выборе пижам, я действительно любила эту женщину. Она была одной их тех немногих, кто ни капли не скрывал, что я ей небезразлична, хоть это и означало, что она то и дело ставит меня в неловкое положение своей заботой.

Наконец где-то после четырнадцатого гудка отец снял трубку.

— Что такое, милая?

— Мама хочет знать, ждать ли тебя к ужину.

— Боюсь, что вряд ли. — Мне было слышно, как он что-то печатает. — Сегодня лира покатилась прямо в ад. Италия очень нуждается в помощи. Зато Германию не задело. Слава богу, что евро так и не ввели, а то сейчас весь континент пострадал бы. — На самом деле он уже говорил не со мной, и хорошо, потому что на самом деле я его уже не слушала.

— Хорошо, я ей скажу.

— Мы уезжаем завтра рано утром, — сказал он, — так что, возможно, не увидимся. Я говорил с Лус, она побудет с тобой, пока мы в отъезде…

— Папа! Мы уже говорили об этом! — Каждый год после Рождества мои родители отправлялись на несколько недель в Вейл. Я думала, что, возможно, в этом году поездки не будет, поскольку они слишком много ругались друг с другом, но родители решили, что это будет для них хорошей возможностью «восстановить прежнюю связь». Тьфу! Я подошла к окну и глянула на подъездную дорожку к дому Шоу. — Я уже не маленький ребенок. Я могу пожить одна.

— Прости, милая, но мне не нравится эта идея. Лус побудет…

Но я перестала его слушать: двор осветили фары, и на подъездную дорожку к дому Шоу въехала темная машина. Девчачья бравада, которую я ранее ощущала, испарилась под наплывом адреналина. Джеймс приехал!

— Хорошо, папа, — сказала я, пресекая дальнейшие объяснения об ограблениях после Рождества и вечеринках в старшей школе. — Мне надо идти, пока.

Сбежав вниз по ступенькам, я сунула босые ноги в сноубутсы, которые Лус протерла и поставила около двери. Потом я вытащила из шкафа куртку и некоторое время сражалась с ней, резко став неуклюжей.

— Я к соседям! — крикнула я маме, прежде чем захлопнуть за собой дверь.

Я осторожно сползла по обледеневшим ступенькам крыльца, поскальзываясь на скрытой снегом траве, а потом побежала через заснеженный двор к парадной двери дома Шоу. Как всегда, дважды позвонила и, засунув руки в карманы, принялась ждать.

Дверь открылась, за ней оказался Джеймс — весь такой высокий, темноволосый и прекрасный. Всякий раз, когда я вижу его таким, меня это ошеломляет. Еще пару лет назад он был просто долговязым зубрилой со слишком большими ушами, который вместо вечеринок и тусовок с одноклассниками предпочитал решать математические уравнения. И несмотря на то, что он был Шоу, обычно за обедом с ним никто не садился рядом, кроме меня.

А потом, практически за одну ночь, Джеймс вытянулся на шесть дюймов, дорос до своих ушей и стал очень секси. И все тут же стали добиваться его внимания, потому что, судя по всему, тебе простят даже зубрёжку, если ты сошел со страниц «Вэнити Фэер». К счастью для меня, он остался таким же странным и необщительным, каким и был.

Несколько недель назад я бы просто бросилась Джеймсу на шею, как только открылась дверь, но теперь вдруг оказалось, что я не знаю куда себя деть. Глядя на его губы, оказавшиеся так близко от меня, я ощутила себя куклой из обертки кукурузного початка, вроде тех, какие мы делали в начальной школе, — хрупкой и ломкой. Теперь все стало совсем по-другому.

Джеймс заключил меня в объятия и взъерошил волосы.

— Привет, малышка!

Ладно, не совсем по-другому. Возможно, того почти поцелуя никогда не было. Возможно, я его выдумала.

Что ж я такая дура!

Джеймс отодвинулся и улыбнулся.

— Славная пижама.

Я стукнула его по руке и заставила себя улыбнуться.

— Цыц! Это подарок Лус на прошлое Рождество.

— Это кто? Танцующие олени? — Джеймс наклонился ниже, чтобы лучше разглядеть яркий узор. — Они мне нравятся.

— Ты меня пригласишь войти или нет? Я тут мерзну.

Джеймс отошел в сторону и легким движением руки пригласил меня внутрь.

— Марина, это ты? — спросил со второго этажа Нат, брат Джеймса.

— С приездом, конгрессмен!

Вслед за Джеймсом я прошла через прихожую вглубь дома, на кухню. Там он достал из морозилки галлон мороженого с двойным шоколадом, и я улыбнулась. Он такой сладкоежка!

— А не слишком холодно для мороженого? — спросила я.

— Вот еще! — Джеймс поставил контейнер на барную стойку между нами и вручил мне ложку. — Как дела, Марчетти?

Ты бы знал, если бы общался со мной последние три недели!

Я обошла барную стойку и встала рядом с ним.

— Стой ровно. Хочу на тебя глянуть.

Джеймс улыбнулся и выпрямился, отведя плечи назад. Он на целых восемь дюймов выше меня, с длинными конечностями, сделавшими его лучшим пловцом в Сайдвелле. Темные волосы длиннее, чем я помню, но все так же идеально причесаны, а светло-карие глаза такие яркие, что когда он мне улыбнулся, то, клянусь, у меня задрожали коленки.

— Да, — сказала я, погружая ложку в подтаявшее мороженое. — По-прежнему уродлив.

Джеймс засмеялся.

— Спасибо!

— К тому же ты что-то не выглядишь умнее. Ты уверен, что от твоей шикарной школы есть хоть какая-то польза?

Джеймс покраснел — действительно покраснел, чего обычно никто не делает, но он не только гений, а еще и скромняга. Ему не нравится, когда люди указывают, какой он особенный, раз он окончил школу на три года раньше положенного времени, а сейчас, хотя ему еще нет и восемнадцати, работает над докторской в Университете Джона Хопкинса.

— На самом деле, — сказал он, — я должен тебе кое-что сказать.

И я вновь превращаюсь в пустую кукурузную куколку, и даже легчайшее дуновение заставляет меня хрустеть и ломаться. Может, Тамсин действительно была права. Он всего лишь пытается сделать вид, что все как всегда, потому что он нервничает, — Джеймса нельзя назвать образцом уверенного в себе человека, но он хочет сказать мне, что на самом деле чувствует. Мне просто надо чуть-чуть помочь ему в этом, сделав первый шаг.

— Да? — отозвалась я. — Мне тоже.

На его лице отразилось облегчение.

— Начинай ты.

— Хорошо, — сказала я. И у меня тут же вышибло из головы все мысли.

Надо было заранее потренироваться. Надо было заставить Тамсин и Софию точно рассказать мне, что именно говорить. Драгоценные секунды я истратила на прокручивание в голове того, что уже случилось. Была ночь школьного зимнего бала, и на следующий день Джеймс уезжал в Коннектикут. Танцы превратились в катастрофу. Через десять минут после нашего приезда у меня сломался каблук, София выпила слишком много алкогольного пунша, и её полночи рвало, а Тамсин порвала отношения с Ашером в весьма драматичной манере еще до того, как завершился первый медленный танец. А после этого мой спутник Уилл Денби, с которым я изначально не хотела идти, но Джеймс, само собой, был слишком занят в школе, чтобы пойти со мной, стал физически не способен не клеиться к ней. А закончилось всё тем, что я в одиночестве сидела у стола в углу зала, наблюдая за тем, как эти двое танцуют. Я сбежала на парковку босиком, в одной руке испорченные туфли, а в другой — сотовый.

И хотя я знала, что прямо сейчас Джеймс работает над важным проектом для доктора Фейнберга, я все же позвонила ему.

— Извини, — сказала я, когда он поднял трубку. — Я знаю, что ты работаешь…

— Что случилось? — шепотом спросил Джеймс — должно быть, он сидел в библиотеке. — С тобой все в порядке?

— Все хорошо, — соврала я, но сдавленный голос меня выдал.

— Да ладно тебе, Марина.

— Ну… — я глубоко вздохнула и выплеснула все разом. — Софии дурно, а Там танцует с парнем, с которым пришла я. И все просто ужасно! К тому же я сломала каблук на одной из туфель.

— Оставайся там. Я сейчас приеду и заберу тебя.

Я больше не ощущала гравий под ногами. Я воспарила.

— Джеймс, ты вовсе не обязан…

— Двадцать минут.

Через пятнадцать минут он приехал на такси с тюбиком суперклея в руках. Он починил мой каблук, пока такси везло нас в закусочную Адамса Моргана, там Джеймс обхаживал меня, пока я не поделилась с ним стопкой блинчиков с шоколадной крошкой. Спустя час и такую кучу калорий, что мне страшно было о них думать, стойкое ощущение тошноты в желудке растворилось, и я почувствовала себя счастливой. Просто счастливой.

Когда мы остановились на тротуаре около наших домов, чтобы попрощаться, Джеймс обнял меня и замер, неотрывно смотря на мои губы. Наши лица разделяло всего несколько дюймов. Воздух вокруг нас внезапно наэлектризовался, и я ощутила тепло его тела. Но потом он отодвинулся, и момент был упущен. Мы попрощались, и после этого я его не видела.

Я же не могла просто все это выдумать, не так ли?

— Джеймс… — прохрипела я.

— Что?

— Я… — О боже, боже, божечки! — Ты скучал по мне?

Мне захотелось дать себе оплеуху.

Джеймс послал мне свою самую ослепительную улыбку.

— Конечно!

— Тогда почему ты не звонил? — спросила я. Такой голос, наверное, был бы у щенка, которого пнули, если бы тот мог разговаривать.

— В том-то и дело. — Джеймс придвинулся ближе, поймал меня за рукав и стал поглаживать пальцем одного из оленей в колпаке Санты. Я перестала дышать. — То, о чем я хотел тебе сказать…

И тут все испортил звонок в дверь. Я вздрогнула, и Джеймс отпустил мой рукав.

— Должно быть, это Эбботт, — сказал он. — Я написал ему, когда мы приземлились.

Я попыталась улыбнуться и ощутила, как растянувшиеся губы неприятно прижимаются к зубам.

— Отлично!

Джеймс быстро пошел к дверям, стремясь побыстрее увидеть своего второго лучшего друга, того, кому он написал. А я осталась в кухне, бережно лелея огромную ложку с ледяным мороженым. Потому что я отвратительна. Мне едва было слышно, как мальчишки здоровались в холле и, несомненно, исполняли одно из этих странных мальчишеских полуобъятий или нечто наподобие совсем взрослого мужского удара кулаком об кулак. С того момента, когда в прошлом году Джеймс пришёл в Сайдвелл встретить меня после занятий теннисом и я увидела, как эти двое кидают мячи в баскетбольную корзину и болтают о компьютерах, я подозревала, что Эбботт станет проблемой, и не ошиблась.

Ненавижу его!

— Привет, Марина! — сказал он, проходя вслед за Джеймсом на кухню. — Славная пижама.

Я закатила глаза и ничего не сказала. Даже не глянула в его сторону.

— Извини, — сказал Эббот. — Я не хотел прерывать веселье.

Я случайно посмотрела на него — в его взгляде светилось издевательское торжество. О да, конечно, ему жаль! Новичок, всегда садившийся во время ланча на самом краю стола, там, где сидела команда баскетболистов, не имевший ни одного настоящего друга, оказался единственным, кому удалось втереться в доверие к Джеймсу! Он отлично понимает, что делает! Джеймс как раз толкнул ему ложку через стол, когда сверху спустился Нат.

— Привет, Марина, — сказал Нат. — Привет, мистер Эбботт.

— Здравствуйте, конгрессмен.

— Ребята, вы же знаете, я ненавижу, когда вы так меня называете, — сказал Нат, доставая из холодильника бутылку воды. Нат был почти вдвое старше Джеймса и растил того с двенадцати лет, но совсем не был папочкой или кем-то подобным. Летом он без майки отправляется на пробежки по округе, он единственный, кто может выиграть у мальчишек в Call of Duty, и по-прежнему иногда помогает мне пробираться на фильмы для взрослых. — Мне надо съездить в офис на пару часов. Всякие суперсекретные шпионские дела.

Нат — член Комитета палаты представителей по разведке и любит делать вид, будто это превращает его в Джеймса Бонда.

— Значит, будешь возиться с документами? — сказала я.

— Абсолютно верно, всезнайка. — Нат поцеловал меня в макушку. — Не сожгите дом в мое отсутствие, ладно?

— Есть, сэр! — козырнул дурацкий друг Джеймса.

— Очень смешно.

— Я лучше тоже пойду, — сказала я, ухватившись за уход Ната как за возможность слинять самой. Мысль о Джеймсе, который в присутствии своего друга спросит меня, что я хотела ему сказать, вызывала у меня тошноту. — Мама распсихуется.

— Я схожу за портфелем и выйду вместе с тобой, — сказал Нат.

— Эй, — сказал Эбботт, — если ты из-за меня уходишь, то не надо.

— Размечтался!

— Мы можем позже поговорить? — спросил Джеймс, поймав мою руку. — Мне вначале надо сделать кой-какую работу, но потом…

У меня потеплело внутри, вот такая я жалкая.

— Конечно.

Рядом со мной возник Нат, прихвативший портфель и уже одетый в пальто.

— Готова?

— Спокойной ночи, Марина! — сказал этот идиот. — Спокойного сна, и пусть клопы тебя не кусают.

По дороге из кухни я треснула его по плечу.

— Заткнись, Финн!

— И как там в Коннектикуте, конгрессмен? — спросила я Ната, когда мы вышли из дома.

Он пожал плечами и крутанул на указательном пальце ключи от машины.

— Нормально. Но дома лучше. Джеймс действительно по тебе скучал.

— Правда? — возликовала я.

— Конечно. — И он тоже взъерошил мне волосы. То ли это фишка парней Шоу, то ли Марине вновь двенадцать. — И я скучал.

— Спасибо! Не работай слишком много, ладно?

Может, это было игрой света, но, когда мы вышли из тени под свет уличных фонарей, мне показалось, что у Ната изменилось выражение лица, стало жестче.

— Посмотрим.

— С тобой все в порядке? — сказала я, впервые заметив, что под глазами у него синяки, а кожа выглядит странно натянутой, словно мышцы под ней застыли от напряжения. — Честно говоря, выглядишь ты ужасно.

— Угу, — Нат схватился за живот, словно я его туда ударила. — Ты нашла мое слабое место.

Я улыбнулась.

— Ты знаешь, о чем я. Все в порядке? На нас там Канада нападать не собирается, верно?

— Нет, ничего настолько пугающего не происходит, — сказал Нат, открывая машину и забрасывая портфель на пассажирское место. — Я просто был очень занят расследованием, оно сожрало все мои каникулы. Но тебе не о чем беспокоиться.

— А, тогда ладно.

— Ты… — Нат провел рукой по лбу. — Прости, Марина, очень странно об этом спрашивать…

— О чем?

— Ты не могла бы приглядеть за Джеймсом? Ради меня.

Я нахмурилась.

— Ты о чем?

— Я беспокоюсь, что он слишком много работает.

Я засмеялась.

— Он всегда слишком много работает!

— Да, — сказал Нат, — но сейчас это выглядит немножко иначе. Если он вдруг скажет что-нибудь странное или начнет вести себя как-то необычно, ты мне скажешь? В смысле, необычно для Джеймса.

Меня пробрало холодом, и я поплотнее запахнула куртку. Снаружи было холоднее, чем мне казалось.

— Да, наверное, почему бы нет?

— Спасибо, Марина, — сказал Нат. — Ты хороший друг. А теперь иди-ка быстрее внутрь, пока ты совсем не замерзла.

Я улыбнулась и пошла обратно через лужайку.

— Доброй ночи, конгрессмен!

— Нат! — крикнул он мне вслед и подождал у машины, пока я не зашла в дом.

Негромкая трель вынула меня из глубин сна. Я кое-как приоткрыла едва видящий глаз и дотянулась до телефона, мерцающего голубым в темноте спальни. На дисплее высветилось «Джеймс».

— Тьфу! — Я нажала на кнопку ответа. — Ты чего мне звонишь, ненормальный?

— Я же тебя не разбудил, правда? — спросил он.

— Ну конечно нет. Сейчас ведь только… — я глянула на часы, — полтретьего ночи.

— Ой, прости! Я не соображал, что уже так поздно. Когда Финн ушел, я сел за работу, и, судя по всему, потерял счет времени.

Я вылезла из кровати и набросила на плечи теплое одеяло. Прижав телефон к уху, я устроилась на подоконнике напротив своей кровати. Джеймс сидел на противоположном окне, окруженный горой открытых книг и бумаг, а золотистый свет от настольной лампы создавал вокруг него ореол.

— Помнишь, когда-то у нас между комнатами была натянута проволока, соединяющая две жестяные банки из-под супа? — спросил он. Звук его голоса в телефоне на мгновение отставал от движения губ, так что он выглядел, словно какой-нибудь персонаж диафильмов, которые мы смотрели в начальной школе, — несинхронным. Я улыбнулась.

— Если я правильно помню, то их быстро заменили на рации. Мама сказала, что из-за висящих на окнах жестяных банок мы выглядим как бомжи.

— Да, но с ними было значительно веселее.

— Ты меня ради этого разбудил?

— Я совсем забыл, в каком ты настроении, если тебя разбудить, — улыбнулся Джеймс. — Вообще-то я кое-что хотел спросить до того, как ты так рано убежала…

— Ничего я не убегала.

— Нат завтра выступает на каком-то благотворительном мероприятии в пользу Комитета Демократической партии в отеле «Мандарин Ориентал», — продолжил Джеймс, не обращая внимания на мою реплику, — и им нужно пару человек, чтобы заполнить пустые места. Скорее всего, там будет скучно, но он уже внес твое имя в список гостей и тебя уже проверила служба безопасности, так что, может, ты не против поужинать завтрашним вечером, пока вице-президент будет читать речь?

Джеймс приглашает меня на свидание? Месяц назад мне бы это и в голову не пришло, но сейчас…

— Туда надо наряжаться? — спросила я.

— Официальный вечерный стиль. А ты думала, что у тебя никогда не будет повода вновь надеть свое платье с зимнего школьного бала.

Шикарный ужин с Джеймсом, облаченным в смокинг, в банкетном зале в Вашингтоне. Да, думаю, что я смогу это пережить. Мой мозг тут же принялся рисовать подробнейшие картинки: вот лицо Джеймса, когда он видит меня в платье, вот мы оба тянемся за масленкой, и наши руки соприкасаются и задерживаются, вот во время импровизированного танца он, кружа, уводит меня на улицу, под свет фонаря. А потом он склонится и скажет все то, что хотел сказать, все те слова, которые он мечтал произнести на протяжении последних недель: что он любит меня и не может без меня жить.

— Да, и Финн тоже пойдет.

Осколки мечты осыпалась к моим ногам, и я скривилась. Финн Эбботт портит все!

Джеймс увидел мое выражение лица и засмеялся.

— Тебе стоит дать ему шанс. Я думаю, что он тебе по-настоящему понравится. Ты ему нравишься.

— Ты настолько плохо распознаешь ложь, что это даже мило.

— В любом случае…

— Я не понимаю, почему ты с ним дружишь. Он же идиот.

— Ничего подобного. Он отлично разбирается в компьютерах, ты знаешь, что он сам собрал свой собственный.

— Ладно, он такой же ботаник, как и ты. Но все равно он идиот.

— Он забавный, — сказал Джеймс, — и он ведет себя со мной, как с нормальным человеком. Ты можешь один вечер хотя бы попытаться нормально себя с ним вести?

Я вздохнула.

— Если этот вечер по сбору средств окажется скучным, то ты должен разрешить мне хоть как-то повеселиться.

Он улыбнулся, и я клянусь, что в комнате стало немножко светлее.

— Вполне справедливо. Так ты участвуешь?

Возможно, это не станет той сказкой, на которую я рассчитывала, но все равно — это же Джеймс в смокинге. Даже если там будет и Финн.

— Ладно, участвую.

— Отлично! Тогда тебе лучше поспать. Уже поздно.

— Да неужели?

— Ха-ха. — Он начал вставать, но затем остановился. — Погоди, а что ты мне сегодня чуть раньше хотела сказать?

«Я не чувствую себя настоящей, когда тебя нет рядом».

Я сглотнула. Я не могу это сделать, не сейчас.

— Ничего. Я позже тебе скажу.

— Да, — сказал он. — Я тоже. Наверное, лучше это сделать, когда ты не будешь такой сонной.

— Ага, — прошептала я.

— Доброй ночи, Марина.

Джеймс отключился и ушел, а через мгновение в его комнате погас свет. Я прижалась лицом к окну, подышала на стекло, чтобы оно запотело, и пальцем нарисовала сердце.

— Ну, что ты сделала? — спросила Тамсин, как только я открыла дверь.

— Ничего, — ответила я. — Я не смогла ни сказать ничего, ни сделать. Он сказал, что ему нужно о чём-то со мной поговорить, я ответила, что мне тоже, но потом не смогла. Поэтому я просто притворилась, что все в порядке, а потом пришел Финн Эбботт…

Тамсин скорчила рожицу.

–…и я ушла! Мне нужна твоя помощь.

Она взяла меня за руки.

— Похоже, твой случай, Марина, совершенно безнадежен, но если кто-то и может спасти твою унылую личную жизнь, так это я.

Она повела меня наверх и усадила на кровать, а сама принялась просматривать одежду в шкафу, украшения и косметику — большую их часть она сама же и помогала мне выбрать — и собрала всё необходимое. Двадцать минут спустя приехала София и привезла с собой сумку обуви и чемодан на колесиках, полный косметики и средств для волос. Они начали спорить о преимуществах блеска или его отсутствия, а меня отправили принять душ.

Когда я вернулась в халате, они обе были готовы. София посадила меня в кресло у стола, на котором уже выстроилась батарея дожидающихся меня средств.

— Сейчас мы все сделаем! — пообещала она. — Ты будешь выглядеть круто!

Тамсин начала делать мне макияж, а София занялась волосами, я же просто закрыла глаза и позволила всему происходить. Они прекрасно умеют делать такие штуки, в отличие от меня. Первый шаг к тому, чтобы сегодня не быть глупой, — это не выглядеть глупо.

А теперь мне лишь надо понять, как себя вести.

— Пока ты была в душе, мы поговорили, — сказала Тамсин, — и решили, что он точно стесняется, и ты должна взять инициативу на себя.

— Угумс, — сказала София, продираясь сквозь мои спутанные волосы.

— Но как мне это сделать? — спросила я.

— Дай волю своей внутренней сексуальности. — Там подняла мой подбородок, и я открыла глаза. — Вы с Джеймсом Шоу лучшие друзья. Ты живешь в лучшем районе города, твой отец практически управляет Всемирным банком, а с тех пор, как ты стала нашей подругой, ты одна из самых популярных девушек в Сайдвелле. Марина, да ты представитель знати округа Колумбия, уясни же это наконец! Этот парень станет счастливчиком, если ты ему достанешься.

Думаю, что она права. Я прошла длинный путь. Джеймс был моим единственным другом в Сайдвелле, но когда мне стало тринадцать, этот дурацкий гений закончил школу и бросил меня одну в сложной ситуации. Зато потом Тамсин и София взяли меня под свое крылышко, и теперь, когда я захожу в комнату, все поворачивают голову в мою сторону.

— Ладно, — сказала я. — Да. Да! Я могу это сделать.

— Конечно, ты можешь, — сказала Там. — Просто будь уверена в себе.

— Просто сорви с него одежду, — сказала София. — Он — парень. Он просто не сможет устоять.

— О боже, Соф, — сказала Там. — Ты такая потаскушка!

София лучезарно улыбнулась.

— Я знаю. — Мы с Там засмеялись, а София добавила: — Но разве я не права?

— Права. — Тамсин жестом показала мне, чтобы я открыла рот, и начала накладывать губную помаду. — Тебе точно надо с ним переспать. Алё, ты идешь на шикарный прием, где скорее всего будет бесплатный бар, и твои родители уехали из города. Просто прекрасно. К тому же тебе уже шестнадцать. Еще немного, и это уже будет неприличным.

— О боже, твой первый парень — Джеймс Шоу!

От слов Тамсин у меня в жилах застыла кровь. Это уже становится неприличным. Меня перенесло в мои тринадцать, когда я застывала в дверях столовой, не зная куда пойти, и смотрела на каждый стол как на потенциальное минное поле. Первые две недели я закрывалась в туалетной кабинке и ела там, просто чтобы этого избежать. Точно так же, как когда-то, по словам Джеймса, поступал он сам — в течение целого семестра, когда все происходившее слишком утомляло его, он прятался в туалете и сидел, скрестив ноги. Я не могу вновь стать этой девочкой.

Кроме того, я люблю Джеймса. Он милый, и знаменитый, и красивый. Почему же мне не переспать с ним?

— Точно, — сказала я, и хотя это прозвучало неубедительно, они этого не заметили.

Следующие полчаса я страдала от того, что Там и София меня тянули, тыкали и дергали, и все это время они давали мне советы о сексе, которые из-за нервозности вызывали лишь тошноту. Меня нельзя назвать абсолютно невинной, но Там все равно пожаловалась, что я слишком краснею и это мешает ей правильно нанести макияж.

Когда они наносили завершающие штрихи, раздался звонок в дверь. Джеймс так боится опоздать, что обычно ставит себе несколько будильников, и все заканчивается тем, что он приезжает на пятнадцать минут раньше. Даже отсюда мне был слышен радостный возглас Лус, открывшей дверь, приглушенный поток стремительных испанских слов, которыми они обменивались.

— Отлично, все готово, — сказала Тамсин. — Ты готова на себя посмотреть?

София прикрыла мне глаза рукой, и они поставили меня перед ростовым зеркалом. София убрала руку.

— Та-да-да-дам!

Я внимательно посмотрела на себя. Платье у меня потрясающее — это я точно знаю. Покупая его, я сильно рисковала, используя кредитную карту папы и надеясь, что он не заметит превышенный вдвое бюджет. Он заметил, но это того стоило. Платье было глубокого синего цвета с искрой, словно небо спустя двадцать минут после заката, наполненное десятью тысячами звезд.

С остальным, даже после того, как Тамсин и София применили свое незаурядное мастерство, все равно были проблемы. Я улыбнулась своему отражению так, как хотела улыбнуться при виде Джеймса, чтобы посмотреть, как это будет выглядеть. И он увидит потрясающее платье на девушке с большим носом, громадным прыщом на подбородке, который не скроешь никаким консилером; с толстыми щеками и полным отсутствием груди, которое не замаскируешь никаким платьем. Ну, и плюс мягкие локоны и идеальный смоки айс, благодаря помощи её друзей.

Ради их спокойствия я подавила вздох. Хорошо подобранные одежда и макияж могут обдурить большинство людей, но, наверное, приятно хотя бы раз действительно побыть хорошенькой.

— Девчонки, это просто отпадно! — сказала я, надеясь, что они не расслышат фальшь в моих интонациях. — Вы великолепно поработали!

София подала мне инкрустированный кристаллами клатч, который она стащила из шкафа моей матери, и мы втроем отправились вниз.

Джеймс сидел у кухонного стола — в своем изготовленном на заказ смокинге он выглядел, словно заблудившаяся кинозвезда, — и ел блинчики. Лус положила ему целую горку. Когда мы вошли, он обернулся. В уголке его губ налипла сахарная пудра. Он уставился на меня. Или, что вероятнее, на огромный прыщ на моем лице. Я нервно облизнула губы и ощутила восковой, слегка ванильный привкус Софииного блеска для губ.

— Ох, солнышко! — сказала Лус. — Ты прекрасна!

Джеймс встал, и я практически почувствовала, как София и Тамсин у меня за спиной задержали дыхание.

— Ты готова ехать? — спросил Джеймс. Сердце мое сжалось так, будто я ожидала, что, поражённый моей красотой, он упадет на колени и объявит прямо тут, в кухне, о своей бесконечной любви ко мне. А все потому, что я — идиотка.

— Готова, готова, не сомневайся, — сказала София, подталкивая меня в спину. У неё удивительная способность — заставлять даже самые обыденные вещи звучать скабрезно. — Привет, Джеймс.

— Угу, да… привет, — сказал Джеймс, вспыхивая и глядя куда угодно, но только не на Софию. Её идеальные светлые кудри и пухлые губы многих парней заставляли смущаться, но Джеймса они пугали до смерти. Даже если он никогда не мог вспомнить её имя.

— Как там Коннектикут? — спросила Тамсин, выйдя из-за меня и присоединившись к Софии возле Джеймса. — Мы по тебе скучали.

Джеймс нахмурился.

— Нормально. Много работы. Ну, ты знаешь.

— Да? А над чем ты работаешь?

— Я… эм… Это достаточно сложно объяснить…

Там с Софией уставились на Джеймса так, словно никогда в жизни не слышали ничего более захватывающего, чем его заикание. И попутно абсолютно позабыли обо мне, стоящей позади.

Джеймс глянул на часы, а потом на меня.

— Извините, но нам пора идти, Марина.

— Точно, — сказала я, хотя знала наверняка, что еще рано. Это моя работа, как лучшего друга Джеймса, спасать его от его же неловкости, но, честно говоря, дело еще и в том, что мне ненавистно видеть, как он разговаривает с Софией и Тамсин. Возможно, я просто ревную, потому что в глубине души я чувствую, что Джеймс мой, а они вьются вокруг него, словно хищники. Иногда я даже задаюсь вопросом: на самом ли деле они хорошо ко мне относятся или дело в моей близости к нему?

Тамсин и София последовали за мной в прихожую, чтобы попрощаться. Они хихикали и бросали намеки, но улыбка моя выглядела натянутой.

— Позвони мне потом, — прошептала Тамсин, целуя меня в щеку, и они выскользнули в дверь.

— Хотите что-нибудь перекусить до отъезда? — спросила Лус из кухни.

— Там будет ужин. — Я вытащила из шкафа в прихожей свое длинное пальто и безупречно белый кашемировый шарф, который надевала только по особым случаям. Где-то у себя за спиной я ощутила приближение Джеймса, как будто его присутствие изменило вес воздуха.

— Но вы до этого можете проголодаться! — сказала Лус. — Хотя бы возьмите что-нибудь перекусить. Хоть яблоко. Ты так мало ешь!

— Достаточно я ем! — сказала я. Если бы ей дали волю, то я была бы не только невзрачной, но еще и толстой. Но я взяла яблоко, которое Лус поспешила принести в прихожую, — просто чтобы порадовать ее.

Джеймс точно так же взял апельсин, который она ему дала, и положил в карман, что выглядело глупо. Потом он подал мне пальто. Когда он помогал расправить ткань на плечах, его руки скользнули по моим волосам, и у меня по коже побежали мурашки. У меня в голове звучал голос Софии, объясняющий, как именно лучше всего вытряхнуть парня из его одежды.

Я намотала шарф и на мгновение задумалась: может, удушить себя им прямо тут и не мучиться?