Небеса, что на Земле

Кристиан Готтхильф Зальцманн, 1797

Многие современные люди не уверены в существовании загробного мира, но еще недавно, полтора-два века назад, это ни для кого не составляло предмета для сомнений. Любой человек был уверен в том, что в послесмертии есть Небеса, где ему уготована райская, полная наслаждений жизнь. Не сомневается в этом и автор данной книги, но он также считает, что не следует ожидать блаженства лишь за гробом, если мы можем создать для себя рай и на Земле. Для этого нужно лишь смотреть на мир определенным образом и действовать соответственно. Каждый, проверивший изложенные здесь доводы на практике, непременно придет к выводу, что эта книга, написанная больше двух веков назад, может принести немалую пользу и сегодня.

Книга первая

О блаженстве, которое можно найти в самом себе

Мы предвкушаем Небо, что ждет нас по ту сторону гроба, ожидая, что там станем совершеннее, будем больше знать и понимать, окажемся способными на многое, что нам не под силу сегодня, и очистимся от грехов. Стало быть, нам заранее хорошо известно, в чем причина нашего нынешнего недовольства собой и наших бед, почему мы уже сейчас не наслаждаемся Небесным блаженством.

Где же наше благоразумие? Почему бы нам безотлагательно не заняться самосовершенствованием? Ведь чем совершеннее мы становились бы, тем счастливее была бы наша жизнь, а перестав грешить, мы тотчас же стали бы жить как на Небесах.

«Разве такое возможно, — скажут нам, — здесь, на Земле, когда мы так далеки от совершенства, ограниченны в своих воззрениях, а наши знания отрывочны, где нами командует плоть, где у нас перед глазами предостаточно дурных примеров и соблазнов, склоняющих нас забывать о своих обязанностях?» Все это, конечно, так, но что из этого следует? Только одно — совершенство достигается трудом и ценой больших усилий. Кого это не пугает, тот без промедления устремится к нему.

А ты, мой читатель, пытался ли когда-нибудь стать совершеннее, иначе говоря, разумнее, лучше и очиститься, насколько это возможно, от грехов? Не сомневаюсь, ты ответишь утвердительно и тотчас же посетуешь на свое слабоволие.

Не надо себя обманывать! Чтобы помочь тебе задуматься над самим собой, задам ещё один вопрос: какая твоя самая главная жизненная цель? Совершенство? Или ты считаешь его качеством не самым важным? Думаю, далеко не каждый читатель ответит на мой вопрос утвердительно. Те, для кого важнее всего в жизни совершенствовать себя, должно быть, поняли, что их Небеса уже на Земле.

Но поскольку мало кто из читателей станет искренне утверждать о себе нечто подобное, то мы позволим себе сказать по этому поводу следующее.

Стремятся к совершенству чуть ли не все, однако, как правило, выбирают совсем не то направление, уделяя основное внимание внешнему, а не внутреннему. Для таких людей главное — комфортная жизнь, вкусная еда, удовлетворение чувственных желаний, всеобщее внимание к себе, преумножение доходов. Вот что обычно движет ими и является их главной целью, совершенство же в их понимании не более чем средство для ее достижения. Они развивают в себе способности зарабатывать деньги, когда нужно обуздывать чувственность, иначе с ней в будущем не справиться, а cвой долг исполняют лишь ради похвалы и одобрения.

Если мы и вправду убеждены, что само приближение к совершенству уже несет нам Небесное блаженство, то зачем же направлять свои усилия совсем на другое, совершая неблагоразумные поступки и идя вразрез с собственными воззрениями?

В том извечном противоречии и следует искать первейшую причину, почему Небеса столь редко обретаются на Земле.

Пока самосовершенствование — дело для нас второстепенное, мы в нем и не преуспеваем. Оно в нашем понимании всего лишь инструмент для достижения каких-то целей, и можно обойтись и без него, тем более есть иные, проторенные и более надежные пути, ведущие к тому же результату. Когда долг исполняют только ради похвалы, то им легко и пренебрегают, когда вдруг выясняется, что не исполнять его куда почетнее. Именно так и поступает иной придворный, выказывающий верность и усердие государю, который ценит и щедро вознаграждает слуг, исправно исполняющих свою должность. Но такой придворный примется столь же энергично поддерживать и неблаговидные замыслы деспота, добравшегося до власти. Своей цели — его благосклонства — он, возможно, и добьется, но вот Небес на Земле ему не обрести.

Когда же на первое место ставится не самосовершенствование, а что-нибудь другое, то причину того следует искать в стремлении добиться личного благополучия. В этом случае мы становимся похожими на детей, бегущих со всех ног туда, откуда поднимается радуга, и никогда ее не достигающих.

Блаженство — явление духовного порядка, так где же его искать, как не в самом себе?

Истина настолько неоспоримая, что на первый взгляд и говорить о ней незачем. Но поскольку люди, как правило, поступают вразрез с ней, то давайте все же остановимся на этом вопросе поподробнее.

Все нас окружающее имеет по большей части цену, нами же и назначаемую. Те вещи, которыми мы пока не обладаем, наделяются в нашем представлении способностью сделать нас счастливейшими из людей. Наше воображение всеми силами старается представить их чрезвычайно привлекательными, подстегивая тем самым наш ум, и он принимается выискивать пути и средства для обретения этих вещей, мобилизуя все наши силы на их приобретение. И пока мы их добиваемся, наше местопребывание отнюдь не на Небесах. Да и как можно пребывать на Небесах, не имея того, что в нашем понимании является нашим благом? Если затея кончается неудачей (а так чаще всего и бывает), мы впадаем в уныние. А если все же удается заполучить желанное, мы какое-то время упиваемся тем, чем владеем, но вскоре замечаем, что никакого блаженства оно нам не принесло, наше воображение нас просто обмануло. И мы приблизились к своей цели не более, чем дети, подбежавшие, запыхавшись, к дереву, с которого, как им казалось, до радуги можно было дотянуться рукой.

Клеон, молодой бедный купец, начинает свое дело с небольших сделок, дохода от которых хватает на удовлетворение лишь самых насущных потребностей. Если, занимаясь своим ремеслом, он одновременно считал бы своей главной целью самосовершенствование, то наверняка блаженствовал бы уже на Земле. Но это не так. Другой купец, его сосед, торгует со всей Европой, дом у него — настоящий дворец, экипаж не хуже, чем у аристократов, стол заставлен яствами из всех стран, и он вообразил себя уже на Небесах, что на Земле. Все его помыслы устремлены к этим Небесам. Они — его заветная цель, и нет для него ничего важнее, чем достижение этой цели. Ради нее он готов пожертвовать чуть ли не всем, о собственном же совершенствовании он и не вспоминает. Стремись он прежде всего к нему, жадность над ним бы так не возобладала. Он ее не то что не усмиряет, а даже охотно продается ей в рабство, работая неустанно день и ночь ради удовлетворения всех своих желаний и удовольствий. Одни, завершая день, мысленно отдают себе отчет, хорошо ли исполняли свои обязанности, он же подсчитывает, сколько бы заработал, если бы купил, а потом удачно сбыл тот или иной товар. Его цель — хорошие отношения с крупнейшими торговыми домами, что ему и удается. Он заказывает большие партии товаров и направляет все свои душевные силы на то, чтобы как можно скорее их выгодно продать. Все красноречие он употребляет на привлечение покупателей, навязывая им свои товары, в душе осознавая, что они им не нужны. Удастся ему, к примеру, склонить иную женщину приобрести у него дорогое платье, то он радуется не меньше, чем филантроп, сумевший помочь бедному человеку одеть его разутую и раздетую семью. А ведь ему доподлинно известно, что для той женщины такая трата не по карману. Он охотно раздает кредиты, но стоит только иному должнику чуть задержаться с его возвратом, он немедля подает на него жалобу, принимаясь выколачивать из него долг. Случись ему разорить иную семью, вынудив ее отдать ему за долги часть своего скудного имущества, его это нисколько не печалит, ведь он же вправе взыскивать с них то, что принадлежит ему.

И вот молодой купец Клеон, проработав без отдыха несколько лет, достигает наконец того, к чему так усердно стремился! Он переезжает из своей маленькой квартирки во дворец, заказывает в Париже мебель, стол его ломится от яств, он ездит теперь в карете туда, куда раньше ходил пешком. Все замечательно, но вот только желанных Небес на Земле у него как не было, так и нет.

Какое-то время у него от радости кружится голова, но при этом он старается не замечать многих огорчений, что приносит ему его новое положение, надеясь, что постепенно все как-то уладится.

Но вот волшебный сон рассеивается. Звон золота в руках уже не доставляет ему столько радости, сколько прежде приносили медные гроши, когда он пересчитывал их. Дорогое бюро из Парижа становится ему таким же безразличным, как в былые времена его сосновый секретер. Зато в его жизни появилось множество неприятных моментов, о существовании которых он раньше и не подозревал. Как выставленный на окно горшок с медом приманивает ос, так и слава о его богатстве влечет к нему целую толпу людей, пытающихся лестью и интригами отхватить у него часть добра. Его дети, усвоившие, что у них богатый отец, не хотят учиться чему-нибудь полезному, учителя смотрят сквозь пальцы на их ошибки и промахи, восхваляя их перед отцом в надежде заполучить хорошее преподношение. На завтрак у них уже не молоко, а кофе, вместо бутерброда — печенье или пирожное. От такой жизни они становятся хилыми и болезненными. Поскольку карманных денег у них хоть отбавляй, вокруг них вьются всякие людишки, помогающие им удовлетворять их необузданные желания. Они предаются излишествам, покрывая себя позором, делают долги, а иные даже заражаются «неприличными» болезнями. Отец ест уже не с тем аппетитом, с каким прежде поглощал капусту с бараниной. Разнообразие блюд все же склоняет его предаваться наслаждению едой, отчего у него расстраивается пищеварение. Прежде он бодрым шагом ходил по улицам в легкой одежде, не обращая внимания на снег и дождь, теперь же ездит в экипаже, закутавшись в лисью шубу. В результате нервы у него расшатались, и он теперь живет в чуждой ему атмосфере.

Пройдет немного лет, и Клеон будет сидеть в кругу своей семьи, состоящей из порочных людей, мучимый подагрой, недовольный собой и готовясь к блаженному концу. Вот они — его Небеса на Земле! Да избавит нас Бог от таких Небес!

Миртила можно только пожалеть. Случается день, от которого он в упоении, но затем вновь неделями пребывает в тоске и печали, подумывая даже о самоубийстве. Спросите: чего ему не хватает? С грустью расскажет он вам о некой Лауре, она — источник всех его радостей и горестей. Без нее мир — сущий ад, для него же она станет Небесами на Земле, если однажды он назовет Лауру своей. Ее приветливый взгляд придает ему силы, а равнодушие доводит чуть ли не до гибели. Сможет ли Миртил истинно обрести в такой малоприятной ситуации Небеса на Земле? Конечно нет. Однако вскоре он достигнет вожделенной цели, Лаура станет его, и ему покажется — вот они, желанные Небеса. Но так будет продолжаться недолго, всего лишь несколько недель после свадьбы.

Пройдет совсем немного времени, и он неожиданно поймет, как прежде заблуждался. С каждой неделей он будет все меньше обращать внимание на прелести Лауры, на ее дивный голос, ее шутки, прежде столь восхищавшие его. Настанет день, и все это перестанет его волновать. Он вдруг увидит в своей супруге, которую, прежде чем овладеть ею, так часто называл своей богиней, совершенно обыкновенную женщину. Более того, он примется открывать в ней такие изъяны, которых не замечал в ее восхитительном образе, нарисованном ему его же воображением. Потом его начнут коробить ее эгоизм, тщеславие, кокетство, дух противоречия, раздражающие его неприятные ссоры, тем больнее ранящие его сердце, что вовсе не он их затевает. Наконец Лаура становится матерью, но роды проходят неудачно, родившийся мальчик через несколько дней умирает, и мать на протяжении нескольких недель остается прикованной к постели. Трудные роды сильно подрывают ее здоровье. Но когда она все же встает с постели, оказывается, что прежнего очарования в ней уже нет: цветущие щечки увяли, лучистый взор потускнел. Домашнее хозяйство в запустении, появились долги. Такое может случиться с каждым, но Миртила, мечтавшего о Небесном блаженстве с Лаурой и не допускавшего и мысли, что эти Небеса окажутся именно такими, все это сражает наповал. Он уже не замечает в своей жене многих хороших качеств, и любая совершаемая ею оплошность выводит его из себя. Лаура, привыкшая видеть в Миртиле своего обожателя, восхищавшегося всем, что она говорила и делала, ощущает себя очень несчастной, поскольку теперь ее обожатель исчез, а на его месте оказался грубый, ворчливый супруг. У них рождаются еще дети, но они не приносят им радости. Постоянные раздоры между родителями мешают совместному воспитанию. То и дело они действуют вразрез друг с другом. Одни дети умирают в раннем возрасте, другие вырастают болезненными и непослушными. Вот так, в постоянной тоске и огорчениях, протекает их жизнь, и могила уже не за горами. Миртил надеется, что в ней его мучениям придет конец.

Двадцать лет Семпрон снимал жилье, скитаясь по чужим домам, что сильно омрачало его жизнь. Отсутствие собственного угла он считал своей главной бедой. «Будь у меня свой дом, — думалось ему, — я был бы самым счастливым человеком на свете». А пока жизнь в этом мире казалась ему постылой. И вот несколько недель назад его мечта осуществилась. Один из его родственников умер, оставив ему состояние. Теперь он может купить себе дом, который он обставит так, как ему всегда хотелось. Какое счастье! Скоро он в него переедет, пригласит в гости всех своих друзей и вместе с ними весело и приятно проведет день. На следующей неделе он просит архитектора осмотреть дом, тот находит в нем ряд дефектов, и ему приходится заниматься его ремонтом, на что уходит немало денег. Ремонт на полгода отвлекает его от дел, к тому же приходится платить всякие налоги, от которых он был раньше освобожден. Вскоре начинается война, вражеские войска занимают город и расквартировываются в домах. Ему назначают на постой двенадцать человек, которых он в течение нескольких недель обязан кормить. Они ведут себя так, что ему порой не хочется жить. Враг требует контрибуции, которая распространяется на недвижимое имущество и земельные участки, отчего его дом теперь обходится ему куда дороже, чем прежняя арендная плата за снимаемое жилье.

В заключение всех его бед соседний с ним дом покупает склочный и неуживчивый человек, отравляющий ему жизнь. И тут он к своему великому сожалению замечает, что в собственном доме ему живется куда хуже, чем прежде в снимаемой квартире.

Можно привести еще сотни примеров, доказывающих одну простую истину: материальные вещи не имеют той цены, которую им приписывают, и не дают нам того блаженства, которого мы от них, пока ими не владеем, ожидаем. К чему столько слов? Достаточно каждому поразмышлять над своей прожитой жизнью, и он обнаружит, что теперь у него есть много того, чего он раньше так страстно желал, но жизнь его лучше от этого не стала. Получив желанное, он избавился от некоторых печалей и забот, но взамен у него появились новые, о которых прежде и не ведал. Привлекательность иных вещей, пока у нас их нет, в настоящем пропадает, поскольку она в известной степени плод нашего воображения, и вдобавок по мере привыкания, не производит на нас былого впечатления. Не так ли?

Не нужно забывать и о бренности всего, что вне нас. Чем ценнее нам кажутся внешние вещи, чем больше мы прикипаем к ним сердцем, чем сильнее нас к ним влечет в надежде испытать блаженство от обладания ими, тем мучительнее понимание того, что они не вечны.

Ребенок — единственное, о чем мечтала Хлорис. Без ребенка ей жизнь была не в радость. И вот он у нее есть. Он — самая большая ее ценность. Мысль, что ее ребенок может умереть, для Хлорис просто невыносима. По десять раз в день она осведомляется о его самочувствии. Любое необычное покраснение на его лице, любые нарушения пищеварения становятся причинами бессонных ночей. Она то и дело советуется с врачами, те выписывают лекарства, которыми она его пичкает. Из опасения строгостью навредить здоровью ребенку разрешаются любые шалости. Вокруг эпидемии то кори, то краснухи, то оспы — и Хлорис из-за страха, что ее ребенок заразится, живет точно в аду. В конце концов ребенок все же заражается корью и умирает. С матерью то и дело случаются обмороки, она уверяет окружающих, что ее самое большое желание — как можно скорее соединиться со своим Генрихом.

Подобное происходит со всем, что не в нас. Любой человек, как бы он ни был нам дорог, смертен, и его симпатии к нам не вечны. Любой дом может сгореть, деньги, любую ценную вещь у нас могут украсть, и тысячи несчастных случаев способны лишить нас всего, что у нас есть. Чем ценнее для нас внешние вещи, тем мучительнее представление об их бренности, тем безутешнее наше горе, когда мы их и вправду лишаемся.

Стало быть, если наша главная цель — приобретение и сохранение вещей, без которых, по нашему разумению, нам не стать счастливыми, то тут мы явно заблуждаемся и гоняемся за тенью в надежде ее поймать, ставя наше счастье в зависимость от преходящего. О каких тут Небесах на Земле можно говорить? Живя так, их нам никогда не обрести. Ведь Небеса в нашем понимании есть нечто непреходящее, вечное.

Мы же, видящие в совершенствовании залог Небесного блаженства, просто обязаны действовать по своим убеждениям, только тогда мы обретем Небеса, что на Земле. Именно к ним должны быть обращены все наши думы и чаяния, любое желание и любое устремление следует подчинять только этой цели.

Иные, желая возразить, спросят меня: а разве можно совершенствоваться, живя на Земле? (Замечу: совершенствоваться и быть совершенным — далеко не одно и то же; первое означает приближение к совершенству.) Я же, в свою очередь, спрошу их: кто из вас когда-либо ставил перед собой такую цель, которая была бы для вас самой главной? Если таких не найдется, то, я думаю, этот вопрос можно оставить без ответа.

Так что же такое совершенство? Совершенство — это совокупность всех хороших качеств, которыми может обладать благодаря своим природным данным тот или иной субъект. Выходит, совершенным допустимо считать человека, имеющего завидное здоровье, сильное и ловкое тело, обладающего разнообразнейшими знаниями, самыми верными взглядами, крепчайшей волей. Сами же старания и стремление привить себе максимум тех хороших качеств называются совершенствованием. Когда Каюс намеревается изучить философию, Титиус упражняется в плавании, а Семпрониус пытается развить свою силу воображения, сделав ее живее и богаче, то все они совершенствуют себя, хотя не исключено, что ни один из них Небес на Земле так и не найдет.

Сами по себе человеческие качества конкретной ценности не имеют. Они подобны нулям, значимость которых зависит от числа, стоящего перед ними. Но у человека есть одно качество, определяющее ценность всех прочих, которое именуется — правильное понимание своего долга и обыкновение действовать сообразно с этим пониманием, что в дальнейшем я буду для краткости называть исполнением долга. Вот оно-то и определяет нашу истинную ценность. Все прочие хорошие качества, которые можно развить в себе, ценны лишь настолько, насколько они способствуют исполнению нами своего долга. Справедливость сказанного доказывать не нужно. Это и так хорошо понятно, к чему еще доказательства? Значит, критерием ценности человека может служить только то, насколько он верен своему долгу. Какой правитель самый достойный? Какой купец самый уважаемый? Какой ученый самый выдающийся? Какой солдат, ремесленник, пастух самый лучший? Какая прислуга самая лучшая? На все эти вопросы один ответ: тот из них, кто вернее всех служит своему долгу.

Заметив, что иной человек отличается от других именно этим качеством, мы уже считаем его для себя самым ценным.

Если кто-нибудь меня спросит, а что такое долг, я вместо ответа задам ему несколько вопросов.

Вопрос. Какой долг у отца перед своими детьми?

Ответ. Материально обеспечивать их и воспитывать.

В. Если они заболеют, каков его долг?

О. Сделать все для того, чтобы они выздоровели.

В. Если он сам их воспитывать не может, каков его долг?

О. Обеспечить их воспитание другими людьми.

В. Какими?

О. Теми, кого он считает наиболее добросовестными и умелыми.

В. Если кто-то нанимает прислугу, каков его долг?

О. Выплачивать ей положенное жалованье.

В. Если прислуга неумелая?

О. Обучать ее.

В. Если она работает с огрехами?

О. Вразумлять ее.

В. Если она, поступив к нему в услужение, заболеет?

О. Заботиться о ней и лечить.

В. Когда она со временем состарится и ослабеет, каков его долг?

О. Кормить ее.

В. А если она, находясь у него на службе, умрет и оставит малолетних детей, нуждающихся в воспитании, каков его долг?

О. Заботиться об их воспитании.

В. Но если отец или мать не оставили на это денег, каков его долг?

О. Выделить на это денег.

В. Если кто-то не настолько состоятелен, каков его долг?

О. Постараться их достать.

В. Если человека со скромным доходом, который едва сводит концы с концами, приглашают в общество, где каждую неделю устраивают пиры, а два раза в год — балы, то каков его долг?

О. Отклонить приглашение.

В. Если некто взял взаймы?

О. Вернуть долг.

В. Если некто дал некое обещание, каков его долг?

О. Сдержать слово.

Все вышеприведенные ответы вполне конкретные и правильные. Подобными вопросами можно было бы исписать еще несколько листов, и каждый из моих читателей наверняка даст на них такие же конкретные и правильные ответы.

Но если я, сформулировав вопросы несколько иначе, спрошу иного читателя, а каков именно его долг, то ответы, скорее всего, будут уже другими. Услышав от меня, к примеру, вопрос: «Твой слуга на службе у тебя состарился, что ты обязан сделать?», кто-то, наверное, пожмет плечами и скажет: «А что я теперь могу сделать для него, пусть о нем позаботятся люди». Если я спрошу некого отца семейства, пекущегося о нуждах семьи: «Тебя друзья пригласили в свое общество, где каждую неделю устраивают пиры, а два раза в год — балы, каков твой долг?», то он, скорее всего, ответит: «Мой долг? Мое благосостояние обязывает меня принять это приглашение».

Выходит, как следует поступать другим, нам известно, а как нам — тут еще надо подумать.

Итак, простейший способ уяснить себе свой долг в обоих случаях один и тот же: нужно спросить себя: что, как тебе кажется, должен сделать другой, окажись он в твоем положении?

Правда, долг, который нам не хочется исполнять, тяготит нас, и мы принимаемся расплывчатыми ответами и всевозможными отговорками избавляться от этого бремени. Тут в ход идут и наша неспособность его исполнить, и наша занятость, и отрицательные качества того, перед кем мы в долгу, — и все это лишь бы убедить себя в необязательности исполнения того, что должно было бы сделать в аналогичной ситуации другому человеку.

А поскольку я хочу, чтобы каждый читатель как можно скорее обрел Небеса уже на Земле, и смог подниматься как бы по ступенькам все выше и выше, то я воздержусь от пространных и неуместных здесь поучений касательно долга человека, поскольку решающее значение для их обретения имеет не знание долга, а его исполнение. Так почему бы нам не наслаждаться Небесами уже сейчас? К тому же подобные поучения только отпугнули бы тех, для кого долг и бремя суть одно и то же.

Итак, я советую всем желающим обрести Небеса на Земле и без промедления начать делать то, что велит им их долг. Ведь у каждого наверняка есть какие-то обязанности и он считает себя должным их исполнять. Так вот с них и начните, но не вполсилы, а изо всех сил, делая их максимально добросовестно и аккуратно. И когда вы почувствуете, что ваши силы и достоинство возрастают и ничто на свете не дает столько покоя и блаженства, как именно исполнение долга, у вас возникнет естественное желание брать на себя как можно больше обязанностей.

Мнение, будто любая обязанность только в тягость, возникает у того, кто ее не собирается исполнять или исполняет кое-как. Неисполненные обязанности действительно тяготят нашу душу, исполненные же доставляют удовольствие. Сознание, что мы их выполнили, — высшее благо, какое можно только найти на Земле. Не верите? Сделайте то, что вам надлежит сделать, а потом ответьте мне.

Долг и обязанности следует исполнять до конца, считая это главной целью всех наших трудов. Им нужно подчинять все наши стремления и желания. Любое стремление следует пресекать, любое желание подавлять, любое общение прерывать, от любого дела отказываться, если они уводят нас от этой цели. В идеале все, что мы думаем, говорим и делаем, должно иметь самое прямое отношение к исполнению нашего долга.

«Ну, это уж слишком», — скажут мне. Что значит слишком? Слишком будет только в том случае, если требуемое нам не под силу. Но мы говорим о другом. Я даже берусь утверждать, что, делая исполнение долга своей первейшей целью, мы этим, как ничем другим, облегчаем себе жизнь. Простейший и кратчайший способ добраться до нужного города — держаться все время прямого пути, ведущего к нему. А если я вздумаю, проехав милю вперед, вернуться затем на пару миль назад, то мне придется вновь проехать те же две мили, отчего я только еще больше устану, не приблизившись к цели настолько, насколько приблизился бы, постоянно двигаясь вперед.

Не происходит ли то же самое, когда исполнение долга для нас не самое главное? Когда есть еще и другие, побочные цели, отвлекающие нас от главной? Когда, к примеру, исполняя перед иным человеком свой долг, мы, будучи людьми азартными, то и дело отвлекаемся на десять других дел, проявляя свою необязательность?

В таких случаях обычно сетуют на тяжкую борьбу, которую приходится вести со своей несобранностью и которая так осложняет исполнение долга. А может быть, посчитав это своим первейшим делом, мы бы тем самым ослабили накал той борьбы и по возможности не дали ей разгореться? Если подавить свою неорганизованность на один день, а затем снова несколько дней ей потакать, то так мы только разовьем ее, лишив крепости наш разум, которому следовало бы бороться с нею. И тогда исполнение своих обязанностей не принесет нам никакого удовольствия.

Каюс знает свои обязанности и стремится их исполнять. Но дается это ему нелегко. Каждый шаг, предпринимаемый им в этом направлении, каждое напоминание о его долге, мешающее ему с наслаждением предаваться трапезе, каждый час, который он из-за этого вынужден отрывать от своего сна, исторгают из его груди тяжкий вздох. Семпрон же исполняет все те же и многие другие обязанности с величайшей радостью и легкостью. В чем причина такого различия? Главная цель Семпрона — исполнять свой долг, и его натура с этим уже свыклась. Каюс же, напротив, ставя на первое место удовлетворение своих желаний, исполняет свой долг как бы между прочим, отчего всякий раз, когда ему для этого надлежит что-то сделать, вынужден вести жестокую борьбу со своими пристрастиями.

Эрлих известен своей верностью долгу. Если он что пообещает, то наверняка выполнит. Прибыль от продаваемого им товара всегда составляет ровно столько, сколько позволяет ему его совесть. Он никого не уговаривает купить у него товар, а если иное изделие имеет изъян, то он открыто указывает на него покупателю. Закупая товар, он никогда не наживается на некомпетентности продавца или стесненных обстоятельствах, в которых тот находится, а платит за него ровно столько, сколько может дать, не рассчитывая на большую прибыль. Если в его окружении появляется некто, нуждающийся в его поддержке, он тотчас помогает ему чем может. И все это делается им непринужденно и с такой же легкостью, с какой его сосед «забывает» о своей задолженности Эрлиху, на которую тот уже давно махнул рукой.

Для иного главное в жизни — нажить себе солидное состояние. Это превратилось в страсть, и все, что им ни делалось, подчинялось только этой цели. Он держит слово, чтобы получать кредиты; продавая свои товары, не стремится к чрезмерной прибыли, чтобы привлечь побольше покупателей, и точно в срок платит своим поставщикам, дабы те предпочитали его и несли ему плоды своего труда.

Что же касается обязанностей, идущих вразрез с его главной целью жизни, то они вызывают у него одну досаду! Чего стоит ему, продавая товар заезжему покупателю, которого он, скорее всего, больше никогда не увидит, удержаться от того, чтобы не нажиться на нем. Или как приходится ему заставлять себя показывать покупателям имеющиеся у товара изъяны, идти на уступки задолжавшей ему бедной семье! Как тяжело он расстается с дукатами, которые приходится ему, как состоятельному человеку, жертвовать на восстановление сгоревшей приходской церкви! Обычно его совесть в борьбе с корыстолюбием терпит поражение, а если порой и побеждает, то только ценой его огромных усилий.

Дафнис и Хлоя вынуждены пропустить устраиваемый сегодня вечером маскарад и остаться со своими детьми. Дафнису от этого удивительно отрадно на душе, и сознание того, что он поступает так, как велит ему долг, наполняет его еще большим блаженством, какого не испытать ни одному из тех, кто придет на маскарад.

Хлое же, напротив, это решение стоило больших усилий, теперь она в дурном настроении и ее сердце сжимается каждый раз, когда она слышит проезжающий мимо ее окон экипаж.

Как это получается, что одному исполнение своего долга дается легко, а другому с большим трудом? Причина проста: для Дафниса нет ничего важнее, чем делать то, что ему велит его долг, этому подчинены все прочие его желания, поэтому ему ни с чем бороться не нужно. Для Хлои же на первом месте чувственные наслаждения, отчего любая обязанность, следование которой противоречит ее главной цели, для нее только в тягость.

Если бы нам еще в детстве внушили, что самое главное в жизни — исполнять свой долг, то мы бы это делали без особого напряжения. Но вместо этого с первых дней жизни наши наклонности и усилия направлялись совсем на другое. А если нас и призывали быть верными своему долгу, то лишь потому, что его исполнение обеспечит нам более прочное положение в обществе. Поскольку цель всегда важнее средства, а для достижения одной цели часто существует немало средств, то для нас важнее всего в жизни стало дело, а исполнение долга сместилось на второй план. Отсюда и столь популярные сетования на то, что наша плоть ни на что хорошее не способна, что хотений у нас хоть отбавляй, а вот с исполнением долга — просто беда. Прежде чем мы осознали необходимость выполнения своих обязанностей, в нас укоренилась привычка удовлетворять в первую очередь наклонности совсем иного свойства, которые от частого потакания им обрели такую силу, что превратились в страсти, с которыми нам и приходится бороться всякий раз, когда мы намереваемся исполнить свой долг.

Чего стоит иному человеку, у которого тяга к развлечениям стала уже подлинной страстью, отказаться от запланированных развлечений и пойти туда, куда его зовет долг! Если мы своевременно пресекли развитие подобных страстей, то и сражаться с ними пришлось бы намного реже.

Но еще не все потеряно, мы можем стать теми, кем нам надлежит быть. Нужно только этого как следует захотеть. Правда, придется изрядно потрудиться, но такое возможно.

Предположим, ты отправился в поездку на целебные источники, полагая, что ехать нужно на юг. Но, проехав несколько дней, вдруг замечаешь, что едешь явно не туда, а следовало бы их искать на севере. Выходит, твоя поездка оказалась не только напрасной, но и ввела тебя в ненужные расходы. Чтобы достичь своей цели, тебе придется повернуть назад и, проехав несколько дней, ты вновь окажешься там, откуда прежде выехал, не продвинувшись ни на шаг вперед. Ты, конечно, можешь достичь своей цели, но только поездка обойдется уже дороже и окажется более утомительной.

Я не собираюсь прописывать здесь пространные правила, следуя которым вы сделаете исполнение долга своей главной целью. Куда приятнее и полезнее задаться этим самому. Но я все же позволю себе дать несколько рекомендаций, которые облегчат эту задачу.

У нас почти каждый день выдаются хотя бы час или четверть часа, свободные от конкретных дел, когда мы, оставаясь наедине с собой и давая волю своим мыслям, принимаемся строить всевозможные планы на будущее. В эти моменты лучше сосредоточиваться на себе, однако наши мысли примутся витать вокруг того, что нам кажется важнее всего, расцвечивая наши намерения в самые привлекательные тона и возжигая в нас желания. Обычно эти желания идут вразрез с нашими обязанностями. Как тут быть? Мы мечтаем о чем-то очень приятном, подразумевающем пренебрежение нашими обязанностями, отчего в нас нарастает стремление именно так и поступить, ослабляющее нашу волю к их исполнению. Но если ты действительно хочешь в будущем всегда оставаться верным долгу, то отучи прежде всего себя от этой дурной привычки и возьми за правило, оставшись наедине с собой, размышлять о своих обязанностях и путях их исполнения.

Поначалу будет трудно, но потом все легче и легче, и в итоге ты придешь к тем Небесам, что на Земле.

Теперь представим себе мать, для которой самое главное — наряды и которая, проснувшись, первым делом принимается размышлять о том, во что бы ей одеться для прогулки. Она постоянно думает только об одном — как бы ей заказать еще нарядов и где взять для этого средства. Поймав однажды себя на мысли, что за всем этим она забывает о своем долге, женщина станет чаще употреблять эти праздные часы на размышления о своих обязанностях перед мужем и детьми. Правда, поначалу ей это будет даваться с трудом, но со временем превратится в истинное удовольствие, отчего обязанности не будут казаться ей уже такими обременительными, как прежде.

Мы только выиграем, если освободимся от всевозможных предубеждений, осложняющих исполнение долга. Прежде всего это представление о нем, как о нечто тягостном и обременительном. Когда мы вспоминаем о множестве обязанностей, лежащих на нас, то нами овладевают неприятные чувства, подобные тем, что возникают у крепостного крестьянина при размышлениях о своем подневольном труде. Но стоит нам только решительно взяться за дело, как эти чувства сразу же пропадают. От одного сознания, что ты исполняешь свой долг, на душе становится удивительно хорошо, и любые связанные с этим трудности и хлопоты кажутся не такими уж неприятными. Когда же долг исполнен, воспоминания о проделанной работе бывают тем отраднее, чем труднее была работа.

Человек, чувствующий, что ему нужно извиниться перед тем, кого он оскорбил, с досадой думает о своем предстоящем шаге. Но решившись на него, он испытает в душе облегчение, и, когда поймет, что сделал все возможное для предотвращения вражды, у него станет удивительно благостно на душе.

Итак, думая каждый раз о завершенных делах, мы почти всегда будем замечать, что досаду у нас вызывают именно мысли о невыполненных обязанностях. И как от нее избавиться? Выход один — исполнить их.

Далее, удовлетворение своих наиболее сильных желаний — занятие в нашем представлении сладостное, отказ же от них — совсем наоборот. Но и это предубеждение. Спору нет, момент их удовлетворения куда приятнее, чем тот, когда мы их в себе подавляем. Но какой разумный человек станет оценивать свои поступки по первым ощущениям, которые они в нем вызывают? Мы же не дети. Сознание отказа от иного желания и связанное с ним чувство своей силы доставляют, конечно же, куда больше радости, нежели сознание его удовлетворения.

Разумеется, сказанное относится в первую очередь к невинным желаниям, таким как, например, стремление в определенное время насладиться едой. Делая это, мы доставляем себе удовольствие. Но когда порой, стремясь возобладать над ним, решаемся отказаться от еды и доводим свое решение до исполнения, то вдруг узнаем, что, оказывается, есть куда более чистое и стойкое удовольствие, нежели вкусная еда. Попробуйте и убедитесь сами! Если даже при отказе от подобных желаний чувство нравственной силы приносит такое удовольствие, то куда больше удовольствия от сознания исполненного долга, которому поначалу препятствовало некое желание, успешно подавленное нами. Когда мы должны спасти жизнь человека, когда нами безотлагательно должна быть исполнена некая профессиональная обязанность, когда голодание поможет восстановить здоровье — разве допустимо в подобных случаях на первое место ставить свое гастрономическое удовольствие? Разве сможет человек, сознающий свой долг, забывая о нем, предаваться подобному удовольствию? И когда выбор сделан, что мы будем вспоминать? Как приятно было поддаться искушению и забыть о своем долге или, справившись с ним, сделать то, что тебе надлежало сделать? Пусть каждый спросит свои чувства и рассудит сам!

С другими чувствами ситуация такая же. Момент удовлетворения желания сладостен и приятен, а отказа от него — горек. Но если долг велит, то, наоборот, исполнение желания окажется горьким, а его подавление — сладким. Последнее не окажется таким уж неприятным от сознания того, что мы повиновались голосу долга. И как сладостно будет воспоминание! Чем сильнее был побежденный враг, чем острее было желание, с которым мы справились, тем приятнее воспоминание об одержанной победе.

А коли исполнение долга наша главная цель, на которую следует в первую очередь направлять все свои и мысли дела, то обращать ее в средство для достижения других целей не следует, иначе они станут для нас главенствующими, а исполнение самого долга делом второстепенным и не самым важным. Нужно добиваться, чтобы исполнение долга вошло у нас в привычку, и тогда левая рука не будет знать, что делает правая. Иными словами, мы привыкнем делать то, что нам надлежит делать, нисколько себя к тому не принуждая и не называя это исполнением своего долга. Нужно одинаково любезно приглашать к себе в гости того, кто не сможет отблагодарить нас подобным гостеприимством, и того, кто, скорее всего, со временем пригласит к себе в гости и нас. Порученную бесплатную работу надлежит выполнять так же добросовестно, как и любую другую, сулящую вознаграждение.

Поступая так как можно чаще, мы постепенно приучим себя искать свои Небеса не во внешнем, обычно призрачном вознаграждении, а в сознании исполненности собственного долга, где их непременно и найдем.

Иные возразят: «Разве мы не должны содержать себя и свою семью? А для этого нужно исполнять некие обязанности, другого пути нет. И как же можно требовать, чтобы при этом не ставить перед собой и другие цели?»

Возражение на первый взгляд правильное, но неубедительное. Конечно, содержать семью — наш прямой долг и причем один из самых главных. Но, исполняя его, честно занимаясь своим ремеслом, дабы заработать нужные средства, нам приходится одновременно исполнять и другие обязанности. Нужно только быть честным по отношению к самому себе и не включать в понятие «содержать семью» приобретение лакомств, украшений, роскошной одежды, содержание множества слуг и т. п., превращая в свою обязанность приобретение того, что диктует нам мода. Кроме того, нельзя считать зарабатывание средств своей единственной, иначе говоря, высшей обязанностью, нужно помнить, что она всего лишь одна из многих обязанностей, возложенных на нас.

Тот, кто всегда верен своему долгу, согласится со мной, иные же, только и думающие, как от него уклониться, сделают вид, что им мои рассуждения непонятны.

Поясню это на двух примерах из жизни людей ученых.

Катулл и Тибулл — профессора академии. Долг каждого из них — содержать себя и свою семью, и, обучая академическую молодежь, они зарабатывают для этого соответствующие средства.

На первый взгляд для обоих исполнение своего долга является основой для исполнения ими других обязанностей.

Но как неодинаково они это понимают!

Катулл живет неприхотливо: несколько опрятных комнат с самой необходимой мебелью и книгами, простая еда, скромная одежда, удовольствия от жизни он получает в кругу своей семьи и друзей — большего ему и не надо. Для этого ему вполне хватает жалованья, получаемого в академии. У него даже еще остается немного денег, которые он втайне от других время от времени отдает нуждающимся, дабы помочь им в их беде. Свою работу Катулл выполняет очень добросовестно. Каждый день он проводит только по три занятия, поскольку считает, что если станет проводить больше, то он перенапряжется и повредит своему здоровью или не сможет исполнять свои профессиональные обязанности на должном уровне. В его понимании самый верный путь увеличить число слушателей — честно трудиться на своем месте. Исполнив к концу дня положенное, он проводит оставшееся время в кругу семьи и друзей.

Иное дело Тибулл. Ему хочется всего. У него множество роскошно обставленных комнат, обширная библиотека, он сам, его жена и дети хорошо одеты, его стол ломится от яств, он непременный участник всех увеселительных мероприятий, и поездки за границу, как в его понимании требует зажиточная жизнь, которую он ведет, для человека его сословия сущая необходимость. Правда, все это требует расходов, которые три часа ежедневных занятий со студентами покрыть не могут. А посему он занимается с ними по шесть часов в день. Учитывая, что к занятиям нужно еще и готовиться, ему приходится недосыпать и посвящать этому часы, которые Катулл обычно проводит в кругу семьи. И все же его лекции не столь основательны, как лекции Катулла. Он всеми силами старается увеличить число своих слушателей, но вот так, как он этого добивается, порядочный человек делать не станет. Помимо прочего, в начале каждого полугодия первые часы своих лекций Тибулл посвящает тому, что с гордостью перечисляет свои заслуги, пытаясь преуменьшить заслуги своих коллег и даже их высмеять. И все же ежегодно его доходы отстают от расходов на приличную сумму, отчего он все больше погрязает в долгах и скоро окажется неспособным платить своим кредиторам.

Сравни жизнь этих двух людей и сделай соответствующие выводы! Катулл верен своему долгу — обеспечивает себя и свою семью, исправно выполняет свои обязанности перед слушателями академии, не забывая при этом и о других обязанностях: заботиться о здоровье, давать образование детям, поддерживать нуждающихся. Он также исправно выполняет свои обязанности перед коллегами, ремесленниками, выполняющими для него ту или иную работу, и купцами, поставляющими ему товары. Жизнь этого человека целиком посвящена служению своему долгу.

Если Тибулл полагает, что делает то же самое, то он заблуждается. Он печется не столько о благополучии своей семьи, сколько об удовлетворении собственного тщеславия. Это и есть его главная цель, долг же для него нечто второстепенное, и он исполняет его постольку, поскольку таким образом достигает своей цели. Поэтому свою ежедневную работу он выполняет не на должном уровне. Не так уж хорошо он служит и семье. Тратя значительную часть своего дохода на удовлетворение собственного тщеславия, он обрекает ее на нищету, ибо неизбежно настанет время, когда господа кредиторы очнутся и потребуют возвращения долгов. Пренебрегает он и прочими обязанностями: не заботится ни о своем здоровье, ни об образовании детей, ни о качестве своего преподавания в академии. Он пренебрежительно относится и к своим коллегам, и к людям, работающим для него и снабжающим его дом всем необходимым.

Перед нами два человека, придерживающихся мнения, что они честно исполняют свой долг — содержат себя и свою семью.

Теперь представьте себе, что происходит в их душе, когда они, оставшись наедине с собой, размышляют о своей жизни. Может быть, Катулл уже ощущает себя на Небесах? А Тибулл? Кому захочется оказаться на его месте? Сознание пренебрежительного отношения к своим обязанностям превращает его жизнь в сущий ад, не так ли? А ведь оба живут в одном мире, работают в одном университете, оба занимают профессорские должности и оба люди ученые.

Выходит, исполнение своего долга равносильно тому, что мы надеемся обрести по ту сторону гроба. Наша душа жаждет блаженства. А что такое блаженство? Это состояние удовлетворения собой и всем, что нас окружает. А разве, исполняя долг, мы не испытываем то же самое?

Прежде мы говорили преимущественно о том, к чему ведет неверность своему долгу, о трудностях, связанных с его исполнением. Отвлечемся на время от этого и попытаемся себе представить, сколь велик человек, для которого превыше всего долг. Получается, что у такого человека есть почти все, что в нашем понимании равносильно Небесному блаженству.

Раньше оно казалось нам недостижимым, потому что мы находились в постоянном смятении. У нас были свои суждения, свои взгляды на жизнь, позволяющие нам принимать определенные решения, желания, требующие от нас противоположного, друзья, советовавшие нам совсем другое. Мы жили среди людей, думающих иначе, но чье мнение казалось нам важнее, и среди обстоятельств, склоняющих нас совсем на другое. Наша жизнь была соткана из противоречий. Чтобы действовать по своим убеждениям, требовались определенные усилия и борьба, а пренебрежение ими заставляло нас сожалеть о содеянном и раскаиваться в своих поступках. Мы руководствовались то одним, то другим, то нашими воззрениями, то своими желаниями, то различными обстоятельствами.

Так мы жили прежде — в постоянной борьбе и раскаянии. Воспоминания о прожитых годах не приносили нам удовлетворения и не умиротворяли нашу душу.

Всего этого не будет, как только самым важным для нас в жизни станет исполнение своего долга. Он — наша главная цель, ради которой мы будем жить, действовать и мыслить. Тогда у нас останется всего одно желание, одна страсть, которой неизбежно подчинятся все прочие страсти, один жизненный принцип, который и станет определять наши мысли и поступки — долг прежде всего. В нашей душе воцарится удивительнейшая гармония, нарушить которую будет тем труднее, чем сильнее возобладает над нами этот принцип.

Софрон поступил в университет, будучи недурно воспитанным своим отцом и учителями. Но он был немало удивлен, оказавшись впервые в обществе своих земляков, которые потешались над его жизненными принципами и вели себя совершенно по-другому. Будучи по натуре юношей робким и не осмеливаясь им противоречить, он стал подстраиваться под них и неоднократно охотно посещал в их компании известные заведения, буквально созданные для того, чтобы человек нарушал свой долг. Со временем его чувственность превзошла все разумные пределы и охотно потакала любым капризам, от кого бы они ни исходили. Исполнение долга требовало теперь от него огромных усилий, и всякий раз, нарушая его, он мучился угрызениями совести. Как часто он всю ночь не мог сомкнуть глаз, изводя себя упреками за то, что не сохранил верность своим жизненным принципам. Да и следующие за кошмарными ночами дни были для него не менее печальными. Он покидал свою постель с твердым намерением вновь жить по своим прежним принципам. Но тут же начиналась упорная борьба, навязываемая ему его собственными желаниями, не привыкшими, чтобы их подавляли, и теми приглашениями, насмешками и подтруниваниями, на которые не скупились его друзья. Он редко выходил победителем из той борьбы, обычно совлекаясь на путь, ведущий его, как он осознавал, к погибели. Софрона влекло из аудиторий, где приобретаются знания, соответствующие предназначению, туда, где удовлетворяется чувственность. Так он прожил несколько злосчастных месяцев, после чего один знакомый потребовал удовлетворения за нанесенное ему оскорбление, вызвав его на дуэль. Проведя ужасную бессонную ночь, в течение которой Софрон острее, чем когда-либо, ощутил всю омерзительность дуэли и всю неправильность своей жизни, идущую вразрез с его прежними правилами поведения и мышления, он приходит к твердому убеждению, что случившиеся с ним беды — последствия пренебрежительного отношения к своему долгу и что для достижения душевного покоя у него решительно нет иного пути, как только свято исполнять этот долг.

Укрепившись этим убеждением, он на рассвете делает шаг, стоивший ему немалых усилий. Он исполняет долг перед тем, кого, как считает тот, он оскорбил, совершенно не думая о том, что скажет на этот счет мир, в котором он живет. И вот, безоружный, он навещает своего противника и, войдя к нему в комнату, по-мужски обращается к нему: «Друг! Ты считаешь, что я нанес тебе оскорбление и требуешь удовлетворения. Я пришел с намерением дать его тебе. Ну какое удовлетворение от дуэли? Если я соглашусь на нее, то рискую сделать бесполезным для мира человека, который мог бы принести ему много добра. И ты в отношении меня подвергаешься той же опасности, поскольку я тоже намереваюсь совершить еще немало хорошего. Я собираюсь дать тебе истинное удовлетворение — попросить у тебя прощения. Вот моя рука! Или тебе доставит большее удовольствие ее искалечить?»

Противник выслушивает неожиданное предложение, пребывая в нерешительности. Но Софрон продолжает так убедительно говорить, что он в итоге меняет свои убеждения и, вместо того чтобы ждать извинений, бросается ему на шею и благодарит за сделанный навстречу ему шаг.

Отныне все помыслы Софрона устремлены на беспрестанное исполнение того, что велит ему его долг, какие бы внешние и внутренние препятствия ни пытались помешать ему в этом. И у него возникает чувство, что он наконец обрел те самые Небеса. Правда, он еще не может похвастаться, что проживает каждый день, выполняя все свои обязанности. Однако то пренебрежение долгом, в котором он прежде упрекал себя, случается с ним нечасто, что, конечно, не дает ему в полную меру насладиться своим блаженством, но в то же время укрепляет его в мысли, что только исполнение долга способно привести нас к Небесам, что на Земле.

По большей части наше беспокойство или омраченное настроение порождается нашими желаниями, которым нет конца. Путник, не успев выйти из дома, мечтает оказаться там, где его следующий ночлег, а добравшись до этого места, уже думает о следующем. И так до тех пор, пока он не вернется домой. Каждый, присмотревшись к себе, увидит, как он похож на этого путника. Его то и дело одолевают желания, и за каждым из них стоит чувство неудовлетворенности чем-либо, которое всегда огорчительно. Чем разнообразнее наши желания, тем сильнее это неприятное чувство. А чем больше их, то, как известно, больше остается неисполненных, отчего неудовлетворенность возрастает.

Друзья мои! Закаляйте свой дух! Пусть каждый стремится прежде всего исполнять свой долг, и тогда у него будет всего одно желание, а удовлетворит ли он его или нет, зависит прежде всего от него. Нужно только серьезно захотеть, и все получится. Ощутив хотя бы раз, какое это удовольствие — исполнять свое самое жгучее желание, представьте себе то блаженство, которое ожидает вас, когда вы будете это делать беспрерывно.

Ты задумался? У тебя есть возражения? Что ж, попытаюсь их упредить. «Как это возможно, — скажешь ты, — чтобы у меня не было никаких желаний, кроме как исполнять свой долг? Если я беден, разве мне не захочется улучшить свои доходы? Разве я, решив обзавестись семьей, не захочу исполнить это намерение?» Конечно, совсем отказаться от подобных желаний не получится. Но чем искреннее желание исполнять свой долг, тем умереннее становятся все прочие желания, тем меньше они нас волнуют, тем спокойнее мы относимся к тому, что некоторые из них остаются неудовлетворенными.

Но на это ты можешь мне сказать: «Это неверно, будто исполнение мною долга целиком и полностью зависит от серьезности моих намерений. Мне могут помешать тысячи обстоятельств. Например, я должен вернуть деньги кредитору или заплатить за выполненную работу. И как мне быть, если мои доходы, на которые я рассчитывал, внезапно прекратятся? Я всей душой хочу исполнять свои обязанности перед детьми. Но как, скажите пожалуйста, мне реализовать это на практике, если по долгу службы я постоянно отсутствую и мало общаюсь с семьей. Или: я серьезно отношусь к своей работе, но как мне быть, если я заболею?»

Все это так, обстоятельства действительно иногда могут оказаться сильнее нас. Главное — по-настоящему захотеть, и у нас все получится. Побольше старания, рассудительности и умеренности в расходах, и мы вернем долги, даже когда лишимся известных доходов, на которые так рассчитывали. Рассудительность и наведение порядка в делах позволят нам исполнять свои обязанности перед семьей, даже когда служба отнимает у нас непомерно много времени. Нужно немного напрячься — и даже болезненный человек окажется в состоянии исправно исполнять свою службу, а во многих случаях это его даже укрепит. Как быть, если нам действительно не удается выполнить то или иное обязательство? Тогда лучше на время о нем забыть и переключиться на другие. Тревожиться сильно не нужно, поскольку мы делаем это не по собственной воле, и наша верность своему долгу от этого ничуть не пострадает, поскольку у нас возникли новые обязанности, которые нам в данный момент под силу.

Представим себе ужасную ситуацию: некий деспот отрывает добропорядочного человека от семьи и бросает его в тюрьму. Тогда он освобождается от многих обязанностей, но вместо них у него появляются новые, такие как, например, необходимость проявлять терпение, пробуждать в тюремщике гуманные чувства или даже потребность изобрести для человечества нечто важное, что возможно только в условиях длительного и полного одиночества.

Видите, даже и тогда у нас остается возможность удовлетворять самое сильное желание — исполнять свой долг.

Наш жизненный опыт учит, что нередко страдания порождаются тем, что мы уж слишком ярко начинаем представлять себе свое будущее. Правда, радостные перспективы, которые оно иногда сулит, позволяют нам легче переносить нынешние горести и печали. Но здесь есть опасность, что мы перестанем делать что-либо для настоящего и, уповая на лучшее будущее, позволим сегодняшней беде взять верх над нами.

Например, Куртиус ожидает назначения на некую доходную должность. Он настолько живо представляет себе выгоду, которую она ему сулит, что совершенно упускает из виду необходимость быть умеренным в своих расходах. Из-за своей беспечности он влезает в такие долги, которые еще в течение многих лет после вступления им в желанную должность будут омрачать его радость.

Радужные перспективы в будущем могут помешать нам наслаждаться тем хорошим, что у нас есть сегодня, и мы в погоне за тенью упустим реальное.

Если же виды на будущее безотрадны или вообще ужасны, то где уж тут наслаждаться настоящим, и все то, что омрачает сейчас нашу жизнь, вырастает до неимоверных размеров. Иногда привычка вглядываться в будущее делает жизнь человека безотрадной и печальной, хуже жизни животного. Барану, на глазах которого отправили на смерть уже полсотни его товарищей, и невдомек, что его ожидает подобная участь. Даже в день своей смерти он будет столь же безмятежно и с неменьшим удовольствием поедать свой корм. Но человека одно представление о страданиях, возможно, ожидающих его в будущем, способно подкосить настолько, что он станет безучастным и к настоящему.

Всадник падает и ломает ногу. Ломает ногу и его лошадь. Оба страдают, но всадник явно сильнее, нежели лошадь. Она страдает только от боли, его же помимо боли мучает представление о всех тех неприятностях, которые повлечет за собой это происшествие.

Нужно быть цельным человеком, всем существом оставаясь верным своему долгу, и тогда подобные страдания не будут долго терзать вас. Посвящая каждый день своей жизни служению долгу, мы не станем рисовать себе живые картины будущего — на это у нас просто не останется времени.

Почему Кристиан всегда весел и радостен? Он ведь отлично понимает, что его ждет, когда он в скором времени отправится служить в полк, участвующий в настоящее время в кровопролитных сражениях. Он живет исключительно во имя долга. Все его мысли обращены на родителей, воспитавших его как помощника в своих делах, обязанного каждодневно выказывать им свою благодарность. Оставаясь преданным им, он не располагает в достаточной мере свободным временем, чтобы размышлять о своем будущем и живо представлять себе тот ужас, который его ждет.

А может быть, его будущее окажется не таким мрачным и перед ним откроются радужные перспективы, о которых он и не мечтал. К чему сегодняшние тревоги? Возможно, печальное будущее действительно наступит. Что ж, тогда у него возникнут другие обязанности, и он примется их исполнять, отчего по-прежнему будет таким же бодрым, как сейчас.

На основании сказанного приходим к следующему выводу: делая своей главной целью нечто иное, а не исполнение долга, мы рискуем поставить успех наших стараний в зависимость от обстоятельств, управлять которыми не в нашей власти. И такой нежелательной зависимости нам не избежать. Выбирая иные цели и целиком посвящая себя их достижению, следует прежде задуматься о правильности своего шага.

Конец ознакомительного фрагмента.