Следующий апокалипсис. Искусство и наука выживания

Крис Бегли, 2021

Пандемия, изменение климата или война – наша эпоха пропитана ароматом Судного дня. Современные фильмы, книги и другие источники наполнены жуткими фантазиями о жизни после апокалипсиса. Мы представляем себе ужасные, заброшенные города и то, как возвращаемся к земле в отчаянной попытке выжить. В своей книге Крис Бегли утверждает, что наши представления о том, как происходит катастрофа, в корне неверны. На примере краха цивилизаций прошлого, таких как майя и Западная Римская империя, автор показывает, что это, скорее, не крах в результате катаклизма, а длительный процесс постепенных изменений. Некоторые люди бросают свои дома и соседей. Другие объединяются, чтобы начать все заново. Важнее всего то, что происходит после события, запустившего эту реакцию. Бегли подчеркивает, что конец света пережили сообщества, группы людей, а не герои-одиночки. И так будет во время следующего апокалипсиса. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Chris Begley

THE NEXT APOCALYPSE:

The Art and Science of Survival

© 2021 by Chris Begley

© Ю. Б. Капустюк, перевод, 2022

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2022

* * *

Сорейде, Белле, Уильяму и Аарону

Пролог

Ничто не длится вечно. Законы физики требуют, чтобы мы стремились к хаосу, и мы им подчиняемся. Одно изменение тянет за собой другое, и трансформация пронизывает всю нашу жизнь. Перемены бывают глубокими, резкими и порой катастрофическими. Многие из нас часто думают о том, что принесет с собой следующий апокалипсис, и полагают, что он уже не за горами. На мой взгляд, каждое поколение предчувствует, что конец близок. Иногда люди оказываются правы.

Глубокие изменения не остаются без последствий, но мы продолжаем помнить мир таким, каким он был до катаклизма. Мы создаем овеянное мифами прошлое, романтизируем те времена, когда все было в порядке. Я археолог, изучаю, как формируются и меняются общества. В тропических лесах Гондураса я наблюдал, как глубоко эти изменения влияют на людей даже столетия спустя.

— Тебе известна история Затерянного города? — спросил меня Дон Чиприано и указал куда-то рукой. — Он вон там.

Мы с Чиприано сидели, смотрели на костер и ждали, когда закипит вода для кофе. Мы находились на Москитовом берегу Гондураса, в самых дебрях тропического леса, где на протяжении многих лет я проводил археологические исследования. Мы шли уже больше недели, составляя список археологических объектов, которые он мне показывал. Разумеется, я слышал истории о Затерянном городе. Их передавали из уст в уста, и многие утверждали, что нашли этот город.

— Может, нам стоит на него взглянуть? — предложил я.

Я был настроен скептически, но мною вдруг овладел интерес и страстное желание взглянуть на еще одно древнее место.

— Нет, — ответил Чиприано. — Нам туда нельзя. Это то самое место, куда сбежали все боги, когда пришли испанцы. Наши боги, боги всех коренных племен.

Чиприано — представитель племени печ (или пайя), коренной этнической группы, и потомок тех людей, что создали эти археологические памятники тысячу лет назад. Я работал с племенем пайя, потому что они знали тропический лес лучше, чем кто-либо другой. Я прожил в их деревне около года.

— Боги одиноки, если ты придешь в тот город, тебе придется поговорить с каждым из них, иначе они разгневаются и никогда тебя не отпустят. Для этого нужно знать семь языков. А мы ими не владеем. Никто не знал все семь индейских языков.

— Ты там бывал? — спросил я.

Чиприано посмотрел на меня, с трудом скрывая разочарование и нетерпение.

— Нет. Разве ты не понял, что я сказал про языки? Если бы я туда пошел, я бы находился там до сих пор. Но я знаю, где это, — он замолчал и опустил плечи, словно его одновременно покинули и энергия, и злость. — Может, когда-нибудь мы туда попадем, — едва слышно произнес он, — не знаю…

Его внезапное смирение меня поразило. Ему хотелось в тот город, это было очевидно, но он понимал, что нельзя. Отправиться туда — все равно что совершить путешествие в идеализированную эпоху. Он никогда не сможет вернуться.

Мы больше об этом не говорили, и я в том месте так и не побывал, но понимаю, почему оно было для него так важно. Легенда о Затерянном, о Белом городе родилась несколько столетий назад. Испанские версии перемешались со сказаниями племени пайя, и сегодня мы слышим рассказы о затерянном в джунглях огромном и некогда богатом городе. В первоначальных сказаниях пайя речь шла не о городе. Они использовали термин Kao Kamasa, то есть «белый дом», но люди, не знакомые с языком пайя, неверно истолковали этот термин. В первоначальной истории ничто не указывает на масштаб или богатство, потому что это было не важно. А важно то, что это место служит домом для богов и располагается на территории, традиционно считающейся родиной племени пайя.

В этом регионе множество уникальных археологических памятников, но именно «белый дом» считается колыбелью данного народа. Именно там они жили до того, как их привычный мир рухнул, и они оказались рассеяны вторгшимися европейцами. Это место символизирует общество до его распада. Чиприано боялся посещать город, но ему хотелось о нем говорить. Я понял, что важно не само место, а то, что утеряно: независимость и достоинство, которых в тропическом лесу было не найти. Дело не в самом месте, а в мифическом, наполовину забытом, наполовину сотканном воображением прошлом. Прошлом, которое предшествовало коллапсу.

Для Чиприано это далекое событие — не только прошлое. На основе этой картинки мифического прошлого он строит свое настоящее. Для него настоящее — это искаженная и гротескная версия того, что могло бы быть (и что было бы), если бы его мир не захватили незваные гости. Если образ столь далекого, существовавшего до упадка прошлого обладает подобной силой, то какой силой обладают наши представления о будущем, ожидающем нас после коллапса?

Мысли о будущем крайне важны, ведь именно они формируют грядущее. То, каким видит прошлое Чиприано, влияет на его взгляд на настоящее. Наши представления о будущем заставляют нас сейчас действовать определенным образом, а эти действия, в свою очередь, влияют на будущее. Оглядываясь вокруг, я вижу, каким мы представляем себе жизнь после апокалипсиса. Мы пишем о ней, снимаем фильмы и готовимся к ней. Мы представляем себе, как все разрушится. Мы рождаем сложные апокалиптические фантазии, одновременно болезненные и приятные. Эти фантазии помогают нам подготовиться к катастрофе и определяют параметры вероятных версий будущего.

Зачем мы это делаем? Будущее нас беспокоит, и это вполне понятно. Мы постоянно сталкиваемся с проблемами, и впереди их все больше. Но дело не только в этом. Мы словно упиваемся своими фантазиями. Они являются отражением нашей истории, наших желаний и страхов. Эти фантазии очерчивают контуры историй, которые мы создаем. А сами истории влияют на будущее.

Как и большинство археологов, я изучаю общества, находящиеся в состоянии непрерывной трансформации. Часто эти преобразования приводят к катастрофам, которые мы называем «коллапсами». Археологи изучают, как и почему происходят эти изменения и как люди реагируют на глубокие и резкие перемены. Эта тема знакома большинству археологов, а для некоторых является центральной темой исследования. Я изучаю то, что происходит на самом деле, когда случается крах, и вижу, где наше воображение ошибается и наши фантазии расходятся с реальностью. Апокалипсисы из фильмов и книг совсем не похожи на реальные катастрофы. Наше представление о том, как все это происходит, полностью нас удовлетворяет, является ярким и занимательным, но, к сожалению, неточным. Мы готовимся не к той катастрофе.