Люмен

Кортни Коул, 2015

Меня зовут Калла Прайс, и я окончательно потеряла себя. Осколки реальности ускользают от меня в тот момент, когда я отчаянно пытаюсь собрать их воедино. Но я не одна: мой братблизнец Финн и возлюбленный Дэр готовы защищать меня ценой своих жизней. Древнее проклятие завладело моей душой? Или же я просто схожу с ума? Я не знаю. Лишь одна истина не вызывает сомнений: тьма душит меня. Но скоро я освобожусь. А все вопросы найдут свои ответы. Так было предначертано. Не бойся… Ужасайся!

Глава 5

Поместье Уитли

Сассекс, Англия

Мне снится, что я не могу дышать, будто что-то, что-то, что-то душит меня. Я пытаюсь, отчаянно пытаюсь сделать хоть один вдох или элементарное движение, но у меня просто-напросто ничего не выходит. Я вздрагиваю и просыпаюсь: Кастор спит прямо на мне, придавив меня к кровати всем своим весом.

— Уфф, Кастор, подвинься, — бормочу я, потому что он дышит мне прямо в нос, от чего меня начинает тошнить, а его слюни стекают мне на шею.

Он только начинает дышать чаще и ни на сантиметр не двигается.

— Ты такой огромный! — с любовью говорю ему я, почесывая его гигантскую голову. Мы вернулись в Уитли только вчера, а Кастор и Поллукс сразу же нас узнали, словно мы никуда и не уезжали, — никогда бы не подумала, что собака может вымахать до таких размеров!

Мне кажется, по размеру его можно было бы сравнить с маленькой лошадкой, а его лапы больше моих ладоней. Это уж я точно знаю. Я сама сравнивала. А весит он столько же, сколько и Финн, а может, даже больше. Я очень люблю его. Я люблю его так же сильно, как в прошлом году, так же сильно, как любила его всегда. Или еще сильнее. Он такой большой, что я точно уверена: рядом с ним мне не грозит никакая опасность. Никогда. По какой-то необъяснимой причине мне кажется, что это важно.

— Пойдем, я приготовлю тебе завтрак, малыш. — С этими словами я поднимаюсь с кровати, а Кастор несется следом за мной, его когти царапают гладкий каменный пол, когда мы пробегаем через коридоры и комнаты, словно сильный и могучий лось мчится прямо передо мной: в нем нет и капли хрупкости.

Я останавливаюсь перед комнатой Финна и тихонько заглядываю в приоткрытую дверь: улыбка расползается по моему лицу, когда я вижу, как Финн и Поллукс распростерлись на простынях и крепко спят. Поллукс настолько же гигантский, как и Кастор, и его крепкое тело заставляет громадную кровать казаться крохотной. Увидев меня, он приподнимает уши, но не двигается с места.

— Тсс, малыш, — шепчу я ему, и он закрывает глаза, словно понимает мое желание. Я хочу, чтобы брат хорошенько выспался.

Мы еще не до конца справились с акклиматизацией, поэтому кажется, что весь мир перевернулся с ног на голову.

Наконец мы оказываемся на кухне, и, кроме нас, там пока никого нет. Это немного странно, но вполне объяснимо: еще слишком рано для подъема в обычный день, когда ни у кого не запланировано ничего важного. Дурацкая акклиматизация. Я насыпаю корм в миску Кастора, а сама беру из хлебницы рулет и завтракаю им.

Когда мы заканчиваем, на кухне все еще пусто.

Поэтому мы с Кастором решаем отправиться на улицу. Нам приходится продираться сквозь туман, застилающий все тропинки: здесь я могу почувствовать себя первооткрывателем.

Очень быстро я начинаю жалеть о том, что не надела свитер. Промозглый и колючий утренний ветер заставляет меня ежиться от холода, а солнце лишь немного выглядывает из-за горизонта. Мое тело покрывается мурашками, и пупырышки на ногах трутся друг о друга при ходьбе, словно я полностью покрыта тысячами крошечных колючих муравейников.

Над горизонтом расстилаются сиреневые, розовые и бордовые полосы, а солнечный диск поднимается из-за края земли и кажется неестественно огромным: наверное, потому, что просторы поместья Уитли такие бескрайние. Я потрясена красотой этого утреннего пейзажа, когда внезапно до меня доносится какой-то шум.

Словно камушек, который катится по дорожке. Звук скольжения, нечто, что беспардонно врывается в утреннюю тишину, ломает ее.

Я останавливаюсь, но Кастор бросается вперед и мчится куда-то вдаль без меня. Я вижу только то, как его гигантское тело буквально летит по направлению к конюшням, потому что весь он в нетерпении найти источник странного звука.

— Кастор! — пытаюсь подозвать его я, но он даже не оглядывается на меня.

— Кастор, — вторит мне более мужественный, чем мой собственный, голос, буквально взрывая тишину, и пес останавливается у ног Дэра, — сидеть!

Кастор немедленно и покорно садится перед ним.

Я благоговейно наблюдаю за происходящим.

— Как тебе это удалось?

Дэр поднимает на меня взгляд. Полагаю, ему сейчас… одиннадцать. Его волосы немного взлохмачены, и они почти достают до его плеч. Но его глаза… они почти не изменились.

Темные.

Темные.

Темные, словно густая ночная тьма.

— Тебе нужно быть потверже, — говорит он мне, и я замечаю, что его голос начал ломаться, а говорит он с превосходным британским акцентом, — ты должна показать, кто здесь главный. За этот год их много дрессировали, но они все еще щенки. Старайся держать его под контролем.

Я немного сомневаюсь, потому что мне кажется, что Кастор вдвое, а то и втрое больше меня. Зачем ему меня слушаться?

— Позови его, — объясняет мне Дэр, — потверже. Скажи ему: «Кастор, ко мне!»

Я так и делаю, стараясь передать выражением своего лица всю твердость и настойчивость Дэра.

Кастор удивленно смотрит на меня, но не двигается. Дэр разражается хохотом.

— Ты должна позвать его так, чтобы он почувствовал твой авторитет, мышоночек.

Я высоко поднимаю подбородок.

— Не смей меня так называть. Я тебе не мышь!

Он смеется.

— Значит, веди себя иначе. Позови его так, как будто тебе это действительно необходимо.

Мои губы искривляются в усмешке, и я выпаливаю:

— Кастор, ко мне!

Кастор поднимается и идет прямо ко мне. Он становится напротив, ожидая следующей команды.

— Сидеть.

Он садится.

Как будто по мановению волшебной палочки.

Дэр улыбается, обнажая свои белоснежные зубы.

— Вот видишь. Он очень сообразительный. И я уверен, что он все еще помнит тебя. Они оба были натренированы на ваши запахи.

— Наши запахи?

Дэр кивает:

— Да. Твой и твоего брата. Сабина сохранила несколько ваших рубашек специально для них. И это сработало, как ты можешь заметить. Он тебя узнает.

На этот раз киваю я, потому что не могу с ним поспорить. Пес и правда узнал меня. Но это немного странно, что мой запах так активно использовался весь этот год, а я даже не знала об этом, хотя, пожалуй, довольно глупо так серьезно думать об этом. Ведь, по сути, мой запах мне не принадлежит. Если подумать. Я оставляю его на вещах и там, где бываю, и так он распространяется вокруг. И с того момента, как я оставляю его где-то, он больше не может впитаться обратно в меня.

Дэр отправляется на прогулку вместе со мной, излишне угловатый и слегка неуклюжий, но мне он кажется таким утонченным, что я сразу чувствую его принадлежность к высшему обществу. Да и в конце концов, он на целых три года старше меня. Одиннадцатилетки в школе даже не наградят меня своим взглядом. Ну ладно, разве только для того, чтобы обозвать меня призраком похоронного бюро. Это воспоминание заставляет меня поморщиться, Дэр это замечает и смотрит на меня с любопытством:

— Что такое?

Я сглатываю: ни за что на свете я не открою ему свои мысли, мне слишком стыдно от них.

— Ничего особенного. Лучше расскажи, что ты делаешь на улице так рано?

На этот раз мне кажется, что его лицо морщится от секундной судороги, но ему почти сразу удается спрятать это.

— Только в это время я могу выходить, — пожимает плечами он, но все же не утруждается разъяснениями, — только не говори Сабине, хорошо?

Я думаю, что с его стороны довольно глупо просить меня об этом, ведь мы не делаем ничего плохого, но я все равно соглашаюсь:

— Хорошо. Но все же, чем ты занимаешься здесь?

Он снова пожимает плечами:

— Ничем. Просто брожу.

Он выглядит очень умным. Наверное, дело в том, что на нем пиджак.

— Можно я погуляю с тобой? Я не знаю, куда идти.

Дэр немного колеблется, но все-таки согласно кивает:

— Ладно. Но ты должна вести себя очень тихо. Мы же не хотим разбудить взрослых?

— Здесь все такое огромное, — отвечаю я, — никто не сможет услышать, как мы ходим здесь.

— Здесь глаза повсюду, — предостерегает он меня, — даже не сомневайся.

— Поняла, — отвечаю я, потому что он хочет, чтобы я с ним согласилась.

Но я думаю, что у него что-то вроде паранойи и его страхи ничем не обоснованы.

Мы направляемся по тропинке к широким полям, отходя все дальше и дальше от дома, а Кастор бежит впереди в паре шагов от нас. Время от времени он поднимает в воздух свою морду с огромным носом и принюхивается к ветру, будто проверяет, проверяет, проверяет, нет ли рядом кого-то или чего-то подозрительного.

— Что он пытается унюхать? — с любопытством спрашиваю я у Дэра.

— Что-то, — предполагает в ответ он, — все вокруг. Кто знает? Героизм — одно из ключевых качеств ньюфаундлендов. Думаю, он мог бы умереть, защищая тебя.

— А тебя? — спрашиваю я.

Дэр бросает на меня удивленный взгляд.

— Возможно. Но это не мой пес. Он твой.

Мне до смерти хочется спросить, почему ему нельзя завести свою собственную собаку, потому что, очевидно, Кастор ему очень нравится. Но я так и не решаюсь. Меня не покидает странное чувство, что этот вопрос может его обидеть, задеть его чувства, а мне этого совсем не хочется. У меня внутри появляется странное восхищение этим мальчиком и его темными глазами.

Дэр останавливается посреди тропинки, и мне кажется, что он пытается задержать дыхание. Я вдруг замечаю, что он очень бледный: гораздо бледнее, чем последний раз, когда я его видела. Я касаюсь пальцами его локтя.

— С тобой все в порядке? — быстро спрашиваю я, и он отскакивает от моего прикосновения, как от огня.

— Конечно, — молниеносно отвечает он. — А у тебя есть какие-то сомнения?

Да, у меня есть сомнения, потому что тебе сложно дышать.

Но тем не менее я предпочитаю не говорить об этом вслух, потому что он явно не хочет, чтобы я видела его таким. Поэтому я просто тихонечко жду рядом с ним, очень терпеливо. Проходит несколько минут, прежде чем он оказывается снова готов продолжать путь, хотя на этот раз шагает он гораздо медленнее. Кастор тоже старается идти не так быстро, в одном темпе с нами.

Один мальчик, который учится со мной в одном классе в школе, болеет чем-то под названием астма. Он всегда носит с собой ингалятор, и довольно часто, особенно во время обострений, он не может долго бегать или играть, потому что ему нужно восстановить дыхание. Наверное, у Дэра тоже эта болезнь, только мне кажется глупым то, что он не хочет признаться мне в этом. Ведь астма — это не то, чего надо стесняться.

Дэр указывает на каменное здание в небольшом отдалении от нас:

— Это усыпальница. Каждый из рода Саваж захоронен здесь. Ты тоже тут будешь, когда умрешь.

Какой гнетущий разговор.

— И ты тоже будешь?

Вопрос срывается с моих губ раньше, чем я успеваю его остановить.

Дэр издает смешок, но я слышу, что ему совсем не весело.

— Сомневаюсь. Да мне и не хотелось бы этого. Мой отец был французом, поэтому похоронят меня, скорее всего, во Франции. Они не могут оставить меня здесь.

В его голосе сейчас слышно ровно столько же презрения, сколько в голосе Элеаноры, когда она говорит о нем. «Дурная кровь», — так сказал бы мой отец. Вот только почему?

— Тебе не нравится здесь? — спрашиваю я в надежде на то, что он скажет мне что-нибудь, что прольет свет на все происходящее в этом доме.

Но Дэр молчит, его глаза замерли на одной точке на линии горизонта.

— Пожалуйста, скажи мне! — умоляюще продолжаю я. — Мне тоже здесь не нравится.

— Почему же? — Дэр смотрит на меня, и кажется, в его взгляде появляется нотка любопытства.

— Потому что я скучаю по папе. По своей комнате. Мы живем в одном доме с похоронным бюро, ты ведь помнишь об этом?

Дэр кивает.

— Об этой части, пожалуй, можно было бы не говорить, потому что дети в школе часто дразнят меня, но сейчас я правда скучаю по дому. По океану. Уитли слишком большой. Мне здесь страшно, потому что все такое мрачное, а люди — молчаливые. Такое ощущение, что все друг от друга что-то скрывают, а уж мне-то и подавно никогда не узнать всех тайн.

— Да, ты не знаешь и половины всего, — бормочет Дэр, и я смотрю на него с вызовом, но он отводит взгляд.

— Расскажи, каково это — жить в похоронном бюро? — произносит он, меняя тему.

Я улыбаюсь, потому что в отличие от моих одноклассников он явно спрашивает это не для того, чтобы поиздеваться надо мной. Ему просто любопытно.

— Нормально. Повсюду пахнет цветами. И этот запах въедается в твои волосы и одежду.

— А мертвецы правда выглядят так, будто они просто уснули?

Я усмехаюсь:

— Нет, они выглядят как обычные мертвецы.

Дэр кивает:

— Я понял.

Мы замолкаем, просто неторопливо шагая вперед; Кастор бредет рядом с нами и тяжело дышит. Маленькие камушки перекатываются под моими ногами, и мне снова хочется оказаться дома, посреди орегонских скал. Но если подумать, то там не будет Дэра, а мне стало очень интересно с ним.

Ветер дует мне прямо в лицо, и я поднимаю руку, чтобы убрать растрепавшиеся пряди за ухо, как вдруг краем глаза я улавливаю какое-то движение.

Я поворачиваю голову, и мне кажется, что мои ночные кошмары стали явью.

Передо мной Кастор и Поллукс, оба сильно избиты, все в крови: они волокут по тропинке свои изуродованные тела со сломанными лапами. Кровь сочится даже из их глаз и носов, оставляя длинный след позади них. Красная жидкость пропитала подушечки их лап и ложится бордовыми кляксами на землю. Вокруг столько крови, что меня буквально тошнит от ее запаха, я могу ощутить ее вкус на своем языке.

Я истошно кричу и хочу броситься к ним, но у меня ничего не выходит: мои ноги словно приковали к земле. Я не могу пошевелиться, я словно окаменела, окаменела, окаменела. Сердце тяжело бьется внутри. Кровь, пульсируя, циркулирует по венам. И я обездвижена, обездвижена, обездвижена.

— Кастор! — со стоном выкрикиваю я.

Пес пытается поднять голову, хочет подойти ко мне, потому что он послушный мальчик и его много дрессировали, но его изломанные кости торчат из-под кожи и он больше не может идти и с грохотом падает на землю. Удар настолько мощный, что у меня земля уходит из-под ног.

Я кричу.

Из моего рта вырывается вопль.

Я закрываю руками лицо.

Дэр спокойно поворачивается ко мне, а его глаза сейчас напоминают безжизненные озера: он стоит прямо передо мной, но это не он.

— Что ты наделала? — говорит он, словно мертвец.

Я хочу сделать вдох, но ничего не получается.

Я не могу.

Я не могу.

Я крепко зажмуриваю глаза и камнем падаю на землю.

— Калла! Калла! Открой глаза! Тсс! Все в порядке, в порядке. Что случилось?

Голос полон отчаяния и тревоги, я концентрирую на нем свое внимание, пытаясь снова почувствовать себя в своем теле, услышать его по-настоящему.

— Калла!

Я фокусируюсь на этих двух слогах, на звуке голоса, который их произносит.

Это Дэр, и на этот раз его речь полна жизни, совсем не так, как прежде.

Я открываю глаза и вижу его лицо в нескольких сантиметрах от моего, его темные глаза полны паники.

— Что случилось? — спрашивает он, обнимая меня за плечи. — С тобой все нормально?

Наверное, он пытался встряхнуть меня, чтобы я пришла в себя.

Я судорожно мотаю головой.

— Что с собаками? О боже! Что случилось?

Дэр удивленно вытягивает голову вперед, словно не понимает меня.

— О чем ты?

Я слышу, как скулит Кастор позади него, и подскакиваю от неожиданности, а затем усаживаюсь, чтобы лучше разглядеть.

Пес сидит в нескольких шагах от нас, собачья преданность в его глазах, а скулит он потому, что я сильно напугала его своим поведением, теперь же он отчаянно виляет хвостом в надежде, что я приду в себя. Его кости целы. Нигде не видно и следа крови.

Все в порядке.

Все в порядке.

Все в порядке.

У меня перехватывает дыхание. Это все было нереально. Или все же это случилось на самом деле?

— Мне показалось… с Кастором случилось… — Я не договариваю, и мой голос срывается, потому что в точности повторяется та же история, когда я подумала, что мой брат погиб.

Неужели и в этот раз все это — плод моего больного воображения?

Очевидно, что это было нереально.

— Мне нужно увидеть Финна, — наконец говорю я.

Потому что только Финн поможет мне все понять. Только ему я могу все это доверить.

— Ты сумасшедшая? — спрашивает меня Дэр, помогая подняться на ноги. — Мой отчим говорил, что да.

— Нет! — сиюминутно вырывается у меня, но я уже не уверена в собственной правоте, возможно, я действительно сумасшедшая. — И вообще-то это довольно грубо.

— Мой отчим — грубый человек, — отвечает Дэр, но так и не извиняется за сказанное передо мной.

Внезапно я замечаю за его плечом силуэт моей мамы, спешащей к нам: на ней только ночная рубашка, ее волосы взлохмачены и развеваются по ветру.

— Что случилось? Что с вами? — засыпает нас вопросами она, подбегая к нам и притягивая меня к себе. — Я слышала, как ты кричала.

Позади нее уже стоят Финн и Сабина. Они пристально смотрят на меня: им уже известно то, в чем мне отчаянно не хочется признаваться.

Я сумасшедшая.

— Ничего, — говорю я, — мне кое-что привиделось, чего не было на самом деле. — И теперь мне совершенно ясно, что мне это правда привиделось, потому что Поллукс рядом с Финном, очевидно, что с ним все в полном порядке.

Сабина смотрит на Дэра.

— Ты же знаешь, что тебе не положено находиться снаружи, — произносит она, — тебе прекрасно известно, какие последствия это может повлечь за собой.

Он серьезно кивает, и она переводит взгляд на меня.

— И тебя тоже не должно быть здесь, — обращается она ко мне, — тебе не стоит навлекать на себя беду, малышка. — Ее голос звучит сурово, и у меня возникает чувство, будто я уже попала в беду, даже не знаю почему.

Но если кто-то и должен на меня злиться, так это моя мать. Мама не произносит ни слова, просто не выпускает меня из своих объятий.

— Это все я виноват, — быстро вмешивается Дэр, прежде чем я успею придумать, что бы ответить Сабине, — она услышала, как я гуляю, и решила последовать за мной. Это все я.

— Никто ни в чем не виноват, — начинаю было я, но Сабина уже энергично кивает.

— Ты не должен вводить ее в заблуждение, мальчик, — говорит она. — Ричард будет зол, прослышав об этом. Если он уже не знает обо всем.

Лицо Дэра бледнеет, и он замолкает, но ничто не остановило его в попытке помочь мне. Он решил постоять за меня. Я пытаюсь взять его за руку, но он отталкивает меня, не поднимая глаз.

— Пойдем внутрь, — зовет меня Финн, удерживая меня за локоть своей рукой.

Мама почти силком затаскивает нас в дом и разводит по комнатам, поэтому весь остаток дня мы с Дэром больше не встречаемся.

Дело близится к полудню, когда ко мне в комнату входит Сабина и ставит поднос на столик около моей кровати.

— Меня прислала твоя мама, — сообщает она, протягивая мне чашку, от которой вверх поднимается легкий пар, — выпей это и расскажи, что ты видела сегодня утром.

Оказывается, она принесла мне чай, и я делаю глоток: на вкус он очень горький и неприятный, от чего мне сразу хочется его выплюнуть. Я пытаюсь отдать ей кружку обратно, но она мотает головой.

— Пей! — настаивает она.

Я выпиваю приготовленный чай, но так и не отвечаю на ее вопрос. Я не говорю о том, что видела искалеченных и окровавленных собак. Потому что как вообще я могла вообразить что-то подобное? Должно быть, я чудовище. Только монстр может думать о таком.

Но она все ждет, а я молчу, и в конце концов Сабина глубоко вздыхает.

— Я все о тебе знаю, — говорит она, ее рука лежит на моем колене, а длинные ногти врезаются в кожу, — тебе не нужно это скрывать. Просто доверься мне.

Мне хочется сказать ей, что нельзя просто так взять и попросить кого-то довериться тебе, что доверие нужно заслужить. Папа постоянно говорит мне об этом, и теперь я понимаю, как он прав. Мой папа очень умный. Но я держу рот на замке, она не должна узнать об этом.

— И что же вы обо мне знаете? — спрашиваю я вместо этого.

— Ты отлично понимаешь, о чем я, — отвечает она, — мне известно то, что не известно никому. Я все о тебе знаю, дитя.

И все же я встряхиваю головой, потому что этого просто не может быть. Я ведь никому не рассказывала о том, что я там увидела. И уж точно я бы не стала рассказывать об этом ей.

Со звуком, похожим на кудахтанье, она встряхивает головой.

— Я не смогу помочь тебе, если ты не будешь со мной честна, — говорит она, забирая поднос и направляясь к двери, но на полпути она останавливается и поворачивается ко мне. — Держись подальше от Дэра, — добавляет она, — однажды он приведет тебя к твоему концу.

— К моему концу? — не могу сдержать вопрос я.

Она улыбается, хотя это больше похоже на оскал, и кивает.

— К твоему концу. Один в один в один, Калла.

— Что все это значит? — в недоумении спрашиваю я, но она уже уходит, а дверь за ней закрывается с протяжным скрипом.

Кастор лежит у меня в ногах, и я так рада, что он жив и здоров, что я могу обнимать его за шею, наполняя легкие запахом собачьей шерсти, чувствуя его прикосновение своей щекой.

— Кастор, я люблю тебя.

В ответ он тяжело дышит, лежа рядом со мной. Я замечаю, что комната вокруг меня начинает вращаться, а мой взгляд становится туманным. Я не знаю, что происходит, но я не могу удержать глаза открытыми, мои веки слишком тяжелые.

Тяжелые.

Тяжелые.

По моим рукам растекается тепло, распространяясь в каждую ладонь, в каждый палец, в то время как ноги словно погружены в ванну со льдом, и все вокруг вращается, вращается, пока не наступает полная, абсолютная тьма. Закрывая глаза, я что-то улавливаю боковым зрением в той части моей комнаты, где падает густая тень.

Мальчишка в капюшоне, мальчишка с черными-черными глазами. Он наблюдает за мной, застыв в ожидании, а его черты лица кажутся такими до боли знакомыми.

Но это происходит не на самом деле. Он не может быть здесь на самом деле. Это то же самое, что те кровавые псы, которых я видела чуть раньше.

Мне хочется проснуться, чтобы проверить, но веки слишком, слишком, слишком тяжелые.

Слишком.

Тяжелые.

Все вокруг теряет последние крупицы здравого смысла, я больше не могу доверять никому, даже самой себе.

Я схожу с ума.

Погружаясь в сон, в забытье, я продолжаю думать о Дэре. Мальчике, который, несмотря на то что это может повлечь за собой неприятности, попытался постоять за меня в беде. «Это все я виноват», — сказал он.

Но я знаю, что он был ни в чем не виноват.

Он попытался защитить меня, хоть это и была ложь.

Никто, кроме него, не был способен на это.