Цветные сны

Корней Азарофф

Иногда прошлое возвращается. Оно предстает в виде осколков ушедших событий, ускользнувших надежд и старых новых знакомых.Каждый из них рассчитывал, что прошлое – это не более чем просто тягостное воспоминание, похороненное в глубинах памяти.Но внезапно оказалось, что прошлое отпускает крайне неохотно.

VIII

ОНА ПОСМОТРЕЛА НА тяжелую книгу, что держала в руках, а потом перевела взгляд на своего недавнего гостя. На его лице застыло забавное, сосредоточенное выражение… Словно он мучительно пытался что-то найти или вспомнить. И вправду, совсем еще мальчишка…

Она без удивления отметила, что совершенно спокойна. Рейнджер поставила энциклопедию на прежнее место на полке. Лошади… Лошади всегда были ее слабостью, ее страстью. Она называла их не иначе как «Моя первая любовь». Она провела пальцем по глянцевому корешку книги и буркнула себе под нос:

— И нечего тебе тут хозяйничать…

Что теперь?

Обыскать его, вот что. Мало ли у него в кармане диктофон (журналисты же все записывают), и весь их достаточно странный диалог тщательно зафиксирован и сохранен для истории. Для какой именно истории она и сама не знала. Впрочем… и диалог-то был весьма невинный — просто какая-то нелепая и почти бессмысленная болтовня.

Однако обыскать его все равно надо. На всякий случай.

Что ей даст этот обыск, она не понимала. Просто надо было начать что-то делать. И делать быстро.

Сделав глубокий вдох, она на мгновение закрыла глаза. Успокойся, глупое сердце… Перестань стучать так часто и гулко. Медленнее… Раз… два… три… Но сердце словно не желало слушаться и задавало свой собственный, торопливый, срывающийся темп: тук-тук-тук-тук-тук…

Глория открыла глаза и медленно опустилась на колени рядом с Купером. Так, сначала пиджак… В куртке наверняка ничего нет, потому что она все время пролежала здесь, в гостиной. Хотя, нет, потом все равно надо будет проверить. Для подстраховки.

Она протянула руку, но что-то в самый последний миг в ней дрогнуло, и рука опустилась, так и не коснувшись Эрика. Рейнджер сжала пальцы в кулак и обхватила его ладонью второй руки. Давай же… соберись… Времени не так много: сколько он пробудет без сознания совершенно неясно. В свой удар она неосознанно вложила все отчаяние, что кипело в ней, но кто знает — может, через минуту он уже очнется… А минута сейчас — это так много и так мало одновременно.

Собравшись с духом, она разжала кулак, и пальцы коснулись одежды Купера. Пола пиджака, едва Глория дотронулась до нее, скользнула на пол. Лучик весеннего солнца от пряжки ремня резко метнулся вправо и замер, словно сфокусировавшись, на черной кожаной кобуре на поясе незваного гостя. Из кобуры, как того и следовало ожидать, выглядывала не менее черная рукоятка пистолета.

Зачем фотографу… Она одернула сама себя, только сейчас вдруг поняв, что при нем нет никакого фотоаппарата. И почему она вообще решила, что он фотограф? С чего? С того, что он напомнил, где они виделись, и что он в тот момент делал? Что за ерунда! Это не повод для такого бесповоротного и окончательного вывода!

Поколебавшись, рейнджер быстро, но аккуратно вытащила оружие из кобуры, и сталь тускло заблестела, окунувшись в лучи солнца. Ее руки чуть дрожали, но приятная прохлада, которую она почувствовала, держа пистолет на ладони, немного успокоила ее. Оружие, поистине, удивительное творение человеческого гения… Смертельно опасное и притягательно прекрасное одновременно. Парадоксальное творение.

В руках она держала «беретту». Глория невольно залюбовалась четкими строгими острыми линиями пистолета. «Беретту» совершенно справедливо и заслуженно многие считают самым лучшим пистолетом в мире. Она и вправду просто красавица… Почти совершенство. Верная, безотказная, надежная. Высококачественное военное оружие. Оружие настоящих мужчин.

Она перевела взгляд на хозяина пистолета. Чудесно, джентльмен. Вы, оказывается, вовсе никакой не фотограф и даже не журналист. Кто же вы тогда? Полицейский?..

Эту вполне логичную версию подтверждали и наручники, которые она извлекла из чехла на все том же поясе. Но в следующую минуту из кармана пиджака она вынула отмычки и задумалась. Какая полиция?! Неужели полицейские так работают? Влезают в чужие квартиры при помощи отмычек, пьют кофе, жарят бутерброды… Вот сдались ей эти бутерброды!

Так, ладно… Надо все же выяснить, чем он зарабатывает на хлеб насущный. Посмотрим, что у него во внутреннем кармане.

Там оказалось черное удостоверение, весьма похожее на полицейское. Вернее, на удостоверение детективов. Значит, все же полиция. Неужели, дела настолько плохи? Глория открыла удостоверение, и на солнце ярким слепящим огоньком вспыхнул значок. Федеральный значок.

Оказалось, что дела гораздо хуже, чем она предполагала.

Теперь она не на шутку испугалась. Вот все и сошлось… И цитирование статей Всемирной декларации, и Четвертая поправка, и вопрос о медальонах… Боже, боже… Как же можно было быть такой глупой и не увидеть очевидного! Какой фотограф?! Какая «желтая» пресса?! «Федерал… — застучало в голове, — федерал… федерал…» Значит, им все известно. И про нее, и про Джека… Нет! Про Джека они ничего не знают, иначе Купер не спрашивал бы, кто дал ей медальоны… Ньютон наверняка арестован. И это элементарный вопрос времени, когда он запоет.

А когда он расколется…

— Все пропало… — она закрыла лицо ладонями и наклонилась вперед. — Все…

Работа, друзья, их хорошее к ней отношение, Стелла… Она же преступница! А теперь перекрасилась в полицейского! «Оборотень»… Перевертыш… Дважды предательница. Такого никто и никогда не прощает, и конец, следующий за разоблачением, закономерен. Но провести всю жизнь в тюрьме…

Она помотала головой. Нет, только не клетка. Джек ее в это втравил, пускай он же ее и вытаскивает из этого. Все, что угодно, но только не тюрьма! Она будет снова мотаться по всей стране и перевозить товар, будет курьером, «лошадкой»… У него есть связи, она это точно знает, он сможет ей помочь. Только он, потому что… потому что ждать помощи ей больше неоткуда… Но помощь эта так зыбка… Он сам боится ФБР, ибо Бюро всегда наступало ему на пятки. Именно «охранка» вынудила Клингера инсценировать собственную смерть, и он, благодаря этому, избежал ответственности, оказавшись умнее федералов. Но он очень хорошо понимал, какого врага приобрел, и боялся его больше всего на свете. Боялся, потому что помнил, что на его личном счету — убийство федерального агента, и, несмотря на свою нынешнюю видимую неприступность, он знал, что однажды придет время, когда ему воздастся сполна за все его преступления. Знал и заранее ненавидел этот день.

Глория отняла ладони от лица и увидела наручники, лежавшие на полу.

Через несколько секунд, она, зажав в руке ключ от них и документы, бросилась в кухню. Схватила телефон, отыскала номер… Пальцы дрожали и никак не хотели попадать на кнопки… Наконец, она справилась с комбинацией цифр и, прижав трубку к уху, стала слушать бесконечные выматывающие гудки.

— Да возьми же ты трубку!

— Алло, — Клингер словно услышал ее. — Здравствуй, красавица. Майк скоро приедет. Ты же знаешь, сейчас весь город в «пробках».

— Мне нет никакого дела до него! — она попыталась взять себя в руки, но это плохо получалось. Ей хотелось кричать и плакать одновременно. — Твоя цепь где-то имеет слабое звено!

— Не кричи, успокойся, — он поморщился. Да что ж с ней такое сегодня? — Что случилось? Что ты хочешь сказать своей последней фразой?

Несмотря на страх и колотившую ее паническую истерику, она услышала, как напрягся его голос, и поняла, что он безошибочно почувствовал опасность.

— Джек, ты втравил меня в эту историю, — скоро, проглатывая окончания, заговорила она, — и ты обязан меня спасти. Слышишь, обязан! Ты разрушил мою нынешнюю жизнь, ты одним махом уничтожил то, что я тщательно создавала в течение двух лет. Ты лишил меня всего: работы, друзей… Ты украл у меня все это! Украл! Потому что ты вор и в этом твое призвание! Но из-за тебя я не хочу идти в тюрьму!

— Какая тюрьма? О чем ты вообще говоришь? — он действительно не понимал ее слов.

— ФБР снова дышит тебе в затылок! Господи, и зачем только ты опять появился?!

— Подожди, подожди…

Он постарался отстраниться на мгновение, посмотреть на ситуацию со стороны. Он был неестественно спокоен, но лихорадочно работавший мозг сопоставлял факты и тут же выдавал на-гора четкие безупречные выводы.

И эти выводы ему не понравились.

— Этот фотограф у тебя дома… Вот так, значит, теперь работает Бюро… Они, однако, стали изобретательней, — теперь его голос буквально зазвенел от напряжения. — Ведь какой удобный случай! Можно все выложить первому попавшемуся легавому!

— Джек, о чем ты говоришь?.. Ты не понимаешь…

— Нет, это ты не понимаешь, что затеяла. Со мной нельзя играть в такие игры.

— Какие игры?! Ты должен меня спасти!

— Я не позволю тебе со мной так поступить, — он старался говорить ровно, старался напугать ее еще большей холодностью, почти равнодушием. Он представил себе, как она, окончательно потеряв голову, забьется в угол и просидит там тихо как мышь вплоть до приезда чистильщика. И больше ничего не сделает, и больше ничего не испортит.

— И только попробуй позвонить своим дружкам-копам! — гаркнул он напоследок.

— Джек, послушай… Пожалуйста… Я…

Но ответили ей уже гудки: быстрые, короткие, безжалостные. Разговор был окончен. Шанс на спасение окончательно потерян. Сама не спаслась… и друзей погубила… Теперь они погибнут. Все, конец всему.

Телефон выскользнул из ее руки и упал на стол рядом с удостоверением Купера.