Озеро мёртвых слухов

Константин Шабалдин, 2022

Отдалённое будущее. Земля после глобальной катастрофы не идентифицированного происхождения происхождения и качества. Столкновение технократической и эмпатической цивилизаций.

3.

Фрол рассказывал, тыкая пальцем в обзорные мониторы, а Мишка с интересом слушал.

— Видишь? Это у них медиаторы, типа старейшины, они всем заправляют, — говорил Фрол. — Сейчас у них типа сходняк, решают, кого в озере топить.

— Зачем?

— Сам же говорил — дикие люди.

— И всё же?

Фрол вздохнул и как будто бы в миллионный раз отбарабанил:

— Примерно раз в двадцать пять лет, иногда реже, иногда чаще, озеро над нами входит в фазу нестабильности. А их, дикарей, это почему-то жутко беспокоит. Они тогда кого-нибудь натурально приносят в жертву.

— Как?

— Топят.

— Херассе. А с чего возникает фаза нестабильности?

— Кто бы знал. Но самое интересное, что каждый раз после жертвоприношения, озеро действительно успокаивается.

Мишка задумался и посмотрел на тазик. В тазик капало. Посмотрел в мониторы. Там мелькали какие-то сельские интерьеры.

— А дронов эти дикие люди не замечают?

— Дроны замаскированы под москитов, — терпеливо пояснил Фрол.

Мишка ещё пристальней вгляделся в монитор. В полутёмном помещении, при виде которого припоминалось слово «хижина», кружком сидели на корточках волосатые и бородатые старики. Штук десять. И не скажешь на первый взгляд, что злостные утопители. Нормальные такие, с виду мирные, улыбаются. И разговаривают между собой очень-очень вежливо. Даже как будто бы подобострастно.

— Слушай, а чего они так сюсюкают?

— Они же все эмпаты.

— И чё?

Фрол посмотрел на Мишку с жалостью. Мишка на всякий случай сделал умный вид.

— Не важно, традиция такая, — сказал тогда Фрол. — У них там весьма сложная система социального взаимодействия. Но главное, что всё крутится вокруг озера. Каждый в посёлке имеет свою специализацию по взаимодействию с окружающим миром, а озеро для них — центр вселенной. И они эту вселенную, как умеют, ублажают. Неужели ты и это забыл?

— Это я помню, — недовольно произнёс Мишка.

На самом деле ни хрена он не помнил. И не хотел помнить. Ему показалось, что Фрол снова собирается что-то сказать, и Мишка резко врубил звук трансляции на полную. Дежурка наполнилась шумом покашливаний, посапываний и, кажется, даже попукиваний. Старческий такой шумок получился, унылый. Но вкрадчивый шёпот ораторствующего медиатора был твёрд.

— Слухачи услухивают добротно, это надо признать, — говорил в мониторе патлатый худой старик. — План по затоплению слухов мы выполняем. А стараниями щупачей, нюхачей и шептал, к моменту утопления все эти слухи уже мертвы, как им и положено быть. Моё особое мнение по работе канифольщиков всем присутствующим чуварищам хорошо известно, но сейчас я не об этом. Сейчас я, милые мои, об очередном феномене волнения нашего Озера. Вижу и понимаю, что решили вы действовать по устоявшейся схеме. Но спрашиваю вас: доколе? Не пора ли, наконец, хотя бы попытаться понять мир, в котором мы живём? Хотя бы понять, а чтобы изменить, я вас даже и не призываю.

Не успел худой договорить, как с корточек вскочил дедок, видом столь древний, что казалось, весь мохом зарос. А может лишаём.

— Любезный Джоник снова нас призывает лишиться стабильности, — защебетал он фальцетом. — Экспериментов ему хочется. Голод духа у него. Познание ему подавай. И ведь блок снял почти полностью, дескать, поглядите какой я весь перед вами откровенный!

— Пашенька, да я ведь просто хочу сейчас хоть какие-нибудь правила выработать, — заоправдывался Джоник. — Чтоб хоть как-то народу объяснить.

— Критерий отбора утопленника ему подавай! — возмутился Пашенька, но вежливо.

Остальные медиаторы крутили головами, кряхтели, наматывали бороды на кулак, но пока отмалчивались. Тут в хижину вошла ядрёная деваха, неся на подносе ломтями нарезанный хлеб, и деды дружно зашамкали: «Сиська, Манюня, сисечки!».

— Чего это они? — поинтересовался Мишка.

— У них сильный гендерный дисбаланс, не хватает женщин. Восхищаются, — пояснил Фрол.

— А кто такие женщины?

Фрол глянул зло, такие шутки он не одобрял. Да, химическая кастрация была таким же непреложным правилом дежурства, как и чистка памяти. В хижине тем временем деды разобрали хлеб и принялись чавкать. Мишка почувствовал сильный голод и сделал звук потише.

— Да. Я бы тоже чего-нибудь сейчас пожевал, — сказал он.

Фрол смутился:

— Слушай, извини! Сегодня только консервы, я сегодня миноги не собирал, я сегодня так прогулялся. На поверхность поднялся, поплавал…

— Какие миноги? — спросил Мишка.

— Ты удалил память об озёрных миногах? — поразился Фрол. — Ну. Это ты сильно, от души. Этого я от тебя точно не ожидал.

Мишка лишь пожал плечами. Он попытался припомнить вкус озёрных миног.

— О, слушай, про нас говорят, — сказал Фрол, снова увеличивая громкость.

Теперь дрон транслировал изображение толстого старика, в бороде которого застряли хлебные крошки.

— Пашенька с Джоником снова нагородили семь вёрст до небёс, а народная мудрость утверждает, что до Ободка всего лишь три глотка. То есть, я хочу сказать, что всё намного проще. Мы топим в Озере слухи, а Озеро даёт нам пропитание. Так повелось со времён Творческо-Эмпатической Революции. И пусть так будет всегда. Но Озеро иногда волнуется. А это может повредить трубы, связующие Ободок и Озеро. Что тогда будет, кто-нибудь знает? Правильно, никто не знает. Значит, Озеро надо успокоить. Всё.

И вот вроде бы осадил неопрятный старик своих оппонентов, но тоном прямо таки извиняющимся, чуть не плакал он от досады, что приходится такие неприятности произносить.

— Выходит, мы их снабжаем продовольствием? — спросил Мишка.

— Да, — ответил Фрол.

— А они?

— Они своими эмпатическими эманациями, а может быть ментальными корреляциями, а хочешь, скажи магическими манипуляциями, поддерживают необходимый уровень дейтерия.

Мишка смотрел, выпучив глаза.

— А как вообще это действует? — наконец спросил он.

— Ну, — неуверенно произнёс Фрол. — Озеро над нами наполнено тяжёлой водой. Купол станции, по сути, представляет собой фильтр. На молекулярном уровне, само собой. Он сосёт дейтерий для реактора, который вырабатывает антигравитационную суспензию. Которая, в свою очередь, дополнительно используя центробежную силу планеты, фигачит вверх со страшной скоростью. По одной трубе. А по другой вниз под силой тяжести фигачит протоплазма. Из неё синтезаторы продовольствия синтезируют продовольствие. Примерно так.

Мишка посмотрел недоверчиво и спросил:

— Фрол, а ты точно инженер?

— Слушай, я не Фрол, — обиженно сказал Фрол. — Я Фарлей Фердинанд Флойд, я тебе это миллион раз повторял.

— Всё же думаю, не миллион, — сказал Мишка. — Думаю, примерно, полтораста тысяч раз.

— Из какого алгоритма исходишь?

— Ну, примерно раз в день, но всё же не каждый день.

— Триста шестьдесят пять на четыреста? — сказал Фрол, прикидывая в уме. — Да-да, примерно так. А если тебе интересно, как устроена энергетическая станция, можешь заглянуть в архивные файлы.

— Не хочу, — мотнул головой Мишка. — Лучше ответь: а что такого произошло, полтораста лет назад, что я стал слишком часто и тщательно чистить память?

Фрол молча отвернулся и с преувеличенным вниманием уставился в мониторы. А потом негромко, через плечо проговорил:

— Всё это давным-давно затеяли в АО «Заслон». Была такая контора. На обломках технической цивилизации они пытались сохранить хоть какие-то достижения прогресса. Это было неимоверно трудно. В условиях перерождения самой структуры материи любые механизмы отказывались работать, электроника накрылась, химические реакции происходили спонтанно, законы физики сошли с ума. У эмпатов сохранились легенды о том периоде, они называют это Большая Лажа. Позже удалось создать оазисы стабильности, мы один из них. Работа нашей подводной базы обеспечивает энергией орбитальную станцию, а станция обеспечивает эмпатов едой. Всё шло хорошо, но мы тут застряли, нас почему-то не сменили. Связи нет. А озеро волнуется.

Конец ознакомительного фрагмента.