Прятки по-взрослому. Выживает умнейший

Константин Скуратов, 2015

Вернувшись домой из командировки, Андрей Глебов обнаружил в своей квартире труп молодой женщины. Вызывая полицию, он и не подозревал, что ему предстоит стать главным подозреваемым, совершить побег и оказаться в полном одиночестве против силовых структур, бандитов и органов власти небольшого города, в котором, как оказалось, слишком многие желали смерти дочери самого влиятельного чиновника, но предпочли бы, чтобы отвечал за это преступление совершенно посторонний для них человек.

Нелегкое искусство самооговора

Толчок в плечо привел Андрея в состояние бодрствования мгновенно. Это в плохих детективах человек, проснувшись, долго пытается сообразить, где он и что с ним. В реальности же, взведенное произошедшим шестое чувство не дает расслабиться даже во сне. Так и Глебов, еще не открыв глаза, осознал, что вокруг камера, а по плечу чувствительно саданул отнюдь не закадычный друг.

— Ну, что, сказочный варяг, слава России?

Глебов открыл глаза. Напротив него на корточках сидел чернокожий черносотенец.

— Слава России? — повторил скорее утвердительно, чем вопросительно афро-россиянин.

— Безусловно, — подтвердил предложенный тезис Андрей и, подумав, добавил, — сам за Родину любому глотку зубами порву.

— Молодец, — серьезно сказал Михаил, — не знаю, что ты там натворил, а идейность твоя мне нравится. Если выкрутишься, приходи в гости. Найдешь?

Андрей молча кивнул. А чего не согласиться, если впереди туман…, может, и вправду придется в гости заглянуть. Лет через десять…

От долгого сидения на полу затекли ноги, и застыла спина. Андрей начал, кряхтя подниматься с пола, осторожно разминая мышцы. Негр усмехнулся и отошел, его место тут же занял казах.

Дядя Яким с минуту понаблюдал за тем, как Глебов выполняет физзарядку, потом тихо спросил:

— Много надумал, мил человек?

— Много, дядя Яким, — ответил Андрей, — наверное, вы во многом правы.

— Ну, и…?

— Вчера я оказался не готов. Сейчас с нетерпением жду вызова. Они же долго тянуть не будут?

— Не будут, — подтвердил казах, — им надо обвинение тебе предъявить, чтобы судья санкцию на арест подписал. Так что после завтрака жди приглашения. В драку не лезь…

— Ну что вы! Ставить подножку паровозу…

— Ты меня еще послушай… на прощание. В любой драке побеждает тот, кто к ней больше готов. Почему простой человек не может справиться с уркой? Потому что своей боли боится, потому что причинить боль тоже боится. А урка боли не боится ни своей, ни чужой! Урка даже без оружия вооружен. Урка всегда один, а вокруг — враги. Поэтому урка всегда готов, и бьет так, чтобы баклан уже не поднялся. Вокруг тебя тоже — одни враги. Особенно там, в ментовке. От них любая жалость — петля, любая помощь — наживка для лохов. Как у Исаака Бабеля в «Интервенции»: будут предлагать сначала папиросу, потом жизнь…, папиросу взять можно, а вот от жизни придется отказаться…

— Что, совсем безнадежно? — хмуро спросил Андрей.

— Думаю, да. Ты на помощь надеешься? А вдруг не сработает? Жизнь в зоне за другого — это, мил человек, не папироса. Это идейные на допросах гимны поют. В уголовке за идеи не держат, тут больше за дела…. Так что крепко подумай, что на допросе петь будешь, чтобы не сфальшивить.

Загремел замок на двери, в камеру заглянул немолодой прапорщик:

— Глебов! На выход!

— Стержень в тебе есть, — усмехнулся кошачьей улыбкой дядя Яким, — надеюсь, что есть…. Не забудь — вокруг одни враги. Никто тебя не пожалеет, и ты, того… не жалей.

— Ну, дядя Яким, — вздохнул Глебов, — если все пойдет правильно, мы с вами больше не увидимся. Спасибо за науку. Прощайте.

Старик коротко хохотнул:

— Баклан ты и есть. Решил, что я за тебя играю? Нет, мил человек, я играю за себя. А ты уже и расслабился, чуть целоваться не лезешь…. Никому ты, кроме себя, не нужен, это учти. Вокруг одни враги!

Андрей, не оглядываясь, вышел из камеры.

Потом последовал известный всем, даже не сидевшим, извечный тюремный ритуал (лицом к стене, руки за спину, пошел, стоять и так далее). Получив за непонятливость пару дежурных тычков в спину, Андрей оказался во дворе, где его усадили в обычный полицейский УАЗ и вывезли в город безо всяких «сдал-принял».

В райотделе сопровождающий полицейский подвел его к уже знакомому кабинету, молча приткнул лицом к стене и, не стуча, стал открывать дверь. В утренней тишине пустого коридора Андрей ясно расслышал конец фразы, произнесенной явно не Милениным:

–… будет просить пятнадцать, я — восемь, а судья даст червонец, как и договаривались! И все довольны!

— Все? — это уже Миленин.

— Главное, папашка доволен! И ваш страшный Шатварян.

— Разрешите? — прервал разговор конвоир, — задержанный доставлен. Куда его, в обезьянник или к вам?

— А где он сейчас?

— Тут, за дверью.

— Блин…. Ладно, заводи.

Глебов вошел в кабинет и не спеша огляделся. За столом сидел незнакомый молодой человек с улыбчивым лицом и холодными глазами. На стуле напротив восседал крупный хорошо одетый мужчина, рассеянно чиркавший дорогой зажигалкой. Владимир Ильич Миленин стоял у окна, опершись локтями на низкий подоконник, и приветствовать вошедшего не собирался. Пожилой эксперт Виталик сидел на том же подоконнике и совершенно не желал встречаться с Глебовым взглядом.

Налицо было два лагеря. И все равно — вокруг одни враги…

Время шло. Здороваться с Глебовым, кажется, никто не собирался. Андрей еще раз обвел взглядом комнату и вдруг почувствовал, как скулы сводит от незнакомого прежде чувства какой-то бесшабашной веселой ярости. Вся недавняя угрюмость исчезла без следа. Так и подмывало пройтись по кабинету этакой блатной чечеткой, и пропеть, подражая герою Евгения Леонова: «сколько я зарезал, сколько перерезал…». Андрей даже губу прикусил и начал твердить про себя, что ситуация хреновейшая, что его сейчас будут всерьез сажать в тюрьму…. Ничего не помогало. Если у такого состояния и есть название, то оно звучит коротко — истерика, решил Андрей и пообещал себе максимально контролировать свои действия и слова. Еще раз общаться с ОМОНОМ желания не было.

Наконец сидевший за столом молодой человек деловито откашлялся и поднял свой, как он, наверное, считал, пронзительный взгляд на Глебова.

— Глебов Андрей Иванович, — сурово произнес молодой человек, — вы обвиняетесь в умышленном убийстве гражданки Белянчиковой Маргариты Романовны. Кроме того, вы обвиняетесь в незаконном хранении наркотиков. А возможно, и сбыте. Полученные в ходе предварительного следствия доказательства целиком и полностью подтверждают вашу вину. Запираться нет смысла, добровольным сотрудничеством со следствием вы сможете облегчить свою дальнейшую участь.

Глебов на удивление спокойно выслушал обвинение. В принципе, эту часть беседы он ночью так и представлял, слово в слово, кроме разве наркотиков.

— А вы… кто? — спросил он молодого человека, — я думал, следствие будет вести следователь Миленин.

— Капитан Миленин является оперативным работником уголовного розыска, — радостно сказал молодой человек, — а вашим следователем буду я, Алексей Сергеевич Рогулин…

— Рогулин или Рагулин?

— Рогулин.

— Я так и думал, — кротко сказал Андрей.

— Почему? — удивился молодой человек.

— Очень уж похожи… на Рогулина…

За спиной громко хрюкнул Виталик. Андрей оглянулся и поймал тусклый взгляд Миленина, в котором неясно читался интерес.

Следователь Рогулин покраснел, некоторое время помолчал, потом решил не обращать внимания на выходки уголовника, быть выше этого.

Воспользовавшись паузой, со стула вскочил второй незнакомец.

— Вы, Андрей Иванович, хотите, видимо, заявить, что вам требуется адвокат. Хотите?

Глебов пожал плечами.

— Можете быть спокойны — адвокат у вас есть! И этот адвокат…, — мужчина сделал театральную паузу, — я! Дело ваше, конечно, непростое, но помогая следствию…

Он говорил и говорил, а в ушах у Андрея звучало сказанное тем же голосом:

«… будет просить пятнадцать, я — восемь, а судья даст червонец, как и договаривались! И все довольны!»

— Простите, — прервал он говорливого адвоката, — а к вам как обращаться? К нему, — он мотнул головой в сторону Рогулина, — гражданин следователь, это я знаю. Или гражданин начальник? А вы — гражданин адвокат? Правильно?

— Мы с вами, Андрей Иванович, должны быть больше, чем близкие друзья! Ах, да,-спохватился адвокат, — я же не представился! Полока. Борис Львович. Полока — это такая фамилия, белорусская, — объяснил он привычно.

— Понял, — кивнул Глебов, — обычная белорусская фамилия. Про вас еще Высоцкий пел.

— Про меня? — шумно удивился адвокат.

— Ну да…. На Полоке, у самого краешка, я сомненья в себе истреблю…

— Пойду, покурю, — быстро сказал Миленин и почти бегом выскочил из кабинета. Следом рванул и Виталик, начавший прямо на ходу повизгивать. Они закрыли за собой дверь, и по коридору тут же пронесся задыхающийся вой со всхлипами. Эксперт рыдал…

— Вы мне тут… ты мне тут балаган не устраивай! — зловещим голосом сказал следователь, — это не концерт Петросяна, а следствие по поводу ваш… твоих преступлений, понял?!

Уникальная ситуация, подумал Глебов — нажил себе врагов в стане врагов…

Однако адвокат оказался крепче следователя — сказался возраст и опыт работы. Он немного покраснел, помолчал пару секунд и вновь понес, как ни в чем не бывало:

— Поймите, Андрей Иванович, следствие обязательно докопается до истины, и тогда вы сильно пожалеете, что не пошли на сотрудничество…

— А что, до истины еще не докопались? — удивился Глебов, решив на всякий случай больше не ерничать — в воздухе уже явно пахло ОМОНОМ…

— В этом и состоит задача следствия — выяснить все детали преступления.

— А я думал — выяснить правду, — разочарованно вздохнул Андрей.

Как ни странно, но эта избитая сентенция неожиданно повергла и следователя, и адвоката в состояние некоторого ступора. Они замолчали, Рогулин начал сосредоточенно перебирать бумаги, Полока снова принялся вертеть зажигалку.

В кабинет вернулись Миленин с Виталием. Опер глядел теперь на Глебова глазами, в которых уважение странным образом сочеталось с виноватостью. Виталик просто ждал очередной хохмы.

Никогда еще мозг Глебова не работал с такой чистотой и интенсивностью. Словно опытный шахматист, он просчитывал возможные варианты дальнейшего развития событий, заранее формулировал свои ответы на еще не заданные вопросы. Истерическое состояние сменилось азартом драки…

Наконец, следователь устал не замечать подследственного. Он был очень молод, скорее всего, ему впервые доверили такое щекотливое дело, поэтому Рогулин страстно хотел оправдать доверие, но не знал как. Это понимали все присутствующие, и Миленин взял инициативу на себя.

— Андрей Иванович, — сказал он, глядя куда-то в сейф, — что вы можете сказать в свою защиту? Досмотр квартиры проходил в вашем присутствии, в принципе, все факты вам известны…. Подождите, Борис Львович, дайте ему высказаться.

— Я, конечно, хотел бы много чего сказать, — медленно начал Глебов, — и о многом уже есть что сказать…. Боюсь только, что все мои попытки найти истину, у вас понимания не найдут. Вчерашний день это слишком хорошо показал.

— А что вчера случилось? — возбудился Полока.

Миленин снова уставился в окно, эксперт виновато хмыкнул.

— Вчера? — переспросил Андрей, — право слово, ничего особенного. Но мне очень бы не хотелось, чтобы это повторилось…. Короче, вам нужен козел отпущения, так? И лучше меня с этой ролью не справится никто, просто потому, что никого другого у вас нет, а если искать настоящего преступника — можно и по шапке получить. Я же под рукой, улики более-менее подходят, а на меня вам наплевать…. Молчите? Значит, так оно и есть. Уж не знаю, почему такая спешка, но оказался я в ненужном месте, и время для меня оказалось неудачное…. Давайте торговаться, что ли.

Повисла ощутимая физически тишина. Наконец следователь сорвавшимся на фальцет голоском выдохнул:

— Не понял…

— Что непонятного? Вы же в меня так вцепитесь…. Скажите, Владимир Ильич, — обратился он к Миленину, — моя виновность вами с самого начала была предусмотрена? Только честно.

Миленин пожал плечами, сдавленным голосом сказал:

— Как рабочая версия. Один из вероятных вариантов. Наравне с полтергейстом, сектой Муна…. В жизни все бывает.

— А сейчас вы что об этом думаете?

— Ничего не думаю, — неожиданно грубо обрезал Миленин, — следствие только началось. Может, вы не инженер вовсе, а маньяк-гастролер…, у вас, может, в каждом городе по такой квартирке, с трупом на койке…. И нечего нам на совесть давить. Я, между прочим, ко вчерашнему идиотизму никакого отношения не имею. Сам узнал про арест через полчаса после того, как вас увезли. И про остальное тоже…

— И какой из этого вывод? Могу домой идти? Или мой дом — тюрьма?

— Принято решение о вашем задержании на время следствия, — торопливо сказал Рогулин, — будете содержаться в следственном изоляторе.

— Задержание с содержанием, — одними губами усмехнулся Глебов, — чтобы все время под рукой был? Понимаю.

— Обычное дело, — впервые подал голос эксперт, — а то некоторые злодеи в бега сорваться норовят, отчетность по раскрываемости поганят. Или того хуже — свидетелей злодейства режут, в результате — новое злодейство и никаких свидетелей. Очень полезная мера, причем не высшая…

— Для злодеев — может быть, а как дело с невиновными обстоит?

— Разберемся, извинимся, отпустим…. Справку на работу дадим, чтоб за прогулы не уволили.

— Большое спасибо…. Так что со мной делать будем? Что предложите? Что вам-то надо?

Следователь несколько раз открыл и закрыл рот, так и не решаясь сказать главное. Миленин тоже явно не желал озвучивать желание следствия. Адвокат сидел с лицом невинного младенца. Виталик вздохнул и рубанул правду-матку:

— Пиши, Иваныч, явку с повинной, блин…. Посидишь в сизо, может, новые факты появятся…

Как ни был Глебов готов к такому предложению, все равно внутри что-то оборвалось, свет в глазах на мгновение потемнел, во рту появился привкус ржавого железа.

Все-таки таилась в душе робкая надежда на лучший исход…. Глебов медленно обводил взглядом присутствующих, чувствуя, как лютая обида заволакивает разум.

Прошла минута, другая. Сердце Глебова так и не остановилось, значит, надо жить дальше. А то, что вокруг одни враги — теперь даже и не оспаривается…

— Ладно. Вы мне, я — вам, — услышал Андрей собственный голос и удивился его ровному звучанию, — для начала наручники снимите. Руки совсем затекли.

— Это мы быстро, — подскочил эксперт, зазвенел связкой ключей, выбирая нужный, — ты, Иваныч, не горюй, отдохнешь в камере, а следствие непременно разберется, не сомневайся.

По кабинету прошло какое-то оживление, все чуть расслабились, перевели дух.

Рогулин что-то шепнул адвокату, тот мгновенно соскочил со стула:

— Присаживайтесь, Андрей Иванович!

В мгновение ока Глебов превратился в самую важную персону. В этом кабинете, для этих…

Он сел на стул, потирая выдавленные на коже следы от наручников. Чем отличаются нарды от шахмат? Различий, конечно, много, но главное одно — два кубика! Элемент случайности. Можно совершенно не обладать фантазией, но, вызубрив немыслимое количество шахматных комбинаций, регулярно одерживать победы над более талантливыми соперниками. Задача игры в нарды — победить, используя Его Величество Случай, а иногда и вопреки ему. Вроде бы все сделано для победы, осталось выкинуть на костях одну единственную двоечку, но…. Подряд несколько раз выпадает совершенно ненужные четыре-четыре, блестяще расставленные шашки сворачиваются и вот уже ваш соперник пунцовеет от неожиданно привалившего игрового счастья…

Сидевшие напротив Глебова были профессионалами. В шахматы играть с ними было бессмысленно. Значит, надо кубики бросать…

— Так что там насчет торгов? — небрежно спросил адвокат.

Было ясно, что в этой игре он разбирается лучше остальных.

За ночь, полную тяжелых раздумий, Андрей сочинил целую речь к сегодняшнему допросу. Речь эта была гневной, аргументированной, изобиловала острым сарказмом и афоризмами к месту…. У нее был только один недостаток — предназначалась сия речь лично Владимиру Ильичу Миленину, который, как оказалось, сам был не при делах. А для юного следователя, озабоченного желанием выслужиться перед грозным начальством, вся эта заготовка — пшик, он даже слушать до конца не станет. Ладно, кинем кубик…

— Вы мне предложили балаган не устраивать, Игорь… как вас?

— Алексей Сергеевич.

Сработало, даже не поморщился юноша. Ждут условий капитуляции, ох, как ждут!

— Алексей Сергеевич, балаган в прошлом. Взамен я предлагаю всем присутствующим не ломать комедию и поговорить серьезно. Из вас хоть кто-нибудь действительно уверен, что именно я убил эту девушку? Молчите, значит, уверенности нет. И на том спасибо…

— Вы к чему клоните? — снова спросил адвокат.

— Я понимаю — машина запущена. Небось, уже, где надо, отрапортовали, что убийца задержан, так? Сколько следствие продлится?

— Месяц, может чуть больше, — ответил Миленин.

— За месяц можно будет выяснить правду? Ну, не молчите, дайте хоть какую-то надежду! Владимир Ильич!

— В принципе…, — начал было Миленин, но его перебил Полока:

— О чем речь, Андрей Иванович! Конечно, все сделаем!

А Глебов по отведенным в сторону глазам опера понял — кому ты нужен, баклан! Ладно, пора почетно сдаваться:

— Так как вы меня все равно не отпустите, предлагаю сделку. Я пишу вам чистосердечное признание, а вы меня больше не сажаете к уголовникам, вызываете для дачи показаний хозяйку квартиры и — главное! — я в последний раз ел вчера! В самолете. И курил, кстати, еще до футбола.

— Какого футбола? — не понял адвокат.

— Между мной и сборной ОМОНа. Сборная, кстати, выиграла.

Быстрее всех захохотал Виталик. Остальные тоже на двусмысленность отреагировали, но как-то более стеснительно.

— Если будут возражения, — решительно закончил Андрей, — то я в отказ пойду. Мне терять нечего.

Возражений не было. Следователь Рогулин в мыслях уже принимал награды от начальства, адвокат Полока говорил что-то непрерывное и воодушевляющее. Эксперт Виталий просто радовался разруливанию деликатной ситуации и хохмил на вечную тему про суму и тюрьму. Глебов посмотрел на Миленина. Миленин не ликовал. Он смотрел на Андрея, и во взгляде читалось удивление пополам с недоверием. Хорошо хоть не с подозрением…

И снова волной накатила обида, почти детская, со слезой. Чего добился, подумал Глебов, сам лапки сложил — за камеру отдельную, на солнечной стороне, и бурду тюремную! Не бейте, дяденьки, это я бяка, я!

А как еще бывшую жену достать? Им же не разобраться надо, а показательно посадить. Они, может, про живущую в далекой Москве хозяйку квартиры вообще не вспомнят…. При чем тут старушка, которая сдала жилье гаду-душегубу? Не при чем. И оповестят бывшую тещу, что ее жилец сменил адрес, после суда, если вообще оповестят…. Кто знает, как у них положено?

Вскоре эксперта заслали за провизией, Миленин вытащил из ящика стола сигареты, включил чайник.

— Надо протокол заполнить, — спохватился Рогулин, зачеркал ручкой по бумаге, спросил адвоката, — Борис Львович, вас ведь тоже указываем, что на допросе присутствовали?

— Обязательно, — подтвердил адвокат.

— Тогда ваши паспортные данные давайте. Живете там же, где и прописаны?

— У меня все данные совпадают. Прописан на Татарской, двадцать пять — двадцать пять, и живу на Татарской, двадцать пять в квадрате, — засмеялся Полока, — не скрываюсь! Вон, Владимир Ильич подтвердит — у нас окна напротив.

Миленин никак не среагировал. Он вообще вел себя как-то вяло, часто курил и всем своим видом показывал, что он здесь случайно. Когда следователь закончил переписывать паспортные данные адвоката, Миленин поинтересовался, есть ли в нем какая либо нужда. Следователь пожал плечами, адвокат задумался, но нужды также не нашел.

— Тогда я отлучусь, — сказал Миленин, — если что — звоните.

Он еще раз странно посмотрел на Глебова, никому не подал руки и вышел. Пришедший минут через десять Виталик его уходу огорчился, но сам уходить не стал, разместился на любимом подоконнике, откуда время от времени подавал реплики.

Итак, подумал Андрей, штаб по посадке меня — любимого, за работой. Теперь надо аккуратно изменять формулировки. Черте что — умышленное убийство, наркотики!

— Граждане, — проникновенным голосом сказал он штабу, — ну почему — умышленное? Бывают же и другие, по неосторожности, например…

— Хрена себе неосторожность, — не согласился Виталий, — чтобы человека задушить, минимум целая минута пройти должна. Вот если бы ей голову проломили, или с балкона скинули, тогда — да, по неосторожности могло бы и прокатить.

Все подумали и согласились с Виталием.

— В состоянии аффекта! — воскликнул Борис Львович, — не обязательно быть психом, чтобы хоть раз в жизни потерять контроль над собой.

— А что? Может, достала она меня своими капризами, — подтвердил Глебов, — то не так, это не так…. Еще выпившие были крепко…

Следователь подумал и согласился рассмотреть этот вариант.

— Все равно психиатрическую экспертизу проводить, — сказал он, — с врачами потолкуем — пусть помогут с диагнозом.

Блин, как у вас все просто, подумал Глебов — и судья даст столько, сколько заранее решат, и врачи напишут то, что следователь-юнец попросит…. Непростая деваха померла, ох, непростая!

Если бы кто-нибудь заглянул сейчас в кабинет, он обнаружил бы не допрос обвиняемого, а дружный клуб единомышленников, занятый решением одной непростой задачи — как правильно впаять одному из членов клуба десять лет строгого режима за чужое преступление…

— Пишите признание, Андрей Иванович, — придвинул Глебову бумагу Рогулин, но Андрей решительно отказался:

— Сначала давайте придумаем, как было, а то потом переписывать придется.

Эксперт и адвокат единодушно поддержали обвиняемого. После недолгих споров о наркотиках решили вообще не упоминать.

— Одна таблеточка, и та, скорее всего, из сумочки выпала, — горячился эксперт, — ну какой из Иваныча наркодиллер, смех просто!

— А, может, ее вообще кто-нибудь из понятых обронил, — поддержал его Полока, — да мало ли как она туда попала! На улице к подошве прилипла…

Рогулин покривился. Идея раскрыть не только убийство, но и наркоторговлю, ему нравилась, но под давлением клуба единомышленников, наркотики пришлось исключить. И на том спасибо.

Все четверо шаг за шагом придумывали убийство. Глебов узнал, что познакомиться с покойной на улице не мог принципиально, так как Белянчикова Маргарита Романовна никогда в жизни не гуляла по улице, не ездила на общественном транспорте и не ходила по магазинам в поисках «точно такого, только с перламутровыми пуговицами». Почему провинциальная Перис Хилтон — Белянчикова, вообще оказалась в старенькой хрущевке у Глебова, было непонятно даже адвокату. Гипотезы сыпались одна за другой, с каждой минутой все более и более экзотичные.

— Да пьяные в хлам оба были, — не выдержал Андрей.

Все как следует этот вариант обдумали и с Андреем согласились. Он же убил, значит, ему лучше знать.

Теперь и следователь осознал, что писать явку с повинной рановато. Для начала нужно было придумать, как вообще инженер Глебов смог познакомиться с местной светской львицей. И где?

— Казино «Голден гейм», — уверенно сказал Борис Львович, — она в нем чаще всего бывала, можно сказать, жила там. В крайнем случае, на чьей-нибудь загородной даче.

Выяснилось, что из всех присутствующих в упомянутом казино бывал только сам Полока, который тут же с множеством совершенно ненужных подробностей начал рассказывать о порядках и нравах, царящих в этом заведении. Из рассказа выходило, что нравы там, мягко говоря, царят свободные.

— А чего там Глебов делал? — резонно спросил Виталик.

Все посмотрели на Глебова.

— Ну… Когда-нибудь надо и в казино заглянуть, — пожал плечами Андрей, — настоящий мужчина в жизни должен попробовать все…. Получку с командировочными получил и решил гульнуть.

Версию одобрили как рабочую, решив вернуться к ней позже.

— Москвич, деньгами сорил, олигарха из себя изображал — вот она и клюнула, — продолжал фантазировать эксперт, — а после закрытия казино решили продолжить банкет на хате…

— Казино закрывается утром, из него публика не продолжать, а спать разъезжается, — возразил адвокат.

— Решили уйти пораньше — чувства разыгрались! На чем уехали?

— Такси не пойдет, — решительно сказал следователь, — придется таксистов опрашивать…

Глебов мысленно сказал ему спасибо. За идею. В самом деле, если бы убийцу искали всерьез, таксиста поискать стоило, да и в самом казино отъезд далеко не последней клиентки должны были помнить хотя бы охранники. А, значит, и того, с кем уехала Маргарита, запомнить должны были…

Они сообща прикончили сигареты, а Виталий без долгих уговоров сбегал в магазин за лапшой быстрого приготовления, которую тут же залили кипятком и съели, не отрываясь от процесса.

Постепенно факт убийства начал обрастать правдоподобной плотью. Общий мозговой штурм закономерно приносил свои плоды. Виталий почти непрерывно сыпал остротами, и обстановка все больше напоминала дружеские посиделки.

В какой-то момент, когда стих очередной приступ общего ржания, Глебов вдруг обвел взглядом присутствующих в кабинете и вновь захохотал. Полока удивился, а Виталий заботливо спросил:

— Что, доходит долго?

Андрей с трудом подавил очередной приступ смеха:

— Да, вот — представил сейчас, как все это со стороны выглядит. Сами подумайте — я сижу тут с вами и старательно придумываю, как себя за решетку посадить! Правда, смешно? — и он снова захохотал.

Весь энтузиазм с «творческой группы» сняло как рукой. Рогулин уткнулся в исчерканные бумаги. Полока вдруг вспомнил, что ровно через час его ждут в адвокатской конторе клиенты. Эксперт выдал нечто афористичное, но от этого менее нецензурным не ставшее. Повисла тяжелая пауза.

— А предварительный результат надо сегодня дать, кровь из носу, — с тоской сказал Рогулин и посмотрел на Глебова взглядом, полным надежды.

Борис Львович рассудительно заметил, что предварительный результат и так уже есть, просто не оформлен документально. Можно написать все и завтра, потому что число можно поставить сегодняшнее — нарушением больше, нарушением меньше…

Он пообещал заглянуть утром, самое позднее к десяти, и вышел, церемонно раскланявшись со всеми. Руки никому не подал…

Работавший до этой минуты с полным напряжением мозг Глебова вдруг начал давать сбои. Андрей как-то перестал понимать смысл вопросов следователя, отвечал невпопад, стал мямлить. Первым не выдержал эксперт:

— Сергеич, может и правда — на сегодня хватит? Седьмой час без перерыва сидим, скоро у всех мозги всмятку будут.

— Хоть что-то написать надо, — возразил Рогулин, — мне же на доклад идти. Вот, к примеру, чем убита гражданка Белянчикова, Андрей Иванович?

— Цепочкой от сумочки…, кажется так?

Эксперт согласно кивнул.

— А куда сумочку дели?

— Куда, куда, — внезапно обозлился Глебов, — в реку выбросил! В эту, как ее…. Самарку. В растрепанных чувствах, гулял по городу после убийства, улику с моста и выбросил,… пойдет такой бред?

И совсем не бред, — возразил следователь, — очень правдоподобно…. Как считаете, Виталий Васильевич?

Они одновременно повернулись к эксперту и увидели, как в глазах у него вновь загорается огонек энтузиазма. Эксперт слез с подоконника, прошелся по кабинету и, наклонившись над столом, выдохнул прямо в лицо Рогулину:

— Следственный эксперимент!

— Чего? — не понял следователь.

— Следственный эксперимент! Выезжаем на место, делаем снимки в квартире, на мосту — это же материальное подкрепление, почти факты!

— Можно подумать — все так просто! — возразил следователь, — надо машину найти, понятых, получить разрешение, конвой выбить… за целую неделю не решим.

— Ты что, Сергеич?! Да ты только в трубку шепни, что обвиняемый готов показать — где что творил…. А машину я тебе прямо сейчас организую.

— Вам-то какой интерес в эксперименте?

Эксперт потупил глаза, помолчал, потом сознался:

— Мне сегодня новый фотоаппарат выдали… цифровой. Куча мегапикселей. Охота в деле опробовать.

Честное признание эксперта решило судьбу следственного эксперимента. Рогулин позвонил какому-то начальнику, которого честно и отчаянно боялся, предложил идею и был, судя по лицу, неожиданно обласкан.

Виталик вернулся в кабинет минут через десять и с порога объявил, что все технические вопросы улажены: есть два свободных Уазика, в обезьяннике очень удачно сидят два подвыпивших работяги из Водоканала, причем оба с паспортами — получали зарплату с последующим обмыванием. То есть, проблемы с понятыми нет.

— Только тянуть не надо, — озабоченно сказал эксперт, — а то машины на вызов перехватят.

— А конвой? — уже одеваясь, спросил Рогулин.

— Да на черта он нужен! — отмахнулся эксперт, — нас двое, да два водителя, все вооружены… обойдемся.

— А машин зачем две?

— В одной мы с вами, а понятых куда? Это же УАЗ, а не автобус. Да и перегарчик от них — будь здоров! Пока доедем — сами окосеем. Андрей Иваныч — попрошу ваши ручки, — эксперт надел на Глебова наручники, добавил примирительно, — традиции, куда деваться!

Они вышли во двор райотдела, где уже урчали машины, подождали, пока приведут понятых, потом сели в кабину и эксперт весело сказал водителю:

— Поехали, Палыч, по вчерашнему адресу. Только без мигалки — мы не торопимся.

Водитель, тот же самый вчерашний сержант, оглянулся, смерил Глебова странным взглядом, потом сказал сидящему рядом следователю:

— Непорядок. Подследственный должен сидеть не в салоне, а сзади — за решеткой. Или он не подследственный?

— Твое дело, Палыч — рулить, а не замечания старшим делать, — не дал следователю рта открыть Виталий, — может, мы боимся с него глаз спустить! И, кроме того, как он из твоего обезьянника нам дорогу указывать будет? А, может, ты лучше него знаешь, куда нам ехать?

— Вы его еще за руль посадите, — проворчал сержант, и машина выехала из ворот райотдела.

Ехали молча целую минуту, не меньше, наконец, эксперт не выдержал тишины:

— Сергеич, а давай сначала на мост рванем? А то скоро стемнеет, фотографии могут не получиться.

— Да они при таком освещении у тебя и сейчас не получатся, — сказал водитель.

Виталий обиделся:

— Чтоб ты так машину умел водить, как я фотографирую! У меня осечек не бывает! Просто в квартире свет, там проблем вообще никаких, а тут — новая техника, подстраховаться не мешает.

— Поехали к мосту, — безразлично отозвался расслабившийся следователь.

Палыч кивнул согласно, через пару минут спросил:

— К какому мосту-то? Их только автомобильных три, да два железнодорожных, да виадуков несколько…

— Давай на автомобильный, через Самарку. Где пост ГАИ на выезде.

Палыч снова согласно кивнул и чуть прибавил газу. Время от времени он смотрел в салонное зеркало заднего вида, встречаясь взглядом с Глебовым. Что выражали его глаза? Ничего. Только слабый отблеск удивления чудился Андрею в этом рассеянном взгляде пожилого водителя, и это удивление почему-то больно ранило. Снова начала накатывать утихшая было обида, захотелось заорать: «что смотришь?! Это не я виноват, это вы, менты, виноваты!».

Орать Андрей не стал — глупость, право слово — но к мосту подъехал взвинченным до предела.

— И какого хрена, Иваныч, тебя на этот мост занесло? — они уже минут десять ходили по мосту взад и вперед, таская за собой трезвеющих понятых, а Глебов никак не мог определить «то» место…. Вернее, это Виталий никак не мог найти точку пофотогеничнее, чтобы и мост было видать, и лесок за рекой. Сумерки уже почти съели очертания берегов, когда эксперт, наконец, решился:

— Вот, Иваныч, давай прямо тут, у перил. Размахнись, будто что-нибудь бросаешь. Палыч, выйди из кадра! Да нет, не так! Сумочка ведь на цепочке, вот и бросай ее, раскрутив над головой, как пращу.

Глебов покорно помахал над головой скованными руками, потом резко качнулся всем телом в сторону перил.

— Отлично! — крикнул эксперт, — замри на мгновение!

Но тело по инерции понесло вперед. Глебов выставил руки, оперся на перила, в одно касание перемахнул через них и полетел в уже беспросветную бездну…