Прятки по-взрослому. Выживает умнейший

Константин Скуратов, 2015

Вернувшись домой из командировки, Андрей Глебов обнаружил в своей квартире труп молодой женщины. Вызывая полицию, он и не подозревал, что ему предстоит стать главным подозреваемым, совершить побег и оказаться в полном одиночестве против силовых структур, бандитов и органов власти небольшого города, в котором, как оказалось, слишком многие желали смерти дочери самого влиятельного чиновника, но предпочли бы, чтобы отвечал за это преступление совершенно посторонний для них человек.

Вечер, переходящий в утро

— А культурные люди, когда в гости приходят, первым делом здороваются, — донесся откуда-то сверху молодой веселый голос, — или на воле сейчас здоровкаться не модно? Слышь, дядя, это я к тебе обращаюсь!

— Борзой баклан попался, — ответили первому из дальнего угла, — надо бы вразумить…

— Какой базар! Сейчас и начнем. Все равно делать нечего…

Глебов слушал разговор и не верил, что все это относится именно к нему. К нему! И вообще — он попал в тюрьму!

— Чего молчим, дядя, — снова спросили сверху, — типа, глухонемой?

Сильные жесткие пальцы подцепили подбородок и бесцеремонно дернули вверх. Андрей открыл глаза и задохнулся от ужаса, натолкнувшись на безжалостный мутно-голубой взгляд здоровенного парня в майке с надписью «футбольный клуб ЦСКА».

— Братва, — сказал прямо в лицо Глебову парень, — а я сейчас удивился. Наш дядя плачет!

— Может, это не дядя, а тетя? — засмеялись в дальнем углу.

— А что? Прикол, — согласился парень, — Был дядя. Стал тетей. Так бывает. Некоторым даже нравится — краситься начинают, носик пудрить…. Ты из таких? Можем утешить. Не боись, нас в хате всего семеро — выдержишь.

Из-за его спины выглянул другой парень, по виду — близнец. Он присел на корточки, оскалился:

— Слышь, Шарап, а вдруг он каратист? Сейчас покрошит нас тут…

— Кто, этот?! Да он кирпич с земли не подымет — обделается от натуги! Ладно, баклан, отдохнул у параши чуток, пора и делом заняться. Пацаны второй месяц без баб маются — ты вовремя.

Близнец зашелся веселым смехом, его поддержали из угла. Глебов почувствовал, что напрочь потерял связь с реальностью…

— Ребятки, — в наступившей тишине прошелестел чей-то шепот, — хватит над человеком измываться. Пока. Ну, плачет — может, у него горе какое-нибудь приключилось…, кошелек потерял, или там ботинки жмут. Вы идите, в картишки перекиньтесь, а я с гостем поболтаю — люблю свежие новости с того света. С воли, в смысле.

Близнецы тут же исчезли, уступив место маленькому сморщенному лысому азиату с глазками-щелочками.

— Поднимайся, мил человек, — продолжил азиат, — что ты, в самом деле, у параши-то расположился? Сейчас мы с тобой разговоры поразговариваем, а тогда уж видно будет — случайно ты тут сел, или это твое место по жизни…. Ну, пошли, пошли в мой кабинет.

Глебов зашарил руками по стене в поисках опоры, приподнялся, качнулся, но устоял. Избитое тело властно напомнило о себе, боль несколько прояснила разум. Он пошел следом за азиатом, аккуратно присел на указанный краешек кровати, вздохнул со всхлипом, как мог, собрался.

— Ты на этих ребят обиды не держи, мил человек, — сказал азиат, усаживаясь поудобнее, — давно сидим, развлечений, сам понимаешь, маловато…. Ты сам-то кто будешь?

— Я ничего не понимаю, — с горечью ответил Глебов, — ничего не понимаю…. Почему я здесь?! За что?! Извините, как вас зовут?

— Называй меня дядя Яким.

— А по отчеству?

Азиат всплеснул руками:

— Откуда у бедного старого казаха Якимки отчество! Его даже прокурор не знает, а уж прокурор-то знает все на свете…. Ты зови меня так, без отчества: просто — дядя Яким. Я привык, не обижаюсь. Вон, эти охламоны даже дедом Якимом называют — для них-то я точно дед…. Да что это мы все обо мне, да обо мне! Тебя-то как звать-величать?

— Андрей. Отчество, думаю, тоже ни к чему.

— Раз так думаешь, спорить не буду, — кивнул головой азиат, — Кто по жизни будешь?

— Да так — работаю на московского дядю электромонтажником в одной фирме.

— Значит, и точно баклан, не деловой, — покачал головой дядя Яким, — книжек много прочитал?

— Каких книжек? — оторопел Андрей.

— Художественных, исторических, не знаю, какие еще бывают?

— Ну…, как все, — Андрей пожал плечами, сморщился от боли.

— Как все, — усмехнулся собеседник, — Шарап! — он чуть повысил голос, рядом тут же возникла громадная фигура, — Ты, сколько книжек за свою жизнь прочитал?

— Делать мне больше нечего, — фыркнул парень, — пусть книжки интеллигенты всякие читают.

— А ты говоришь — «как все», — повернулся к Глебову дядя Яким.

Андрей зябко передернул плечами, старик улыбнулся:

— Понимаю, настроение у тебя, мил человек, неважнецкое. Жил ты себе с той стороны забора, про зону только в книжках читал, сериальчики смотрел…, уж не знаю, надолго к нам или нет, а раз попал — веди себя любезно. Пословицу про монастырь и устав слыхал? Тут она в самый раз оказывается.

— Да я и не ломаюсь, — грустно сказал Андрей, — просто не знаю ничего…

— Это мы тебе быстро объясним, — дядя Яким прищурился и неожиданно стал очень похож на плохо побритого кота аккурат после марта, — а пока можешь сделать доброе дело? Лично мне.

— Что смогу…

— Дело-то для начитанного человека, вроде тебя, плевое. Заспорили мы тут на днях в компании, а кто прав — так и не знаем. Сидим давно, все анекдоты наизусть выучили, в газетах даже про адрес редакции читаем — короче, тоскуем помаленьку. А тут новый человек, грамотный по виду…

В дальнем углу камеры громко фыркнули, но старик невозмутимо продолжил:

— Дело вот в чем: были в старину люди такие — варяги. А еще были викинги…

— Были, — кивнул головой Андрей.

Азиат продолжил:

— Одни говорят, что это разные люди, другие — что одни и те же, просто название разное. Что скажешь?

Глебов пожал плечами:

— Честно говоря, сам толком не знаю. Что-то читал, где-то слышал…

— Вот и расскажи, что знаешь. Нашим недоучкам полезно будет.

Андрей помолчал, собираясь с мыслями. Переход от собственных переживаний к седой старине давался нелегко, но Глебов понимал — идет проверка, ее надо пройти и не завалить.

— По-моему, варяги — это собирательное название народов, живших по берегам Балтийского моря на землях теперешних Германии, Польши, Прибалтики. Были они в большинстве своем славянских корней, говорили на понятных друг другу языках, поэтому и звали их вождей к нам на Русь, как тех же Рюриков. А викинги — это название воинов Дании, Швеции и Норвегии, поклонявшихся своему богу Одину…. По-моему, так.

— Хорошо, — одобрил дядя Яким, — что еще про них знаешь?

— Да все вроде, — растерянно пробормотал Андрей, — и в этом-то не сильно уверен…

— А жили они как? — настаивал на продолжении рассказа старик, — какие порядки были? Чем отличались?

— Да ничем они не отличались. Также плавали по морю, да купцов и деревни грабили, — Андрей осекся, но дядя Яким одобрительно кивнул, и пришлось продолжать, — кого не убивали, забирали в плен — для выкупа. Рабы занимались хозяйством и жили на положении младших родственников, только без права голоса…. Что еще? Если рабыня рожала ребенка, она считалась свободной. Если раб во время нападения на поселок брал оружие и защищал хозяев — становился свободным…

— А еще у викингов были воины какие-то особые, слыхал? В зверей превращаться могли.

Из угла камеры вновь саркастически фыркнули:

— Ага! А сверху инопланетяне на летающих тарелках…

— Молодежь! — горестно вздохнул азиат, — ничего не знает, потому что читать разучилась! Ладно, я, и то все тюремные библиотеки изучил, а эти охламоны…, ты продолжай, мил человек, продолжай.

— Были такие воины, — подтвердил Андрей, с невольной симпатией глядя на старика, — Берсерки. Переводится как «медвежья шкура», или «медвежья лапа»…. По преданию, перед боем в них вселялся дух медведя, и они становились такими же свирепыми и сильными, как медведь.

— Сказки?

— Как сказать…. Они же перед боем заводили себя криками, раны себе наносили, кровь свою пили…, в транс впадали, короче. А человек в трансе свои качества полнее раскрывает. Вот и Берсерки так дрались, что рядом с ними и своим находиться было опасно.

— Почему? — спросили из притихшего угла.

— Так ведь форму тогда не носили, все в шкурах да кольчугах ходили. Да и некогда было этому берсерку народ на своих и чужих сортировать, — улыбнулся дядя Яким, — так, что ли, Андрей?

— А из нескольких сотен таких берсерков, — продолжал ободренный Глебов, — выделялся один, который никогда не становился вождем, но всегда был лучшим воином, о котором даже песни слагали…

— И чем же таким он выделялся? — спросил незаметно появившийся Шарап.

— Ему не надо было вводить себя в транс — он в любую секунду мог перейти из м-м-м… мирного состояния в боевое.

— А почему такой не мог стать вождем?

— Шарап, все просто! — засмеялись у углу, — у него же башня сорвана — только мордобой, а вождю же и договариваться надо уметь. Так что ты, Шарап, вождем никогда не станешь!

Камера вздрогнула от дружного хохота.

— Хорошие воины были эти викинги? — улыбаясь, спросил дядя Яким.

— А вы представьте: на берегу городок на тысячу человек. В городке есть крепость, забор из кольев, в крепости сидит дружина — профессиональные бойцы, человек пятьдесят, а то и больше. Каждый житель мужского пола старше десяти лет на лету утку из лука бьет, старше двенадцати — на кабана с ватагой ходил, старше пятнадцати — на медведя с рогатиной. На самом высоком месте день и ночь сидит наблюдатель — следит за морем. Корабль за десять километров видно, успевали тревогу поднять, приготовиться. А подплывала ладья викингов к берегу, высаживала десант, и к вечеру горел городок, по улочкам трупы защитников валялись, а викинги все ценное на ладью грузили, и — домой, отдыхать!

По-современному понятно — подошел корабль, вылетела на берег дивизия морской пехоты…, а в то время на одну ладью хорошо, если двадцать пять человек умещалось!

Глебов замолчал, переводя дыхание. Дядя Яким тут же подхватил беседу:

— Слыхали, какие в старину порядки были? А люди какие? А вы, черти, ни о чем понятия не имеете, только как людей по головам железками лупцевать! И то, перед делом пива насосетесь, чтоб мозги в транс вошли…, Берсерки, тоже мне!

В углу снова фыркнули, но как-то уважительно.

— И ведь, казалось бы, грамотные ребята, — пожаловался Андрею старик, — день и ночь над учебниками сидят…, чего улыбаешься? Тут из необразованных только я да Шарап. Ну, я — отдельная статья, в лагере родился, там и помру, дай бог. А Шарапа из-за его хронической безграмотности еле грузчиком работать взяли. Зато остальные — все как один студенты нашего университета, выпускной курс. Молодежь, я правду говорю? Компьютерщики, все разговоры о железках, а в истории родной страны — полная немочь.

— А здесь они… как? — удивленно спросил Андрей.

— Они у нас — статья особая! Редкость по теперешним временам. Они у нас — политические, — с плохо скрываемой гордостью сказал дядя Яким.

— Какие?!

— Политические, — по слогам повторил старик, — бойцы за великую Россию. Великоимперские русские националисты. Бедного старого казаха при заселении чуть не затыркали, как узкоглазого…

— Да ладно тебе, дядя Яким, — обиженно протянул Шарап, — проехали ведь, разобрались.

— Да я и не обижаюсь, молодые, горячие…, с мозгами только напряг. Тут надо мной их главный спит. Днем дрыхнет, потом целую ночь спортом занимается, на бессонницу жалуется. Миша, вставай, у нас гости, — старик ткнул кулаком прогнувшийся матрас верхнего яруса, — такой рассказ проспал, лежебока!

Кровать заходила ходуном как от землетрясения.

— Не Миша, а натуральный медведь, — снова улыбнулся кошачьей улыбкой дядя Яким, — вот уж берсерк, так берсерк! Тот самый, один из тысячи. Только с мозгами…

Человек легко спрыгнул с верхней койки в проход, Андрей посмотрел на него и остолбенел — перед ним стоял огромный кучерявый негр!

Негр тоже внимательно осмотрел Глебова, заметил его потрясение и остался доволен увиденным.

— Чего вылупился? — без малейшего акцента спросил он, — никогда хороший загар не видел? Учти, дядя, будешь обзываться черным или негром — сопелку по щекам расплескаю. У таких, как я, есть гордое самоназвание — афро-россиянин. Можно сокращенно — афрос. За все другое буду как шаман бить в бубен. Ферштеен?

Ошарашенный Глебов кивнул. Удовлетворенный Миша отвернулся:

— Слава России, братья-славяне! Пацаны, кто справочник зажал? Ну, тот, который адвокат на прошлой неделе принес…

Он вразвалочку направился в дальний угол камеры.

— Видал? — тихо спросил Андрея дядя Яким.

— Русские националисты?!

— Их здесь всего человек десять сидит. Один — сам видел. Трое татары, два украинца. Остальные, наверное, русские, — старик тихо засмеялся.

— А… за что?

— История долгая. Ты не торопишься? — дядя Яким тут же засмеялся, — шучу, шучу! А дело было так…

А дело было так: учились в местном университете местные же ребята. И у всех душа болела за Россию — что с ней гады сделали! У одних болела сильнее, у других чуть-чуть побаливала, третьим просто нравилось трепаться на эту тему.

Однажды сидели ребята в излюбленном кафе и обсуждали только что проигранный российской сборной футбольный матч. Настроение, ясное дело — как Мишина кожа — загорелое. Раз по пивку с горя, другой — тут к столику дяденька подсаживается. Серьезный дяденька, в костюме, с галстуком, на лацкане значок — российский триколор и еще что-то. Ребята, понятно, напряглись, а дяденька и глазом не моргнул. Давно, говорит, за вами наблюдаю, нравитесь вы, говорит, мне, хочу, говорит, подружиться.

Ребятам дружить с неизвестно кем, ясное дело, неохота, но дяденька не отступает. Мне, говорит, тоже за Державу обидно. И представляю я, говорит, не себя самого, а организацию, которая не только разговоры разговаривает, но и дела делает. И такие как вы, нашей организации очень даже нужны. Ни к чему, говорит, не призываю, давайте в другой раз еще повидаемся, я, говорит, литературки кое-какой подкину, чтоб знали вы, кто враг, а кого трогать пока рано. И ушел. За пиво на всю компанию пятисотку оставил.

Ребята силой и дружбой не обижены. Пятисотку по недолгом размышлении на пиво обменяли, решив, что если будет назад просить — послать, а шантажировать станет — отпинать. Через неделю опять случайная встреча, дяденька о деньгах ни полслова, зато из кейса тоненьких книжечек пачку — каждому. И снова пиво — за его счет. К хорошему привыкаешь быстро. Да и книжечки интересными оказались.

Так в местном университете появилась националистическая организация. Дяденька вождем себя не ставил, против глупых выходок типа малевания агиток на заборах выступал категорически, поощрял занятия спортом, особенно боевыми искусствами, деньги ссужал нечасто, но всегда — в нужную минуту.

Время шло, дяденька появлялся все реже, чаще звонил, каждый раз с нового номера, книжечки передавал с оказией. Ребята рвались в бой, но их остужали резонные слова дяденьки, что дров наломать каждый может, а вот костер из них разжечь — не каждый.

Грели юные сердца другие его слова, что великая и могучая Россия возрастет на обломках советской империи так же, как та поднялась на обломках империи царской. Лишь бы нашлись герои, что всколыхнут народ, поднимут на борьбу с…. Тут обычно наступала пауза, потому что враг у России был, ясное дело, но кто именно? Об этом дяденька многозначительно помалкивал, а сами ребята определиться уже не могли.

Долгожданный день настал, как обычно, совершенно неожиданно. Дяденька собрал ребят и веско сказал, что главным врагом для России является, без всякого сомнения, Америка. Но американцев в первую очередь интересует наша экономика, да и вообще они так зажрались в своих Штатах, что скоро сдохнут от ожирения. И от Чкалова Америка далековато, и самих американцев в России негусто — одни послы да туристы.

Зато под боком у России сидит другой враг, который задыхается от перенаселения, и давно уже проглотил бы нашу Сибирь, если бы не патриоты типа дяденьки.

— Китай? — полуутвердительно спросил Глебов. Старик кивнул и продолжил рассказ:

— Ребята поверили сразу. А чего не поверить, когда достаточно сходить на центральный рынок. Лучше всякой агитационной литературы вид бесконечных торговых рядов, набитых под завязку чирикающими узкоглазыми торгашами. Как говорят карточные шулеры — снос определился, игрок развеселился!

Ребята к активным действиям морально были подготовлены лучше любого террориста, теперь перед ними появилась реальная цель. Наконец-то!

На прощание дяденька заверил, что о них скоро узнает вся Россия, в вопросах выбора способов, времени, места действий ограничивать не стал, лишь посоветовал надолго не откладывать. И уехал.

Со способом действий в организации особых разногласий не возникло. Место тоже само напрашивалось — тот самый рынок. Время выбрали за полчаса до закрытия, чтобы случайные русские люди не пострадали. Обошлись без разведки: во-первых, на рынке все раз по сто бывали, во-вторых, именно там трудился грузчиком единственный не-студент организации Шарап.

— А он-то среди них откуда взялся? — спросил Андрей.

— А из спортивной секции…. Короче, набралось активных штыков человек тридцать. Силой с собой никого не тянули, да и конспирацию соблюдали, как в книжечках сказано было. Запасли арматуру, обрезки водопроводных труб и в один нежаркий вечер пришли.

Разделились на группы, заняли позиции и, когда стрелки на заранее сверенных часах указали нужное время, принялись убеждать китайцев, что Россию победить нельзя. А ровно через десять минут растворились в паникующей толпе и без потерь добрались до любимого кафе, где и начали отмечать свое боевое крещение.

А в это время на рынке уже вовсю трудилась доблестная полиция, которую вызвали все те же китайцы, рассудившие справедливо — взяток дано много, пора органам должок отрабатывать!

Вообще-то китайцы — народ невозмутимый, к мелким шалостям относятся философски и из-за такого пустяка, как мордобой, никого беспокоить бы не стали. Но во время акции получилась некая неприятность…

— Перестарались ребята?

— Ты знал, — огорченно сказал дядя Яким, — все это время ты сидел и смеялся над старым глупым казахом…

— Да первый раз слышу! — совершенно искренне воскликнул Андрей, — меня почти два месяца вообще в городе не было, только сегодня прилетел…

— Тогда ты умный, и это меня радует. Верно, ребята перестарались. Причем дважды. Самое смешное в этой истории то, что пострадали не ненавистные китайцы, а совершенно безобидные вьетнамцы, которые если и торговали на рынке, то по большей части своими вьетнамскими подругами…. Так что к приезду оперов два представителя братского Вьетнама, виновные лишь тем, что с рождения носили узкие глаза, уже практически остыли. А что, если получить по голове пару хороших ударов железной трубой, остыть может каждый…

И тут в дело вступили юридические тонкости: если человек умирает от побоев на территории больницы, статья звучит как нанесение тяжких телесных, повлекших за собой…, и так далее. Срок за такое дают неслабый, но все же и не на всю катушку. А если человек перестал жить еще до приезда ментов — это уже умышленное убийство, и приговор звучит куда серьезнее.

И китайцам тоже жмурики не нужны — еще на них же и повесить могут, благо прецеденты бывали. А что касаемо опознания злодеев — вообще проблем нет, потому как Шарапа на рынке не знал разве что один директор, а афросу Мише, даже намазавшись мелом, все равно среди россиян не спрятаться! Вот такой единственный прокол в организации и проведении мордобоя…

Взяли ребят по горячим следам прямо в любимом кафе. Не всех, естественно. Кто к моменту задержания домой ушел, кто в кино, кто в библиотеку. Брали азартно, с битьем посуды, а, если учесть степень сопротивления, то мебель в кафе пришлось менять всю.

А дальше началось самое интересное…

Уже на следующее утро в прокуратуру нагрянули столичные журналисты — за что бедных студентов ОМОН зверски избил, а? Какие, на хрен, они националисты, если во главе группировки стоит негр, а? У китайцев претензии к неграм есть? А, может, вьетнамцев убили не из расовой нетерпимости, а как распространителей триппера?

А после обеда опять стук в прокурорскую дверь. Открывают, а там адвокаты. Из столицы. Приехали бесплатно защищать бедных студентов! Каждому задержанному свой, личный! И было их ровно столько, сколько студентов задержали.

— Дяденька слово сдержал, — догадался Глебов.

— Второй раз молодец, соображаешь…. Тут у этой истории пока пауза наступила, но финал рисуется ясно всем, поэтому ребята времени не теряют — к сессии готовятся. Один Шарап скучает…

— А суд?!

— Будет обязательно. Суд присяжных. Еще раз догадаться попробуешь?

Глебов пожал плечами:

— В принципе, все понятно. Ребятки местные, присяжные тоже. А о вьетнамцах уже сейчас никто не заплачет…

— С тобой хорошо говорить — не надо мелочи разжевывать, — дядя Яким прикрыл глаза, поерзал, устраиваясь поудобнее, — смотрю, нервишки твои, вроде, в норму пришли. Это хорошо. Нам с тобой теперь еще кое о чем поболтать надо. О тебе.

Андрей напрягся, что не осталось незамеченным.

— А ты что думал? Тебя за решетку посадили сказки уголовникам рассказывать? — усмехнулся дядя Яким, — ошибка вышла, однако…. Для начала — перевелись в российских тюрьмах настоящие уголовники. Редко можно встретить человека, хотя бы знающего о понятиях, не то что живущего по ним. Вымираем мы как мамонты, в историю уходим…. Сейчас в камерах или шушера беспредельная, или бакланы вроде тебя, или экзотика вроде моих теперешних соседей.

Удивляешься, что слова такие умные знаю? Так я за столько ходок чуть не все тюремные библиотеки перечитал. Очень я новое для себя узнавать люблю. И про викингов этих я раз в сто больше тебя знаю.

— Тогда…, — начал было Андрей, но дядя Яким продолжил:

— Если честно — плевать мне на этих викингов. Я за ними тебя рассмотреть хотел: как быстро очухаешься, как поведешь себя, что плести будешь. И первый вывод мой такой — хоть и шандарахнула тебя жизнь по темечку, удар ты держать умеешь, очухался быстро. Сопли по щекам не размазывал, дверь головой не таранил, короче, фасон кое-какой выдержал. А слезы…. Мужчины тоже иногда плачут, правда, чаще в пьяном виде…

— Дальше что? — угрюмо, но без вызова спросил Андрей.

— Дальше? Говорить будем. Ты же спать ложиться не собираешься? — старик снова улыбнулся своей кошачьей улыбкой, — я очень загадки люблю разгадывать, ребусы всякие, кроссворды там.… А сегодня за полчаса до твоего заселения получил я ребус, да такой, что аж слюнки потекли. Ты, мил человек, представь: ни с того, ни с сего — открывается дверь, а на пороге стоит целый гражданин майор! И просит меня этот гражданин, что для местного люда не просто майор, а царь и бог, чтобы я принял в хату новосела. И не просто принял, а прессанул его по полной программе. Честно говоря, ничего особенного в просьбе этой нет, кроме продолжения. А продолжение такое — по полной программе, но предельно аккуратно! Сечешь?! Каждое слово по отдельности понятно, а вместе они никакого смысла не имеют, потому что аккуратно прессануть — это как?!

Дядя Яким широко развел руки, показывая этим, как он удивился.

— Если б законника какого сажали — с такой просьбой не пришли бы, дело ясное. С другой стороны, сейчас модно олигархов сажать. Так у них отдельные камеры с евроремонтом — чего такому тут делать? Хотя, кто знает…. А, может, беспредельщика ведут? Так чего такого жалеть! Какая уж тут предельная аккуратность, раз беспредельщик!

А лицо у местного гражданина хозяина такое, будто он и сам не понял, что сказал. Я с ребятами потолковал маленько — им здесь скучно, развлечений маловато, ни кино, ни танцев. Они согласились подыграть.

Тут снова дверь открывается, и в хату вталкивают тебя. Очень вежливо вталкивают, должен сказать — ты даже на ногах устоял. Ребята давай прикалываться, а я наблюдаю и вижу, что с нашей жизнью ты незнаком совершенно. Может, шпион? Так для шпионов другие апартаменты имеются, и хозяева там другие, хотя тоже называются на три буквы, — дядя Яким едва слышно хихикнул, — вот это ребус так ребус! Пальчики оближешь!

Глебов скривился.

— Может, ты олигарх? — дядя Яким уже откровенно смеялся, — в своих китайских кроссовках! Нет? А кто? Я ж ночь спать не буду!

— Я сейчас и сам не знаю — кто я, — тяжело вздохнул Глебов, — твердо знаю только, кем я был несколько часов назад, пока все это не началось…

— А ты расскажи! — потребовал старик, — раз это и для тебя ребус, попробуем разгадать вместе.

— С чего начинать?

— Попробуй начать необычно — с самого начала, — предложил дядя Яким.

— А, собственно, что я теряю? — подумал Андрей и начал рассказывать, как вернулся в город после вахты и в запертой квартире обнаружил женский труп.

Голос вибрировал от волнения и обиды, но в целом рассказ получился почти связным и в принципе понятным.

Дядя Яким слушал, закрыв глаза, с видом крепко спящего человека. Только время от времени он качал головой или поднимал к губам кривой палец, и тогда Андрей смущенно спохватывался и возвращался с полукрика на шепот.

— И опер умчался как ошпаренный, говоришь? — старик выждал некоторое время, но Андрей молчал, так как говорить было больше нечего.

— Умчался.

— А потом пришли омоновцы?

— Пришли — это не то слово! Чуть не убили!

— Да? — дядя Яким бесцеремонно схватил Андрея за лицо неожиданно крепкими пальцами, повернул из стороны в сторону, — Не дергайся. А ну, покашляй.

Оторопевший Глебов повиновался.

— Рубаху задери. Спиной повернись. Зубы на месте? — старик прошелся сухими кулаками по синякам, оценил реакцию Андрея на боль и сделал вывод:

— Внутренности не отбиты, ребра целые, зубы на месте. Тебя, что — детсадовцы били, или омоновцы? Так вот, мил человек, это тебя и не били вовсе. Это тебя уговаривали быть умненьким и благоразумненьким, показывали, что будет, если будет не по-ихнему. Вот мой ребус и разгадался, — он удовлетворенно откинулся на подушку.

— Да? — тупо спросил Андрей.

— Им от тебя завтра понадобится явка с повинной. А так как человек ты с криминалом совершенно незнакомый, они и организовали эдакую массированную психическую атаку: тут и убегающий опер, и изверги-омоновцы, и пресс-хата…

— Да зачем им это все?! — с отчаянием выкрикнул Андрей, — я же не убивал!

— Это ты так говоришь, — холодно заметил дядя Яким, — а ключики от хаты — это, мил человек, улика…. Ладно, не кипятись. Был у меня знакомец один, давно, правда. Гулял он как-то по парку чудесным летним вечером. Гуляет себе, пивко попивает, к легкомысленным девушкам клеится, короче, наслаждается жизнью. Вдруг видит — у лавочки корчится мужичок, а в груди у того ножик торчит, из стороны в сторону колышется. Выпимши был знакомец-то, то есть дурак — кинулся к мужику на помощь. А какая помощь? Ясное дело — перво-наперво ножик из мужика вытащил. Молодой был, не знал еще, что пока ножик в ране, кровь наружу вытекает, а как только перо на волю — кровь внутрь идет и человечек быстро помирает. Так и случилось — дернул наш дурачок железку, мужик булькнул что-то пару раз и отлетел. Тут моему знакомцу вдруг руки за спину крутят и ведут в отделение, где моментально вешают на него жмурика, поскольку жмурик-то вот он, ножик, которым его порешили, в руке у моего знакомца, отпечатки пальцев наисвежайшие, пятна крови на одежде — что еще надо прокурору для счастья?! Разве что пара-тройка приводов за мелкое хулиганство не помешает, а этого добра у него было намного больше.

В дверь громко стукнули, потом хриплый голос крикнул:

— Отбой! Дядя Яким, я свет тушу, лады?

— Спокойной ночи, Петр Сергеевич, — также громко ответил охраннику старик и продолжил рассказ:

— Даже адвокат не верил в его невиновность. Да что — адвокат! Родная мать не верила! И на зоне никто не верил. Дали ему на всю катушку, без права на амнистию. Вошел он в зону испуганным и огорченным, вышел форменным зверем, забубенным, или как говорят теперь — отмороженным. По мокрухе — большой специалист. А все оттого, что ему никто не поверил. Никто! Кроме меня.

— Кроме вас?

— Я с ним много позже познакомился, когда он свою историю уже почти никому и не рассказывал. А тут не спалось что-то, слово за слово…

— А поверили почему?

Дядя Яким пожевал губами, помолчал с минуту. Когда Глебов уже и не надеялся услышать объяснение, вдруг тихо сказал:

— Времени много прошло. Только историю его не сам он рассказывал, а его обида. И за прошедшее время обида та ничуть не ослабла. Может, и у тебя также, кто знает…

— Ключи — улика, не спорю, — выдохнул Андрей, — но ведь у меня алиби есть. Железное, даже железобетонное!

— Алиби?

— Ну да! Врач сказал, что девушка уже несколько дней лежит. А я только сегодня в город вернулся! Последние полтора месяца из тайги не вылезал, вся бригада свидетели. А сменная бригада! А проверяющие разные! А местная администрация, куда именно я ездил договор на подключение к электричеству заключать! Человек тридцать наберется! Билеты на самолет, наконец! Они же именные!

— Не кричи, — властно сказал дядя Яким и Андрей сразу же словно сдулся, — есть алиби, есть свидетели — очень хорошо. Только завтра после твоего упорства на допросе тебе менты либо почки отобьют, либо мозги и сдохнешь ты на день раньше, чем выйдешь. Есть еще одна закавыка…. Попросил меня с тобой пообщаться лично хозяин, с надеждой на им нужный результат. И если завтра результат им не понравится, придет замусоленный прапор и скажет — слабак ты, дядя Яким. А потом опять приведут тебя…. Ты ведь не веришь, что я тебя с первого взгляда полюбил? И правильно делаешь. По хрену ты мне, мил человек Андрюша, по абсолютному хрену! Зато расположение хозяина потерять из-за какого-то баклана…

— Вы, что же, служите им? — вяло удивился Андрей.

Старик усмехнулся:

— Служат лишь те, кого начальство с руки кормит — военные, чиновники, цирковые собачки. Что тюрьма, что зона — один большой дом, в котором есть те, кто правит и те, кем правят. Снаружи человечки с пушками, внутри люди с мозгами. Есть законы, которые нерушимы, а есть случаи, которыми не грех воспользоваться. Стучать или долг не вернуть — западло, а поблажки себе вымутить — без базара. Им ведь тоже зона спокойная нужна, без беспредела. По пустякам, поверь, не обращаются…. Пойдешь завтра в отказ, начнут студентам передачи зажимать, мне книги носить перестанут. Как думаешь, хорошо тебе у нас будет?

— И что, мне убийство на себя брать?!

— Говорю, не кричи, студенты спать улеглись…. Мозговать тут надо, крепко мозговать. Линия поведения тебе нужна такая, чтобы до суда дотянуть живым и здоровым. Есть кому заступиться, адвокатом помочь? Раз задумался, значит, есть…. А для начала понять надо, почему к тебе так круто отношение переменили.

— Даже не знаю, что думать, — Андрей пожал плечами.

— Следствие штука неспешная, муторная. А следак твой умчался быстрым соколом, — задумался дядя Яким, — и умчался, ни в чем тебя не обвиняя, не закрыв, не сдав дежурному…, что-то в этом звонке было. Ты мог на улицу выйти?

— Думаю, мог.

— А между уходом опера и приходом ОМОНа много времени прошло?

— Я, что, засекал? Минут десять, может, чуть больше.

— То есть за каких-то десять минут тебя в виновные и определили…. Звоночек телефонный и есть ключ ко всему, — уверенно сказал дядя Яким, — что могли оперу сказать такого, что он контроль над собой потерял? Как думаешь?

— Может, у него дома что-нибудь случилось…

— Совсем ты с операми незнаком, мил человек. Если у него что дома случится во время следствия, он туда скорее опергруппу пошлет, а сам допрос продолжит…. Нет, тут весточка с делом твоим связана. А какая весточка свежее только что проведенного шмона, а? Ай, какой хороший ребус!

Андрей скривился в горькой усмешке:

— Да уж, кому ребус, а кому жизнь вперекосяк.

— Ты не умничай, а думай, пока думалку не отшибли! Так вот, все шло обычно, тут звонок…, — размышлял дядя Яким, — что ж такого оперу сказали в трубочку? Кажется, есть мыслишка…

— Какая?

— Самая логичная, мил человек, самая логичная — деваху твою установили. И оказалась эта деваха из таких кругов, что найти злодея мусорам надо было немедленно. Чтобы показать себя с самой лучшей стороны…. Папенька у ней начальник, маменька — главврач и депутат, может, еще как-то…

— Я то причем?!

— А ты вон он, никого искать не надо, уже в ментовке. И улики на тебя есть. Теперь чуток придавить осталось, чтобы явку с повинной написал, и все! Можно безутешным папе-маме докладывать, как хорошо полиция работает, понял, баклан? Так что твой оперок еще по лестнице ножками сучил, а твоя судьба уже была решена.

— А дальше что?

— Дальше? Следствие, суд, зона. Все как у нормальных людей. Да ты не переживай, на зоне тоже живут. Тут как? Для одних тюрьма — дом родной, для других родной дом — тюрьма….

— Ага, — выдохнул Андрей, — за такое на зоне, как это… опустят!

— Раньше — непременно, — согласился старик, — а сейчас и на зоне порядки помягче стали. Да и вообще, опускают большей частью тех, кто сам готов опуститься, либо по беспределу…. А у тебя ситуация щекотливая, правильные люди быстро разберутся.

— Как с тем вашим… знакомцем?

— Всякое бывает, не спорю. Только тебе, Андрюша, сейчас не о зоне думать надо, а о том, как исхитриться следаков вокруг пальца обвести.

Андрей горько рассмеялся.

— Разве это возможно?!

— А ты сам подумай, — вкрадчиво предложил старик, — дело-то шьют тебе впопыхах, там черте что будет написано, за уши притянуто. Фактик-то имеется один — ключи от хаты, а все остальное — твоя явка с повинной. Им сейчас в детали вникать некогда — надо перед папенькой отчитываться, вот тут ты в показания бомбы и заложи! Чтобы на суде все дело рухнуло, понял? И проси, чтобы суд был непременно с присяжными — с одной стороны, их ментам запугать легче, с другой — они же все-таки люди, хороший адвокат этим завсегда воспользуется!

— Кошмар какой-то…

— Что делать, никто спасать тебя не придет, значит, надо выворачиваться самому. Только бомбочки закладывай с умом, такие, чты сразу в глаза не бросались, следаки — народ ушлый, туфтобу сразу усекут, и тогда — здравствуй, ОМОН! Резко не соглашайся, помотай им нервишки, чтобы они думали, что победили. Потом проси поблажек, типа одиночной камеры, питания хорошего, связи с родными — они на радостях на многое пойдут, даже на рюмку коньяка. Вот тогда ты нужным людям о своей беде и просемафоришь, понял?

— Понял…. А если все сорвется?

— Прокатишься в немягком вагоне спички из сосен строгать лет на пятнадцать. Не переживай, можно будет жалобы в верховный суд строчить, глядишь, срок и скостят. Короче, ты попал! Сиди до утра и думай, как выпутаться, а глупые мысли, что это ошибка и завтра перед тобой извинятся, отнеси туда же, где и рассказы об инопланетянах. Так и здоровье свое сбережешь, и старого казаха не огорчишь, понял? А сейчас, извини, я спать буду, а ты где-нибудь в уголке поразмышляй… до утра.

Андрей оглянулся, но стульев в камере так и не приметил.

— Экое барство — стулья, — хмыкнул он сам себе под нос, устраиваясь прямо на полу, но подальше от параши, — в наш просвещенный век стулья в камере — холодное оружие…. Ладно, будем думать.

Прошло совсем немного времени, как Глебов с явным неудовольствием понял — думать он не умеет совершенно! Небольшой экскурс в собственную биографию только подтвердил этот неприятный факт. В школе за него думали мама и учителя, в институте — мама и преподаватели, да сокурсники пошустрее. В армии за него думали отцы-командиры и лейтенанты пошустрее. Потом долгие годы за него думала жена. Последние пять лет за Глебова не думал вообще никто, да и сам он этой работой себя не утруждал — зачем, когда и так ясно, что завтра будет так же, как вчера, и послезавтра, и через месяц…

С непривычки заломило в висках. Азиатский старичок, дядя Яким Хоттабыч, был прав почти во всем. И объяснения его звучали пусть нелепо, но убедительно — Андрей попал под танк следствия, уповать на завтрашние извинения — идиотизм в квадрате. Следствию нужен, причем позарез, козел отпущения, а про то, как обвиняемые неожиданно помирают от инфаркта, мы наслышаны, большое спасибо.

Будем реалистами? А куда деваться!

Соседи-националисты спят безмятежным сном — за них борется неизвестная, но очень сильная организация. Плюс, общественное мнение, что своих выдавать нехорошо. А Глебов для чкаловцев — москвич, не свой! В отличие от бедной девушки, кстати…. Вот и еще один минус нарисовался — не сотрешь.

Помощь можно ожидать только от Елены Викторовны Глебовой, причем не только из ее бывших родственных чувств, но и из-за чисто меркантильных интересов — квартира тещина, писать в очередной автобиографии, что бывший муж сидит за убийство — тоже, знаете ли…

Без посторонней помощи связаться с экс-женой Андрей не сможет по совершенно простой причине — ну не помнит он ни один из ее четырех телефонов! В мобильнике то они забиты были, но его теперь лелеет как трофейный дежурный по отделению полиции, небось, все номера постирал и симку выкинул…. Даже свой московский домашний телефон Андрей вспомнить не смог, потому что за столько лет в нем менялись то первые три цифры, то первые четыре, то какие-то еще…

Следовательно, уже на первом этапе борьбы за себя — любимого, необходима посторонняя помощь. Проще простого вызвать сюда тещу как хозяйку квартиры. А Елена примчится следом сама, потому что маму она любит, и уж ее то будет защищать до конца. После ее приезда, главное — встретиться с Еленой Викторовной и упросить организовать защиту. В одиночку одолеть махину следствия у него шансов практически нет.

Значит, завтра придется брать вину на себя. Чтобы выжить…