Благие цели

Константин Сергеевич Минин, 2019

В этом мире никто не супермен. Никто не способен, весело поигрывая мускулами, преодолевать любые трудности. Но от этого каждое пройденное препятствие становится только ценнее, процесс прохождения интереснее, а цена неудачи выше. Стоят ли поставленные цели сопряженного с ними риска? Что есть благо, ради которого стоит рисковать, и какую цену ты готов заплатить за его достижение? Что, если, дойдя до цели, ты поймешь, что цена за приз слишком высока? Сможешь ли ты отказаться от того, к чему так упорно стремился? Жизнь каждого, если присмотреться, наполнена этими вопросами. Судьба каждого достойна романа. Герой этой книги – обычный человек. Такие, как он, десятками проходят мимо Вас на улице. Давайте заглянем в его жизнь, рассмотрим его душу и, если получится, чему-нибудь научимся, вместе с ним проживая его жизнь.

Зеркало

Лифт громыхал так, словно где-то в глубине его механизма закованные в кандалы и цепи рабы под строгими взорами надзирателей вращали ржавое колесо подъёмника.

Непривычное ощущение — подниматься в лифте сидя, и первое неудобство — кнопка нужного этажа расположена так высоко, что дотянуться до неё, на первый взгляд, кажется невозможным.

Благо этого и не потребовалось.

Слава первым нажал на кнопку и, покрутив за спиной у Саши рукоятки инвалидного кресла, весело сказал:

— Ну, вот ты и дома!

— Да! Наконец-то, — с облегчением выдохнул Саша.

В больнице было не так уж и плохо. Соседи по палате, сносная еда, опять же весёлые медсёстры, но всё-таки постоянно тянуло домой. И ещё всё время хотелось пробежаться. Неважно куда и неважно зачем. Хотелось, как в детстве, бежать изо всех сил и не думать ни о чём, кроме сладкого воздуха, разрывающего лёгкие, и не слышать ничего, кроме гулкой дроби сердца, бьющегося во всём теле разом.

Друзья предлагали на первое время, забрать Сашу к себе, но он настоял на том, чтобы вернуться домой, в свою квартиру. Что-то его там теперь ждёт?

Лифт остановился, и Слава, издавая рычащие звуки наподобие тех, что издаёт мотоцикл, выкатил коляску в подъезд.

Входная дверь оказалась не запертой, и это на мгновение озадачило Сашу. В полумраке квартиры он не заметил признаков взлома или кражи. «Потом спрошу, кто умудрился оставить квартиру открытой» — думал Саша в тот момент, когда Слава щёлкнул выключателем.

Вместе с электрическим светом комната наполнилась шумом и движением. Вначале Саше показалось, что мебель ожила и каким-то волшебным образом начала передвигаться, но испугаться он не успел. Отовсюду — из-за гардин, из-под стола, из шкафа и даже из-за дивана — к нему спешили друзья.

— Сюрприз! — воскликнул тонкий девичий голос.

— С возвращением! — басил кто-то с другой стороны.

Парни, толпясь и толкаясь, жали ему руку, девушки целовали щёки. Здесь были все. Те, кто жил неподалёку и кого он видел каждый день, те, с кем судьба сводила не так часто, и даже те, кто уехал из города.

Все они здесь, в его квартире, все вместе, как раньше. Они приехали! Они собрались! Они пришли! И с ними пришла она — Аня.

«Она пришла…», — с облегчением и тревогой подумал Саша.

Аня подошла к нему последней, сдержанно поцеловала в щёку и тихо сказала:

— Рада, что ты вернулся…

«Это что? Чувство вины, или обида, не нашедшая повода для прощения?» — старался понять Саша.

— Спасибо, что пришла, — также понизив голос, ответил он.

— Ты как себя…

Аня не успела задать свой стандартный вопрос, а Саша не успел ответить своё дежурное «Нормально», — в их разговор вмешался Слава.

— Больше двух разговор вслух! — со смехом прокричал он.

После чего, словно потеряв интерес к собеседникам, деловито скомандовал.

— Игорь, Миша! Тащите с кухни стол.

Стол установили посреди комнаты, сдвинув к нему всё, на чём можно было сидеть. Очень скоро он оброс целой грудой посуды, угощений и алкоголя, которых раньше, как помнил Саша, в его холодильнике не было.

За розлив алкоголя отвечал Миша и, подгоняемый неутолимой жаждой, упорно доливал до краёв расставленные по столу рюмки. Кто-то каждую порцию выпивал до дна, кто-то только делал вид, что пьёт, но очень скоро приятная лёгкая болтовня и смех растеклись по столу. Теперь, в кругу весело общающихся друзей, Саша почувствовал себя так, как чувствовал раньше, до того, как проиграл свой последний спор.

— Саня! А у тебя курить можно? — слегка заплетающимся голосом спросил Миша.

Саша взглянул на друга. Незажженная сигарета уже торчала у него во рту.

— Кури, — с улыбкой ответил он.

Сигарета почти мгновенно оказалась в руках сидевшей по соседству девушки.

— Кури на балконе! — с вызовом, но без злобы сказала она.

— Не очень то и хотелось, — ответил Миша, забирая у неё и пряча за ухо сигарету.

Разговор, прерванный очередным взрывом общего смеха, возвращался в нормальное русло. Вопросы о самочувствии и прочие вопросы, связанные с теперешним состоянием Саши, преодолев порог вежливой заинтересованности, деликатно умолкли, и теперь почти уже ничего не отличало этот вечер от сотни других таких же вечеров, проведённых в уютной компании весёлых друзей.

Саша наслаждался этим общением, его расслабляющей обычностью и ненавязчивой лёгкостью. В какой-то момент он даже упустил из виду Аню, как, впрочем, и Славу. Это позже он догадался, что пропали они из поля зрения одновременно и, судя по всему, не случайно.

— Слушайте! А я не рассказывал вам, как недавно на башенный кран лазил? — вдруг, значительно повысив голос, выкрикнул изрядно выпивший Миша.

— Таня, расскажи, как ты на новом месте устроилась? — не обращая никакого внимания на реплику друга, громким голосом, невпопад спросила недавняя похитительница сигареты.

Татьяна принялась рассказывать о своём переезде. Впрочем, её рассказ не особо заинтересовал присутствующих.

Друзья достигли той стадии общения, когда большая компания рассыпается на мелкие группы собеседников, наиболее подходящих друг другу по общности интересов и, что важнее, степени опьянения.

— Так вот! Решил я забраться на башенный кран, — привлекая всеобщее внимание, вновь попытался рассказать свою историю Миша.

Саша заметил, как по всем присутствующим, вернее, тем из них, кто всё ещё сохранял возможность членораздельно мыслить, побежала еле различимая волна напряжения. Он не сумел уловить причину такой реакции на, в общем-то, обычную для Миши реплику.

Кто-то нервно засмеялся.

— Хотите анекдот? — громко спросил почти трезвый Дима.

— Да подожди ты с анекдотом! Послушай про кран, — попытался вернуть внимание собравшихся Миша.

Но его рассказ вновь был прерван самым бесцеремонным образом.

— Заткнись, Миша! — тоном, не терпящим пререканий, сказала совсем трезвая Аня.

Миша со злостью взглянул на неё и почти мгновенно, словно уловив скрытый телепатический сигнал, с выражением вины и испуга перевёл взгляд на Сашу. Тот почувствовал, что присутствующие смотрят на него. Кто-то открыто, а кто-то исподтишка, в их взглядах было что-то новое, что-то, чего Саше никогда раньше не приходилось видеть в обращённых к нему глазах.

Раньше никто из друзей никогда не испытывал к нему жалость.

«Они меня жалеют?!»

От этой догадки стало тошно. Захотелось кричать, разбить кому-нибудь морду, приказать Мише рассказать его дурацкую историю про башенный кран. Захотелось прогнать всех вон.

Но он не сделал ничего этого. Взял себя в руки и, беззаботно улыбаясь, спросил у Димы:

— Так что за анекдот ты хотел рассказать?

Хоть и не смешной, но очень длинный анекдот оказался тем самым, что было необходимо и Саше, и остальным присутствующим. Внимание друзей переключилось на другие темы, а пристыженный Миша увлёкся процессом потребления алкоголя.

Это незначительное происшествие внешне ни на что не повлияло, но только внешне. Утратив былую беззаботность, Саша всё пристальнее всматривался в лица и теперь, осознавая, что именно ищет, он всё чаще находил признаки смущённой жалости и неловкой учтивости в словах и взглядах друзей. Он замечал, как аккуратно его гости в разговорах обходят стороной темы, которые ещё недавно были обычными за его столом.

«Это спектакль! Они разыгрывают его для меня!»

Ему захотелось уйти, спрятаться от этих глаз, не слушать эти разговоры, остаться одному.

В волнении до конца не осознавая целей и мотивов своих поступков, Саша оттолкнулся руками от стола, и его кресло, медленно ускоряясь, покатилось назад. Разговор почти мгновенно умолк, и несколько пар глаз озабочено уставились на него. Чья-то рука легла на плечо, и знакомый голос Славы вкрадчиво спросил:

— Ты куда?

Куда? Саша и сам не знал, куда он собирается, но вопрос был задан и требовал ответа.

— Хочу принять ванну. Я в больнице не мылся ни разу, — после короткого раздумья ответил он.

— Давай помогу.

Слава взялся за ручки с обратной стороны кресла и покатил друга в ванную комнату.

Как было объяснить другу, что чьё-либо внимание, а тем более помощь, это и есть то, от чего Саша бежал? Как отказаться от навязанной услуги, не привлекая к себе лишнего внимания? Саша не нашёл ответов на эти вопросы и по этому вынужден был смириться.

Пар от горячей воды очень быстро затянул зеркало тонкой плёнкой конденсата. И хорошо. Саша не хотел видеть своего отражения, только не такое, только не в кресле.

Слава опустился перед ним на одно колено и начал стягивать с ноги носок.

— Что ты делаешь? — озадачено спросил Саша.

— Помогаю тебе раздеться.

— Я сам.

— Сможешь?

— Конечно!

Саша не был уверен в том, что сможет раздеться сам, но позволять другу раздевать себя он счёл унизительным.

Слава вышел.

Дождавшись пока дверь закроется, Саша заблокировал колёса кресла, упёрся руками в подлокотники и встал на обе ноги сразу. Стоять после травмы ему доводилось и раньше. На занятиях по реабилитации он даже ходил, но медленно и всегда превозмогая боль. А вот самостоятельно переодеваться ещё не пробовал.

«И чего я упёрся? В больнице меня вообще медсёстры переодевали, и ничего. Слава же мужик. Почему застеснялся?» — думал Саша, расстёгивая ремень.

Брюки упали на пол, и, упёршись рукой в стену, Саша по очереди вытащил из них ноги.

«Ну, допустим, я сумею снять трусы. А что делать с носками? Наклониться к ним я точно не смогу».

Он взглянул на дверь, потом на унитаз и, немного поразмыслив, решил не запирать дверь. Как-никак, санузел в квартире только один. Из тех же соображений он решил не снимать трусы.

Перенеся большую часть нагрузки на руки, он втянул тело в наполненную ванну. Плавно опуститься не получилось, и часть воды расплескалась на пол.

Всё-таки хорошо. Ноги почти мгновенно стали невесомыми. Вода словно растворила опущенное в неё тело, и лишь трусы и носки, всё ещё оставаясь на своих местах, намокли и неприятно липли.

Саша ещё раз взглянул на дверь.

«Да ну и чёрт с ним…» — мысленно махнув рукой, подумал он.

Дарованная водой невесомость позволила без особых усилий снять остатки белья. Правда, носки приходилось снимать, поддевая их большим пальцем второй ноги, но и это не доставило особых трудностей.

Саша расслабился и опустил голову в воду. Голоса друзей, до этого момента свободно доносившиеся до его слуха, внезапно стихли, превратившись в ровное, слегка различимое гудение.

Вдох. Грудь, надувшись, всплыла к поверхности.

Выдох. Тело опустилось на дно.

Саша зажал пальцами нос и опустил голову под воду.

«Если бы можно было не выныривать! Раз и навсегда раствориться в воде, обретя невесомость…»

Запас кислорода в крови и лёгких закончился, и Саша всплыл за очередной порцией воздуха. «Надо научиться подольше задерживать дыхание».

Он почти уже нырнул вновь, когда смог разобрать доносящиеся до него слова.

Миша, заплетающимся языком очень громко рассказывал кому-то:

–…Я через забор перелез, и знаю ведь, что где-то сторож должен быть, а всё равно хочется. Сами понимаете, такая высота…

Саша не стал дослушивать и вновь опустился под воду.

«Он рассказывает свою историю про башенный кран. На этот раз его никто не останавливает и не перебивает. А зачем. Я же здесь…» — думал Саша, и новая волна злости вплотную приблизилась к нему.

Время шло по своим, одному ему известным, законам, но для Саши оно измерялось не часами и минутами, а промежутками между моментами, когда дверь в ванную открывалась и озадаченный Слава спрашивал:

— Помощь нужна?

Спустя четыре промежутка вода остыла. Настало время покинуть ванну.

Просить о помощи не было никакого желания, и поэтому Саша, ухватившись рукой за бортик, начал вытягивать себя из воды. Тело в зыбком равновесии зависло на краю. Рука потянулась к креслу-каталке.

Какая-то сила перевесила Сашу вперёд, и, цепляя второй рукой стену, он повалился на пол. Что-то грохнуло и зазвенело, осыпая мокрое тело острыми осколками битого стекла.

Дверь распахнулась, и в ванную вбежали люди.

— Зеркало! Он разбил зеркало!

— Осторожнее.

— Не толпитесь!

— Кровь!!!

Саша не видел лиц вошедших, хотя голоса узнавал. Три пары сильных рук подняли его, и таким как был: голым, мокрым и в крови, унесли в комнату.

В тот момент боли не было. Был только стыд. Саша видел обращённые на него взгляды, полные жалости и, как ему тогда казалось, презрения. Ему было стыдно за беспорядок, который он устроил, за наготу, но больше всего он стыдился собственного бессилия.

С тех пор Саша боялся один принимать ванну, а просить кого-либо о помощи было ниже его достоинства. Осколки старого зеркала выкинули, а новое он так и не купил. Возможно, потому, что не хотел видеть отражение себя такого… каким он стал.