NERO

Константин Николаевич Мраков

Дорогой читатель! В каждом из нас есть немного от Нерона, Адольфа Гитлера или Мао Цзэдуна. Мы пытаемся не выпускать это наружу, но иногда терпим поражение. Книга содержит нецензурную брань.

© Константин Николаевич Мраков, 2020

ISBN 978-5-0051-1927-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В родильной палате лежит женщина. Ноги раздвинуты. Колени подняты. Зубы сжаты. Пот заливает её лицо. У подножия кровати два человека в халатах и масках.

— Тужьтесь! Тужьтесь!

— А-а-а!

— Выходит. Вижу головку. Хорошо. Тужьтесь!

— А-а-а-а!

Медицинские перчатки обхватывают маленькую головку, осторожно поворачивают тельце. Женщина наклоняется вперёд, сгребает простынь в кулак, напрягается, кричит. Через мгновение в руках акушерки вопит сморщенный красный малыш.

Так я появился на свет.

Этот день впился в мою память, как гладиус в тело иудея. Даже сейчас, по прошествии тридцати лет, я могу описать всё подробно.

Врач и акушерка носятся со мной, словно с золотой амфорой. Пуповину зажимают и отрезают. Меня измеряют метровой лентой, кладут на весы. Я ору, словно подо мной раскаленная сковорода. Мать закрывает уши.

— Заткните его!

Чья-то сильная рука касается моего лба. Я умолкаю. Приоткрываю глаза. Вижу неясный силуэт мужчины. На нём пурпурная тога. Лицо окаймляют рыжие, как грива ассирийского льва, волосы и такого же цвета борода. Большой мясистый нос, торчащие уши, двойной подбородок. Вокруг глаз — веснушки. Он смотрит на меня, разжимает губы, говорит:

— Fortuna dies natalis, filius!*

Став подростком, я перевел эти слова. Незнакомец в древнеримской одежде назвал меня сыном. Это глубоко потрясло мою душу. Потому что родного отца я никогда так и не увидел.

После роддома человек с «львиными» волосами приходил часто. Он играл на лире. Читал стихи. Ласково гладил и бережно качал меня на руках. Я с наслаждением слушал, хоть ничего и не понимал. Взгляд его светло-голубых глаз успокаивал. Я постепенно привязался к нему и, когда оставался один, сильно скучал. Поначалу он казался мне странным, но потом я привык к его внешнему виду. Человек-лев стал близким для меня. В какой-то момент я поверил в то, что он мой настоящий отец. А, выучив латынь, называл его — pater.**

Конец ознакомительного фрагмента.