«Тяжёлая» вода

Константин Николаевич Кудрев, 2021

Роман «Тяжёлая» вода» познакомит читателя со службой в подводном флоте многих стран, о тайной войне иностранных разведок, о политических интригах, подлости и коварстве, предательстве одних и благородстве и любви других. Роман-хоррор, роман-катастрофа должен заставить читателя задуматься о судьбе мира, о хрупкости человеческой жизни! Ибо из миллионов судеб и жизней складывается общая мозаика Мироздания! Приятного чтения, друзья! Книга публикуется с авторскими орфографией и пунктуацией. Содержит нецензурную брань.

Книга первая

Тяжелая вода

«Российским, советским и снова российским героям — подводникам посвящается!». К 300-летию создания российского ВМФ и 115-летию создания российского подводного флота!

«На пирсе тихо в час ночной,

Тебе известно лишь одной,

Когда усталая подлодка

Из глубины придет домой!»

Слова из песни о подводниках

Заполярье — это целое спящее царство тундры, царство безмолвия… Будто бы наступило какое-то оцепенение у природы: все спит, дремлет. И небо, и море, и скалы, и тундра… Все вокруг спит каким-то тяжелым, беспокойным и беспробудным сном. Как спящая красавица, которая ждет своего принца, и который когда-нибудь придет и поцелует ее горячо и нежно? Но молодец все не идет и не идет, а красавица все спит и спит… Сотни миллионов лет длится этот нескончаемый сон, и ничего не меняется: небо, море и скалы-камни, выступающие из воды подобно панцирю огромных черепах, на которых покоится наша Земля, наша Россия. Правда, иногда, кажется, что красавица-природа, глубоко вздохнув, просыпается, расцветая весной ненадолго зеленовато — красным покрывалом мхов и ягеля, но приходит долгая и холодная полярная мачеха — зима и укрывает спящую красавицу пушистым снежным одеялом. «Спи!» — зловеще шепчет Зима своей падчерице, — Тебе не нужно просыпаться?! Еще слишком рано, еще не наступило время твоего пробуждения?» И так происходит из года в год, из столетия в столетие, из века в век… Природа спит и спит, а время неумолимо бежит вперед… А может, подобно песку в песочных часах, тонкой струйкой течет сверху вниз…

Нет, пожалуй, я не прав — это не песок бежит? Это течет вода! Сверху вниз льет, течет, капает… Дождем течет или снегом? Из верхнего сосуда Часов Времени — неба течет в нижний сосуд — Море и Землю, наполняя собой все свободное пространство внизу, пронизывая и намокая все и вся — скалы, тундру, дома и людей. Иногда даже, кажется, что Бог переворачивает Часы Времени, и тогда уже море льется на небо и облака нескончаемым потоком — стеной воды… Дождь, иногда переходящий в снег, идет часами, днями и даже неделями… Льет и льет нескончаемым потоком, не прерываясь. А природа продолжает спать, не обращая внимание на него: «Как сладко спиться в дождь! Не хочется просыпаться от сладкой дремы, вылезать из-под теплого одеяла и из теплой кровати? Хочется спать и спать!» И красавица спит и спит… А дождь все идет и идет… Даже кажется, что буквально все пропитано водой как губка: скалы, дома, причалы и подводные лодки, что подобно огромным китам жмутся к своим пирсам, сжимая толстые круглые кранцы. Вода повсюду — вверху, внизу, с боку, сзади и спереди, она везде… Просто стена воды, водяная пелена. Она бесконечна и нескончаема, водопад. И от нее никуда не деться. Льет и льет, льет и льет… Капли барабанят по козырьку «грибка» у КПП, не давая хоть ненамного задремать матросу — часовому, которому, несмотря на дождь, очень хочется спать. Особенно в этот предрассветный час, называемый на флоте «собачьей вахтой». Скоро побудка, осталось несколько минут до пробуждения моряков: пятнадцать, десять, пять…

«Команде вставать! Койки убрать!.. Команде приготовиться к утренней пробежке!» — в казармах (кубриках) экипажей зажигается свет. Железный голос дежурного офицера звучит из репродукторов четко и властно, по-командирски безапелляционно.

«Отставить утреннюю пробежку! Команде умываться! Дневальным начать проветривание помещений!» В кубриках довольно тяжелый дух от дыхания и не только сотен молодых людей, поэтому свежий морской воздух не помешает. Особенно морякам — подводникам?!

Часовой — дневальный на КПП, размяв онемевшие плечи и руки — ноги, неторопливо направляется в «дежурку КПП». Подойдя к двери, стучится и кричит:

— Товарищ мичман! Вы просили вас разбудить, когда сыграют «Подъем»!

Внутри небольшого домика начинается какое-то шевеление, движение… Дверь открывается, на пороге появляется заспанный помощник дежурного по КПП мичман «при кобуре, ПМ и портупее», медленно натягивая на левый рукав повязку «Рцы». Зевает. Смотрит немного осоловело на матроса, затем спрашивает:

— Когда будить летеху (дежурного по КПП)? Он что-нибудь говорил? Где он спит?

— Вроде бы в баталерке «сто семнадцатой» (К-117., прим. авт.)! — не совсем уверенно отвечает матрос.

— В экипаже «сто семнадцатой»? — скорее для убежденности, нежели из-за сомнения переспрашивает мичман, повернувшись и пройдя внутрь помещения КПП, начинает звонить по телефону.

«Команде закончить умываться!» — почти левитановским голосом «гавкает» репродуктор. «Команде приготовиться к утренней уборке»!.. «Начать малую приборку!»

— Дневальный по экипажу К-117 старший матрос Н. слушает! — рявкает трубка у самого уха мичмана, от чего тот морщится и отстраняет немного трубку от уха, как будто дневальный стоит и отвечает почти рядом, в самое ухо мичмана.

— Дневальный! Это помощник дежурного по КПП мичман С.! Лейтенант К., дежурный по КПП где-то у вас там… э… отдыхает?!

— Так точно, товарищ мичман!

— Н.! Идите и разбудите товарища лейтенанта, пора!

— Так точно! Разрешите идти и исполнять!

— Идите! — мичман кладет на рычаг трубку, немного удивляясь излишней ретивости дневального: «Молодой, наверное, «карась» еще?» Впрочем, «заморачиваться» по этому поводу не стоит, пора заполнять Журнал дежурств. Скоро из поселка приедут «пазики» с офицерами и мичманами.

Потом «уазик» начальника штаба дивизии, черная «волга» комдива. И уже перед самым подъемом флага не спеша, вальяжно, по — барски «на белом коне» — «волге» «прибудет» сам начальник политотдела дивизии капитан первого ранга С. Но это там, в далеком и родном Гаджиево? Но со вчерашнего дня «девятьсот двадцать первая» пришвартовалась к арсенальному причалу в Оленьей Губе (Западная Лица) и сегодня должна «загрузить на борт» «изделие Д-15» — новую сверхдальнюю (свыше 5000 км.) жидко топливную баллистическую ракету с отделяющимися самонаводящимися боевыми частями. «Точно горошины в стручке»!? Так — то, знай наших! К — 921 — это подводный ракетный крейсер стратегического назначения «Златоуст» (ПРКСН проекта 667 А) «шестьсот шестьдесят седьмого «аз» проекта» 1974 года постройки, входящий в состав 16 дивизии 3 флотилии подводных сил Краснознаменного Северного флота ВМФ СССР.

Краткая справка: ПРКСН пр. 667 А относится к АПЛ 2 поколения

Генеральный конструктор — С. Н. Ковалев (И.В. Спасский) — дважды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и государственной премий, академик.

Первый ракетоносец вступил в строй 7 ноября 1967 года — к 50 летию Великого Октября, поэтому к официальному прозвищу «Навага» получил еще и дополнительное — «Красный Октябрь» (американцы презрительно называли «ревущей коровой» за высокую шумность в подводном положении (свыше 130 Дб). Водоизмещение — 7 800 (11 500)т.

Основные размеры — 128 м * 12 м * 7,5 м, экипаж — 119 чел (32 оф., 38 мич., 49 матр.). Вооружение: баллистические ракеты РСН — 25 (Д — 5) — 16 ед. с моноблочной БЯЧ.,

торпеды и ракета — торпеды — 22 ед., из которых 2 с СЯЧ.

другие вооружения и боевые комплексы, 2 водо — водяных реактора.

Примечание Автора

«Команде — завтракать!» Там внизу, в самом «чреве» этой огромной «рыбины» началось «пищеварение» или знаменитое флотское «таинство» — завтрак подводников. Тот, кто когда-либо участвовал в этом «мероприятии — торжестве» под названием «Праздник Желудка», никогда этого не забудет? Запомнит на всю оставшуюся жизнь! Как и «оморячивание», то есть посвящение в моряки — подводники!? Впрочем, начну сначала по — порядку, то есть с завтрака… Ох уж этот знаменитый завтрак подводника или «ЗП»! Как говорил один известный киногерой: «Это просто праздник какой-то»! Кратенько ознакомлю с меню «на среднестатистический завтрак подводника» — два кусочка жареной рыбы «а-ля хек или минтай», два сваренных «вкрутую» куриных яйца, сливочное масло граммов эдак пятьдесят — семьдесят, кусочек сыра вполне увесистый, джем или сгущенное молоко (если вместо кофе или какао дают сладкий чай), хлеб или батон без меры!? Конечно, среднестатистический человек, даже если он ограничен во времени «приема пищи», постарается последовательно все это съесть или хотя бы попробовать, то есть надкусить… Но наши герои не из таких, «изнеженных гурманов»? Вначале, согласно «этикету истинного моряка — подводника» следует провести «подготовительную работу», то есть очистить от костей рыбу и от скорлупы яйца. Затем только следует основная или «главная» кулинарная работа, которая проводится поэтапно или «согласно регламента производства работ»: берем первый кусок хлеба или булки в качестве «основания» или «горизонтального киля» и укладываем на него рыбу половинками. Затем, накрываем его следующим куском хлеба («прижимаем»), на который намазываем тонкий слой масла и укладываем половинки яиц, разрезанные вдоль. Далее снова «прижимаем» «третьим ярусом», состоящим естественно из бутерброда хлеба, масла и сыра. И уже окончательно «оформляем» наш «наполеон» «кремом с вишенкой», то есть в качестве «верхней палубы» все тот же бутерброд (хлеб с маслом), но обильно политый джемом или сгущенкой. Вот, собственно, сэндвич подводника, говоря современным языком — сленгом, готов! Изготовить — то изготовили, но проблема — то заключается в том, как его укусить? Ведь иногда этот «торт» бывает толщиной десять — пятнадцать сантиметров (!), и съесть просто так его, без предварительной «разминки» или «маневра» для новичка представляется весьма сложной задачей или даже проблемой? Следует также помнить, что на советском и российском флоте все делалось и делается по команде, ибо любая инициатива не только «наказуема», но и бывает фатально вредна для здоровья и даже жизни. После того, как «главная кулинарная работа» окончена, и утренний «чай» разлит по эмалированным трехсотграммовым кружкам из огромных пятилитровых чайников, дежурным «по низам» или дежурным по кораблю («на ходу — вахтенным офицером в ряде случаев) отдается команда — приказ личному составу: «Начать прием пищи»!

И вот тут начинается настоящая комедия — умора! И хотя все мы созданы физиологически одинаково Создателем, «по своему образцу и подобию», но вот типоразмеры, и в частности рты — «хлебальники» или «хлеборезки» у всех у нас разные?! А у некоторых «индивидуумах», как пел в одной своей популярной песне Владимир Семенович Высоцкий: «На рот свой хоть завязочки пришей»! То есть у одного пасть просто как прорва, а у другого, можно сказать, аккуратный дамский ротик! Иной про жора способен этот «сэндвич» прямо таки целиком заглотить, «яки щука пескаря». А другому нужно минут пять челюсти, лицевые мышцы и губы разминать — растягивать, чтобы хотя бы кусок отхватить, не порвав при этом рот? Со стороны эта «зарядка для хвоста» выглядит просто уморительно! Следует также помнить, что данные «соревнования» проводятся «на время», ибо на флоте существует установленный еще с петровских времен, то есть с момента своего зарождения или основания, «Распорядок Дня»! Вот и торопятся наши «спортсмены» побыстрее выполнить «норматив ГТО по прыжка в ширину»!? А, как известно: «Поспешишь, людей насмешишь»! Вот я и смеюсь, вспоминая свои ощущения «бурной флотской молодости»…

«Окончить прием пищи»! — звучит очередная команда по кораблю. — Команде приготовиться к построению на пирсе! Форма одежды — № 4, рабочая!»

«Нужно было бы хотя бы майку под рубашку одеть»? — старпом «девятьсот двадцать первой», стоя в ходовой рубке надстройки, материл себя «почем зря» за свою непростительную оплошность. — «Не хватало еще «свалиться» и заболеть прямо накануне выхода лодки на «боевую»^[1]!? Капитан второго ранга (кап. 2 ранга) Сергей Васильевич Крайнов стал старшим помощником К-921 всего лишь примерно с полгода назад, а до этого был помощником командира корабля на этой же субмарине. Собственно говоря, сразу же после окончания Ленинградского ВВМУПП им. Ленинского Комсомола в 1971 году, выпускник 1 (штурманского) факультета, лейтенант Крайнов как отличник учебы, сразу же попал на «новостройку» — ПРКСН «Златоуст» 667 А проекта, после вступления в строй корабль получил свой код — номер «К» — крейсер и «921» — бортовой номер. Почему корабль получил свое название «Златоуст», доподлинно неизвестно, но…? Наш советский атомный «первенец» — «Ленинский Комсомол» пр. 929 был как бы построен на комсомольские взносы комсомольцев Челябинской области, хотя на взносы в две копейки в месяц (2 коп.?) даже нескольким миллионам советских комсомольцев в СССР вряд ли удалось бы собрать несколько миллиардов рублей, даже исходя из официального курса в шестьдесят две копеечки за их «сильвер» — доллар!? Впрочем, на Северном флоте служила даже целая дивизия «уральцев» (и продолжает служить): «Екатеринбург», «Челябинск», «Магнитогорск», «Верхотурье», «Златоуст»… Наверное, как сказал один известный представитель северных народов и герой анекдотов: «Тенденция, однако?»

Как говориться, «зуб на зуб не попадает». В сотый раз Крайнов материл себя почем зря, что не поддел тельняшку или майку под рубашку. Но тут нижний люк открылся, и из него вылез «главный рулевой» лодки, командир БЧ-1 (штурманская боевая часть) и в данный момент дежурный по кораблю капитан-лейтенант («каплей») Андрей Леонидович Беляев.

— Сергей Васильевич! Какой командирский флаг^[2] поднимать?

— Андрей Леонидович! Ну, раз начальник штаба дивизии с «кэпом» приедет, то какой, значит…? — злость от того, что замерз и «непонятливость» подчиненного раздражали, мешали сосредоточиться.

— А,… понятно,… значит?! Флаг командира дивизии? «Контр-адмиральский», с одной звездочкой? — не поняв причину раздражения начальника, немного оторопел от этой резкости старпома «главный руль». Старпом же, сразу осознав свою опрометчивость, несколько смягчился:

— Ну, конечно, Андрей Леонидович! Естественно, «контр-адмиральский»! Какой же еще? — И уже более мягко попросил:

— Вы меня тут, после построения подмените, а то я еще не завтракал! Ладно?

— Так точно, товарищ капитан второго ранга! Обязательно, подменю! — и штурман исчез в «чреве» корабля.

«Впрочем, и мне пора на построение!» — старпом решительно последовал за дежурным вниз, задраивая за собой рубочный люк. Спустившись по вертикальному трапу, офицер прошел через тамбур № 22 и открыл боковую рубочную «броняшку» — дверь, ведущую на верхнюю палубу. В этот момент старпом чуть замедлил свое движение, давая возможность своим подчиненным подготовиться «для встречи справа»… Такая вот флотская «заминочка», как театральная пауза?

— Экипаж…! Смирно-о!.. Равнение,… направо…! — дежурный по кораблю четко, чеканя каждое слово и каждое движение прямо таки по Корабельному уставу, «ювелирно» точно «отдавал рапорт». Прижав правую ладонь к виску и твердо, чеканя «шаг», командир БЧ-1 капитан-лейтенант Беляев направился навстречу старшему помощнику командира корабля капитану 2 ранга Крайнову с «докладом» как старшему на «борту» (в связи с отсутствием командира). Старпом же, несколько вальяжно и даже чуть развязано шел навстречу дежурному, всем своим видом как бы показывая подчиненным, «мол, кто тут начальник» и «что начальник — всегда прав (?) по первой статье Устава»!? Крайнов так увлекся своей «театральной развязностью» или флотским «пох… измом», что несколько раз умудрился даже сбиться «с ноги»…

— Товарищ капитан второго ранга! Экипаж корабля на подъем военно-морского флага построен! Дежурный по кораблю — капитан-лейтенант… Беляев! — доложив, штурман четко повернулся на каблуках своих ботинок «через левое плечо», уступая дорогу своему начальнику — старпому. Крайнов же, вместо того, чтобы немного «притормозить», «попер буром да на пролом», «весь как на шарнирах, такой развязанный», нога предательски соскользнула со скользкой резины…, и… старпом едва не свалился в воду между лодкой и пирсом? Уже практически потеряв равновесие, Крайнова успел схватить за руку штурман и удержать на палубе. Конфуз случился, да и только. Среди подводников раздались ехидные, злорадные смешки…

— Отставить разговоры в строю! — это уже офицеры «раздавали фитили» своим подчиненным, но «слов из песни, как говориться, не выбросишь»!

Крайнов побледнел, силясь взять себя в руки. Сердце отчаянно билось от избытка адреналина в крови, кровь стучала в исках, зуб на зуб не попадал — то ли от холода, то ли от страха, язык оказывался повиноваться и потому, голос предательски заикался:

— Ззз-драв-ввствуй-те, товарищи под-дводники! — почти прохрипел, а может быть, просипел старпом.

— Здравие желаем, товарищ капитан второго ранга! — недружно, может даже с какой-то издевкой, отвечали «товарищи подводники». По — хорошему, следовало бы повторить приветствие, но Крайнов окончательно сник. Вместо того чтобы скомандовать: «Военно-морской флаг — поднять»! он только сумел выдавить из себя:

— Дежурный, поднимайте!

— Экипаж, на флаг и гюйс… смирно! — дежурный гаркнул что есть мочи, стараясь своим усердием немного «смягчить» ситуацию. — Флаг и гюйс — поднять!

Из рубки заиграл горн, возвещающий о ежедневной и обязательной флотской традиции. Вахтенный (в тот день вахтенным «стоял» мичман Шевцов, старшина команды машинистов — трюмных, БЧ-5 (Электра — механическая боевая часть)) привязал и поднял кормовой флаг, а дежурный по низам на рубочном флагштоке поднял ходовой флаг и командирский гюйс с одной звездочкой на красном фоне, символизирующей нахождение на боту корабля командира дивизии. После того, как обязательный флотский ритуал был окончен и смолк горн, Крайнов облегченно выдавил из себя:

— Вольно!

— Экипаж, вольно! Разойтись! — продублировал распоряжение — команду старшего начальника дежурный по лодке. Моряки быстро поспешили внутрь крейсера, набегу кто-то кого — то толкал, возились, стараясь обогнать… Но офицеров уважительно пропускали вперед, мичманов не очень уважительно, даже подтрунивая над «сундуками». Но это, конечно, «годки»?! «Караси» же жались к друг дружке, дрожа от холода на северном ветру и ожидая своей очереди… Молодые матросы расступились, пропуская старпома внутрь корабля. Но стоило старшему офицеру оказаться в главном коридоре на главной палубе, страшно толкаясь, дружно, всей «кучей мала» побежали по трапу и далее по своим боевым постам…

— Команде приготовиться к проворачиванию и осмотру… оружия и технических средств! — раздалась по лодке команда дежурного по кораблю.

Старпом вошел в свою каюту и только здесь и сейчас, в этот самый момент осознал, что несколько минут назад едва не погиб. Из-за собственной глупости, из-за элементарного разгильдяйства…

«Мальчишка?! Пацан тупорылый? Как так можно вести себя, безалаберно? А если бы упал за борт и утонул? Моряк называется? «С печки бряк!» — Из зеркала над умывальником смотрел незнакомец с испуганно — усталым, потухшим взглядом… Крайнов подошел к сейфу, находящимся под небольшим письменным столиком и открыв его, достал полулитру «шила»^[3]. Затем вернулся к умывальнику, где на стеклянной полочке стояли два граненных стакана: в один из них старпом налил грамм пятьдесят спирта, а в другой примерно половину стакана воды. Кивнув своему отражению в зеркале, офицер сначала замахнул «спиртяшки», чуть — чуть поморщился и запил «огненную воду» водой питьевой.

— С днем рождения, дорой мой Сергей Васильевич! — сказал он вслух. Затем быстро сняв меховую куртку — «канадку» с надписью на спине «СТАРПОМ АПЛ» и большим якорем, галстук и рубашку, достал из рундука теплую «зимнюю» тельняшку «с начесом» и надел всю одежду, только уже в обратном порядке. Сразу стало тепло всему телу — то ли от теплой тельняшки, то ли от выпитого спирта… Выйдя из своей каюты, Крайнов поспешил в кают-кампанию, завтракать, ощутив легкое чувство голода… По лодке раздались сигналы ревуна, возвещающие «Учебную тревогу»: два коротких и один длинный. —

— Учебная тревога! Начать проворачивание оружия и технических средств! Корабль к бою — походу приготовить! — разнеслась эхом команда дежурного по кораблю.

«Андрюха рулит!» — усмехнулся старпом, настроение явно улучшилось и утренние неприятности понемногу улетучились. Офицер даже стал насвистывать какой-то бравурный мотивчик вроде «Марша нахимовцев» или «Марша гренадеров»… И уже в приподнятом настроении Крайнов вошел в кают-кампанию, снял и повесил на вешалку в прихожей — тамбуре свою куртку:

— Приятного аппетита! — казалось бы только что улучшившееся настроение мгновенно испортилось. В кают-кампании сидели два офицера и «травили» анекдоты — байки как две заправские кумушки, не обращая внимание на «учебную тревогу» и необходимость нахождения на своих боевых постах? Правда, для одного из них — офицера КГБ, представителя Особого отдела 4 ГУ КГБ СССР капитан-лейтенанта Александра Михайловича Смольникова эта служебная обязанность таковой и обязательной не являлась, «в силу занимаемой должности» на боевом корабле!? Но вот для старшего лейтенанта Сергея Алексеевича Шилова, начальника химической службы и выпускника Каспийского (Бакинского) ВВМУ имени С.М. Кирова 1982 года эта «небрежность в служебном рвении» была сродни воинскому неповиновению или хотя бы должностной халатности?

— Приятного аппетита!? — как-то неуверенно ответили офицеры, явно застигнутые врасплох и не ожидая встретить здесь своего начальника. «Вот же никчемный «балласт» возим на корабле!» — зло подумал о подчиненных Крайнов, однако воздержался от замечания — выволочки провинившихся подчиненных. Тем более, что во-первых, Смольников только формально являлся подчиненным, ибо напрямую подчинялся лишь начальнику Особого отдела дивизии капитану второго ранга Сорокину. А во-вторых, в присутствии вестового старшего матроса Виктора Артемьева отчитывать даже очень виноватых в упущении по службе Корабельный устав запрещает! А кто, как не старший помощник командира корабля обязан быть «блюстителем и поборником корабельного закона» — «флотской Конституции» — Корабельного устава ВМФ СССР! Впрочем, и офицеры быстро осознали всю «глубину своего морально — нравственного падения» и быстро ретировались из кают-кампании… Однако, казалось бы, только что начавшее улучшаться настроение окончательно испортилось.

— Товарищ капитан второго ранга! Овсяную кашу будете? — вестовой был «сама учтивость», стараясь угодить своему «главному» начальнику. Или, может быть, омлет или яичницу пожарить?

— Ничего не нужно, Виктор! Дай, пожалуйста, чай, да с лимончиком и погорячее! — снова появилось какое-то неосознанное, подсознательное чувство тревоги? Страх перед чем — то неотвратимым и плохим, очень плохим?! Крайнов жадно хлебнул большой глоток практически кипятка и ожегся, быстро выплюнув обратно горячий чай в стакан с красивым серебряным подстаканником с изображением Спасской башни Кремля и надписью: «МОСКВА». Старпом поморщился, резко отстранил от себя стакан и попросил вестового поменять напиток:

— Виктор, а нет ли случайно у нас «в загашнике» кофейку?

— Как же нет? Есть, конечно! Индийский, растворимый! «Царь»^[4] из отпуска привез… две банки!? Правда, сказал, что только «по особым случаям»? Ну, я думаю, на вас это не распространяется?

— Не распространяется, Витя, не распространяется! Я как-нибудь с «Царем» сам разберусь — договорюсь!

— Сейчас сделаю! — вестовой исчез у себя в гарсонке и уже оттуда спросил. А вам кофе со сгущенкой или черный будете пить?

— Со сгущенкой, со сгущенкой давай! — эта наивная простота и услужливость матроса даже позабавила Крайнова, снова адиабата настроения поползла вверх. Вдруг офицер ощутил нарастание волны «чувства голода»:

— Да, Виктор, пожарь пару яиц, ну то есть яичницу — «глазунью»!

— Сейчас сделаю, товарищ капитан второго ранга! — видя улучшение в настроении командира, и у матроса улучшилось «служебное рвение». Буквально, через несколько минут, перед Крайновым уже шкварчала — шипела яичница на маленькой, практически величиной с десертную тарелку, чугунной сковороде. В фарфоровом бокале — кружке точно пароход «пускал клубы пара» ароматный кофе, «забеленный» сладкой сгущенкой. На тарелке лежали два бутерброда — один был с хлебом, маслом и копченой колбасой. Другой состоял из хлеба, масла и сыра. Первый — для яичницы, второй — для кофе. «Божественно!» — осматривая «диспозицию» предстоящей гастрономической «битвы» старпом, немного посмаковав предвкушение «аристократического завтрака» приступил «к вкушению яств»… Но не только аристократическим был завтрак, сама кают-кампания более напоминала небольшой дворцовый салон, нежели обеденный зал кафе или ресторана? В отличие от других крейсеров данного проекта отделка кают — кампании именно «Златоуста» и отличалась только потому, что шефами «девятьсот двадцать первой» являлись уральские оружейники из этого далекого славного южно — уральского городка. Вот почти уже двести пятьдесят лет уральские мастера по металлу обеспечивают российские армию и флот лучшим в мире холодным оружием! Настоящим дамасским булатом, но с уральской закалкой не только стали, но и боевого духа! Каждый кортик, который вручается лейтенантам флота вместе с погонами, делался и делается по сей день в Златоусте! Но не только клинками славятся уральские мастера? Какие славные металлические панно позолоченной чеканки и резьбы по металлу делают художники — металлисты! Многие их произведения можно увидеть в музеях и дворцах, или в музеях — дворцах — Эрмитаже, Царском Селе, Кремле… Именно поэтому, в отличие от других крейсеров, где кают-кампании были отделаны панелями (как и центральное панно, символизирующее единство армии, авиации и флота) из шпона, кают-кампания «Златоуста» была украшена Златоустовскими металлическими гравюрами и с патриотической тематикой, и с видами уральской природы? Не салон, а музей какой — то! Краеведческий? «Наш родной край, понимаешь ли»? Два пиллерса — колонны были отделаны перламутром, длинный обеденный стол, по краям которого размещались удобные мягкие кресла, привинчатые к палубе, покрытой красивым узбекским ковром — «дорожкой»… Над креслом командира АПЛ был подвешен телевизор, подключенный к корабельной системе ВПУ, позволяющей смотреть видеофильмы. Прямо за гостевым креслом, расположенным справа от командирского, находилось пианино фабрики «Красный октябрь», на котором иногда поигрывал «главный руль» и уже знакомый нам Андрей Леонидович Беляев. Играл он довольно сносно, но особенно получалась «Лунная соната» Бетховена, которую командир штурманов исполнял «на бис» по несколько раз? Ближе к окошку «гарсонки», в самом углу находился «малый» столик, на котором можно было поиграть в шахматы или шашки. Как правило, за этим столом обедали молодые лейтенанты, еще не допущенные к самостоятельному управлению своим подразделением или гости корабля… Ну, собственно говоря, вот и все! Хотя нет, на противоположной стороне, то есть напротив «малого» столика, прямо на переборке — «стене» был привинчен портрет знаменитого героя — подводника, Героя Советского Союза Магомеда Гаджиева, имя которого теперь носила база, где «квартиравался» ПРКСН «Златоуст»! Ну, вот теперь кажется, все…

Крайнов так увлекся завтраком, что абсолютно позабыл о реалиях и своих обязанностях, которые сегодня, то есть в этот самый день и в этот самый момент забывать было никак нельзя? А эти «обязанности» были таковы: примерно в десять часов утра или чуть позже (время «Ч») должны приехать с арсенала и привезти «учебную» новую баллистическую ракету или «изделие Д-15». Затем, из шахты № 6 нужно выгрузить боевую баллистическую ракету или «изделие Д-5», а на ее место загрузить «учебную». Казалось бы, вроде бы рядовая операция, если бы не одно «НО?». Предшественник Крайнова, старпом «К-921» капитан второго ранга Алексей Иванович Мартынов полгода назад казалось бы при аналогичной «рядовой» «рокировки», но только боевой Д-5 на учебную, уже в «финальной части» «груза — подъемной операции» не только повредил учебную ракету, но и вывел из стоя шахту № 8, которая теперь пустая и герметично заварена на заводе «Звездочка» после аварийного ремонта в результате данного происшествия? Мартынов не только «лишился звездочки», но и поставил «жирный крест» на своей дальнейшей карьере — теперь дослуживает на УПТК-59, тренирует и обучает экипажи навыкам и основам борьбы за живучесть корабля!? Ибо согласно Корабельному уставу, именно старший помощник командира крейсера отвечает за прием — погрузку боезапаса на корабль! А вот капитан второго ранга Сергей Васильевич Крайнов за гастрономическими изысками кажется об этом позабыл? Хотя нет! Окончив завтракать, старпом быстро направился в свою каюту, снял кремовую рубашку (в кают-кампании согласно корабельному этикету офицером запрещалось появляться в рабочей одежде за исключением дежурного по кораблю или вахтенного офицера), надел теплый шерстяной водолазный свитер из верблюжьей шерсти, «канадку» и решительно отправился на свой пост, в рубку…

— Ну, как Андрей Леонидович, не замерз? — настроение Крайнова явно улучшилось после плотного сытного завтрака и того внутреннего тепла, которое излучал полный желудок.

— Да, нет, Сергей Васильевич, не замерз! Я же тепло одет! Помните такой анекдот: «Одной жене офицера ее подруга говорит:

— Знаешь, твой муж у тебя «гуляет»!

— Правда? Ну и пусть гуляет, ведь он тепло одет!» — штурман хихикнул своей шуточке, старпом лишь снисходительно усмехнулся уголком рта — он уже несколько раз слышал этот «бородатый» анекдот.

— Спасибо тебе, Андрей! — Крайнов благодарно, но жестко, по — мужски, пожал руку штурмана. Беляев даже немного растерялся:

— Да, чего уж там!

Возникла даже неловкая пауза, офицеры молчали, да и о чем было говорить… Чтобы как-то разрулить обстановку и разрядить ситуацию младший по званию попытался «перевезти стрелки» на другую тему:

— Надо же, какие они все — таки громадные! Наша — то по сравнению с ними просто дитя малая?!

— Кто? — сразу не «врубился в тему» Крайнов.

— Да, вон — «акулы»!? — штурман смотрел в бинокль на еле чернеющие в туманной дали громадины «тайфунов», пришвартованных к отдельному и специально построенному для них причалу номер девятнадцать. Этот пирс бухте Губы Нерпичья был особо охраняемым объектом, опоясанным несколькими рядами колючей проволоки, между которыми прохаживались вооруженные матросы — часовые. На КПП, ведущем от дороги к пирсу прохаживался дежурный офицер и начальник караула — меры по охране этих монстров были по-настоящему впечатляющие!

Беляев передал бинокль старпому, чтобы тот смог «поглазеть» на этих «морских чудовищ», самых мощных и самых крупных подводных крейсеров в мире…

Краткая справка от Автора:

Тяжелый ракетный подводный крейсер стратегического назначения (ТРПКСН) пр.941 «Акула» или система «Тайфун» — самая большая в мире подводная лодка:

— водоизмещение надводное — 33 200 тонн;

— водоизмещение полное — 48 000 тонн;

1 «легкий» и 4 «прочных» корпуса, собранные по схеме «катамаран», 19 отсеков;

размеры 173 м.* 23 м. * 11 м.;

20 баллистических ракет (каждая весом 95 тонн) — РСН — 52 (по 160 кТ);

2 водо — водяных реактора по 50 000 л.с. мощности.

— Да — а! — не то восхищенно, не то удивленно только и смог произнести старпом. Штурман же сразу же решил «развить тему» и спросил:

— А правда, что когда ракету привозят на «акулу», то КрАЗ вокруг рубки разворачивается?

— Не знаю, не уверен! — ответил офицер — ракетчик, и тут же добавил, как бы аргументируя свой ответ:

— Там ракеты совсем другие, то есть более тяжелые и габаритные стоят, чем у нас! Они почти под сто тонн, да и длиннее наших!? Где — то метров двадцать пять или двадцать семь будут! Ну и естественно, что и несут больше заряд и стреляют дальше! — старпом замолчал, краем глаза наблюдая за Беляевым, на которого эта информация явно произвела оглушительный эффект. Штурман сразу сник и замолчал, «переваривая» услышанное. Крайнов, поняв свою оплошность, решил, что теперь настала его очередь «разрулить» ситуацию:

— Говорят, там у них условия обитаемости такие комфортные — прямо как в пансионате ЦК КПСС: и кинотеатр, и сауна, и бассейн, и черт те что еще там есть? Даже «живой уголок»… с канарейками! Старпом улыбнулся почти искренне, тем самым заставив улыбаться и своего визави…

Из-за мыса показался небольшой рейдовый буксир, как муравей, за собой тянущий большой семисот тонный плавкран. Улыбки сразу же улетучились с лиц офицеров, на которых появились «маски суровых флотских будней». Настроение Крайнова снова ухудшилось: «Кажется, началось… в колхозе утро!»

— Андрей Леонидович! Давайте боцманов — «наверх»!

— Слушаюсь! — не по «казенному», то есть вместо «так точно» ответил дежурный по кораблю, исчезая в рубочном люке. Практически сразу же прошла команда по кораблю: «Швартовой команде построиться на пирсе! Форма одежды — номер «четыре», спасательный жилет!.. Старшине команды боцманов — главному боцману прибыть на пирс!» Старпом стал немного успокаиваться — все идет пока по плану… Нет никаких причин для беспокойства? «Все будет хорошо! Все будет хорошо…?» Но нервозность или «флотский мандраж» только возрастала. Неудача своего предшественника как «кровоточащая рана» еще свежа была в памяти Крайнова.

Боцмана выбегали из «чрева» корабля, быстро пробегая по верхней палубе, обегая огромные люки ракетных шахт, по «гребню» «хвоста» этого гигантского «тритона» и сбегая по приставленному сходню, стоились в «цепочку» на пирсе.

— Паньков! А ну — ка,… сгоняй «мухой»… в ту хибару, что на сопочке стоит и позови — ка сюда этих «аника — воинов», чтобы убрали эту дырявую «калошу» отсюда подальше! — главный боцман «К-921», старший мичман Сафронов Михаил Афанасьевич, более двадцати пяти лет отдавший службе на флоте, был мужик суровый, но справедливый. Как говорится: «Слуга царю, отец — солдатам»! Молодого матроса — первогодка или «карася» Панькова заслуженный мичман направил в экипаж роты обслуживания арсенального причала, чтобы от пирса убрать (отчалить) торпедо лов, дабы дать место плавкрану. Паньков вначале «затормозил», то есть пошел в казарму флотского экипажа, но окрик главного боцмана «бегом» придал матросу должное ускорение. Сафронов же, удовлетворенный таким оборотом дела, при котором подчиненный оказал должное уважение — повиновение приказу начальника, направился к вахтенному офицеру и своему приятелю мичману Олегу Анатольевичу Шевцову, старшине команды трюмных, дабы перекинуться парой-тройкой слов — анекдотов, пока «суть да дело»…

— Как служба идет, Олег Анатольевич? — Сафронов достал свой серебряный портсигар, которым очень гордился, достал две папироски «Герцеговина Флор» («Как любил товарищ Сталин!»), одну протянул Шевцову, другую небрежно сунул себе в рот. Мичман Шевцов же, поблагодарив приятеля, услужливо «угостил огоньком» главного боцмана и прикурил сам. Конечно, курить на вахте не положено, но «на все что не положено, может быть наложено»!? Олег уже примерно знал, о чем будет разговор — расспрос боцмана — об охоте, о рыбалке или о грибах или ягодах. В этих увлечениях друзья — приятели были солидарны, а иногда и участвовали вместе, если выпадал такой счастливый случай. Даже в прошлом году Олег не поехал в очередной отпуск «на материк» (родом он был из Башкирии, из районного центра Архангельское, что примерно в ста километрах от Уфы), а отправился с другом в лесотундру «дикарями» рыбачить, охотиться, да просто «чисто по — мужски» отдохнуть от тягот флотской тяжелой службы… Сафронов же последние года три — четыре вообще не покидал Севера. Даже, однажды, когда нужно было после БС обязательно ехать «восстанавливаться» в санаторий, боцман предпочел красоты Карелии крымскому побережью.

Шевцов, пустив колечко голубого дыма, как бы растягивая удовольствие от ароматного табака, немного небрежно, будто бы это и не служба, а «службишка» ответил:

— Матрос спит, а служба идет!

— Это точно! — усмехнулся боцман. — Служба не волк, в лес не убежит и бояться ее не нужно! Служба — она и в Аф… в Арктике служба!?

Оба засмеялись удачному каламбуру главного боцмана.

Крайнову с ходового мостика хорошо было видно: и приближающийся к пирсу плавкран, и сам пирс с построенными на нем для приема этого самого плавкрана швартовая команда во главе с главным боцманом, и самое главное, нарушающий корабельный устав и курящий, находящийся на дежурстве, вахтенный мичман Шевцов. Старпом на корабле — есть судья и спикер в одном стакане, он — блюститель Закона и Порядка, строго, как шериф, следящий за соблюдением всеми своими подчиненными, всем экипажем распорядка и дисциплины… Такое откровенное хамство — попирание основ корабельной этики и службы со стороны Шевцова, «этого оборзевшего мичманка — трюмного» в других обстоятельствах или условиях могло бы быть расценено как личное оскорбление или вызов старшему офицеру! Однако, как это уже было неоднократно, еще с самого детства, непонятное приторно — сладкое ощущение собственной неполноценности, граничащее со страхом перед более сильным, а значит и более наглым, то есть имеющим право хамить другим, подкатило к горлу, как изжога, как блевотина во время качки, готовая вырваться гейзером наружу. Кровавая пелена затуманила мозги, взгляд, всю внутрянку, всю душу… Старпом отвернулся, чтобы не видеть «оборзевших» мичманов, которые и «в ус не дули», какие шекспировские страсти — «бесы» бушуют в душе их командира — начальника. Крайнов вспомнил свое детство, как еще маленьким мальчиком ездил каждое лето в деревню к дедушке и бабушке, родителям отца вначале с родителями, а потом и самостоятельно, уже школьником. «Что ты из пацана «кисельную барышню» делаешь?» — постоянно ворчал его дед на бабку, которая, точно курица — наседка, которая не знала, как и ублажить единственного внука и самого дорого гостя. «Пусть растет как все мальчишки, хулиганит, на речку бегает, на велике гоняет»? «Хватит нам Васькиных проделок, чтобы еще и Сереженька рос, точно чертополох в поле»! после такого «весомого» аргумента дед капитулировал и замыкался, лишь иногда позволяя себе позвать Сережу на рыбалку или по грибы. Да и внук особо и не рвался, в отличие от своих сверстников, на речку или в лес, предпочитая общество своей бабушки или романтическое одиночество в саду или на сеновале, с книжкой. Дело было в том, что дед Василий Васильевич Крайнов, фронтовик — орденоносец (прошел всю войну, имел шесть орденов и восемь медалей) был в родном колхозе — миллионере парторгом и очень уважаемым человеком. Увидев пол — Европы, Василий Крайнов — старший так был увлечен идеей построения коммунизма и всеобщего благоденствия и процветания, что абсолютно упустил воспитание собственных детей. И особенно, сына Василия — младшего? Васька связался с плохой кампанией таких же как он «детей войны», многие из которых (в отличие от Василия) не имели отцов, сложивших головы на войне, а значит, и не кому было их увести с кривой криминальной дорожки. Голые — босые, хлеба вдоволь не евшие (в отличие от Крайного — младшего, который благодаря отцу «как сыр в масле катался»), пацаны по малолетству, ради конфет и спиртного «подломившие» сельпо, оказались на скамье подсудимых в 1946 году и пошли «осваивать» свои жизненные университеты по тюрьмам и лагерям. Васька же Крайнов, благодаря отцу, «отделался легким испугом» и тем, что институт пришлось оканчивать уже заочно, после службы в армии и женитьбы. Этот факт из биографии отца теперь был тем самым «весомым аргументом», которым бабка парировала любые потуги деда «вырастить из внука нормального пацана»…

— Товарищ старший мичман! Ваше приказание выполнено! — это «карась» Паньков «доложился об исполнении приказания» главному боцману Сафронову.

— Свободен! Встать в строй! — сухо поблагодарил главный боцман, продолжая беседовать с вахтенным. Вскоре, из казармы вбежали два матроса и молодой мичман, которые направились на пирс, к торпедо лову. Подойдя к своим коллегам — мичманам, молодой мичман поздоровался и представился, однако сделал это робко и нерешительно. Как делает это щенок, подходя и здороваясь к или с матерыми волкодавами:

— Здравие желаю! Мичман Алиев!

— Приветствуем, мичман Алиев! А как зовут? — подводники явно забавлялись робкой нерешительностью своего молодого визави. Однако протянули руки для рукопожатия, чем еще больше смутили «юношу» Алиева.

— Рафаэль Ахметович! — неуверенно пожимая протянутые руки подводников, ответил «надводник-торпедолов».

— Красиво, красиво! Лишь мадонны не хватает! — сегодня боцман был «в ударе», каламбуря по любому поводу и без повода. Чем привел Алиева еще большее смущение и алый румянец, будто как у гимназисточки из знаменитого шлягера «Москва златоглавая»: «Гимназистки румяные, от мороза чуть пьяные…»

— Ну, давай, Рафаэль Ахметович! Убирай свою «лоханку» вон туда, подальше! — Сафронов указал рукой на свободную «бочку» практически перед бонновыми заграждениями, ближе к волнорезу, разделяющим внутренний рейд от внешнего, мористого…

— Сейчас, отчалим, вот только моторист подойдет! — как-то неуверенно в себе отвечал молодой мичман. И повернувшись к своим подчиненным, молодым матросам крикнул:

— Ну, где этот… разгильдяй Аверкин? Ну — ка, Петренко, тащи этого моториста «мухой» сюда!

Но никого «мухой тащить сюда» не потребовалось, старший матрос Аверкин сам «нарисовался» собственной персоной. Точнее, пародия на военного моряка: давно нестриженный, с грязными маслянистыми волосами, небритый, неряшливый, в грязной робе и бушлате, давно не чищеных «прогарах» и бляхе, болтающейся «на яйцах, яко как у пьяного дембеля»… Как бы сказал помощник командира крейсера «Александр Суворов»: «Перед нами форменная военно-морская… уеба»!!!

Когда это «форменное недоразумение» приблизилось к мичманам, Алиев, дабы как-то повысить свой авторитет в глазах «старших флотских товарищей» и «братьев по оружию — североморцев» решил «покачать командирские права», прикрикнув на своего нерадивого подчиненного:

— Аверкин, а ну живо заводи «машину»!

— Не рычи, сундук, а то гланды застудишь! — огрызнулся старший матрос, маленькие заспанные поросячьи глазки его зло зыркнули на молодого командира.^[5].

— Кто, кто — «сундук»? Ты кого это тут «сундуком» назвал, сучонок недоношенный? — старший мичман, сжимая крепкие кулаки, приблизился к старшему матросу. Однако, прежде чем что-то дерзкое ответить главному боцману, «оборзевший» Аверкин вдруг резко взмыл в небо почти на метр. Шевцов, ухватив наглеца за ворот бушлата, поднял над землей почти на вытянутых руках матроса, так что тот будто кукла — марионетка задергался, точно был подвешен на нитке.

— А ну, пусти, пусти, кому говорю! — то ли от ярости, то ли от страха захрипел моторист. Но сильные руки вахтенного как клещи сжали воротник бушлата, удерживая навесу в общем — то достаточно крепкого телом старшего матроса.

— Сейчас с пирса прямо в море и пущу! Хочешь поплавать, а мы проверим — тонет г… но или нет?! — подводники как-то зло ухмылялись. — Да не дергайся ты, а то шею сверну, точно куренку! Веришь, дерьмо собачье?

— Верю, верю, товарищ мичман! — сразу как-то обмяк «годок» и добавил. — Отпустите меня, пожалуйста, я больше не буду!

— Отпусти его, Олег Анатольевич! Видишь, парнишка решил исправиться, значит больше борзеть не будет! — Сафронов наслаждался не только произведенным воспитательным эффектом, но и невероятной силищей своего друга и сослуживца. Шевцов же спокойно выполнил просьбу друга, но не удержался, чтобы не добавить «фитиль» и от себя:

— Бегом заводить дизель, иначе не посмотрю на твою покорность и так уделаю, что родная мать не признает?! Понял?

— Так точно, товарищ мичман! — и Аверкин «рысцой» побежал по трапу на торпедолов — «заводить машину». Алиев поблагодарил подводников «за помощь» и последовал за своим мотористом. Как только командир торпедолова прошел на свой катер, его молодые подчиненные — матросы втянули трап на катер. И одновременно взревели дизеля, черно — сизый дым окутал корму маленького катерка. Сафронов четко отдавал приказания своим боцманам:

— Швартовой команде — на «концах» «стоять», корабль «отдавать»!

Матросы с торпедолова сбросили швартовый канат с кнехтов, ослабив натяжение, а боцмана на пирсе «отдали» носовой и кормовой «концы» с кнехт на пирсе.

— Выбирай «по малу»! — это уже Алиев руководил действиями своих матросов, которые быстро «выбрали» швартовые канаты, почти не замочив «концы» — петли. — Машина, малый ход!

Торпедолов вздрогнул, винты провернулись, пуская струю пузырьков и воды вдоль борта и пирса, медленно кораблик отчалил от причала. Алиев дал прощальный сигнал — ревун, будто ночная птица прокричала в ночи — «уа-уа, а-а-а…».

Подводники помахали прощально вслед маленькому кораблю, уходящему вдаль…

Крайнов наблюдал всю эту сцену «со стороны», как зритель наблюдает театральное действие. В душе старпома одновременно боролись два чувства по отношению к своим подчиненным, точнее к одному из них, Шевцову: с одной стороны, он недолюбливал этого человека — за его физическую силу, фигуру, мужскую силу и красоту, службу «как бы нехотя», но все получалось или почти все, иногда допуская небольшие проступки? Вроде курения на вахте? А ведь управлять трюмными, этими «флибустьерами и анархистами», «королями воды, г… на и пара» крайне сложная задача? Но с другой стороны, Крайнов завидовал и даже восхищался этим человеком практически по тем же качествам, за которые и ненавидел — за рост, мужскую силу и красоту, самообладание и спокойный уверенный взгляд на жизнь и службу. Прямо таки «закон борьбы и единства противоположностей»! «Черт побери, ну не будь тряпкой! Нужно было бы сделать замечание, «вставить фитиль» мичманам, чтобы «не зарывались»! Но в таких случаях какая — то «медвежья слабость» случалась с Крайновым, граничащая с трусостью. Сергей сразу же находил себе оправдание — случай из детства: лет в двенадцать его ограбили два семнадцатилетних парня — «фэзэушника», вначале приставив к горлу «финку» с наборной цветной ручкой из разноцветного оргстекла, а потом и обыскав и облапав в поисках мелочи. Добычей малолетних грабителей стал рубль на завтраки, но душевная травма осталась на всю жизнь — когда требовалась решительность и действия, вдруг возникала «дрожь» в коленках и «комок» в горле…

— До причальной «стенки» двести метров! — этот голос чуть с хрипотцой, практически как у диктора с радио или телевидения, будто удар хлыстом, вывел старпома из оцепенения, вернув в реальность. Плавучий кран, толкаемый рейдовым буксиром, медленно, но неумолимо приближался к «Златоусту», точнее к тому месту у причала, где недавно стоял торпедолов. Перед транцем (бортом) крана, обвешенным кранцами, будто бусы у туземца на шее и животе, бурунами пузырьково белых «барашков» пенилась вода, как бы сопротивляясь этому неумолимому движению людей к причалу. «Где это чертов спецтранспорт с этой чертовой ракетой запропастился?» Крайнов помимо раздражения и злости снова ощутил этот противный и ноющий озноб: то ли от холода, то ли от страха? Страха от чего-то неизвестного, но неизбежного своей фатальностью — что-то должно произойти? Но вот это «что — то» будет хорошим или нет? И эта неизвестность пугала, вызывая подсознательно страх — «чему быть, того не миновать»! «Рожденный утонуть, сгореть не может»! Ибо все подводники — фаталисты, верящие в Судьбу и в свою исключительную Удачу, которая сопутствует не каждому, а только смелым и отчаянным «ребятам»! Тем, кто рожден и служит под Полярной звездой, да еще под Звездой Красной и с красными же перекрещенными серпом и молотом.

Старпом смотрел на дорогу, ведущую от поселка вокруг сопки прямо к причалу, пытаясь увидеть хоть какое-то движение транспорта, хоть намек на него, хоть облачко пыли в дали… Но дорога была пуста. «Вечно их нужно ждать, ни разу еще вовремя не приезжали, эти «арсенальные»!? Однако, и того требовали все инструкции по безопасности, во избежание возможных чрезвычайных ситуаций спецтранспорт (конвой) мог двигаться только в светлое время суток и с максимально допустимой скоростью не более сорока километров в час. Конечно, старший офицер подводного ракетного крейсера это знал, да к тому же и, будучи ракетчиком по основной военно-морской специализации не мог не знать, и все же…

— До «стенки» сто пятьдесят метров… машина — «малый ход»! Сто метров… пятьдесят метров… двадцать пять метров! Стоп — машина! Табань! — точно как метроном, голос «диктора» отдавал команды команде плавучего крана.

— Эй, на берегу, примите линь!? — командир плавкрана, по всей видимости офицер или мичман (по «канадке» и черной форменной пилотке с металлическим полусогнутым «крабом» было сложно определить звание) выстрелил из швартового пистолета по направлению к берегу. Линь или тонкий канат просвистел над головами швартовой команды, улетев метров на десять — двенадцать от причала в сторону сопок. Боцмана с крейсера быстро бросились к линю, дружно подхватив его и стали «выбирать» линь, к которому был привязан швартовый канат. Как только петля или «конец» был вытащен из воды, его будто лассо накинули на береговой причальный кнехт. Затем аналогичную операцию совершили и с другим концом. А далее уже, как говориться «дело техники», то есть «подтянулись» барабанами для швартовки — накручивая на барабаны канаты, подтянули плавкран к пирсу. Ву а ля! На все про все — две минуты! Как говориться: «Дело мастера боится, когда мастер пьян! Но мастерство не пропьешь?» Особенно, когда это «мастерство» доведено до автоматизма под руководством истинного Мастера многочасовыми тренировками…

— Прювет, мореманы! — вместо привычного и традиционного «привет» прозвучало «прювет» как в знаменитом советском мультфильме «Ну, погоди!».

— Привет, привет, Николай Васильевич! — расцвел в радостной улыбке («рот до ушей») Сафронов. — Давненько не виделись.

Шевцов же подал руку командиру рейдового буксира, дабы «старый морской волк» мог подняться на причал. Несмотря на свой «почтенный» возраст (69 лет), Николай Васильевич Фадеев был еще крепким и подтянутым мужчиной, как говориться «в полном расцвете сил и лет». Среднего роста, коренастый, широкоплечий, Николай Васильевич был подтянут, по спартански аскетичен. И одет старый моряк был по-военному аскетично: мичманка с расшитым золотом офицерским «крабом», скрывающая коротко стриженные седые волосы; хотя и старый, но довольно добротный темно — синий офицерский китель — френч, на правой стороне прикрученные на винт золотой орден «Отечественной войны» 1 степени и бордовой эмали орден «Красная Звезда», знак «Гвардия», а над ними командирский знак «лодочка», на левой стороне орденские разноцветные планочки; морские черные брюки — клеш; черные лакированные офицерские ботинки — «хромачи». Фадеев на флоте — личность легендарная, недаром с ним за руку сам командующий Северным флотом здоровается, незабвенный «Ильич» Брежнев дважды приглашал на Малую Землю. Краснофлотец — подводник Николай Фадеев, старший торпедист на подводной лодке «К — 21» под командованием капитана 2 ранга тезки Николая Лунина, самый активный участник «атаки века», самолично отправив в «брюхо» немецкого линкора «Тирпиц» четыре торпеды. Собственно и именно за этот подвиг он и был награжден золотым орденом «Отечественной войны» первой, то есть офицерской степени (для старших офицеров), а не второй. Но сам Николай Васильевич, по его утверждению, больше гордился своим первым орденом — «Красной Звезды», полученным им за спасение своих товарищей — экипажа героической, но такой трагической судьбы подводной лодки «Щ — 402» капитан-лейтенанта Столбова…

— Однако, Олег, ну у тебя и силища! Чуть руку не вырвал! — старый моряк, здороваясь с своими более молодыми «коллегами», то ли в шутку, то ли всерьез потирал правое плечо.

— Дядя Коля, я не хотел! — чуть смущаясь своей медвежьей неловкости, отвечал молодой мичман.

— Не хотел он! — уже «сменив гнев на милость» ухмыльнулся старый вояка. — Надо же уважать старость!?

— Старый конь не бороздит море! — засмеялся Сафронов, протягивая руку для рукопожатия. — А вот скажи мне, пожалуйста, Николай Васильевич, что это за новаторство в мореходном деле?

— Какое такое «новаторство»? Я что-то тебя не пойму, Михал Афанасьевич! — Фадеев называл Сафронова не «Михаил», а «Михал», как бы проглатывая вторую «и», но боцман на это не обижался, привык.

— Ну и что обозначает команда «Табань»? Или как там еще? — боцман так солнечно и заразительно заулыбался «в полный рот», что его улыбка как эстафетная палочка сначала передалась — озарила Шевцова, а потом и Фадеева. Все трое дружно засмеялись — долго и заразительно. Продолжая смеяться, командир буксира объяснял — оправдывался:

— Да, понимаете, мужики, тащил я этот чертов кран, как черепаха тащились почти восемь часов? Не поверите, даже пару раз кимарнуть успел, да раза три «на толчек» сбегать? А тут, понимаешь, стал швартоваться — буксировать, а этот чертов кран вдруг возьми не с того, ни с сего разогнался! Я аж испугался, что в «стенку» влеплюсь. Как говорится: «Корабль к «стенке», капитан на «стенку»!^[6]. Корабль — в «стенку», капитана — к «стенке» (расстреляют)!». Надо тормозить? Давать «задний ход», реверс? А я что-то растерялся, вот и дал «петуха»: «Табань»! Ну, то есть «Стоп, машина! Задний ход!» Одним словом, Митрич меня понял, не подвел старый «мосол»^[7]. В общем, все нормально, мужики!

Трое моряков снова дружно рассмеялись, однако наблюдавшему за ними Крайнову было не до смеха: спецконвой задерживался. И это томительное ожидание только усиливало тревогу и беспокойство. Такое же беспечное веселье подчиненных злило и раздражало старпома: «Ржут как кони! Весело им! Ну, ничего, я им покажу, где раки зимуют? И за что нужно Родину любить?!» Но в душе, Сергей понимал, что ничего он им не сделает. Ну, может быть погнобит чуть — чуть Шевцова, «повоспитывает малость». Боцману же вообще ничего не сделает, а о Фадееве и говорить не приходиться — ветеран — герой сам кого хочешь, построит и поимеет, если что… И от этого понимания собственного бессилия или даже какой-то неполноценности как командира или отсутствия у этих людей, интересы, разговоры об охоте или рыбалки, даже их образа жизни он не понимал и не хотел ни понимать, ни как-то воспринимать на дух… В душе Крайнова боролись две взаимоисключающие друг друга противоречия: с одной стороны, эти люди вроде Шевцова или Фадеева привлекали его, восхищая своей внутренней и внешней красотой и физической и духовной силой; с другой стороны, раздражали своей «плебейской» примитивностью и простотой мыслей и поступков. Он «витал высоко в облаках», мечтая когда-нибудь совершить подвиг, сделать блестящую военную карьеру, стать великим? «А эти мелкотравчатые людишки, словно тараканы за печкой, мечтают только о пойманной треске, пельменях или соленых рыжиках?! Разве можно жить так примитивно? Прозябать, растрачивая свою молодость и силы на эту всю фигню, о которой они сейчас с пеною у рта с восторгом рассказывают друг другу и при это ржут как буденовские лошади?!» Старпом отвернулся, дабы не видеть эту «щенячью радость» мичманов, живо и со смехом обсуждающих «табань», «пельмени из трески целых двести штук, а печени пожарили аж целую сковороду, да с лучком, на сливочном масле», другую хрень «из жизни отдыхающих»… И отвернулся весьма вовремя: от поселка по «бетонке» к причалу ехала белая «Волга». «Что это нач. ПО приспичило к нам явиться? От скуки на все руки что ли? Не спиться главному политруку дивизии?»:

— Говорит старший помощник командира! Дежурному по кораблю — прибыть на пирс! — Крайнов четко отдал команду по переговорному устройству, находящемуся на ходовом. Естественно, что команда старшего на борту по громкой связи прошла как внутри крейсера, так и была услышана на пирсе. Сразу в движении пришли боцмана на причале, почуяв неладное — «от начальства следует держаться подальше, к камбузу поближе» — такова морская «народная» мудрость.

— Давай-ка, Николай Васильевич, я тебя чайком в нашей гарсонке угощу, а то озяб, поди?

— С превеликим удовольствием, Михал Афанасьевич! — живо откликнулся на «заманчивое предложение, подкупающее своей новизной» предложение старый мореман. — А як же, конечно озяб!

— Вот и ладненько! — заулыбался — замурлыкал как кот главный боцман. — А тебе, Олежа, службу нести надобно! Сочувствуем, но? (и тут же мичман Сафронов посерьезнел, появился металл в голосе). — Так, бойцы, на борт бегом марш!

Застучали, загремели по металлическим ступенькам — паелам трапа матросские яловые ботинки — «прогары», и побежали по палубе боцмана, суетливо отдавая честь корабельному флагу, исчезая в чреве этой «огромной рыбины» — подводном ракетном крейсере стратегического назначения (ПРКСН) с гордым названием «ЗЛАТОУСТ»… Не спеша, с чувством собственного достоинства, важно и величаво, точно и сами были крейсерами, Фадеев и Сафронов, козырнув корабельному флагу, поднялись по трапу на палубу, прошли через или мимо огромных крышек ракетных шахт и скрылись в рубочную дверь, по пути пропуская дежурного по кораблю капитан-лейтенанта Беляева, который бегом (застегивая крючок кителя на ходу) выполнял команду: «Дежурному по кораблю — прибыть на пирс!» Типа как поезд: «Скорый поезд Ленинград — Магадан прибывает на первый путь!». Оказавшись на пирсе, Андрей вопросительно посмотрел вверх на Крайнова, который молча, указал на приближающуюся к КПП белую «Волгу», которая при приближении вдруг из «двадцати четвёрки» превратилась в «тридцать первую»… командира третьей флотилии подводных сил Краснознаменного Северного флота (КСФ) контр-адмирала Порошина Василия Алексеевича. Порошин тоже на флоте был фигурой уважаемой и незаурядной, недаром он один из первых (третьим) стал полным кавалером всех трех степеней «молодого» послевоенного боевого ордена «За службу Родине», который в простонародье называли «Звездой шерифа» за восьмиконечную форму — два квадрата, наложенных друг на друга «на крест». Вообще — то, полный кавалер этого ордена по льготам и заслугам приравнивался к Героям Советского Союза, Героям Социалистического Труда и полным кавалерам ордена «Славы». Мне довелось знать троих таких героев: заместителя командира 20 эскадры КТОФ капитана первого ранга Путова, начальника Первой кафедры ВВМИОЛУ им. Дзержинского капитана первого ранга Капранова и контр-адмирала, а в последствии ставшим вице — адмиралом, Василия Алексеевича Порошина. (Авт.)

«Волга» проскочила под услужливо приподнятым дневальным по КПП старшим матросом, одетым «по первому сроку формы № 4» (тот есть в черную бескозырку, суконный черный бушлат с нашивками на рукаве и повязкой «Рцы» (сине — бело — синие полозки с нашитыми на нее красной материи буквами «КПП»), в черные суконные матросские брюки и «хромовые» кожаные ботинки — «хромачи»), шлагбаумом на КПП и резко остановилась возле будки дежурного. Не спеша, как и подобает «большому начальнику», из авто сначала вышел контр-адмирал, а уж затем довольно молодой или по крайней мере, очень моложавый капитан первого ранга. Адмирал, также не спеша, даже по барски вальяжно обошел автомобиль спереди и принял доклад дежурного по КПП, молодого «новоиспеченного» лейтенантика, только что «выпорхнувшего из училищного «гнезда»»:

— Смирно! Товарищ контр-адмирал! За время моего дежурства происшествий не случилось! Дежурный по КПП лейтенант К.!

— Вольно! — командир флотилии, улыбнувшись молодости и волнению молодого офицера, который о такой близости «высокого начальства» находился в полуобморочном состоянии — густо покраснел и даже чуть — чуть заикался от волнения. — Здравствуйте! — Порошин протянул руку для рукопожатия. Лейтенант едва не упал в обморок от осознания, что он вот так «запросто» здоровается с «великим» адмиралом. («Теперь точно руку неделю мыть не будет! На удачу в службе?» — усмехнувшись, подумал про себя Порошин).

— Здравия желаю, товарищ контр-адмирал!

— Помощник дежурного по КПП, мичман С.! — несмотря на то, что мичман был постарше своего «патрона по дежурству» да и по опытнее, тем не менее, и он волновался. «Не каждый день вот так встречаешь «нос к носу» своего главного начальника — командира?». Адмирал, козырнув, также поздоровался за руку с помощником.

— Здравия желаю, товарищ контр-адмирал! — («И этот, похоже, тоже руки мыть не будет, дабы не спугнуть птицу — Удачу?!»).

— Ну, что ж, очень хорошо службу несете, товарищи, молодцы! — усмехнулся «главный подводник Северного флота» и тут же, посерьезнев и приняв положение стойки «смирно», скомандовал:

— Благодарю за службу!

— Служим Советскому Союзу! — громко хором отвечали на благодарность моряки.

— Вольно! — адмирал снова стал «мягким и пушистым», отвернувшись от дежуривших на КПП, обратился к своему водителю, старшине второй статьи — «срочнику»:

— Так, Миша! Езжай сейчас в экипаж, можешь до вечера отдыхать! И обязательно, чтобы тебя там покормили как следует! Приказ ясен?

— Так точно, товарищ адмирал!

— Вот и хорошо! — сделав распоряжение своему водителю, Порошин как будто вспомнил о своем доселе молчаливом спутнике. Ну что ж, Александр Андреевич, пойдемте теперь, осмотрим ваше «беспокойное хозяйство»?

— Так точно, Василий Алексеевич! Это вы верно подметили — именно «беспокойное хозяйство»! Так оно и есть! Не дает расслабиться — того и гляди, что-нибудь да «выстрелит»?

Старшие офицеры, не спеша и переговариваясь, отправились пешком метров сто — сто пятьдесят от КПП к причалу, где были пришвартованы ПРКСН «Златоуст» и плавкран, ожидающие погрузку баллистической ракеты нового типа… Подходя к пришвартованному подводному ракетному крейсеру, младший по званию капитан первого ранга чуть отстал от адмирала, дав возможность дежурному по кораблю доложить старшему начальнику подводных сил флота:

— Корабль, смирно! — капитан-лейтенант Беляев, перейдя на строевой и четко чеканя шаг, сделал несколько шагов на встречу адмиралу, который остановился, чтобы принять доклад. Команда «Смирно!» относилась лишь находящимся на пирсе капитану первого ранга, спутнику адмирала, вахтенному на юте мичману Шевцову и находящемуся на мостике ходовой рубки старпому Крайнову. — Товарищ контр-адмирал! Подводный ракетный крейсер «К-921» «Златоуст» готовится к приему боезапаса, экипаж согласно штатного расписания находится на борту! Корабельные запасы, боекомплект, вооружение и технические средства пополнены и находятся в исправном состоянии! Корабль к бою и походу готов! За время моего дежурства происшествий не случилось! Дежурный по кораблю капитан-лейтенант Беляев!

— Вольно! — несколько глуховато, нежели на фоне громкого и звонкого доклада дежурного, прозвучал адмиральский голос.

— Вольно! — продублировал дежурный по кораблю.

— Здравствуйте, товарищ Беляев! — адмирал, усмехнувшись, протянул младшему по званию свою руку для рукопожатия. «Этот не будет суеверно руку не мыть? Слишком тщеславен, наверное, сам мечтает об адмиральских погонах?».

— Здравия желаю, товарищ контр-адмирал! — Беляев, конечно, смутился, но пожал адмиральскую руку крепко, по — мужски.

Адмирал же, поздоровавшись с капитан-лейтенантом, прошел чуть дальше, к корме крейсера, чтобы принять доклад и вахтенного. Тем самым, давая возможность дежурному доложить и капе рангу, своему спутнику.

— Вахтенный офицер — мичман Шевцов! — распрямившись во всю богатырскую стать, Олег напоминал знаменитого Михалковского «дядю Степу», чем привел в полный восторг адмирала.

— Здравия желаю, товарищ Шевцов! — контр-адмирал смотрел на богатыря снизу вверх на этого статного голубоглазого красавца, смущенно покрасневшего от столь пристального внимания «большого» и «высоко стоящего» начальства. — С таким — то ростом и габаритами удобно служить на лодке, потолки не давят?

— Никак нет, товарищ адмирал! Привык! За семь — то лет службы! — Шевцов, стараясь не очень сильно, даже робко пожал адмиральскую руку.

«Этот точно не будет теперь мыть неделю руку!» — адмирал явно был доволен молодцеватым видом вахтенного офицера. Порошин также оценил деликатность мичмана: «Не стал сжимать мою руку своими «клешнями — клещами», а то бы раздавил адмиральскую ручку не дай бог, молодец!». Однако спросил о другом:

— Вы какое училище заканчивали, товарищ мичман? Или после срочной на «сверхсрочную» остались?

— Никак нет, товарищ адмирал! После срочной службы в морских частях погранвойск КГБ поступил в Кронштадтскую школу подводного плавания (Кронштадтский флотский экипаж), после окончания, которой сразу попал сюда, на крейсер «Златоуст» старшиной трюмной команды дивизиона живучести (ДЖ) БЧ-5!

— О, так вы еще и трюмный? Удивительное дело — с таким ростом, да по трюмам и выгородкам лазить! — адмирала такое назначение Шевцова даже развеселило и позабавило: «Таким «слоном», да в посудную лавку!?».

Но совсем не такое радостное настроение было у «соседей» — капитана первого ранга, спутника адмирала и капитан-лейтенанта Беляева. Даже не то что «не радостное», грустное и напряженное… Тягостно гнетуще напряженное?

— Товарищ капитан первого ранга! ПРКСН «Златоуст» к бою и походу готов! Идет подготовка к приему ракетного боезапаса! За время моего дежурства происшествий не случилось! Дежурный по кораблю — капитан-лейтенант Беляев.

— Здравия желаю, Андрей Леонидович! — капе ранг одернул правую руку, согнутую в локте и с вытянутой «лодочкой» ладонью от виска резко, по-командирски и поздоровался со штурманом.

— Здравия желаю, товарищ командир! — Беляев ответно пожал руку командира «К-921» капитана первого ранга Александра Андреевича Французова. Казалось, эта идиллия вполне гармонична между начальником и подчиненным. Но это только казалось?! Французов был очень требовательным и педантичным командиром, четко знающим и строго соблюдающим законы (каноны) морской службы, сложившихся веками на флоте.

— Если на корабль прибыл лично командир флотилии, то какой брейд-вымпел должен быть поднят на флагштоке? — Французов старался говорить потише, дабы на привлекать внимание адмирала. Однако его твердый и четкий командирский голос был хорошо слышен и непосредственно Беляеву, и Крайнову (стоящему на мостике), и даже Шевцову. Не говоря уж о командующем подводными силами флота.

— Вице — адмиральский, товарищ командир! — уже не так уверенно отвечал дежурный по кораблю. — Виноват!

— Конечно, виноват! Но, если корабль готовится к приему — погрузке боезапаса, то какой сигнальный флаг должен быть поднят на флагштоке ниже брейд-вымпела? Ну? Вы же штурман и даже командир БЧ-1, Андрей Леонидович?! Вам ли не знать азы морской практики и сигналы?

— Флаг «НАШЕ», означающий готовность к приему боезапаса корабля! — Беляев смутился и густо покраснел от стыда. От былой удали «честного служаки» не осталось и следа. — Виноват! Сейчас все исправлю!

— Виноват, виноват! Неужели так трудно, перед тем, как заступить на дежурство по кораблю, полистать — почитать, освежить, так сказать память, корабельный Устав и свои непосредственные обязанности? Это трудно было сделать? — казалось, Французов как иезуит, ковыряет — пытает «бедного и несчастного» подчиненного, который так старался, а в результате?

— Никак нет, не трудно!

— Так почему же вы этого не сделали? Почему вы относитесь к своим непосредственным обязанностям «спустя рукава»? — командир продолжал свою пытку нотацией, не обращая внимание на состояние своего нерадивого подчиненного, который то краснел, то бледнел от стыда и собственной беспечности.

— Объявляю вам, капитан-лейтенант Беляев, выговор! И… отстраняю вас от несения дежурств по кораблю, пока снова не сдадите старшему помощнику экзамен на допуск к самостоятельному несению дежурств! И вообще, если бы я раньше узнал, что у меня на корабле будет такой штурман, я бы списал вас в другой экипаж! С вами в море я бы не пошел, товарищ Беляев!

— Есть, выговор! — состояние бывшего дежурного по кораблю было близко к обморочному.

Французов же, отчитав нерадивого подчиненного, направился к адмиралу, который уже с нетерпением ожидал, когда эта «порка» окончится.

— Смирно! — это уже Шевцов громко, во всю мощь своих легких, крикнул, когда старшие офицеры вступили на корабельный трап. Адмирал и капе ранг быстро прошли на палубу, отсалютовали приветствием корабельному флагу, после чего Порошин отдал команду: «Вольно!». Командиры — подводники быстро прошли по верхней палубе крейсера мимо огромных люков ракетных шахт и скрылись в «чреве» этой гигантской стальной «рыбины»…

Капитан — лейтенант Беляев как во сне, стоял на пирсе, не в силах сдвинуться с места, остро переживая свой позор. Было одновременно и стыдно, и обидно? Ведь он так старался, и этот командирский «фитиль» был, по его глубокому убеждению, не заслуженно не справедлив?!

«Бельмондо, он и есть Бельмондо!» — ярость от незаслуженного наказания и обида на командира мешали Андрею Беляеву объективно оценивать собственную служебную нерадивость. Штурман поднял голову и посмотрел на Крайнова, который стал невольным свидетелем этой «безобразной сцены» как бы вопрошая: «За что он так меня? Разве я этого заслуживаю? Кем он себя возомнил, этот Французов по прозвищу еще с училищной скамьи «Бельмондо»?». Старпом же ничего не ответил другу, отвернувшись, чтобы не видеть «муки совести» и «слезы» Беляева.

«Где же этот чертов ракетовоз? Вечно их нужно до смерти ждать?» — старпом начинал сам «закипать» от всей этой «нервной» обстановки — атмосферы. Но еще больше он злился на себя — а он смог бы так, как Французов, отчитать — «поставить в стойло» подчиненных? Навряд ли, не тот хребет и не тот характер!?». Вдруг вспомнилась их первая встреча с Французовым, не здесь, на Северах, а там, еще в училище… Когда Крайнов только поступил на первый курс, и курсантов — первокурсников стали делить на взвода — отделения. И первым командиром отделения курсанта Крайнова и был старшина второй статьи — «третьекурсник» Александр Французов. Такой вот поворот Судьбы, можно сказать «зигзаг удачи»?! Удачи ли? Поживем — увидим, а пока… Как автор, позволю себе некоторую «философски — романтическую» вольность — небольшое лирическое отступление на тему: «Люди — клоны или «однояйцовые» «человеки»»! Работал у нас на комбинате (Магнитогорский металлургический комбинат — ММК) один парень — точная внешне копия знаменитого итальянского актера и артиста Андриана Челентано, но характером Виктор (имя этого человека) был явно не в знаменитого клона. Тем не менее, поначалу он даже обижался на свое прозвище «Челентано», но по мере роста популярности своего «второго Я» даже очень гордился своей «похожестью». Совсем другое дело — мои соседи по месту жительства — Афонины: Ольга — копия принцессы Дианы, а сыновья Илья и Никита чем — то отдаленно внешне напоминают принцев. Правда, никто их не считает «клонами» английской королевской четы, кроме меня. А сами они не пиарятся и не лезут в ряды «двойников», предпочитая оставаться самими собой, то есть «оригинальными» или единственными в своем роде: со своими положительными и отрицательными чертами внешности и характера…

Вот и в случае с Александром Андреевичем Французовым имело место именно такое «подобие» с «оригиналом»: внешнее сходство с молодым знаменитым французским актером Жаном Полем Бельмондо, но характером? А вот характером или «становым хребтом» этот советский паренек с малых лет скорее напоминал того же Бельмондо, только уже в зрелых годах: требовательный к себе и другим, сдержанный, скромный, но гордый и сильный физически и, главное, духом!? Про таких людей говорят, что они сделаны из железа: «Гвозди бы делать из этих людей! Не было б в мире крепче гвоздей?» После того, как в четвертом классе Александру семиклассник и по совместительству брат его одноклассника после школы разбил нос, заступаясь за своего младшего брата (который пытался в классе, где они учились с Французовым, установить свое лидерство, стать «шишкой»). Но «героя нашего времени» не так — то легко было «обломить об колено», не такой был Александр, да и имя великого полководца обязывало. Саша Французов отправился в секцию бокса, упросил тренера зачислить его (несмотря на маленький вес и рост), упорно занимался и уже через два месяца на городских соревнованиях в упорной борьбе занял третье место, проиграв лишь в полуфинале перворазряднику и попутно выполнив норматив второго разряда. Через год уже в финале он победит и станет кандидатом в мастера спорта СССР. А пока… А пока что родителей Александра, отца Андрея Андреевича и Тамару Степановну Французовых, вызвали в школу, ибо родители его обидчиков пожаловались директору школы, что их дети стали приносить с места учебы не только «тройки» и «двойки», но и синяки под глазом? Картина, прямо сказать, уморительная: невысокого роста щуплый парнишка стоит, насупившись, а чуть отстраняясь от него и намного выше и значительно крупнее, с синяками под глазами и разбитыми носами стоят его «жертвы», опасливо и боязливо посматривая на своего «обидчика». После этого «разбора полетов» у директора школы никто и никогда не пытался «главенствовать» над «душой и телом» Александра Андреевича Французова…

Кстати, по-моему и у французского актера Жана Поля Бельмондо была роль известного боксера, выступившего весьма удачно на Олимпийских Играх 1936 года в фашисткой Германии, где он проявил характер бойца и борца за справедливость. Так что, те, кто видел этот фильм, могут вполне реально представить себе образ и характер командира ПРКСН «Златоуст» капитана 1 ранга А. А. Французова. Но я что-то увлекся «написанием портрета — натюрморта», пора и делом — дальнейшим повествованием заняться…

«Наконец-то, появились — не запылились!». По дороге от поселка показался конвой ракетовоз: впереди ехал «уазик» ВАИ, за ним (почти в плотную, с минимальной дистанцией) гигантский «КрАЗ» тащил натужно огромный прицеп — контейнер или по — народному «тубус» с баллистической ракетой, поднимая облако пыли и выбрасывая клубы сизого дыма от натуги. За первым ракетовозом ехал такой же его «близнец», только «налегке». А замыкал конвой восьмиколесный БТР — 80 со спаренными пулеметом и пушкой — весьма грозное и эффективное оружие, для защиты и обороны охраняемого объекта. Через минут десять — пятнадцать весь конвой уже был на пирсе, только перестроившись в обратном походному порядке: теперь в «корме», то есть ближе к КПП остановился, развернувшись на 180 градусов или носом к выезду, «уазик». Затем, сразу за ним, также развернувшись в сторону выезда с пирса встал груженый «КрАЗ», далее порожний «собрат» и в начале пирса остановился БТР, также развернувшись в сторону дороги к поселку. Пока «арсенальные» совершали свои «маневры» — «зигзаги» точно шахматные фигуры на шахматной доске, на «Златоусте» сменился дежурный по кораблю.

— Товарищ капитан второго ранга! Капитан — лейтенант Беляев дежурство по кораблю сдал! — штурман явно был расстроен таким «поворотом» дела.

— Товарищ капитан второго ранга, старший лейтенант Шилов дежурство по кораблю принял! — «химик» явно был доволен, что вместо суток придется «отбарабанить» каких-нибудь пять — шесть часов.

— Рапорт принят! Товарищи офицеры — свободны! — старпом старался выглядеть в глазах подчиненных «строгим начальником», «слугой царю — отцом солдатам», но раздражение и «праведный гнев» на Французова явно мешали «играть роль железного Феликса».

Впрочем, начальника химической службы (Нач. ХС) Сергея Алексеевича Шилова эти «бури мятежной души» Крайнова нисколько не волновали. «Химик» был себе на уме и к тому же не только не уважал капитана второго ранга Крайнова, а откровенно презирал его за его мягкотелость и интеллигентность, считая старпома «типичным подкаблучником и слюнтяем». Хотя, в принципе, сам был таким же, только хитрее и подлее… Когда за химиком захлопнулась «броняха», офицеры дали «волю чувствам»:

— Сергей Васильевич, зачем он так со мной? Что я ему, пацан сопливый что ли? — расстроенный штурман чуть не плакал действительно как «сопливый пацан». Старпом едва не рассмеялся, глядя на Беляева, однако сдержался, понимая, что своим смехом окончательно расстроит своего визави и недавнего спасителя.

— Полно, Андрей Леонидович! Не нужно расстраиваться по пустякам!? Подумаешь, ну попала вожжа под хвост Французову — встал не стой ноги или баба не дала? Он всегда такой, еще с курсантской скамьи, с училища… — старпом хотел как-то подбодрить друга — подчиненного, однако еще больше только расстроил капитан-лейтенанта. Штурман, молча, спустил с мачты «причину своей отставки» контр-адмиральский брейд-вымпел, отвязал его, затем свернул в «трубочку». Далее, достал два новых флажка: вице — адмиральский брейд-вымпел и сигнальный флаг «Н» («Наше»), привязав их один под другим, поднял на топ — мачте. Не прощаясь, молча, покинул ходовую рубку. Явно расстроенным своим конфузом… Старпом тоже был явно расстроен тем, что не смог поддержать своего товарища, хотя бы морально, однако «все течет, все изменяется — жизнь не стоит на месте, а служебные обязанности никто не отменял? Не было такого приказа по Флоту!»

— Внимание экипажа корабля! Говорит старший помощник командира крейсера: «Учебная тревога! Экипажу занять места согласно боевого расписания! Корабль к приему ракетного боезапаса приготовить!» Выждав необходимую «театральную» паузу, для того, чтобы команда приказа дошла до самого ленивого уха самого тупого «карася» или «зеленого» лейтенанта старпом нажал звуковой сигнал корабельной сирены: * * * — (три «коротких и один протяжный длинный, обозначение сигнала «Учебная тревога»). И тут же по главному корабельному коридору застучали матросские ботинки — «прогары», захлопали крышки — люки межотсечных переборок… Экипаж четко и быстро отреагировал на приказ, крейсер «Златоуст» приготовился к приему ракеты, новой ракеты — изделия «Д-15». Жидко топливной ракеты с дальностью полета более 8 500 километров, с 5 отделяющимися боеголовками по 50 кТ мощности каждая, с отклонением от эпицентра взрыва не более чем на 150 (!) метров и способные каждая уничтожить такие города как Нью-Йорк, Филадельфия или Токио?! Например, подлетая к штату Калифорния, головки ракеты разделяются на индивидуальные цели: Лос-Анжелес, Сан-Диего (ВМБ), Сан-Франциско, Пасадена и т. д. Одной ракетой и сразу пять городов, миллионы людей? Колоссальная мощь и смертельная угроза всему живому и не живому на земле, доселе не виданная и невероятная, но очевидная…

Крайнова с уходом расстроенного штурмана вдруг «отпустило», куда — то сразу исчезли мандраж и волнение. Как будто резко, точно электрический свет, включилось хладнокровие и инстинкт самосохранения — «Не раскисать как баба? Вот он — наступает «момент истины»!? Соберись, Сергей, и начинай действовать спокойно и уверенно!? Иначе повторишь судьбу «предыдущего товарища»? Вот только тебе даже тральщик не доверят! Сразу под трибунал пойдешь! Пешком, туда, «где Макар телят не пас»!». Появился заметный «металл» в голосе, командный тон, а с ним и уверенность, что все будет «о кей»:

— Командиру БЧ-2, командиру ракетно — технического дивизиона (РТД), командирам групп управления ракетным оружием (ГУРО) — … (пауза)… прибыть на пирс!

Старпом отключил громкую связь, устало выдохнул, будто проделал очень тяжелую работу… Потом, глубоко вздохнув, снова включил «громкую» внутрикорабельную связь тумблером и продолжил командовать операцией:

— Личному составу корабля! Начать подготовку к приему на корабль ракетного боезапаса!

В это время, параллельно с работой внутри корабля, закипела «служба» и извне. Из «уазика», точно «черт из табакерки» или пружина, выскочил рослый майор в форме морской пехоты и быстро приблизился к корабельному трапу, возле которого дежурил вахтенным мичман Шевцов. Оба военных оказались практически одного роста и комплекции, и даже внешне были очень похожи, как братья — близнецы… Окажись вахтенный «помельче», нежели мичман Шевцов, морпех бы беспрепятственно прошел бы на лодку, но тут «лом нашел своего противолома». Олег чуть сдвинулся, преградив путь офицеру и, козырнув, вежливо, но настойчиво спросил:

— Товарищ майор, разрешите узнать цель вашего визита?

— Э!? — офицер несколько оторопел от столь решительного вахтенного, однако вынужден был (естественно, оценив противника, а также его и свои силы) остановиться. — Доложите дежурному по кораблю, что прибыл заместитель начальника ракетно — артиллерийского арсенала майор Быков. Мне необходимо передать секретные документы на «изделие»!

— Минуточку, подождите пожалуйста здесь! Я должен доложить о вас дежурному по кораблю! — мичман подошел к переговорной рации, включил тумблер и спросил:

— Рубка дежурного, ответьте юту!?

— Слушаю, рубка! — заскрипела рация.

— Вахтенный офицер мичман Шевцов! Товарищ старший лейтенант! Прибыл заместитель начальника арсенала? Он требует для приема — передачи секретных документов, чтобы к нему прибыли старший помощник командира корабля и «секретчик» мичман Полторак.

— Доклад принял! «Ют», «отбой»! — желтый огонек на панели корабельной связи-рации потух.

Конечно, Крайнов видел всю «картину маслом», как если бы сидел в театральной ложе во время спектакля — почти как на ладони или под носом. Внутри него как бы боролись два старпома: один добрый — справедливый и за «наших», другой злой и подлый, за «ихних». «Добрый» Крайнов порадовался за Шевцова, который «службу знает» — все точно, корректно и по уставу. «Злого» старпома бесила эта самоуверенность мичмана — служба, казалось бы, Шевцову давалась легко и просто, как бы походя, без приложения видимых усилий с его стороны? «Кто — то старается, как говориться, ж… рвет, а этот?» Из размышлений — раздражения старпома вывел… «химик», точнее его доклад по рации:

— Товарищ капитан второго ранга! Прибыл заместитель начальника арсенала майор, э…! — дежурный явно «не ловил мышей на службе» и не запомнил фамилию арсенального, которую назвал ему Шевцов. И эта беспечность старшего лейтенанта Шилова едва не «взорвала» кавторанг Крайнова:

— Майора Быкова! Нужно бы уже запомнить, старший лейтенант! Быкова, ясно вам?

— Так точно! Прибыл майор Быков! Требует вас и «секретчика» — прибыть на пирс!

— Сейчас буду! Отбой! — злобно выругавшись, раздраженный старпом отправился навстречу своей Судьбе. «Вот и началось в родном колхозе утро!?» — размышляя про себя, Сергей, казалось бы, не замечал никого и ничего вокруг — он, как ось, вроде бы шел вперед, а все остальное крутилось вокруг этой «оси» как само по себе, по инерции что ли… «Нужно собраться и сделать «это», и главное, не раскисать? Ты все умеешь, ты можешь — «это» проще пареной репы — выгрузить одну ракету и загрузить другую? Твоя задача, Крайнов, всего лишь на всего — проконтролировать, чтобы все прошло штатно и ничего не случилось?!.. Всего лишь на всего? Легко говорить?» Старпом, открыв рубочную дверь, вышел на верхнюю палубу, прошел мимо крышек ракетных шахт, зло поглядел на злополучные «заваренную» шахту № 6 и пока «заполненную» шахту № 8 (место будущего «действия») и, козырнув кормовому флагу, пробежал почти бегом с трапа на пирс.

— Товарищ капитан второго ранга! Прошу вас расписаться в журнале в получении сов. секретной Инструкции по эксплуатации, обслуживанию и боевому применению «изделия Д 15». А также в отпуске — накладной на «изделие Д5» и в получении «изделия Д15»!.. Заместитель начальника арсенала майор Быков!

— Где этот чертов Полторак, Шевцов? Почему я должен ждать постоянно этого…, э (Крайнов едва сдержался, чтобы не обматерить «вечно занятого секретчика крейсера (начальника секретной части) мичмана Степана Осиповича Полторака), мичмана? — старпома начинал бить озноб, какая — то внутренняя нервная лихорадка. И в тот самый момент, когда Олег Шевцов собирался по «громкой» связи объявить: «Мичману Полтораку — срочно прибыть на пирс, к старшему помощнику командира корабля!» из «внутренностей» крейсера буквально «колобком» выкатился пухлый, розовощекий, пузатый — шарообразный, невысокого роста мичман Полторак с заспанными широко открытыми голубыми глазами «як у ангелочка — херувимчика»… Быстро перебирая своими короткими ножками тридцать седьмого «дамского» размера он буквально «вспорхнул» как воробей на пирс, не забыв при этом козырнуть флагу корабля. Формально, придраться к начальнику секретной части было нельзя, но Крайнов уже настолько себя «накрутил», что буквально «взорвался» как закипевший чайник:

— Мичман Полторак! Что вы себе позволяете?

— Не могу знать, товарищ капитан второго ранга! — в эту минуту начальник секретной части скорее напоминал бравого солдата Швейка, нежели подводника — североморца. Старпом же, поняв, что «перегнул палку» и своей несдержанностью стал «виновников» всеобщего внимания (Быкова, Шевцова, офицеров лодки, отцепления взвода охраны базы, дежурных на КПП, экипажей плавкрана и буксира), вовремя «сменил гнев на милость» и уже более спокойно произнес:

— Делаю вам замечание — за приход после начальника! Ясно?

— Так точно, ясно! Есть замечание! — мгновенно «сдулся» секретчик, словно воздушный шарик, если из него выпустить воздух. Крайнов же, закончив разнос подчиненного, повернулся к заместителю начальника ракетного арсенала, давая понять прежде всего всем присутствующим, в особенности этому «щеголю» майору Быкову, «кто здесь старший начальник», и «что с ним шутки плохи» — он не потерпит любое неповиновение или нарушение устава. Однако этот показательный «разнос» не произвел на морпеха ровным счетом никакого впечатления — Крайнов в глазах арсенального, «этого сухопутного «сапога»», увидел саркастическую усмешку. И это новое «открытие» буквально взбесило моряка — подводника — Крайнов едва не «взорвался» и не накричал еще и на майора. Увидев, какие страсти кипят в душе своего начальника, весьма вовремя вмешался командир БЧ-2 (ракетно — артиллерийская боевая часть корабля) капитан второго ранга Бессонов:

— Сергей Васильевич! Может быть, я пойду к стартовому «столу», а то там только инженер, да старшина… Степанов! Заодно и не только проконтролирую выгрузку — погрузку, но и сам все сделаю в лучшем виде! Чай не в первой?!

— Да, да, идите, Вадим Алексеевич! — будто выпустил пар из чайника, сразу сник старпом и уже более миролюбиво, будто и не было никакого гнева и раздражения, обратился к майору Быкову:

— Что вы хотели мне передать?

— Я должен передать вам сов. секретную Инструкцию по приему — погрузке, эксплуатации и боевому применению «изделия Д-15». А также, вы должны расписаться в Боевом журнале и транспортной накладной на отгрузку одной ракеты и в получении другой!

— Я вас понял! Полторак, получите Инструкцию и достаньте боевой Журнал учета боезапаса.

Арсенальный раскрыл свой кожаный портфель и достал из него секретные документы: Журнал учета, Инструкцию и Накладную. Крайнов взял Инструкцию и передал ее мичману Полтораку, расписался в Журнале и накладных майора Быкова, который, удостоверившись, что везде, где требовались, стоят подписи подводника, тут же убрал документы в свой портфель и опечатал его личной печатью. Секретчик же открыл свой «секретный» чемоданчик, достал из него корабельный Журнал учета движения боезапаса и журнал секретного документооборота, сделал какую — то запись и протянул его старпому. Крайнов, мельком взглянув на запись мичмана, протянул оба журнала майору. Быков быстро расписался в нужных местах, услужливо обозначенных секретчиком «галочкой». На этом «протокольно — бюрократическая» часть была окончена — Полторак убрал полученную Инструкцию и корабельные журналы в свой чемоданчик, опечатал его печатью и, обратившись к старпому, спросил:

— Товарищ капитан второго ранга! Разрешите идти?

— Свободны, мичман! И больше впредь не опаздывайте! — небрежно «отпустил» секретчика Крайнов и снова уловил в глазах арсенального саркастическую лукавую искорку, но отреагировал на это уже спокойно. Теперь все внимание и терпение требовалось на выполнение второй части — безаварийной выгрузки одной боевой ракеты из шахты и замены ее на новую, учебную… А, может быть и на боевую? Кто ее знает?! И пока на пирсе творилась вся эта суета — «катавасия» во главе — центре с Крайновым, о нем же или, точнее, с обсуждением его же, Сергея Васильевича Крайнова, начался разговор — диалог в каюте командира крейсера между хозяином каюты Александром Андреевичем Французовым и его старшим начальником, командующим подводными силами КСФ контр-адмиралом Василием Алексеевичем Порошиным:

— Александр Андреевич! Как вам служится с Крайновым?

— Нормально служится, Василий Алексеевич! Ведь мы с Сергеем, вернее, с Сергеем Васильевичем знакомы еще с курсантской скамьи — я у него на третьем курсе был командиром отделения, а на четвертом — зам комвзвода!

— Ну, ну! Раз нормально, значит нормально! Вот только известно ли тебе, Саша, что комдив с нач. ПО через члена Военного Совета флота пытались вместо тебя командиром «Златоуста» именно Крайнова поставить? Да я убедил командующего флота командиром назначить именно тебя! Несмотря на такое «давление» с их стороны? Так что, товарищ командир, ты не имеешь права на даже самую маленькую ошибку, самый маленький недосмотр или промах! Они нам этого не простят!

— Понимаю, товарищ адмирал!

— Ни хрена ты, Саша, не понимаешь! Их «мышиная возня» — это только «верхушка айсберга»! Здесь такая высокая политика замешена, что тебе и не снилась? В случае чего, не только нас с тобой размажут по стенке, но и командующего и главкома не пощадят! Понимаешь ты это или нет?

— Как это?

— А вот так: через две недели, в Рейкьявике, пойдет встреча Горбачева и Рейгана. Будут обсуждать новый Договор ОСН-2. Вот тут и должен быть ваш «выход», то есть за два дня до этой встречи «Златоуст» из района северной Атлантики (Гренландии) произведет пуск баллистической ракеты по полигону в районе Камчатки! Мы обязаны продемонстрировать, прежде всего, американцам, что наши ракеты способны летать значительно дальше и точнее, нежели их новые «Поларисы-2»? Если честно, по мне, так это афера «чистой воды»?! Но мы лишь обязаны выполнить приказ!

— «Партия сказала: «Надо!», комсомол ответил: «Есть!»». Так что ли?

— Так точно, Саша! Так точно! Именно так и есть! Теперь ты понимаешь — как важно все сделать не просто на «хорошо», «на пять с плюсом»!

— Теперь все ясно! Сделаем в лучшем виде, не подведем вас, товарищ адмирал! Как говорят наши вероятные противника — американцы: «Все будет о кей!».

— Я в тебя верю, поэтому на Военном совете я рекомендовал именно твой корабль для выполнения этого важного правительственного задания!

— Спасибо за доверие, не подведем: «Либо грудь в крестах, либо голова в кустах!», — впервые улыбнулся капитан первого ранга, польщенный столь высоким доверием командующего подводными силами Северного флота.

— Голова нам еще пригодится, чай мы не «всадники без головы»? А вот насчет «груди в крестах», то могу авансом «по секрету» тебе сказать следующее (никому не говорил, ибо «сказанное слово — серебренное, а не сказанное — золотое»): если все пройдет, как задумано, то на будущий год поедешь учиться в Академию Генерального штаба. А по окончанию оной — меня сменишь? Естественно «звездочка» (звание Героя Советского Союза. прим. Авт.) и адмиральские погоны тебе, Александр Андреевич, гарантированы!? Вот такие «на кону ставки»! Это ясно?

— Так точно, товарищ контр-адмирал! Не подведем, оправдаем высокое доверие партии и правительства, командования флота и ваше! Служу Советскому Союзу!

— Служи, служи, да помни, что я тебе сейчас сказал! Но служба службой, а обед — по расписанию! Давай, командир, похлебосольствуй, угощай — ублажай начальство! — Порошин был явно в хорошем, приподнятым расположении духа и доволен результатом этого трудного разговора, который дался ему явно труднее, нежели он предполагал изначально.

— Сейчас распоряжусь, Василий Алексеевич! Все будет в лучшем виде! — было видно, что и у Французова «упал камень с души» от неожиданного визита «самого большого начальника». И уже с «легким сердцем» командир крейсера по телефону распорядился — приказал помощнику по снабжению капитану третьего ранга Мещерякову по прозвищу «Царь» накрыть обед в кают-кампании персонально только на двоих — для Порошина и Французова. Сергей Александрович Мещеряков свое прозвище «Царь» получил за то, что мог достать все — даже «живую и мертвую воду». На «Златоусте» всегда были лучшие повара — коки, которые готовили блюда как в ресторанах — кухня была лучшая не только в дивизии, но и на всем Северном флоте. Неслучайно, но многие флагманские офицеры предпочитали «на халяву» обедать и ужинать на «К-921», что создавало некоторые «трудности» для офицеров лодки — приходилось обедать или ужинать в две смены: в первую смену ели флагманские офицеры («чужие») и «свои» старшие офицеры из числа командного состава. А во вторую смену все оставшиеся голодными офицеры крейсера. В прочем, это «маленькие неудобства» с лихвой компенсировались кулинарными изысками и гастрономическими деликатесами, которые доставали и из них творили под чутким и внимательным присмотром «царя» снабженцы корабля. Не буду описывать меню корабельного обеда в тот день, ибо не присутствовал — «нежданный (не приглашенный ко двору) гость хуже татарина». Однако, смею представить, что, как минимум, это было не менее пяти — шести салатов — закусок, «первое» и отнюдь не перловый суп; «второе» с обязательным порционным куском мяса или рыбы; компот, кисель или морс; и обязательный атрибут обеда подводника — североморца бокал или два (в зависимости от погон потребляющего) сухого красного или белого вина а-ля «Старый замок», «Бычья кровь», «Алазанская долина» или «Рислинг»… И пока отцы — командиры наслаждались «шедеврами гастрономии» поваров — коков крейсера, корабельная служба подобно закрученной часовой спирали «крутилась — вертелась», шла своим чередом.

— Дежурному по кораблю! Передать управление кораблем — на ют! — гремел строгий приказ из всех корабельных громкоговорителей — динамиков, включая те, что были расположены в кают-кампании.

— Серега «рулит»! — усмехнулся Французов, отправляя очередной кусок еды на вилке себе в рот.

— Пусть рулит! У него это хорошо получается — по крайней мере «на слух»! — усмехнулся адмирал и протянул свой бокал, чтобы чокнуться со своим «визави» — хозяином и командиром «Златоуста». — Будем здравы, Александр Андреевич!?

— Будем! — «алаверды» от Французова и звон фужеров. И почти «в унисон» к тосту из громкоговорителей рявкнул голос — команда старпома Крайнова:

— Командиру БЧ-5! ПЭЖ (пост энергетики и живучести корабля)! Подать электропитание, сжатый воздух на ракетные крышки и стартовый стол шахты номер «восемь»!.. Командиру БЧ-2! Начать выгрузку — погрузку боезапаса из шахты № 8!

Под действием «пневматики» гигантская крышка почти в два с половиной метра в диаметре открылась, открывая «вход в бездну ада», то есть в ракетную шахту, «на дне» которой, то есть у стартового стола уже суетились офицеры БЧ-2 ПРКСН «К-921»: отключили ракету от всех систем «питания», выкрутив «гребенки» — розетки, пневмо и гидрошланги, многочисленные патрубки и провода КИП и автоматики… Когда все, что нужно было отсоединено и откручено, командир ракетно — артиллерийской (хотя на подводном ракетном крейсере стратегического назначения никакой артиллерии и в помине никогда не было и не будет?) боевой части капитан второго ранга Вадим Алексеевич Бессонов доложил «наверх» по рации:

— Сергей Васильевич! Мы готовы начать выгрузку ракеты!

— Добро! — пока что все шло по плану, у Крайнова «отлегло» от сердца. «Молодец Бессонов! Все будет в порядке, все хорошо! Все идет как «по маслу», пока…». — Начинаю отчет времени! Товсь!.. Пошел отчет: 10,… 9,… 8,…7,…6,…5,…4,…3,…2,…1!!! Внимание личного состава корабля — начать погрузку — выгрузку боезапаса из шахты!

Дежурный по кораблю дал соответствующий корабельному уставу сигнал — ревун, сигнализирующий как проведение регламента соответствующих корабельных работ: (* * *).

Старший инженер РТД подал электропитание на электроподъемник-домкрат, и ракета медленно, небольшими рывками, по «рейке» и направляющим «салазкам» стала подниматься «на лифте» из шахты вверх… Как только из шахты вначале влезла «пипетка» — боеголовка, а затем и показался семнадцатиметровый (!) корпус и самого «изделия», крановщик плавкрана движением стрелы крана «подал» специальное погрузочное такелажное устройство для зацепления и перегрузке ракеты в контейнер — «тубус» ракетовоза. Вначале ракету зацепили за верхние крепления — кольца крюками, потом — за нижние. Таким образом, ракета «закрепилась» балкой — «коромыслом» как собака на коротком и «строгом» поводке — ни туда, ни сюда. «Жесткая» сцепка, дабы исключить любую возможность «погулять» многотонной «игрушке» от порыва ветра или морской качки. И как только вся ракета, целиком, «вылезла» на свет божий, ее, «родимую» очень бережно, как хрусталь, перенесли на берег и плавно положили в контейнер. Крановщик исполнил сей «маневр» ювелирно — ракета легла на свое ложе, как будто так оно и было. Вся операция за все про все заняла не более пятнадцати — двадцати минут, однако Крайнов, несмотря на пронизывающий ветер и мороз, взмок — вспотел от волнения. В отличие от офицера — подводника майор Быков, наоборот, действовал спокойно и хладнокровно: после того, как его подчиненные закрыли «ракушку» броневого колпака контейнера, заместитель начальника арсенала закрыл замки и опломбировал их. Затем, проверив еще раз результат своей работы, скомандовал водителю уже загруженного ракетовоза «поддать чуть вперед». Молодой солдат-срочник, резко дав газа, дернул рывком тяжелый тягач вперед и, проехав несколько десятков метров, остановился. Тем самым, освободив свое место для разгрузки второго ракетовоза, который тронулся намного плавнее, ибо за рулем сидел опытный водитель — прапорщик. На то и опыт нужен, чтобы использовать его ювелирно точно — второй ракетовоз встал контейнером точно под стрелу крана с «коромыслом». Арсенальные — подчиненные во главе со своим начальником майором Быковым быстро «распрягли» — открыли «тубус» — «ракушку» и «извлекли на свет божий» новенькую ракету совсем иной, нежели первая, конструкции и окраски. Чувствовалось, что эта ракета намного «младше» своей «старшей сестры» и поновее — на флоте говорят: «Канолевая (новая), муха не еб… сь (не сидела)!». «Изделие» быстро застропалили и медленно подняли со своего «ложа», движением крановой стрелы переместили на (над) палубу ракетоносца. Однако дальше все пошло как-то не так: ни с первого раза, не со второго и даже не с третьего «игрушка» ни как не хотела влезать в шахту… Наверное, и у ракеты есть «душа» и «инстинкт самосохранения» — она как бы «предчувствует» свой «конец» и всеми «фибрами этой души» сопротивляется этому «старту — финишу»?

Крайнов стоял как истукан — он порядочно замерз, устал и уже ничего не понимал, не соображал, что происходит и в чем дело, собственно, вообще? Он находился в какой-то прострации, как боксер в нокдауне — казалось, что он не главный участник этого действа, а просто наблюдает на эту «картину маслом» — черно — белый немой фильм со стороны? «Почему эта чертова ракета не попадает в пазы замков элеватора и не «идет» в шахту?». Сергей уже не возражал против того, что и офицеры БЧ-2, и арсенальные — все вместе «колдовали» над шахтой подобно строителям — монтажникам на стройке при монтаже домовых блоков — панелей (плит). Он просто стоял и смотрел, замерзший, злой и голодный… Наконец, после пятой или шестой попытки, ракета все же «вошла» в пазы замков рейки подъемного механизма и медленно стала опускаться в шахту. «Монтажники» так вошли в раж, что радовались как дети, как футболисты, забившие гол в очень трудном матче — наконец — то «изделие» может быть загружено в крейсер!? Заскрипела рация голосом командира БЧ-2 Бессонова:

— Сергей Васильевич, ракета на стартовом столе! Начинаем подключение к системам! Все у нас в норме — можно командовать: «Отбой!».

— «Добро», Вадим Алексеевич! — отбивая «барабанную дробь» зубами, едва ворочая языком, ответил старпом. Но этот спокойный и уверенный голос «главного рогача» вернул в Крайнова тепло жизни, а с ним и осознание реальности и уже сделанной тяжелой работы. Вздрогнув, уже «оживая», капитан второго ранга Сергей Крайнов вновь почувствовал себя командиром и скомандовал экипажу крейсера:

— Отбой «учебной тревоги!». Личному составу корабля — от мест отойти! Команде приготовиться к обеду!.. Помощнику командира корабля капитану третьего ранга Мещерякову — прибыть на ют, к старшему помощнику командира! — старпом почувствовал, как отрапортовав, нервное напряжение потихонечку «отпускает» его; закостеневшие — замерзшие мышцы — суставы понемногу «отмерзают», обмякли. Осознание реальности вернулось, а с ним и понимание окружающего мироздания: лодка, ракетовозы, плавкран с буксиром, люди на пирсе… Арсенальные «запаковывают» «тубусы», выстраиваются в колонну конвоя. Отцепление из «местных», порядком замерзшие, «на полусогнутых да вприпрыжку» бегут к себе в экипаж, то есть в казарму. Боцмана тоже бегом, на ходу отдавая честь (козыряя) кормовому флагу крейсера, быстро исчезают в теплом «брюхе» «Златоуста». Вдруг и сразу все и все закрутилось — завертелось вокруг одной статической «оси» — капитана второго ранга Сергея Васильевича Крайнова, который как будто, как во сне стоял весь потухший и уставший, опустошенный. И вдруг все закончилось, наступила какая — то странная оглушающая и оглушительная тишина, контузия… Которая длилась всего — то каких-нибудь пару минут, а старпому показалась почти вечностью…

И вдруг, раз, и «лампочка включилась»! Точно «подали электрический ток — искру», и вернулось осознание реальности, а с ним звук (шумы), цветное изображение, запах?! Словно в мозгу включили «телевизор», который показывает окружающий мир: буксир, тянущий за собой уже отшвартованный корабельными боцманами и застропанный плавкран; построенные в конвой и готовые к началу движения арсенальный конвой,… и Царь, царственно идущий по ракетной палубе к Крайнову, а за ним его подчиненный старшина второй статьи Артемьев с картонной коробкой, наполненной всякими деликатесами — «подарками от подводников». Небрежно козырнув корабельному флагу, капитан третьего ранга Мещеряков спустился по трапу на пирс и также вальяжно, по — барски, будто делая одолжение старшему начальнику, обратился к своему «тезке» Крайнову:

— Сергей Васильевич! Я так понимаю, что надо бы «отблагодарить» арсенальных за успешное окончание погрузки?

— Вы правильно меня поняли, Сергей Александрович! Именно «отблагодарить»! — замерзшие губы едва двигались, слова старпому давались с трудом. Однако Крайнов старался держаться «молодцом», хотя и с большим трудом — уже хотелось пойти на лодку, к себе в теплую каюту и… выпить «шила», «для согрева»? Но «актер» «спектакль» должен доиграть до конца, иначе он — плохой актер, не настоящий…

— Артемьев! Ну — ка передай майору коробку с «пряниками»! — «панты хуже неволи», и в этом был весь Царь. От этого барского снобизма «хромого только могила исправит». Вестовой же из офицерской кают-кампании и по совместительству «главный по тарелочкам», то есть заведующий провизионной кладовой № 2 с гастрономическими «деликатесами», «коими потчуют господ офицеров», старшина почти насильно «всучил» коробку с консервами и шоколадом совершенно обалдевшему и растерявшемуся «от таких щедрот» майору Быкову.

— Бери, бери, майор! А то будешь говорить потом, что подводники все жмоты и крысы жадные?! — Мещеряков был в своем «амплуа» «щедрого барина».

— Берите, не отказываетесь! И спасибо за помощь! — Крайнов пожал заместителю начальника ракетным арсеналом майору Быкову свободную от ноши правую руку. Морпех расчувствовался и долго крепко жал руку подводников поочередно и благодарил, благодарил:

— Большое спасибо! Так много всего? Может не надо столько? Куда нам… всего этого?

— Берите, берите, пригодиться — «воды напиться»? И еще раз спасибо за помощь! И… счастливого пути назад! — казалось, что подводники «переборщили» с подарками, и «благодарный» командир конвоя никогда не уедет от пирса. Но Быков, понимая, что дальнейшее промедление уже выглядит явным «перебором» («хозяева» начинали терять терпение и нервничать»), уселся в «уазик» и дал «отмашку» на движение. Конвой тронулся, машины дали прощальный гудок клаксонами, и вскоре ракетовозы уже пылили по дороге от причала к поселку…

— Сергей Васильевич! Да ты совсем замерз, пойдем — ка обедать и греться!? Тем более, что командир с адмиралом уже пообедали. Офицеры тебя ждут — твоей «отмашки»?

— Да, Царь, что-то я проголодался — голодный как черт!? Да и устал чертовски — пора перекусить и передохнуть манеха. — Крайнов вдруг преобразился, ожил и даже заулыбался: панибратство Мещерякова освежающе и согревающе подействовало на старпома. Конечно, это «царственно барское» панибратство младшего по званию и по должности, а значит, подчиненного иногда коробило капитана второго ранга Крайнова, но если пользуешься иногда «царскими подарками», то тогда и приходиться «наступить на горло собственной гордости»? А как иначе — иначе никак!? Старпом как бы шутя, уступил помощнику по снабжению командира идти первым на корабль, однако Мещеряков не принял столь «щедрого» жеста, повинуясь флотской субординации — пропускать начальника вперед:

— Нет, нет, Сергей Васильевич! Только после вас?!

— Да ладно, «ваше величество», ступайте вперед! Не гоже Царю посередь холопа идти! — безусловно, ирония Крайнова была не случайна — ее природа как раз «лежала» или исходила из этого «снисходительного панибратства», которым нередко злоупотреблял «главный снабженец» «Златоуста»…

Немного замешкавшись у трапа, тем не менее, офицеры, быстро взбежав по трапу и откозыряв корабельному флагу, почти бегом пробежали по верхней палубе и исчезли в «брюхе» ракетоносца. Придя в свою каюту, Крайнов переоделся из «рабочего» в офицерскую кремовую рубашку, снова налил «писярик шила» в стакан, разбавил спирт немногим количеством воды из-под крана и залпом выпил. Спирт или по-флотски «шило» сразу согрело тело изнутри, обжигающе пробежав по горлу в желудок, согревая легкие и кровь. «Не пьянства ради, а здоровья для…!» — Крайнов улыбнулся своему отражению в зеркале умывальника, выключил свет в каюте и покинул свою «берлогу», весьма довольный собой. Теперь можно и пообедать, ибо главное дело сделано — новая ракета «сидела» в шахте…

В кают-кампании, где уже собрались все офицеры лодки (кроме командира крейсера капитана первого ранга Французова и «гостя» контр-адмирала Порошина), включая даже дежурного по кораблю «химика» старлея Шилова, все ждали только старпома. Точнее, его отмашки: «Прошу к столу»! Что, собственно, старпом и сделал, едва войдя в салон:

— Товарищи офицеры! Прошу к столу и приятного аппетита!

— Приятного аппетита! — дружно отвечали подчиненные, быстро занимая и усаживаясь на свои «штатные» места, не скрывая этого самого «приятного» и волчьего аппетита. Ели почти молча и очень быстро, торопясь не успеть. Лишь изредка окликая вестовых принести то «первое», то «второе». Вестовые носились как угорелые, точно на пожаре — все куда — то спешили: только Царь никуда не торопился и ел медленно, тщательно прожевывая и пережевывая маленькие кусочки еды и делая маленькие глоточки компота, запивая эти самые маленькие кусочки еды… «Царь — он и в Африке царь!». Когда с основными «блюдами» было почти покончено, в кают-кампании как всегда (это стало уже «хорошей и постоянной» традицией) возник спор — дискуссия «о вреде алкоголизма». Точнее, кто-то из офицеров обратился к Мещерякову по поводу отсутствия «положенных подводникам «фронтовых»»: когда — то и довольно давно, «единогласно» было принято «историческое» решение — пить не по сто граммов сухого вина ежедневно («ибо 100 грамм вина — это как «слону дробина»»), а по двести, но через день!? И сегодня как раз и был именно «такой пьяный» день, однако никакого вина на столах не было? Собственно, это «нештатное» обстоятельство как раз и стало предлогом — поводом «начать» «дискуссию»: почему снова «сухой» обед?

— Об этом не меня следует спрашивать, а замполита! — без лишних эмоций и телодвижений, как бы нехотя, как ел, так и ответил Царь, «переведя стрелку» на «главного партайгеноссе». В ответ, капитан третьего ранга Виктор Степанович Синяков и по совместительству заместитель командира корабля по политической части и парт политработе буквально «взорвался», возмущенный таким «недопониманием» офицерами — коммунистами «политики партии в области антиалкогольной борьбы с пьянством и алкоголизмом»:

— Товарищи офицеры! Ну как вы не понимаете, что мы пропускаем сегодня, чтобы выпить — отметить наш уход на боевую службу? Это же ясно, как божий день!

— Но тогда и послезавтра тоже должен быть «пьяный» обед! — не сдавался «главный «рогатый»» кавторанг Бессонов, вероятно уже сделавший точный «математический» подсчет «положенного» спиртного. Однако замполит не сдавался или «тупил»:

— Как это послезавтра тоже?!

— «Это же ясно, как божий день!?» — ерничал уже «бык», то есть командир БЧ-5 капитан второго ранга Владимир Владимирович Барановский, передергивая слова самого оппонента — замполита. — Сегодня мы должны были пить за вчера и сегодня? А послезавтра, соответственно, за завтра и послезавтра! Или я что-то недопонимаю в этой «арифметике», господа офицеры? А?

На Синякова было больно смотреть — он напоминал красного пучеглазого морского окуня. Аж побагровел то ли от возмущения, то ли от собственной тупости. Однако главный партийный «идеолог» не думал так просто сдаваться и решил апеллировать к «старшему начальнику», то есть к Крайнову:

— Сергей Васильевич, ну скажите вы им, что мы и так не должны пить вино!? Хотя бы в рамках антиалкогольной Программы партии! Ну что вы молчите?

— А что я могу возразить моим офицерам — они правы! Раз положено «довольствие», то извольте выдать!

— Однако я от вас не ожидал такого (свинства)… недопонимания? Это просто возмутительно! — замполит буквально из багрового превращался в лилово — сливовый, соответствующий своей фамилии. Синяков собирался сказать еще что-то «о непонимании партийной линии и перестройке», но голос командира корабля капитана первого ранга Французова, раздавшийся из громкоговорителя внутрикорабельной связи не дал ему это сделать:

— Командирам боевых частей, начальникам служб — прибыть на ЦКП (центральный командный пункт АПЛ) к командиру корабля!

— Извини Виктор Степанович! Продолжим наш «диспут» за ужином! А сейчас нам пора на ЦКП! Кстати, это всех командиров БЧ касается — прошу поспешить и не задерживаться нигде по дороге!

На этой «мажорной ноте» обед для старших офицеров — командиров закончился. Однако «молодежь» продолжала еще «дискутировать» и «высчитывать» «баланс» «сухих» и «пьяных» дней. «Отцы — командиры» же быстро поспешили исполнять приказ командира крейсера. Прибыв на ЦКП некоторое время офицеры в ожидании прибытия вызвавшего их «старшего на борту начальника» негромко переговаривались — всех интересовала та спешность и причина «малого сбора». Однако, даже старпом ничем не мог помочь в удовлетворении любопытства своих подчиненных. Тем не менее, субординацию на флоте никто не отменял:

— ЦКП — каюте командира корабля! Товарищ капитан первого ранга! Командиры боевых частей, начальники служб по вашему приказанию собрались на ЦКП! Доложил старший помощник командира корабля, капитан второго ранга Крайнов! — старпом, связавшись по корабельной связи с каютой Французова, известил того об исполнении командирского приказания.

— «Добро», Сергей Васильевич! — приняв доклад, каперанг тут же отключился. О чем погасла — просигнализировала лампочка на приборной панели переговорного устройства корабельной связи. Через минуту Французов уже входил на центральный КП «К-921», но не один, а в сопровождении адмирала Порошина, пропуская того вперед согласно корабельного устава и флотской субординации («Как старшего начальника»: и по званию, и по должности). И, тем не менее, согласно статей — положений того корабельного устава, командир крейсера скомандовал своим офицерам:

— Внимание, товарищи офицеры! — сам принял положение «смирно», и его подчиненные поступили аналогично. Тем самым оказывая уважение старшему начальнику, коим для них являлся командующий подводными силами КСФ адмирал Порошин:

— Здравствуйте, товарищи офицеры! — спокойным и даже мелодичным баритоном поздоровался «главный подводник Северного флота».

— Здравия желаем, товарищ адмирал! — негромко, но достаточно дружно и согласовано отвечали офицеры крейсера «Златоуст», что было отмечено Порошиным:

— Хорошо отвечаете, дружно!

Однако, в отличие от матросов, офицеры в ответ на одобрение начальника воздержались от ответного: «Служим Советскому Союзу!», лишь усмехнувшись в ответ. Порошин тоже не настаивал на точном исполнении приветствия, ограничившись коротким:

— Вольно!

— Вольно! — продублировал адмирала командир крейсера. «Главный подводник» продолжил:

— Товарищи офицеры, прошу вашего внимания: я собрал вас здесь, чтобы лично провести с вами инструктаж и поставить вам лично и всему экипажу подводного ракетного крейсера стратегического назначения «Златоуст» боевую задачу на предстоящую боевую службу (БС), которые вам ставит командование флотом, наша партия и правительство! — внезапная метаморфоза — трансформация внезапно произошла как с голосом адмирала, так и с самим начальником: голос из бархатно — мелодичного стал железно — жестким, металлическим. А сам Порошин вдруг превратился из «старичка — добрячка» в этакого воеводу — богатыря, одномоментно став сразу и выше на несколько сантиметров, и шире в плечах.

Это внезапное «волшебное» превращение — перевоплощение сразу всем присутствующим показало всю серьезность момента — вся та многомесячная подготовка к предстоящей «когда — то в будущем» (через несколько месяцев, недель, дней…) вдруг одномоментно закончилась вот прямо сейчас, в «эту самую минуту»? И так долго ожидаемая «автономка», подобно мчащемуся издалека навстречу поезду или автомобилю, вдруг оказалась прямо здесь, совсем рядом, вот она!? Ждали, ждали, поглядывали, не едет ли? А она взяла, да и приехала — причем оттуда, откуда совсем ее и не ждали? «Приехала» с прибытием на борт «К-921» контр-адмирала Порошина, который продолжал «вещать подобно вещему Олегу»:

— Не буду останавливаться на сложности современной международной обстановки, однако хотел бы отметить только один момент: по заявлению министра ВМС США Лемана, «что единственной угрозой национальной безопасности Америки являются русские подводные лодки»?! Я бы хотел только поправить американского адмирала: не «русские», а «советские»! Однако хотел бы так же отметить, что это не только констатация (и весьма примечательная?) нашего достижения в паритете расстановке сил на море, но и весьма лестная и показательная оценка нашего с вами ратного труда! Нашей с вами, товарищи, успешной боевой подготовке — на страже завоеваний социализма и мира во всем мире!

Гул одобрения со стороны своих подчиненных подстегнул Порошина к большей откровенности, нежели он собирался сказать. В глазах комсостава корабля он увидел единомышленников — людей, готовых по первому приказу пойти в бой или даже пожертвовать своими молодыми жизнями во имя своей страны и своего народа! А значит, в ответ на эту готовность к самопожертвованию и он, командующий этими самыми героями — подводниками, как их командир, просто не имеет право скрывать от них что-то, не договаривать, быть не до конца откровенным… Поэтому, готовясь к этой встречи и подготавливая заранее свою речь, адмирал решил отказаться от первоначального «плана» и вдруг высказал то, чего он не должен бы говорить и чего от него не ожидали услышать? Даже внутри атомной подлодки, находясь здесь, на ЦКП, как внутри банковского сейфа?! Контр-адмирал практически в деталях и попунктно пересказал «сов. секретный» план на БС, который он передал ранее Французову в пакете с сургучовыми печатями. То есть, фактически Василий Алексеевич Порошин, командующий подводными силами Краснознаменного Северного флота и контр-адмирал, сознательно намеренно разгласил военную государственную тайну, чем опять же сознательно совершил должностное преступление!? Но так ли это? Мог ли «главный подводник Северного флота» скрыть от своих подчиненных, отправляя их фактически в бой, что, возможно, выполняя его, контр-адмирала Порошина, они могут погибнуть? Что опасаясь именно их, героев подводников, американцы могут, скорее наверняка в случае малейшей угрозы для Америки (а такая угроза вполне реальна в силу той провокации, которую планирует советское политическое руководство своим «неожиданным и внезапным» пуском баллистической ракеты от североамериканского побережья?) уничтожат советский ракетоносец после пуска!? И это будет началом последней в истории мира ВОЙНЫ, «началом конца»!!! Василий Алексеевич Порошин, прежде всего как офицер и не просто честный человек, а человек Чести, прежде всего, был честен перед собой и теми, кто доверял ему свои молодые жизни — «Мы ответственны за тех, кого мы приручили»! Я хотел бы немного перефразировать французского писателя и военного летчика, исправив «приручили» на «нам доверяют»! Неужели в Кремле виднее политические горизонты, нежели здесь, на Северах? Неужели авантюры Афганистана, сбитого над Камчаткой южно — корейского «Боинга», Чернобыля ничему не научили «советские партию и правительство», от «лица» которых контр-адмирал Порошин сегодня отправляет эту молодежь на боевую службу, в самое «империалистическое пекло», «на передний край борьбы с американским милитаризмом»!? Если изложить кратко, то суть заключалась в нескольких предложениях — тезисах: «во-первых, по возможности, прежде всего во время всей боевой службы, включающей переход к району боевого патрулирования с преодолением как минимум двух рубежей противолодочной обороны НАТО; затем «К-921», находясь в районе боевого патрулирования должна подготовиться к учебно — боевому пуску; успешно провести сам пуск баллистической ракеты и, быстро покинув район пуска, продолжить боевое патрулирование (дежурство) вдоль атлантического побережья Канады и США, находясь в непосредственной близости от мест базирования ВМС США. Во-вторых, самое главное — это сохранение максимальной скрытности, то есть исключение любого контакта с вероятным противником, дабы «практический пуск стал бы полной неожиданностью и «отрезвляющим душем» для американцев и их сателлитов по военно — политическим блокам»? И, наконец, в — третьих: помимо ракетной стрельбы необходимо провести ряд «опытных экспериментов» по преодолению тех самых противолодочных рубежей, параметры их «комплектующих» гидроакустических буев, а также постановка советских аналогичных гидроакустических буев непосредственно на путях коммуникаций американских подводных лодок и вблизи мест их базирования с целью определения их «паспортных данных», то есть индефикации!». Вот, собственно, так просто и вкратце я сейчас изложил ту задачу, которую «советское командование, партия и правительство поставили перед экипажем подводного ракетного крейсера стратегического назначения (ПРКСН) «Златоуст» на предстоящую боевую службу (БС) в северной и центральной Атлантике.

— Вопросы есть? — Порошин даже испытал некоторое облегчение от того «груза», что высказал то, что тяжелым камнем лежал на сердце.

— Разрешите, товарищ адмирал! — это был «доктор», то есть начальник медицинской службы (Нач. МС) старший лейтенант Константин Кувшинов, только три года назад окончивший Военно — медицинскую академию им. Кирова (ВМА) в Ленинграде. Костя, кроме постановки градусника или раздачи иногда таблеток, больше не имел никакого «боевого» опыта — «служба как в раю», то есть все моряки экипажа практически здоровы. «Казалось бы, служи и радуйся — чем ты недоволен? А он с «дурацкими» вопросами к начальству лезет?» — по крайней мере, по удивленно-возмущенному взгляду замполита можно было сделать именно такой вывод.

— Да, конечно, товарищ…? — казалось, что Порошин даже вздрогнул от неожиданности, ибо никак не ожидал вопроса от нач. меда.

— Старший лейтенант Кувшинов! — «доктор» от смущения и своей природной скромной интеллигентности густо покраснел, однако все же задал адмиралу интересующий и не только его, но и многих вопрос: А сколько продлится боевая служба, если не секрет?

— Не секрет, товарищ Кувшинов! Полагаю, что максимум 70–75 суток, не более того! — и сразу как-то напряжение, та тяжесть, которая висела в воздухе душного отсека подводной лодки, все рассеялось как утренний туман. Офицеры вдруг все расслабились, зашептались, кто-то засмеялся: даже возмущенно — «грозный» замполит что-то у кого то спросил или чего-то сказал. Казалось, люди вдруг ожили, расслабились — будто и не было накануне жесткого разговора! «Ничто человеческое нам не чуждо!». Адмирал сразу, как опытный командир и чуткий руководитель, заметил эту метаморфозу, уловил «весну» в воздухе и «отковал железо, пока оно горячо»:

— И самое главное, что командование для каждого из вас хотело бы донести? — на это раз серые глаза Порошина уже не отливали свинцом, а светились ярким «серебром». — Есть, как говориться, «кнут»? Но есть и «пряник»! И в качестве «пряников» могу твердо пообещать, что по возвращению в базу весь экипаж две недели проведет в санаториях МО. Причем, семейные офицеры и мичмана могут отправиться на отдых в любой из санаториев по выбору вместе с семьей — с женами и детьми. Далее, за время БС служба засчитывается как один день за три: ежемесячное денежное довольствие тоже тройное — два оклада в рублях, один — в «боннах». Если есть желание купить автомобиль, пишите рапорт — к Новому Году будет вам любое авто! Хоть «волга», хоть «жигуль», а лучше новый «москвич» АЗЛК!

Офицеры восторженно загудели, точно пчелы, радующиеся обилию цветов на лугу. «Пряники» явно были по вкусу и по душе подводникам — командирам, однако не был бы Порошин «слугой царю, отцом солдатам», то есть «полным и полноправным властителем тел и душ своих подчиненных», если бы «на десерт» не оставлял «праздничный салют» (правда теперь почему — то этот прием называют «контрольным выстрелом»):

— И самое главное! — «главный подводник» улыбался. Офицеры крейсера настолько оживились, что даже «шиканье» «тише, товарищи, тише!» замполита не возымели эффекта, пока уже Французову не пришлось успокаивать своих подчиненных:

— Внимание, товарищи офицеры! — негромко, но достаточно твердо командир сразу же показал, «кто в доме хозяин». Разговоры, смешки сразу прекратились: наступила тишина, что даже слышно было тиканье стрелки корабельных часов, висевших на переборке отсека. Выждав нужное время для «театральной паузы», адмирал «выстрелил главным калибром» — оглушил:

— По итогам выполнения боевого задания БС отличившиеся будут награждены правительственными наградами — орденами и медалями. Все, я подчеркиваю, все офицеры лодки будут рекомендованы на вышестоящие командные посты и получат новые назначения. Те из вас, кто пожелает продолжить обучение в академиях или в высших офицерских курсах (классах), получат такую возможность!

Несмотря на строгость Французова, присутствия адмирала и «увещевания соблюдать тишину» Синякова гул одобрения и радостные эмоции буквально захлестнули командиров БЧ и служб — офицеры не могли скрыть своих эмоций, которые буквально клокотали в их душах, как борщ в скороварке. Казалось бы, что подводники сейчас поднимут на руки Порошина и начнут его качать, качать, качать… Когда эмоции и страсти понемногу улеглись, и люди немного успокоились, «главный подводник» и полный кавалер ордена «За службу Родине» еще раз напомнил всем присутствующим, что «важно помнить о строгом выполнении приказа и верности присяге»:

— Товарищи офицеры, еще есть вопросы ко мне? — Порошин теперь смотрел на своих подчиненных как купец, купивший «всех и вся с потрохами», «со всем нутром и ливером», то есть целиком и полностью, то есть всех оптом.

— Никак нет! — громко и дружно отвечали офицеры крейсера, из которых буквально фонтанировали радость и обожание своего «главного начальника и отца — кормильца».

— До свидания и до новой встречи у себя дома, в родном Гаджиево после возвращения с боевой службы! И «семь футов вам под килем»!

— До встречи, товарищ адмирал! — подводники буквально светились от счастья. Они в лепешку разобьются, а приказ — наказ своего «батьки» адмирала выполнят. У Порошина отпали последние сомнения в правильности своего выбора: «Правильно, что я «поставил» на Французова — отличный командир, отличный сплоченный экипаж — боевой корабль готов успешно выполнить любую, даже самую сложную и ответственную боевую задачу!». Теперь можно спокойно, с чувством хорошо сделанной работы и выполненным долгом ехать — докладывать командующему — ПРКСН «Златоуст» к бою и походу готов!

— Александр Андреевич, проводите меня до трапа! — Порошин, обращаясь к командиру корабля, повернулся уже к выходу из ЦКП и увидел, как французов кивнул Крайнову, чтоб тот скомандовал. Старпом по одному взгляду — кивку командира мгновенно среагировал (что не ускользнуло от адмирала, который отметил полное понимание у командиров лодки):

— Внимание, товарищи офицеры! — подводники приняли положение «смирно», тем самым оказывая свое уважение — почитание старшего начальника.

— Вольно! — уже выходя — покидая отсек, скомандовал адмирал.

— Вольно! — продублировал капитан второго ранга Крайнов, но офицеры продолжали стоять по стойке «смирно», пока спина Французова не исчезла в главном корабельном коридоре корабля.

Войдя в каюту командира корабля, адмирал быстро одел шинель, белое кашне и «точно аэродром» черную фетровую фуражку, украшенную широко раскинутыми золотыми «клешнями» адмиральским «крабом» и почти шепотом повторно напомнил Французову ранее состоявшийся разговор:

— Заклинаю тебя, Саша, только не подведи меня! И будь предельно осторожен!

— Обещаю, что не подведу и вас, и оправдаю ваше доверие!

— Верю и надеюсь, что все будет в порядке! — Порошин быстро вышел и каюты, Французов последовал за ним, чтобы проводить своего старшего начальника. Офицеры прошли по главному коридору, поднялись по трапу в рубку и вышли на верхнюю ракетную палубу. Дойдя до корабельного трапа, командир крейсера остановился, чтобы согласно корабельному уставу (ритуалу проводов начальника) «проводить» «главного подводника Северного флота»:

— Смирно!

— Вольно! — быстро сойдя с трапа, козырнув корабельному флагу, Порошин открыл дверцу со стороны пассажирского сидения впереди, сел в белую «волгу» и скомандовал водителю: «Поехали!». При этом адмирал не обернулся — плохая примета? Подводники — народ суеверный, верят в приметы: кому на роду написано сгореть в огне, не утонет!?

Командир крейсера немного постоял на юте, смотря — провожая удаляющуюся адмиральскую машину и думая о чем — то своем, потом резко повернулся и быстро вошел в лодку. И сразу же ощутил то «празднично-восторженное» возбуждение или предпраздничную суету, которая бывает лишь накануне какого-то приятного события вроде Нового Года или Дня ВМФ: все носились по лодке как угорелые, даже последний «карась» суетился «на вверенном ему боевом посту», «дабы все блестело яки медный пятак». По всей видимости, «отцы — командиры», то есть командиры БЧ и служб уже успели донести до своих подчиненных «всю важность оказанного высокого доверия экипажу крейсера со стороны командования»: строго соблюдался корабельный распорядок — проворачивание оружия и технических средств, развод и смена нарядов на вахту и работы, большая приборка и, наконец, долгожданный… ужин! Как говориться: «Война войной, а прием пищи личным составом — по расписанию!».

Во время ужина в офицерской кают-кампании эта «восторженная предпраздничная» атмосфера не только не спала, а, кажется наоборот, только возросла — даже «зеленые» лейтенанты, прибывшие на лодку с курсантской скамьи только несколько месяцем назад и не сдавшие еще даже «допуск» на самостоятельное управление, и даже они «делали ставки» на дальнейшую перспективу по росту по службе после «боевой». Что уж тогда говорить про «матерых» «быков» (командиров БЧ), которые уже предвкушали свои карьерные «высоты», будущие должности и звания. Точно они уже прошли боевую службу, успешно выполнили боевые задачи и вернулись домой, в родную базу Гаджиева и уже ждут «подарки» командования. Все беспечно радовались своим «открывающимся перспективам», полагая, что экипажу предстоит не серьезная боевая работа, а увеселительная прогулка на круизном лайнере, с «комфортом»? Наивное заблуждение, но они же люди — и ничего человеческого им не чуждо! Ох, как часто это «нечуждая человечность» выходит морякам боком: некоторые называют это «феномен» «законом подлости» или «синдромом возвращения домой»? К сожалению, многим не суждено будет вернуться домой! Светлая им память! Аминь! А пока…

В перерывах между сменой блюд (ужин на корабле по меню аналогичен обеду, то есть салаты — закуски, «первое», «второе», сок или компот) офицеры живо обсуждают «десерт от адмирала», в том числе повышенное денежное довольствие, возможность купить автомобили и другие материальные «радости» вроде импортной мебели, цветного телевизора с декодером или «видак». Крайнов тоже как бы был вовлечен в этот «круговорот всеобщего веселья» — что-то кому — то отвечал, смеялся над чьей-то давно «заезженной, как старая пластинка» шуткой вроде штурманского анекдота «про тепло одетого гуляющего мужа», сам пытался шутить. Французов же только снисходительно улыбался — ему была приятна эта «непринужденно балагурная» атмосфера, царившая в корабельной кают-кампании. Он, командир подводного ракетоносца, был среди своих офицеров «как рыба в воде», «свой, в доску, парень»: любим и уважаем, то есть, говоря служебным языком военного журналиста или кадровика — «пользуется заслуженным авторитетом среди своих подчиненных». Безусловно, до «высот» (авторитета) адмирала Порошина ему «как от Земли до Луны», но сегодня он усвоил урок — как можно и нужно повышать «градус» уважения к командиру через предвкушение будущих удовольствий? Александр Андреевич решил проверить на «практике», хорошо ли он усвоил этот урок?

— А, что, товарищи офицеры, не отдохнуть ли нам всем (экипажу) сегодня вечером и не посмотреть ли хороший фильмец по ВПУ (корабельная система видео показывающего устройства)? А, Виктор Степанович (замполит), вы не против?

Не успел Синяков что-то возразить на это командирское предложение, «отличающееся своей новизной», как со всех сторон (концов) кают-кампании посыпались разные многочисленные предложения вроде давно «затертых до дыр» и много раз смотренных: «Приключение Шерлока Холмса и доктора Ватсона», «Место встречи изменить нельзя», «Белое солнце пустыни», «Три мушкетера» и других. Замполит хотел было возразить, но переть против течения — все равно, что ссать против ветра?! И сыро, и запах неприятный от мочи! Неожиданно «главного борца на идейно — идеологическом фронте пропаганды и агитации» выручил (?) «чекист», представитель особого отдела капитан-лейтенант Смольников:

— Я тут у местных «аборигенов» видео кассету с каким-то «Терминатором» конфисковал, пока мы «грузились»! Представляете, в местном экипаже «годки» совсем оборзели — прямо в «красном уголке» «порнуху» смотрят? Нет, ну представляете, товарищи офицеры, каковы а?

— От скуки на все руки! У них вместо мозгов за три года одна сперма! — капитан второго ранга Бессонов.

— Вадим Алексеевич! Ну, вы вообще? Как можно так говорить? — замполит и так «кипел как чайник» от возмущение, но «этого солдафонства» от «рогача» стерпеть уже не смог. Но Бессонов не унимался, войдя во вкус:

— А чему вы удивляетесь, Виктор Степанович — в двадцать лет и три года без баб? Да они думают не головой, а «головкой»… «самонаведения»!!! Ха-ха-ха! — командир БЧ-2 громко и раскатисто рассмеялся, увлекая многих других, «менее морально устойчивых» офицеров. Это хамство «быка» могло закончиться грандиозным скандалом, но Французов быстро среагировал как вратарь на мяч, взяв ситуацию под контроль, при этом «потушив искру разгорающегося пожара»:

— Ну, так что, принимается предложение товарища Смольникова — «Терминатор» так «Терминатор»! — Французов как бы своим волевым единоличным решением поставил «точку», ограничив дальнейшее обсуждение или споры. — Товарищи офицеры, ужин окончен! Все свободны! Единственно, прошу задержаться товарищей Крайнова, Синякова и… Бессонова!

Капитан второго ранга Бессонов уже был на выходе из кают-кампании, когда приказ командира его остановил. Когда офицеры экипажа, кроме названных командиром корабля, покинули салон, Французов обратился к Бессонову:

— Какая муха тебя укусила, Вадим Алексеевич? Какой пример ты подаешь молодым офицерам? Что можно вот так «шутить» в кают-кампании? Или ты нас не уважаешь на столько, что можешь себе такое позволить? А?

— Да я как-то не подумал, Александр Андреевич! Извините меня, пожалуйста, больше такого не повторится! — беспечная блажь деревенского полудурка быстро слетела с только что, буквально несколько секунд назад, с беспечно безмятежного лица командира БЧ-2.

— Не подумал он! — это буркнул Синяков. Замполит был злопамятен и долго помнил причиненное ему зло или оскорбление. Крайнов молчал, ожидая реакцию Французова и зная очень хорошо, еще с курсантской скамьи, что Саша Французов умеет «поставить в стойло» («обломать рога») любого зарвавшегося подчиненного. И эта реакция не заставила себя долго ждать:

— Кстати, Виктор Степанович, вас это тоже касается?

— Это почему это? — замполит от «праведного гнева» на командирскую несправедливость сразу превратился «в сеньора помидора». — Я — то тут причем?

— Как раз и притом, что у вас с командиром БЧ-2 уже с обеда перепалка началась: то вы вино делите, то у вас политзанятия «не так проводятся» в БЧ-2, то еще какие — то придирки! Я требую от вас, товарищи офицеры, соблюдать дисциплину и впредь любые разногласия или споры, дебаты и диспуты о том, кто прав, а кто виноват, должны быть прекращены! Вам ясно?

— Ясно! — Бессонов явно был обескуражен информированностью командира и неожиданной его поддержкой. Однако замполит «остывал» медленно, в силу своего мелочного злопыхательного характера:

— Но позвольте, товарищ капитан первого ранга! Он меня оскорбил, и я еще и виноват! Я так этого не оставлю — я буду жаловаться начальнику политотдела дивизии!

— Это ваше право, товарищ капитан третьего (Французов специально сделал ударение именно на слово «третьего», как бы подчеркивая служебную дистанцию между ними)! Но я вас предупредил и больше предупреждать не буду! Свободны все, кроме Крайнова! Сергей Васильевич, прошу вас доложить мне о приемке боезапаса! Все в порядке?

— Так точно, товарищ командир: все прошло в штатном режиме, без происшествий! — Крайнов сам был не меньше удивлен осведомленностью Французова о тех «вещах» (разногласиях — спорах), при которых он лично не присутствовал и о которых по определению знать не мог: «Однако у нас в экипаже завелся «стукачек»!? Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!». Замполит вылетел из кают-кампании «пробкой», весь такой возмущенный и кипящий от негодования. Но Бессонов чуть задержался, чтобы услышать ответ старпома — будет ли Крайнов докладывать «кэпу» о тех многочисленных неудачных попытках погрузить «эту чертову» ракету в шахту, однако старпом об этих «неудачах» умолчал. «На нет и суда нет»! — решил для себя командир «ракетчиков» и вышел из кают-кампании вслед за замполитом. Капитан первого ранга Александр Андреевич Французов, казалось бы, даже не заметил гнев своего зама по воспитанию личного состава, спокойно дождался ухода подчиненных и продолжил «индивидуальное общение тет — а — тет» уже со своим замом по службе, то есть с капитаном второго ранга Крайновым. Старпом же, зная, как Французов умеет «вставлять «фитиль»» за нерадивость в службе или в быту, приготовился к аналогичной «порке» от своего командира, судорожно перебирая в уме все свои «косяки и грехи», дабы как-то оправдаться или объяснить тот или иной свой или чей — то проступок в глазах командира корабля. Однако, каперанг опять удивил старпома и прежде всего своей откровенностью и… опять же осведомленностью:

— Сергей Васильевич! Мы с тобой знаем друг друга еще с того дня, когда ты только появился в училище в первый раз, сразу после поступления! Так?

— Так точно! — и снова Крайнов думал, гадая, к чему эта «прелюдия» в конце концов приведет. Командир же, казалось, не торопился с разговорами, сделал выжидательную паузу, прямо смотрел в глаза старпому. Как бы испытывая того, правдив старпом или не до конца откровенен, а значит и не ответит или соврет на прямой и честный вопрос. То ли удостоверившись, что «старый боевой товарищ» готов уже к серьезному разговору «по душам», то ли все эти сомнения ровным счетом уже никак не изменят положения дел и череду последующих событий, называемых Судьбой, но командир вдруг заговорил очень прямо, жестко и откровенно, по — мужски:

— Буду с тобой откровенен — Порошин мне рассказал о «походах — заходам» к командующему флотом через члена Военного Совета комдива и нач. ПО с просьбами назначить именно тебя командиром лодки? Поверь, Сергей, я на этот мостик не просился — служил себе на Камчатке и не предполагал обо всех этих «интригах мадридского двора»!? Однако мне предложили командовать крейсером, и я согласился! Но, я буду честен: даже если бы я и знал, что меня назначают командиром вместо тебя, Крайнов, я бы не отказался от должности, несмотря на нашу дружбу — приказ есть приказ! Мы — офицеры, эта наша обязанность — служить Родине! Это во-первых, а во вторых: окажись ты на моем месте — ты бы сделал тоже самое! И я бы тебя понял и не осуждал. Согласен?

— Наверное! Не знаю!?

— Да не «наверное», а так и есть, Серега! Я даже не сомневаюсь, я уверен — мы с тобой, как говориться в мультфильме про Маугли, «одной крови», а значит, и мыслим — думаем одинаково. — Французов снова на время замолчал, давая возможность другу обдумать — понять сказанное. Крайнов тоже молчал, ждал, куда этот разговор их доведет в конце концов. Командир, выждав положенную паузу, продолжил:

— Но это не самое главное — кто кого подсидел! А главное в том, что сказал мне перед отъездом Порошин? — командир крейсера внимательно посмотрел прямо в глаза своему старпому. Потом приблизился ближе, чтобы его откровение не стало «добычей» чужих ушей и почти шепотом продолжил:

— Летом я уеду на учебу в Академию Генштаба, а ты примешь командование кораблем! — командир улыбнулся, даже засмеялся, увидев реакцию и широко открывшиеся вдруг от этой новости и удивления глаза Крайнова.

— Как это?

— А вот так «это»! Успешно пойдем БС, потом отпуск, текущий ремонт и летом на учебы — вот такая у Шарика «перемена в карьере»!? Ну, что, старпом, послужим или как?

— Послужим, конечно, послужим, товарищ командир! — Капитан второго ранга сразу же заулыбался, настроение Крайнова явно улучшилось. Даже легкий румянец, будто у той «гимназистки от мороза чуть пьяной», заиграл на его щеках. Но Французов не был бы «иезуитом Бельмондо», если бы не использовал свои «опыты — фокусы» как «ставить в стойло норовистых рысаков»:

— Вот только, Сергей Васильевич, дай мне слово, что больше не будешь пытаться… сигануть с ракетной палубы в море? — стеганул наотмашь, как отрезал — отрезвил кэп. Крайнов аж от удивления рот открыл и ловил этим открытым ртом «як жаба мух» или «рыба воздух», не в силах что-либо сказать в ответ: «Откуда он знает про утренний инцидент? Кто же ему «стучит»?»

— Удивлен, что я знаю? Учись, старпом, пока я жив: командир должен знать обо всем, что твориться на корабле, даже тогда, когда его нет! Усек?

— Усек! — Крайнов был и поражен, и восхищен одновременно своим командиром и старым товарищем по училищу. «Вот человек, настоящий кэп! Не то, что я!» — думал капитан второго ранга, чувствуя с одной стороны справедливость выбора Порошина. Но, с другой стороны, не будь Французова, он бы сейчас, Сергей Васильевич Крайнов, командовал бы «Златоустом». Опять это двоякое чувство собственной неполноценности при виде «супермена» — более успешного и сильного «духом и телом» человека. Как тогда, ранее, с мичманом Шевцовым… «Почему одним природа дает все: красота, ум, сила, карьера… А другим почти ничего? Даже женщины у них красивые, не то что…». Впрочем, Французов уже вышел из кают-кампании, оставив старпома в одиночестве и в салоне, и наедине со своими мыслями…

Лодка затихла после «отбоя», мерно гудят вентиляторы и щелкают приборы. Постепенно затихают, засыпая, какие — то шорохи и шумы. Лишь изредка, в полной тишине и (или) в небольшом мерном шуме работающих механизмом почти шепотом, очень — очень тихо переговаривается вахта, «недремлющее и всегда бдительная» корабельная служба нарядов. Основная часть личного состава уже спит, уставшая от маяты флотской службы — тяжелой мужской работы. Не успела голова Крайнова коснутся подушки, как Сергей буквально провалился как в яму в глубокий тяжелый сон. Все сразу тяжестью как камнем накрыло: и тело, и мысли, и душу. «Неужели этот сумасшедший, полный сумбура, едва не ставший трагическим, то есть последним, и так успешно в плане дальнейшей карьерной перспективы, закончился? Завтра будет новый день! День, полный надежд и испытаний! Каков он будет: светлый и радостный или пасмурный и грустный?». Уже проваливаясь в тяжелый сон — забытье старпому почему-то снились: дед с бабкой, которые ругались по вопросу его, «Сереженькину» воспитанию; мать что-то говорила, как всегда недовольная его невниманием к ней (отца почему-то не было); нелюбимая жена молчала, безмолвно сжав губы в полном презрении к нему, нелюбимому мужчине, «просто соседу по квартире» и не более того, Французов что-то высказывая жестко и строго почему-то майору Быкову?! «Почему он (командир) «строит» Быкова!? Ведь это я виноват, что не смог загрузить в шахту сразу эту распроклятую ракету?». Крайнов мучился, метался во сне, весь в поту… Сначала так долго тянулся этот распроклятый «безумный» день перед «отходом» на БС. Теперь еще и последовавшая за ним ночь также безумно долго тянулась до самого утра. Утра нового дня — того самого дня, когда ПРКСН «Златоуст» должен уйти на боевое задание в западную Атлантику или чтобы кануть в Вечность…

Майор Быков вышел из ангара очень уставший, но довольный проделанной сегодня работой им и его подчиненными. «Молодцы мальчишки, справились! Значит, я что-то еще могу, раз сумел научить. И не только старослужащие, но и молодые «караси» вполне уже самостоятельно научились обращению с боеприпасами любой сложности, даже с ЯБП^[8]!».

— Товарищ майор! Мы закончили! Можно в казарму идти самостоятельно, а не строем? — старшина второй статьи Белов с испачканным графитовой смазкой лицом, тоже уставший выжидающе смотрел на зам. начальника арсенала.

— Подожди, Белов! Сейчас узнаю, может быть на камбузе (столовой) для вас ужин оставили? — офицер не просто «решил проявить заботу о личном составе», Быков действительно был по-хорошему настоящим командиром — требовательным и заботливым, «як родный батька».

— Оставят они пожрать, как же! Да и на камбузе света нет, все закрыто, спят давно! — кто-то из молодых матросов выразил общее мнение. Остальные молчали, понимая, что придется ложиться спать голодными. И тут майор сделал то, что от него никак не ожидали его матросы — «аттракцион невиданной щедрости»? Офицер обратился к старшине и приказал:

— А ну — ка Белов, принеси — ка мне из «уазика» гостинцы, что мне подводники подарили!

— Может не надо, товарищ майор, вам ведь дали! Мы потерпим до утра, до завтрака, не впервой! — несколько сомневаясь в «благородном порыве» командира, но в душе все же надеясь, что Быков не передумает, отвечал старшина.

— Так, делай, что тебе говорят, и не спорь со мной! — Быков был безапелляционен, «сказал, как отрезал». Старшина быстро принес картонный ящик с «подарками» и передал его офицеру.

— Так, что у нас тут есть? — Быков распаковал ящик и стал доставать из «ящика Пандоры» как фокусник разные вкусности — деликатесы: консервы мясные и рыбные, сгущенку, шоколад, консервированные компоты и соки, пряники… Глаза голодных моряков жадно горели. Даже офицер ощутил приступ голода и голодную слюну при виде всего этого «богатства» «подводного воинства».

— Ух ты, как подводники живут! И что я на подлодку не попал служить! — сокрушался все тот же «самый голодный» молодой «карась», «як та слепая девочка из детдома».

— Значит так, Белов! Вот это и одну плитку шоколада я беру домой, жене! А остальное «по — братски» разделите на всех тут присутствующих, я проверю? Что б никто голодным не остался! Понятно? — Быков взял себе только баночку черной икры с осетром на крышке, консервы с оленьими языками в желе и плитку шоколада «Красный Октябрь».

— Так точно, товарищ майор! — почти хором, радостно ответили матросы. Хотя приказание касалось только старшины Белова.

— А теперь бегом марш в казарму, покушать и спать! Ответственный за отбой — старшина второй статьи Белов. Утром проверю, чтоб все тип топ было! Бегом марш! — скомандовал офицер и, затем, долго стоял — провожал взглядом вслед бегущим радостно возбужденным от предстоящего «пиршества» морякам — арсенальным. Проводив взглядом «до дверей» казармы своих подчиненных, майор кинул «остатки сладки» от «былого богатства» на заднее сиденье авто и поехал домой, в поселок, к жене Ларисе и двум своим маленьким сыновьям — Саше и Жене…

Подъем на «Златоусте» решили сделать попозже, как в воскресенье или «в морях», то есть не в «шесть ноль — ноль», а в семь часов утра… Несмотря на будничный, но весьма примечательный для экипажа день — день выхода корабля на боевое дежурство в северную, северно-западную и южную Атлантику для выполнения задач Боевой Службы, поставленных командованием ВМФ, Коммунистической партии и правительства СССР. И, тем не менее, большинство моряков были вялыми, сонными и уставшими — сказывалась напряженная лихорадка по подготовке к выходу в море последних месяцев, недель и дней. Однако радостное возбуждение, постепенно нарастая по мере отхода ото сна, росло — побуждало к энтузиазму и «новым подвигам и свершениям советского народа». Ведь моряки — подводники «кровь от крови и плоть от плоти» и были именно «неотъемленной частью» этой самой «общности новой общественной формации» под именем «советский народ». И именно этот самый народ отдавал последнее, дабы его «кровиночки» подводники — североморцы не только имели самое мощное в мире оружие, но и хорошо питались и ни в чем не нуждались. И именно по этой причине и завтрак подводников был не совсем обычным, а по — праздничному «усиленный» всякими разными «вкусностями» вроде финской «салями» и швейцарского сыра… И это несмотря на то, что уже несколько лет вся остальная страна стояла в очередях за обычной колбасой и костромским сыром, которые можно было купить ограниченное количество по специальным продуктовым талонам. На прилавках гастрономов СССР было «шаром покати», в изобилии была лишь морская капуста да «вечно зеленые» засоленные в вонючих бочках помидоры с квашеной капустой. Все для Флота, все для победы!? Вот только кого и над кем? Вспоминается анекдот того времени: «В местное сельпо должны с утра привезти варенную и ливерную колбасу, поэтому за два часа до открытия магазина начали собираться покупатели. Дело было зимой, холодно, люди мерзнут, злые, голодные, ждут открытия магазина. В восемь утра магазин открыла продавец, запустила людей внутрь и предупредила, что товар (колбасу) распределяет «лично райком» и когда привезут — «огни позвонят». «Соблюдайте порядок, не наваливайтесь на прилавок! Все равно колбасу еще не привезли!». Все молчат, ждут звонка… Наконец, в девять утра раздается долгожданный звонок, народ волнуется: «Когда и сколько привезут? Всем ли хватит?». Выходит продавец с важным видом и заявляет «что колбасы привезут немного, поэтому в райкоме решили… не продавать колбасу евреям за их поддержку сионизма и массовое бегство из СССР на историческую родину — в Израиль? «Они там и так этой колбасы сколько хочешь нажрутся!?. А посему колбасу буду продавать по паспорту (шестая графа — национальность) и по талонам!». Евреи молча покинули помещение сельпо. Далее, в одиннадцать, после очередного звонка, ушли все беспартийные, то есть «несознательная часть советского общества». В час дня лишились такой долгожданной даже ливерной колбаски «жаренной с лучком на постном масле» комсомольцы, затем уже в три часа кандидаты в члены КПСС… В пять остались в одиночестве только ветераны партии, но в восемь продавщица закрыла магазин, сказав, что «колбасы сегодня не будет, поэтому идите по домам!». «Опять этим евреям с беспартийными повезло!?» — возмущались «заслуженные» партайгеноссе, отправляясь по своим домам, чтобы завтра снова вернуться в магазин за «обещанной райкомом» вожделенной колбасой».

Сразу после плотного и вкусного завтрака, который практически длился до самого подъема флага по кораблю раздалась команда дежурного:

— Внимание личного состава! Экипажу приготовиться к построению на… (пауза) причальной «стенке»!

И почти сразу же прозвучал сигнал — ревун, раздалась команда дежурного «повторно» капитан-лейтенанта Беляева:

— Большой сбор! Экипажу корабля построиться на пирсе! Форма одежды номер «четыре»!

И застучали ботинки по трапам и коридорам лодки, загремели люки и двери, как пластины металлофона, зазвенели паелы и ступеньки сходней. Крейсер на какое-то мгновение загудел — зашевелился «як встревоженный улей или муравейник» и вдруг затих, замер… «Будто и нет никого в доме?». Лишь «броняшку» заскрежетав, закрылась за старпомом, вышедшим предпоследним на верхнюю палубу и спустившись по трапу, замершему, принимая рапорт дежурного по кораблю, как и вчера (какое — то «дежавю») о построении личного состава экипажа «К-921» и готовности к подъему флага и гюйса. Последним или «крайним» из «внутренних помещений корабля» точно командор из «Дон Жуана» вышел командир крейсера капитан первого ранга Александр Андреевич Французов.

— Экипаж, равняйсь — смирно! Равнение на… середину! Товарищ капитан первого ранга! Экипаж подводного ракетного крейсера стратегического назначения «Златоуст» на подъем корабельного флага и гюйса построен! Старший помощник командира корабля капитан второго ранга Крайнов! — старпом доложил командиру о готовности к исполнению обязательного корабельного ритуала и встал рядом с Французовым, но чуть позади и держа ладонь у козырька с «дубками».

— Здравствуйте товарищи подводники! — громко и зычно командир поздоровался с личным составом крейсера.

— Здравия желаем, товарищ командир! — очень слаженно и громко ответили моряки — североморцы.

— Хорошо отвечаете! — решил подбодрить подчиненных, а заодно и снова убедиться в своих способностях манипулировать — руководить людьми, Французов.

— Служим Советскому Союзу! — звонко, с улыбками на лицах, отвечали моряки. И почти сразу же раздались сигналы «точного времени» «Маяка»: 1, 2, 3… 9! С девятым «пик» Беляев скомандовал вахтенному офицеру:

— Флаг и гюйс поднять!

— Есть, флаг и гюйс поднять! — вахтенный подвязал полотнище флага к тросику флагштока и поднял корабельный флаг и гюйс — вымпел боевого состава первого эшелона готовности № 1. По громкой связи труба проиграла сигнал «Заря»: «Та — та, ти — та, та — та! Ти — та, ти — та, та, та! Та — та, ти — та, та!».

— Вольно! — откозыряв, скомандовал командир крейсера.

— Вольно! — продублировал команду командира дежурный по кораблю капитан-лейтенант Беляев. Французов же продолжил:

— Внимание экипажа корабля! Слушай распорядок дня на сегодня, 2… сентября 1986 года!

9.05–10. 30 — проворачивание оружия и технических средств, осмотр готовности боевых мест (постов) командирами БЧ и начальниками служб к выполнению задач боевой службы, выходу корабля в море.

10.35–11.30 — Большая приборка внутренних помещений. Доклад командиров боевых частей и начальников служб старшему помощнику и командиру корабля о готовности и устранения всех недостатков (нарушений, неисправностей), обнаруженных в ходе осмотра боевых постов и помещений корабля.

11.30 — ориентировочное время прибытия командования дивизии. Торжественное построение экипажа.

12.00! — Ориентировочное время выхода ПРКСН «Златоуст» в море. Вопросы?

«Всем все ясно! У матросов нет вопросов, коль купили папиросы!» — молчание было более чем красноречивым ответом.

— Вопросов нет! — констатировал капе ранг. — Вольно, разойтись! Командиров боевых частей попрошу остаться на «стенке» для инструктажа, остальные свободны!

— Вольно, разойдись! Личному составу — прибыть на корабль! — продублировал приказ командира Беляев, добавив для «ускорения». — Бегом по трапу!

И снова застучали матросские «прогары» по паелам корабельных трапов, по палубам… Громогласные окрики молодых офицеров и мичманов, подгоняющие тех, кто особо не спешит в душные «казематы» лодки, стараясь глотнуть лишний глоток свежего морского воздуха «напоследок»… Как глоток ключевой холодной колодезной воды в знойный июльский день…

— Начать проворачивание оружия и технических средств. «Корабль к бою — походу приготовить»! — команда по кораблю прозвучала вместе со звуком ревуна «Учебная тревога». Личный состав крейсера, наученный и натренированный многочисленными повседневными занятиями и учениями, быстро «рассосался» по своим боевым постам (БП) согласно боевому расписанию. Механики «разгоняли» реакторы «на высокое», поднимая мощность. Поднимали «пары» на пароперегревателях, экономайзерах и пар турбогенераторах. Подавали дополнительно электропитание на циркулярные и масляные насосы, проворачивали «в холодную» главные гребные валы, соединенные с ГТЗА (главный турбозубчатый агрегат, главный редуктор) главной соединительной муфтой (ГСМ). В общем все как всегда, если не считать, что сегодня лодка уйдет в море и несколько недель проведет на боевом дежурстве в мрачных глубинах Мирового океана, сжимаемая тяжестью гигантского давления миллиардов тонн соленой морской воды — «тяжелой воды»!?

Командир предполагает, а «божественное» начальство располагает! Если перефразировать известную притчу о Боге и человеке. А посему, хорошо спланированный и в начале так успешно осуществлявшийся план — распорядок выхода на боевую службу стал разрушаться именно благодаря или вопреки начальства? Ладно, что «отцы — командиры», то есть непосредственно командование дивизии подводных сил СФ оказалось не особенно пунктуальным: опоздали минут на десять — пятнадцать, заставив построенный по сигналу «Большой сбор» ровно в 11.30 на пирсе, мерзнуть на холодном ветру. Но дальше — больше… Первым на торжества по случаю ухода на БС «К-921» «рысью» на своей белоснежной «волге» «прискакал» начальник политотдела (Нач. ПО) капитан первого ранга Геннадий Алексеевич Сердюк по прозвищу «Крокодил Гена» или «Хальт, Гена — Гитлер» за неповторимую манеру истерично выступать по поводу и без такого. Следом, «вторым» уже финишировал сам командир 16 дивизии ПРКСН контр-адмирал Феликс Ильясович Громов: высокий и сутулый, вечно чем — то недовольный, но в целом неплохой в общем — то мужик. Следом за начальством через КПП въехали два «пазика»: первый с флагманскими офицерами — специалистами дивизии и второй — с духовым оркестром. После того, как вся эта дивизионная орава вылезла — выползла из своих авто, собственно, и началась церемония «прощания «Славянки»». Оркестр заиграл довольно бодро «Встречу» или «Встречный марш», и командир дивизии принял рапорт от командира крейсера о готовности корабля к выходу в море и выполнению боевого задания. Поздоровавшись с «златоустовцами» адмирал Громов был почти краток: поздравил личный состав с успешным окончанием периода подготовки к БС и пожелал «успешного плавания и семи футов под килем». Но вот далее… А далее, слово, естественно, «взял» «главный замполит» и «над политикой начальник и мочалок командир» «Крокодил Гена» — вот тут началось «светопреставление»! Нач. ПО вспомнил всех и вся: и сложную международную обстановку, и «происки американского милитаризма во главе с главным мировым злом Рональдом Рейганом, и пособников империализма сионистов Израиля и ревизионистов — маоистов оппортунистического Китая, и «Першинги» в Европе, и «пятую колонну» из «бывших советских граждан, ныне отщепенцев, осевших на Западе и клевещущих на СССР — оплота Мира во всем мире»?! И так далее, и тому подобное… И вся эта «бредятина или бред сивой кобылы (БСК)» продолжался минимум полчаса? Наконец, «запас идеологических патронов» «Гены — Гитлера» закончился, «источник словоблудия иссяк» и он вдохновенно закончил «идейно яркое» выступление традиционной для таких мероприятий «коронной» партийной фразой:

— Да здравствует Коммунистическая Партия Советского Союза — вдохновитель и организатор всех наших побед! Ура, товарищи!

— Ура! Ура! Ура! — троекратно отвечали присутствующие, но как-то вяло и без энтузиазма, порядком уставшие от истеричных воплей Сердюка. Начальник политотдела хотел было возмутиться такой «политической близорукостью и непониманием текущего момента», но тут оркестр грянул гимн, и он не стал распекать подчиненных. Хотя и очень хотелось? Да и оркестранты подвели под монастырь «Крокодила Геннадия» — играли как то невпопад, «в раз драй», путались, не попадали в ноты. Видать, музыканты порядком замерзли, замерзшие пальцы и губы не слушались. Вот и оркестр играл «кто в лес, кто по дрова». Наконец, весь это «балет стада коров на льду» закончился, прозвучала команда расходиться на корабль, и моряки быстро поспешили во внутреннее «тепло» крейсера, а оркестранты в автобус.

— Ну — с, Мещеряков, давай, угощай начальство! А то уйдете месяца на три, а нам тут и поесть негде? — неслучайно ведь «крокодилы — самые беспринципные и жадные жлобы во всем царстве Фауны».

— Сергей Александрович, обед успели приготовить? — решил вступиться за подчиненного Французов, но Царь есть царь:

— Так точно, товарищ капитан первого ранга! Экипаж может пообедать раньше: обед готов!

— Вот и славненько, вот и отличненько! — Сердюк, потирая вспотевшие от предвкушения яств ладошки, первым отправился в кают-кампанию «Златоуста», не посчитав даже нужным пропустить вперед комдива и отдать честь — козырнуть приветственно флагу корабля. Все присутствующие при этой отвратительной сцене офицеры только переглянулись, в душе возмущаясь и негодуя бестактности «главного замполита». Однако это были только «цветочки», «ягодки» «расцвели» минутой позже, уже на верхней палубе крейсера. Вот, собственно, что произошло: примерно в одиннадцать рейдовый буксир под командование Николая Васильевича Фадеева и неразлучного с ним Митрича уже пришвартовался к «Златоусту», взяв крейсер «на буксир», дабы вывести огромный «стратег» на «большую воду». Естественно, что друг и боцман Сафронов гостеприимно пригласил старого морского «волка» и героя — подводника «погонять чаек в гарсонке» — «побалакать о том, о сем». И надо же такому случиться, что Фадеев выходил из рубки, а Сердюк, наоборот, пытался войти внутрь корабля. И вот тут, на входе, они и встретились: старый ветеран поздоровался с начальником политотдела, поприветствовал старшего офицера. А тот его демонстративно проигнорировал? Эта откровенное хамство буквально переполнило чашу терпения адмирала:

— Капитан первого ранга Сердюк! Вас разве не учили отвечать на приветствие младшего по званию?

— Что? — «Крокодил Гена» уже занес ногу, чтобы переступить комингс двери, ведущей внутрь корабля. — Что — что вы сказали, товарищ контр-адмирал? — Нач. ПО остановился перед входом, повернулся к комдиву лицом, покраснел — побагровел, не зная как реагировать на «возмутительный «фитиль» Громова. Но командир дивизии подводных ракетных крейсеров стратегического назначения был «тертый калач», его «на арапа» не возьмешь?!

— Я не отчетливо выразился что ли? Так я повторю свой вопрос: «Вас не учили соблюдать корабельный устав и флотские традиции — отдавать честь флагу и отвечать на приветствие подчиненных? — твердо и четко, излишне нарочито повторил адмирал, чем привел своего заместителя по ППР в полное замешательство — «нельзя плыть против течения» и «переть поперек батьки у пекло»? «Портки порвешь и жидко обсеришься, Гена — крокодил «зеленый»!» — зло про себя подумал Громов, глядя прямо в глаза нач. ПО. От этого прямого взгляда и «железного» тона адмирала, поросячьи глазки Сердюка забегали, остановившись на Фадееве:

— Извините, Николай Васильевич! Я вас не заметил! Здравствуйте, товарищ Фадеев! — «главный замполит» излишне подобострастно пожал — потряс двумя руками руку старого торпедиста и быстро юркнул внутрь «Златоуста», «как мышь в половую щель». Старый моряк даже оторопел от «такого внимания партайгеноссе», открыл, было, рот, ответить, что он без претензий. Но нач. ПО и след простыл…

— Здравствуй, Николай Васильевич! Как поживаешь, старина Розенбом?

— Да нормально, не жалуюсь! Служим, с Митричем, поманеху!? — немного засмущался от адмиральского внимания и заступничества Фадеев. Комдив, а следом за ним и все офицеры пожали руку старого героя — подводника, чем окончательно его растрогали своим вниманием. Ветерану было очень приятно это внимание, старик буквально был растроган до слез. Придя к себе на буксир он рассказал этот «курьез» своему верному другу и помощнику Митричу, который потом долго переспрашивал Фадеева «а этот что сказал, а тот что ответил»? Будто старое письмо перечитывал и перечитывал по многу раз. Так бывает — я знаю… Будто только одна старая и давно заезженная пластинка для старого патефона, а телевизора и радиоприемника нет.

А вот, его оппонент Сердюк, наоборот, казалось бы, или, по крайней мере, делал вид, что ровным счетом ничего такого особенного и не произошло: «подумаешь, честь какому — то пенсионеру честь не отдал»! Хотя спеси и наглости у политработника поубавилось — по крайней мере, он не уселся бесцеремонно первым за стол (как это бывает довольно часто), а ожидал прихода комдива и «хозяина стола» Французова, стоя у центрального командирского стола и ожидая «особого» приглашения «отобедать, чем бог послал». А «бог послал», точнее Царь расстарался: грибной суп с белыми грибами, пельмени сибирские с сырной корочкой и красной икрой (всю ночь снабженцы лепили, лишь в четыре утра легли спать), разные деликатесные закуски вроде заливных языков и запеченной осетрины, печеночного паштета «а-ля бычий глаз» и т. д. И все это гастрономическое великолепие должно было запиваться венгерским «токай» и компотов из персиков также венгерского производства «Ассорти глобал». Поэтому, ожидая приход начальства, те «первые», кто уже находился в кают-кампании крейсера «Златоуст», «глотали слюнки» в предвкушении удовольствия от «вкушения сиих деликатесов».

— Рули, Французов, куда кому присаживаться? — казалось бы, комдив Громов «позабыл» об инциденте с начальником политотдела, однако напряжение витало в атмосфере. Впрочем, все делали вид, «что ничего такого не произошло». Французов же, «как радушный хозяин» вынужден был принять «правила игры», предложенных руководством дивизии:

— Вас, Феликс Ильясович, прошу садиться по правую руку. А вы, Геннадий Алексеевич, соответственно, напротив командира дивизии, по левую руку. Товарищи офицеры, прошу садиться на свободные места. И приятного вам аппетита!

— Приятного аппетита! — дружно отвечали все присутствующие флагманские «дивизионные» специалисты и командиры БЧ и начальники служб «К-921», ибо остальным офицерам лодки мест уже в «первую» смену отобедать не хватило из-за многочисленных «провожающих», быстро усаживаясь (даже быстрее, чем начальство) за праздничный стол. Обед прошел в «торжественной и дружественной обстановке», нач. ПО пытался быть «тамадой и душой кампании», чтобы как-то сгладить «неловкость с ветераном Фадеевым»: звучали тосты, предоставлялись «слово»… Много ели и много пили. Казалось бы, рядовое событие как корабельный обед («прием пищи») мог затянуться и «плавно перетечь в ужин», но командир — он и в Африке командир. Тем более, такой как Французов, который прекрасно понимал (в отличие от многих присутствующих), как «стратег» выходит в море (время выхода строго ограничено по соображением скрытности и безопасности, осуществляется сопровождение кораблей прикрытия (охраны водного района), работает локация, гидроакустические службы, метеорологические и прочие). И как многим из обедающих не хотелось бы «продолжения банкета», но командир корабля, несмотря на все свое «хлебосольство и гостеприимство», был категоричен — посмотрев на часы, капитан первого ранга Французов сообщил всем присутствующим, что «обед окончен», корабль должен ровно в «тринадцать ноль — ноль» «выйти в море»?! Несмотря на злобные взгляды из-под лобья Сердюка и неторопливый подъем из-за стола отдельных «господ офицеров», командира «Златоуста» поддержал комдив, чем прекратил любые «недовольства» и «несогласия» — ПОРА В МОРЯ! Долг и Родина зовут на подвиг!

Уже на пирсе, когда по давней флотской традиции, «отдавали швартовые «концы»» и убирали корабельный трап, «провожающие» откозыряли и махали руками, оркестр играл «Прощание Славянки» и «Амурские волны» — провожали атомоход в дальний поход. Французов уже успел надеть теплый (верблюжьей шерсти) водолазный свитер, тяжелый кожаный реглан — «канадку», шапку — ушанку и унты. Благо, что снизу (с пирса) видна только голова командира, стоящего в ходовой рубки. Да и то плохо — козырек мешает разглядеть даже лицо — слишком высоко рубка… Французов, несмотря на «обильное возлияние», отдавал команды боцманам и на ЦКП четко и точно, будто и не пил вина. Ровно в час дня по местному времени огромная «рыбина» вздрогнула от толчка — тяги маленьким рейдовым буксирчиком под управлением ветерана — подводника Фадеева, рявкнул своим совиным криком «ревун», и «стратег» медленно отвалил от причала (земли) и поплыл — «пошел» в море, «в дальнее плаванье»… В свое последнее плаванье?!

Французов стоял «на ходовом» и смотрел в морскую даль, на проплывающие мимо прибрежные скалы Заполярья, свинцовое небо Севера и молчал — думал… Вспоминал жену Ирину, сына Сергея, их последнюю («крайнюю», как говорят суеверные подводники) встречу в Ленинграде весной, когда он получил назначение на ПРКСН «Златоуст», и они с Ириной проездом были все вместе целых три счастливых дня в их любимом «Питере». «Как они там, мои родные Иринка и Серега? Все ли у них нормально? Как там живет — дышит мой любимый город — герой Ленинград? Миллионы людей каждый день едут в метро, гуляют по Невскому, сидят в ресторанах, ходят в театры, не понимая своего счастья — просто жить и любить каждый день, каждый час, каждую секунду своей простой и обычной жизни: какое это счастье — просто жить и любить своих родных и близких, быть с ними рядом, оберегать и заботиться о них! Простое человеческое и житейское Счастье — просто жить и любить!».

* * *

— Дежурный по факультету капитан третьего ранга Бурлак слушает!

— Александр Сергеевич! Вызовите ко мне курсанта Французова с 4 курса! — начальник 2 (ракетного) факультета Ленинградского ВВМУПП им. Ленинского комсомола капитан 1 ранга Анатолий Николаевич Смирнов, принимая у себя в кабинете своего бывшего ученика и выпускника Александра Андреевича Французова, был «сама любезность». Этакий добрый дядюшка, снисходительно и вальяжно общающийся со своим бедным родственником. Однако, новые погоны капитана 1 ранга и командирская «лодочка» все же были весомыми аргументами, «чтобы сменить гнев на милость». Точнее, изменить снисходительный тон на более уважительный, несмотря на большую разность (на целое поколение) в возрасте.

— Ну как, Саша, служба идет? — все же Смирнов никак не мог понять, как так быстро и стремительно его ученик успел сделать карьеру. «Уже капитан первого ранга? А ему ведь нет еще и сорока? Надо же, кто бы мог подумать, что из этого «гадкого утенка вырастит белый лебедь?! Даже не лебедь, а орел!» — глядя на Французова, улыбаясь, но все же довольно серьезно думал его бывший преподаватель и наставник, а ныне нач. фак ведущего профильного факультета «главной альма-матер командиров — подводников советского Военно — Морского Флота».

— Вот, Анатолий Николаевич, получил новое назначение — на Севера! Еду принимать лодку в Гаджиево! — Французов был немногословен, тоже улыбался и радовался этой встречи со своим учителем и той возможностью вспомнить годы учебы в училище и узнать судьбы — дороги других курсантов и преподавателей.

— Что за лодка, если не секрет, конечно? — Смирнов интересовался не только ради любопытства, но и просто как специалист и просто неравнодушный человек, и офицер ко всему новому и передовому. Тем более, что в последние годы в армии и на флоте «новинок» и «передовых новшеств» было хоть отбавляй — это тебе не хрущевские сокращения, когда подводниками — ракетчиками комплектовали части РВСН, отправляя в шахты Северного Казахстана, Южного Урала или Восточной Сибири! Моряков — подводников — на сухопутный фронт!? Вот где была трагедия у людей, многие не выдерживали, увольнялись и спивались. Или как он, Анатолий Николаевич Смирнов, через рапорта и настойчивость требовали, чтобы их направили «учить будущих курсантов — подводников», ибо будущее флота быть «океанским ракетно — ядерным атомным флотом, чтобы защищать интересы страны во всех точках земного шара»! И теперь это «светлое будущее» кажется, наступает — каждые полгода со стапелей и из доков выходят на службу новые подводные лодки и надводные корабли, оснащенные мощным (в том числе и ракетно — ядерным) вооружением огромной разрушительной силы.

— Да какой может быть от вас секрет!? Буду принимать «стратег» 667 А проекта. Правда, какой именно корабль, пока не знаю! — ученик высказался просто и откровенно, однако эта новость произвела вполне весомое впечатление на учителя — на флоте пока было не так много современных подводных ракетных крейсеров стратегического назначения последнего поколения, которых можно было бы пересчитать по пальцам. А их командиры — это не просто подводная элита? Это «элита элиты» или «сливки» среди командиров — подводников, многие из которых за освоение этой самой сложной и современной техники в мире уже были удостоены звания Героев Советского Союза или награждены боевыми орденами в мирное время. — А кто этот Бурлак? Прямо как Пушкина звали — Александр Сергеевич? Почти мой тезка!

— Да он недавно у нас появился, когда к нашему факультету новую кафедру живучести корабля присоединили, после перевода «крылатчиков» в Севастополь, в «Нахимовку»?!

— А что, кого, куда и когда перевели, Анатолий Николаевич? Почему не знаю? Что случилось?

— Видишь, Саша, флот растет, пополняется новыми кораблями и лодками — нужны новые лейтенанты — ракетчики! Поэтому «наверху» решили увеличить набор курсантов до двух, а со следующего года даже до трех классов на курсе! Ну а специалистов — ракетчиков по применению крылатых ракет теперь готовят уже как два года в Севастопольском ВВМУ им. Нахимова. Вот туда и перевели 22, 25 и 26 кафедры вместе с профессорско-преподавательским составом.

— И что, все уехали в Севастополь?

— Почти все, Саша! И Шауб, и Георгиади, и Леготин с Бричковским. Я же говорю — почти все! Не поехали только ветераны, которые ушли на пенсию.

— А кто именно не поехал? — казалось, новость буквально ошарашила — огорчила Французова, который планировал повидать кого-нибудь из преподавателей помимо Смирнова.

— Профессор Ефимьев, например, решил не ехать, а остаться в Ленинграде. Иногда заходит «поболтать за жизнь».

— Ну а как поживает ваш друг закадычный — полковник Петухов^[9]? Командует еще парадным расчетом или уже тоже на пенсии?

— Командует, что ему будет! Он даже успел защитить диссертацию по теме: «Строевой шаг — в деле укрепления воинской дисциплины!». Кандидат военных наук, доцент. — Смирнов явно гордился своим другом, с которым дружил семьями много — много лет и в свободное от службы время, как только выпадала свободная минутка, друзья ездили на рыбалку на Финский залив, на острова, в районе Выборга или на Ладогу. Французов, конечно же знал про эту «слабость» своего визави и не мог не спросить его об этом. Смирнов начал было рассказывать о последних своих рыбацких «трофеях», но тут в дверь кабинета постучали…

— Дневальный по двадцать первой роте курсант Котов!

— Котов! Говорит дежурный по факультету капитан третьего ранга Бурлак! Дежурному по роте — прибыть в рубку дежурного по факультету!

— Есть, товарищ капитан третьего ранга! — молодой первокурсник — дневальный по роте аккуратно положил телефонную трубку на рычажки аппарата и звонко крикнул:

— Дежурный по роте, на выход!

Спустя две — три минуты, из кубрика вышел заспанный третьекурсник — старшина второй статьи с накинутым на плечо бушлатом и обиженно спросил:

— Что орешь как оголтелый, Котов?

— Товарищ старшина второй статьи! Вас в рубку дежурного вызывает дежурный по факультету капитан третьего ранга Бурлак!

— А что, Котов, у меня шибко помятый фэйс? То бишь лицо?

— Не очень! — стараясь не расстроить — разозлить дежурного по роте старшину второй статьи Лапина своей правдой, а потому соврал первокурсник. Все же, «на всякий пожарный случай» перестраховался:

— Но я бы умылся, на всякий случай, товарищ старшина!

— Точно, Котов, случаи бывают разные! — усмехнулся дежурный по роте, потом повесил бушлат на вешалку в ротном коридоре и не спеша пошел в умывальник — гальюн, чтобы умыться. Совершив омовение и немного взбодрившись, Лапин отправился на «рандеву» с капитаном третьего ранга Бурлаком.

— Товарищ капитан третьего ранга! Дежурный по двадцать первой роте старшина второй статьи Лапин по вашему приказанию прибыл!

— Долго идете, Лапин! Спите там что ли, все? — дежурный по факультету, недавно прибывший с флота на преподавательскую работу, а посему еще не привычный к размеренному течению службы «на берегу», то есть «в глубоком тылу». Впрочем, Бурлак особо не заморачивался — спал ли Лапин или бодрствовал, главное — выполнить приказ нач. фака. А посему офицер передал команду — приказ своего и всех курсантов начальства, то есть капитана первого ранга Смирнова:

— Лапин! Сейчас быстро отправитесь в аудиторию № 237, где на самоподготовке находится 241 класс («2» — номер факультета, «4» — четвертый курс, «1» — первый класс на курсе), и вызовите курсанта Французова к начальнику факультета! Срочно! Вам ясно?

— Так точно! — отвечал дежурный по роте, явно довольный таким «пустяковым» поводом своему рандеву с дежурным по факультету.

— Об исполнении доложите! — дежурный офицер явно «сменил гнев на милость», что не ускользнуло от внимания подчиненного курсанта.

— Есть доложить! — повернувшись через левое плечо, по-уставному ответствовал дежурный по роте и был таков.

— Так, Котов, пойдешь сейчас в учебный корпус, в двести тридцать седьмую аудиторию, и позовешь курсанта Французова к начальнику факультета! Понял?

— Понял!

— Не «понял», а так точно! Повтори приказание! — Лапин начинал сердиться и это могло стоить дневальному очередным «нарядом вне очереди». И притом, нарядом в выходные, на которые у Котова были «личные планы», что допустить было нельзя. Поэтому первокурсник громко и четко повторил приказание «непосредственного начальника в текущем дневальстве», чем успокоил начавшего было сердиться старшину.

— Ну, тогда бегом исполнять, а я пока «на тумбочке» подежурю! — Лапин облокотился на тумбочку дневального, одновременно и временно выполняя обязанности и дневального и дежурного по роте, а Котов побежал выполнять его приказание.

Двести сорок первый класс находился на самоподготовке: в классе было довольно шумно, «домашнее задание» или чтением лекций никто не занимался. Кто — то что-то обсуждал, о чем — то спорили или смеялись… Кто — то из четверокурсников читал художественную литературу или просто спал, готовясь к «бурной новобрачной ночи» из числа как женатиков, так и холостяков. В дверь аудитории тихо постучали:

— Кто там, заходи, не стесняйся! — звонко крикнул староста класса главный старшина Орлов. Но за дверью явно колебались и стеснялись войти.

— Ну, кто там еще? — старшина второй статьи Устинов, ближе всех сидящий к входу в аудиторию, рванул дверь. На пороге стоял оробевший первокурсник и испуганно молчал. — Что хотел, боец? — сразу несколько четверокурсников уставились на онемевшего — оробевшего Котова.

— Курсанта Французова срочно требуют — к начальнику факультета! — только и смог произнести дневальный — первокурсник. Однако, несмотря на робость и тихий голос, он был услышан: несколько человек как по команде продублировали приказание, а ехидный Устинов даже съязвил:

— Граф Французов! Вас его величество Смирнофф к себе требуют! — и заржал, как «конь ворошиловский». Главный старшина, читавший новый роман Валентина Саввича Пикуля «Крейсера» быстро бросил книгу в свой «дипломат» и вышел из аудитории, которая снова продолжила шуметь «на самоподготовке». «Отряд не заметил потери бойца»! Как и быстро исчезнувшего глашатая курсанта Котова…

Подойдя к двери кабинета с латунной табличкой «Начальник факультета капитан 1 ранга А. Н. Смирнов» Сергей Французов остановился, перевел дыхание и постучал…

— Войдите!

— Товарищ капитан первого ранга! Курсант Французов по вашему приказанию прибыл!

— Заходи, заходи, Сережа! — Смирнов излучал само добродушие, будто звал в гости самого близкого и дорогого на свете человека. — Вот, узнаешь? — нач. фак улыбался, указывая на сидящего перед ним… отца, который повернулся к вошедшему сыну в полуоборот и улыбался.

— Ну, что встал столбом, Сергей? Поздоровайся с отцом! — казалось, Смирнов был сам «святой дух» в «святой троице»: Отец, Сын и Святой Дух или Бог. Или глава семейного клана, состоящего из трех поколений мужчин: дед, отец, внук. По крайней мере, если бы незнакомый с ситуацией человек посмотрел со стороны, то мог бы подумать, что перед ним три поколения семейства морских офицеров…

— Здравствуй, папа! — протянул руку курсант Французов. Но отец встал и обнял сына:

— Здравствуй, сынок!

И оба встали перед нач. факом в нерешительности — а что дальше? Теперь от старого морского волка зависела и встреча — «казнить или миловать»? Нет, конечно «миловать», точнее «поощрить краткосрочным отпуском — увольнительной сроком на три дня за отличную учебу и успехи в боевой и политической подготовке» курсанта 4 курса 2 факультета ВВМУПП им. Ленинского Комсомола Сергея Александровича Французова.

— Ты когда, Александр… э?

— Андреевич!?

— Александр Андреевич, точно, уезжаешь в Мурманск? — хитрый взгляд с прищуром из-под очков в золотой оправе перебегал с отца на сына и обратно. Чернильная ручка с золотым пером нерешительно застыла в месте строчки с указанием даты увольнительной?

— В воскресенье, в двадцать три ноль — ноль! — Французов — старший был по — военному точен.

— В воскресенье? Это хорошо! А сегодня у нас пятница! Ну что, до двадцати четырех воскресенья времени на свидание хватит? А, Французовы? — Смирнов уже заполнял увольнительную записку, его ответ не волновал. Ибо он уже все и для всех или за всех давно решил — в этом и был весь капитан первого ранга Анатолий Николаевич Смирнов, великий Учитель и наставник, воспитавший и взрастивший не одну сотню советских морских офицеров — подводников. В этом и была его «природа бытия», если хотите, его натура, его призвание — растить как садовник патриотов своей Советской Родины, настоящих командиров — флотоводцев, будущих адмиралов и героев!

Отдавая курсанту его «выходной билет» начальник факультета встал из-за стола и кратко проинструктировал гардемарина:

— Так, Сережа, напоминаю о правилах поведения в краткосрочном отпуске — не подведи меня и не опаздывай из увольнения! Ясно?

— Так точно, товарищ капитан первого ранга! — отвечал радостно улыбающийся молодой Французов.

— Ну а ты, Александр Андреевич, проследи, пожалуйста, чтобы сын чего лишнего не сделал!

— Не извольте беспокоиться, Анатолий Николаевич! Все будет в полном порядке, мы не подведем! Обещаю! Честное «пионерское»! — командир АПЛ даже ради шутки отсалютовал пионерским приветствием «Будь готов!».

— Добро! Ну, Саша, счастливо тебе служить дальше, уже на Северах! Эх, так я у тебя на Камчатке и не побывал, на рыбалку не сходили, красной рыбки с икрой не отведали, да под уху и водочку? Эх, жаль! — старый рыбак немного был огорчен не столько «неудачей с камчатской экспедицией», сколько с одним из любимых учеников. «Увидимся ли еще? Человек предполагает, а бог располагает!» — на мгновение поймал себя на мысли старый преподаватель, однако вслух сказал прямо противоположное:

— Дай бог, встреча не последняя — свидимся еще! — приобнял обоих Французовых и распрощался с ними. — Ступайте! Да, Сережа, не забудь отметиться в Журнале увольнений у дежурного по факультету. Ну, с богом!

Выйдя из кабинета, отец попросил, чтобы сын «долго не задерживался, а то мама заждалась уже на КПП, наверное!?». Поэтому капитан первого ранга поспешил на КПП, к жене. А сын быстро пошел переодеться «по первому сроку», предупредить о своем краткосрочном отпуске начальника курса и отметиться в рубке дежурного по факультету… Спустя пятнадцать минут курсант Французов пересек турникет КПП и вышел из училища на улицу, где его с нетерпением ждали родители. Ждала мама:

— Здравствуй, сынок! — мама прижалась к Сергею щекой, по которой вдруг пробежала теплая жемчужина — слеза.

— Здравствуй, мама! — курсант обнял мать. Они замерли в объятиях друг друга, немного помолчав, соскучились от недолгой разлуки. Ибо только недавно, всего два месяца назад Сергей был дома, в очередном отпуске. Правда, еще там, на Камчатке — в стране вулканов и гейзеров… А теперь, они все вместе, всей семьей здесь, в Ленинграде. В их любимом «Питере», «в городе над светлой Невой, в городе любимом и родном…»! И это было какое-то иное, волшебное и чудесное чувство — чувство сбывшейся Мечты!? Их общей, совместной мечты — побыть несколько дней всем вместе — всего несколько часов, минут, мгновений общего семейного Счастья…

— Слушайте, я голодный как волк! — отец нетерпеливо прервал идиллию свидания матери и сына. — Ну что, куда идем ужинать, а?

— Мне все равно! — Сергей был равнодушен в вопросе выбора место ужина, главное — они, Французовы, вместе. Иное мнение было у Ирины:

— Мальчики мои, как в «Север» хочется — знаменитые эклеры «Невские» и пирожное «Пингвин на льдине» поесть. Да и торт «Север» нужно с собой в Мурманск купить?

— Так, решено, в «Север» так в «Север»! А потом пообедаем в «Неве»! Возражения есть? — в Александре Андреевиче заговорил капитан первого ранга и командир ПЛ, привыкший все решать и брать ответственность на себя. — Вопросов нет — «у матросов нет вопросов, не курите папиросок»!

И они дружно отправились в центр города, на Невский проспект… Ирина была счастлива, «на седьмом небе от счастья» — ее мужчины были здесь, рядом с ней. Она шла «под руку» с мужем, а сын, ее «любимый мальчик» шел рядом. Наконец-то, хоть ненадолго, хоть чуть — чуть побыть вместе, все вместе… Всего лишь несколько дней, несколько тысяч мгновений — секунд… Из которых складывается такая длинная, но такая короткая Жизнь…

Маленькая жизнь в вечернем ресторане постепенно оживлялась, наполняясь новыми звуками, запахами, шумом разговоров и веселья посетителей, музыкой — ресторанной музыкой особого репертуара? Этакий ресторанный шансон или микст (смесь) популярных шлягеров как советской, так и иностранной эстрады, «блатняк» и «этноэкзотика», вроде «Ах, Одесса — жемчужина у моря», «Семь — Сорок» или уж совсем экзотические «Сулико» или «Расцветай под солнцем, Грузия моя»! Одним словом, точнее одной фразой можно сказать, «что вечер начал становиться томным»… Особенно, когда в разгар «праздника души» на небольшую сцену, где играл ВИА, вышла миниатюрная и симпатичная певица, небольшого роста блондинка с изящными формами женских прелестей и запела приятным и мелодичным «грудным» голосом популярнейшие шлягеры того периода — «Лаванда», «Айсберг», «Светка Соколова»… Какие — то кавказцы, шумно и бурно гулявшие практически посередине зала, вначале очень эмоционально («горячие грузинские парни») приветствовали каждую новую песню и восклицали вроде: «Вах, какая женщина!». Потом один из них встал из-за стола и отправился к сцене, всем своим видом и прежде всего своим «кунакам — джигитам» показать, что он собирается «заказать» песню «на бис». Однако, подойдя к певице и увидев, какая — она красавица, да еще и отказывает «такому уважаемому человеку» в его «просьбе исполнить его любимую песню «Тбилиссо», «джигит» поменял свои первоначальные «планы» и попытался схватить за руку «гордую и непокорную» красавицу, чтобы силой усадить ее за свой столик и тем самым показать свою «крутизну» и свой «авторитет» в глазах своих собутыльников?!

Отец сидел «спиной» к сцене и весело о чем — то рассказывал матери, а Сергею «все» было видно практически «как на ладони»: и сцена с вокально-инструментальным ансамблем, и симпатичная и мелодичная певица, и наглые кавказцы, чувствующие себя везде и всегда как у себя дома… Не успел наглец ухватить молодую женщину за запястья, как практически мгновенно сидевшие за столиком у сцены два молодых парня с короткими стрижеными затылками подскочили к «джигиту», мгновенно закрутили ему руки за спину, вывели из зала и вернулись и снова уселись за свой столик, как будто ничего и не было… Это произошло так быстро и так стремительно четко, что даже «кунаки» — сотрапезники незадачливого хулигана не сразу сообразили, что, собственно говоря, произошло и куда делся их товарищ «по торжеству Жизни на празднике Наглости»?

— Э, мы не поняли, а где Давид, а? — кавказцы попытались подняться из-за стола, «выяснить отношения» или «эй, Вася, пойдем — выйдем» и «поговорим по — мужски». Однако, коротко стриженные спортивного вида парни оказались «не робкого десятка» и согласились «продолжить беседу на улице». К явному разочарованию «джигитов», которые такого решительного отпора никак не ожидали и явно растерялись — фактически, испугавшись, что им сейчас «наваляют по полной», грузины безропотно покинули ресторан и лишь, оказавшись уже на улице и «воссоединившись» со своим ранее «удаленным» товарищем принялись шумно возмущаться. Однако угроза вызова наряда милиции их быстро успокоила: «пойдем в другой кабак, где нас уважают». Впрочем, выскочивший им вслед официант успел «получить» с них помимо оплаты за ужин щедрые «чаевые» — «сдачи не надо»!? Сам официант, долговязый и лысеющий мужик лет сорока, просто сиял от удовольствия — видать «навар» оказался слишком щедрым. К чести ему, нужно отметить, что официант оказался отнюдь не жлобом и «поделился с парнями, принеся бутылку вина, два салата, минералку и мороженное: «Это вам, ребятки, «мерси» от меня и нашего заведения»!

Сергею парни вдруг показались очень знакомыми, «где — то уже я их встречал?». Присмотрелся: «Ну, точно, это же «дзержинцы», гребцы? Мы же с ними прошлым летом соревновались на Неве! Вон тот, маленький, был рулевой. А верзила, «качок» — загребной! Мы еще этого малого хотели избить, за то, что он свой ял по нашим веслам направил и одно сломал?! Мы тогда еще вторыми стали, а «фрунзачи» стали третьими — он им два весла сломал! Ну, точно, это они!». Сергей встал из-за стола и подошел к столику, где «охранники певицы» «вкушали угощения», принесенные благодарным официантом.

— Добрый вечер! — поздоровался младший Французов.

— Добрый! — парни перестали есть и уставились на незнакомца, пытаясь понять, что ему от них нужно.

— Сергей! — представился подошедший. — Можно присесть?

— Присаживайся, ибо, как говорит моя мама: «В ногах правды нет!», — хихикнул коротышка, а здоровяк протянул Французову — младшему руку и представился:

— Юрий!

— А я — Константин! — улыбнулся любитель маминых поговорок. — По-моему, где-то я тебя, Серега, уже видел?

— На соревнованиях по гребле на ялах прошлым летом! Вы еще тогда у нас весло сломали, а у «фрунзачей» — два? Мы тогда еще тебе, Константин, собирались «темную» устроить», да подполковник ваш за тебя заступился! Помнишь?

— Точно, ты из ВВМУППа! — оба парня узнали Сергея и рассмеялись. — А здорово тогда мы вас «сделали» на финише! Правда, немного нечестно, но… победителей не судят!

— Честное слово, я ненарошно, честно! — искренне извинился за свой проступок «рулевой» Костя. — Просто вы с «Фрунзе» так плотно шли, что мне, чтобы не уходить влево на фарватер Невы пришлось проскочить между вами — вот и переломал весла!? Честное слово — ненарошно! Ей-ей!

— Да ладно, кто старое помянет, тому глаз вон! — примирительно заулыбался Сергей.

— А кто забудет — оба! — добавил Юрий, разливая вино по бокалам. — Ну, за мир и дружбу между «системами»^[10]!

— Не, я не могу! Я тут с родителями! — категорически отказался от спиртного Французов.

— Как знаешь: хозяин — барин! — Константин снова сказал прибауткой, и, чокнувшись с Юрием, выпил вино. Его «коллега — дзержинец» поддержал тост, также пригубив вино. Сергей искренне удивился столь «демократичности нравов», творившихся в ВВМИОЛУ им. Ф.Э. Дзержинского, подумав про себя: «Ничего себе, «Дзержинка» гуляет? Ничего эти черти не боятся!». Однако вслух спросил совсем иное:

— Если не секрет, конечно? А что вы тут делаете?

— Да какой секрет! — Юрик, закусывая вино салатом «оливье», разоткровенничался:

— Мы у Натальи комнату снимаем, а за одно и охраняем от всяких там ухарей да ухажеров!

— Это у певицы что ли?

— Ну да! Здесь, рядом — на Марата!

— «На улице Марата я счастлив был когда — то!» — вполне мелодично пропел строчку из известной песенки Александра Розенбаума Костя — морячок. Все засмеялись. И тут как раз к столику подошла певица Наташа и присев, спросила:

— Ребята, это ваш товарищ? — молодая женщина лет тридцати кивнула на Французова, который буквально ошалел от женской неземной красоты и аромата духов, пахнувших от близко сидящей красавицы.

— Да, это Сергей! Мы вместе греблей занимаемся! — парни в «гражданке» и «соседи» певицы засмеялись, а подводник несколько смутился и густо покраснел. «Хорошо, что в ресторане полумрак? А то бы она заметила мое смущение!», — подумал молодой Французов.

— Наташа! — представилась красавица и протянула изящную ладонь курсанту.

— Сергей! — растерялся подводник и пожал, а не поцеловал протянутую ладонь. По всей видимости, это «товарищеское» рукопожатие оказалось несколько эмоциональным и сильным — Наташа чуть вскрикнула.

— Извините! — Французов еще больше растерялся, однако красавица сделала вид, «что ничего страшного» не произошло. Смущение этого юноши ее даже забавляло…

— Ну что же вы не угощаете своего друга? Сами, значит, едят, а Сергею даже не предложили?

— Да мы предлагали, Наталья, но он не хочет! — даже как-то виновато, по — детски отвечал верзила Юрий.

— Да, да, Наташа, они меня угощали, но я тут не один! С родителями! — Французов опять смутился, чувствуя всю нелепость ситуации. «Маменькин сынок — так она подумает обо мне?». — Я, пожалуй, пойду! Не буду вам мешать! Еще увидимся!

— Пока, пока! — парни пожали Сергею руку, певица ограничилась лишь кивком головы. Видимо, больше не хотела снова испытать боль от Французовского «крепкого» рукопожатия.

— До свидания! — Сергей встал из-за стола, придвинул стул, кивнул на прощание «всей честной компании» и пошел к столику, за которым ужинали его родители.

— До свидания, Сережа! — на прощание мелодично буквально пропела красавица, и уже не обращая никакого внимания на уходящего курсанта, принялась обсуждать что-то с приятелями — Юрием и Константином.

— Это твои друзья? — не успел Сергей сесть за стол, спросила его мама. Сработала «аварийная защита» («Мало ли что там может подумать отец?»), и Сергей соврал родителям:

— Да нет, это студенты из Лесгафта (Институт физической культуры и спорта им. Лесгафта)! Мы вместе на гребной базе греблей занимаемся!

Отца ответ вполне устроил, видимо, сказывалось влияние изрядно выпитого коньяка. Но мать не проведешь:

— И что, и тот маленький — тоже гребец?

— Еще какой! Чемпион Ленинграда! — снова вынужден был соврать Сергей, наверное, густо при этом покраснев. Правда, родители этого не заметили: их заинтересовал это «непонятный чемпион Ленинграда» — коротышка. Впрочем, это было одно мгновение — мама была умной и деликатной женщиной, какое ей дело до какого-то «чемпионе Ленинграда», когда рядом ее любимые мужчины? Абсолютно никакого!?

Потом они шли по вечернему весеннему Ленинграду, гуляли, смеялись, радовались этому Счастью Вселенского Масштаба — вот они всей семьей, все вместе гуляют по любимому городу, лучшему городу на Земле!!! Кто бы спорил? Я лично, не собираюсь оспаривать это…

А потом были два счастливых дня и две ночи в гостинице «Интуриста» — «Европейская», что на площади Искусств, Эрмитаж, Петропавловка и Ленинград, Ленинград, Ленинград… «Господи, как быстро пролетело время?!» — слова мамы и расставание на Московском вокзале. Скорый поезд «Северная Пальмира» сообщением «Ленинград — Мурманск» отправился «точно по Расписанию» ровно в 22.55 по московскому (ленинградскому) времени, унося папу и маму с двумя тортами «Север» в светлую даль Заполярья… Туда, на этот самый Север или «севера» (как говорят моряки), на край Земли или за край…

* * *

«В далеком тумане растаял Рыбачий — родимая наша земля!» — вдруг вспомнилась флотская песня, и сразу защемило в груди. Как будто и это серо — свинцовое море, и эти черные камни — скалы, и это будто «перевернутое с ног на голову море» — небо — все это видится как в последний раз… «В крайний, моряки говорят «в крайний раз»?» — пытался себя успокоить командир «Златоуста» капитан первого ранга Александр Андреевич Французов и не мог. Какая — то щемящая сердце и скребущая по душе тоска терзала — мучила командира, не давала того душевного покоя и тепла — равновесия: на одной чаши весов была служба и долг перед Родиной, на другой семья и долг перед женой и сыном. И как Французов — старший не старался отвлечься от мыслей о семье и сосредоточиться на службе, он снова и снова возвращался к воспоминаниям о доме, об Ирине и Сергее? «Боевая служба пойдет — пролетит быстро, и мы снова будем вместе — поедим в Ленинград к Сергею. Будем снова гулять по самому прекрасному городу на свете, по любимому Ленинграду, по их «Питеру»! Снова вместе, всей своей дружной семьей!»…

— Товарищ командир, пора! — это вахтенный офицер капитан-лейтенант Беляев, «повторно» заступив на вахту, теперь «рулил» кораблем «на ходу», напомнил Французову, что пора «погружаться». Давно уже «отвалил» Фадеев на своем «работяге» — буксире, пожелав «счастливого плаванья и успешного возвращения в родную гавань» и дав прощальный гудок — ревун, по звуку напоминающий то ли крик совы, то ли рык рыси в ночи. Только два маленьких «эскээрчика» 1124 проекта ОВР (охраны водного района) Кольской флотилии «рысью» бежали по бортам гигантского подводного ракетоносца, точно легавые на охоте возле всадника — охотника.

— Да — да, вы правы, Андрей Леонидович, «пора»! «Все вниз, к погружению!», — сколько раз командиры подводных лодок отдавали этот корабельный уставной приказ — каждый раз он звучит почему-то неожиданно, словно одиночный выстрел — громко и резко. Заставляя вздрагивать каждый раз и сжиматься от холода в груди — «дай бог, это погружение будет не последним». Ибо математика проста — число погружений должно быть равно числу всплытий! И не как иначе?

— По местам стоять, к погружению! — продублировал команду командира вахтенный офицер. Чуть выждав и дав возможность экипажу провести предварительные действия по приготовлению лодки к погружению (вентиляция замкнутого цикла, прием воды в балластную систему, и т. д.), Беляев продолжил отдавать команды, четко руководствуясь положениями и правилами корабельного устава. — Перевести управление кораблем с ходовой рубки на ЦКП (центральный командный пост, расположенный сразу под ходовой рубкой в третьем (жилом) отсеке.)!

Французов в последний раз вздохнул свежий морской воздух полной грудью и закрыл за собой рубочный люк. Затем, вслед за Беляевым спустился на ЦКП, снял верхнюю одежду и стал скорее наблюдать за правильностью или последовательностью «технологии» обычного погружения, внимательно оценивая слаженность действий своих подчиненных, изредка отдавая нужные команды и указания:

— Скорость хода — 7 узлов!

— Есть скорость хода — семь узлов!

— Вахтенному офицеру! Принять доклады командиров отсеков о готовности к погружению!

— Командирам отсеков — доложить о готовности к погружению!

— «В первом отсеке стоят к погружению! Присутствуют все! Командир 1 отсека капитан третьего ранга…»

— «Во втором отсеке…, в третьем…, в пятом, в девятом…!» — командиры всех девяти отсеков доложили о готовности к погружению.

— На «рулях»!?

— «Есть на рулях»! — главный боцман старший мичман Сафронов, он отвечает за «глубину», управляя горизонтальными рулями лодки.

— Выдвинуть горизонтальные рули! — командует вахтенный офицер, ибо при движении лодки в надводном положении и дабы не повредить рули глубины, их задвигают в специальные полости — пазы.

— Горизонтальные рули «вышли»! — доложил Сафронов.

— Принять главный балласт, кроме средней (средняя группа цистерн главного балласта (ЦГБ))! Глубина погружения — семь метров! Поднять перископ! Доложить надводную и воздушную обстановку!

Крайнов поднял перископ и осмотрел круговым сектором надводную обстановку, доложил:

— Товарищ командир! Горизонт чист! Сзади по бортам примерно в 60 кабельтов два сторожевых корабля сопровождения!

— Убрать перископ! Под килем?

— 240 метров под килем!

— Добро!.. На рулях!?

— Есть, на рулях!

— Дифферент — 5 градусов, скорость — 12 узлов, глубина погружения — 40 метров!

— Есть — дифферент 5, скорость — 12, глубина погружения — 40! — Сафронов четко отработал команды командира. Лодка, подобно гигантской рыбине или огромному лифту нырнула в морские глубины, толкая тысячи, миллионы тонн воды… Тяжелой воды!

— Товарищ командир! Глубина — 40! — буквально через минуту доложил главный боцман.

— Добро! Дифферент — 0! увеличить скорость хода до 17 узлов!

— Есть увеличить скорость до семнадцати! — это уже старпом «рулит». — Товарищ командир, скорость — 17 узлов!

— А что это у нас крен в полтора градуса на левый борт? Мы, наверное, «ревем» как бешеная корова!? ПЭЖ (пост управления энергетики и живучести) — ЦКП!

— ПЭЖ! (зажглась лампочка внутрикорабельной связи на центральном пульте, под которой была прикручена маленькая пластинка с названиями постов и отсеков «ПЭЖ»). Командир БЧ-5, капитан второго ранга Барановский!

— Владимир Владимирович! У нас крен — 1,5 градуса! Устраните с Колесниковым^[11] немедленно!

— Вы же знаете, это из-за шестой шахты (пустой)!

— Да знаю я, знаю! Только и вы могли бы сообразить сами и от балластировать лодку!?

— Сейчас все исправим, товарищ командир! — ПЭЖ отключился, а уже через минуту стрелка кренометра чуть качнувшись, замерла на нуле.

— ПЭЖ! Молодцы! И следующий раз чтоб без напоминания! Добро?

— Так точно, товарищ командир! — из переговорного устройства раздался голос капитан-лейтенанта Дмитрия Сергеевича Колесникова — «короля воды, г… на и пара» и «предводителя трюмной банды». Лампочка на пульте связи погасла.

— Так, ну теперь нужно сделать самое главное — проложить наш маршрут до точки пуска ракеты! Андрей Леонидович, давайте теперь с вами будем разбираться — что вам конкретно нужно сделать! Пойдемте к планшету! — казалось, у Французова заметно улучшилось настроения от слаженных и четких действий его подчиненных. Нужно отметить, что на флоте между офицерами принято обращение по имени — отчеству, однако или потому, что Французов на К-921 принял командование кораблем относительно недавно, и поэтому еще не сложились столь доверительные отношения даже с командирами боевых частей и начальниками служб. Или Александр Андреевич, как говорится, «держал дистанцию» и был достаточно строг и суров, но он обращался к своим офицерам по имени — отчеству, а они же соблюдали субординацию и отвечали только либо по должности — «Товарищ командир» или по званию — «Товарищ капитан первого ранга». При этом обе стороны соблюдали «статус-кво», никто не «форсировал» события сближения сторон.

Командир лодки и командир штурманской БЧ-1, попутно и вахтенный офицер капитан-лейтенант Беляев подошли к боевому планшету, где располагалась навигационная карта Атлантики с градусной сеткой широты и долготы и очертаниями береговых линий, глубин, островов, проливов и прочих географических объектов. Командир ПРКСН «Златоуст» из большого пакета с пятью сургучовыми печатями, который передал ему адмирал Порошин, достал свернутую в несколько раз прозрачную кальку и, развернув ее и разгладив, точно наложил на карту планшета. Такую карту — кальку Беляев видел впервые, несмотря на несколько лет службы на флоте. Это было «нечто»!? Во — первых, подписи должностных лиц, которые «утверждали» и «согласовали» эту сов. секретную карту. В левом верхнем углу было написано: «УТВЕРЖДАЮ:», сточкой ниже — кто утверждал документ — ««ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ ВМФ СССР», строчкой ниже — Адмирал Флота ________________ (витиеватая роспись) В. Н. ЧЕРНАВИН». Далее, по центру верха кальки было написано: «Схема боевого патрулирования и выполнения боевой задачи БС ПРКСН пр.667 А.». В самом верхнем углу стояла надпись синего печатного оттиска «Сов. секретно» и «Исх. № 00 126». Ниже — «Согласовано:», строка еще ниже — НАЧАЛЬНИК ГМШ^[12] ВМФ СССР, ниже, практически на Норвегии расположилась строка — Адмирал ______________ (роспись) К. В. МАКАРОВ». Еще ниже, то есть уже непосредственно на Скандинавском полуострове имелась надпись: «Разработано:», и ниже кем — «Нач. Развед. Управления ГМШ ВМФ СССР вице — адмирал И.К. Хурс» и роспись главного разведчика советского флота.

Во-вторых, это была настоящая «скатерть-самобранка» с красными (нашими») и синими («их ними», то есть натовскими) значками и стрелочками, обозначающими корабли, лодки и самолеты, и их районы оперативного патрулирования, а также противолодочные гидроакустические рубежи обороны, которые нужно «обойти и преодолеть», оставаясь незамеченными вероятным противником. Также, уже зеленым цветом, были отмечены трансатлантические торговые морские пути для гражданских судов. Но самое главное, предлагался предполагаемый вариант пути для «ПРКСН пр. 667 А» от выхода из точки погружения до района боевого пуска баллистической ракеты? Такой вот «тернистый путь» в прямом и переносном смысле — чтобы «Златоуст» скрытно и безопасно подошел к атлантическому побережью США и произвел «успешный учебный пуск межконтинентальной баллистической ракеты», были задействованы сотни советских кораблей, подводных лодок, самолетов, военных и даже гражданских судов, тысячи людей… Пожалуй, это была самая масштабная операция — провокация за все время «холодной войны» после операции «Анадырь» (Карибский кризис). Беляеву вдруг вспомнилась игра в «Морской бой», когда если удавалось подглядеть на поле соперника и увидеть расположение даже одного «корабля» противника и «нанести удар по координатам» — это уже гарантирован успех на победу в «сражении»! А уж если «обнаружил» «четыре клеточный» «флагман» и «потопить» его, то считай, пол победы у вас в кармане? Здесь же, на этой «драгоценной» сов. секретной карте — кальке как в «Морском бою» «карты — клетки с «кораблями» противника были как на ладони, открыты… Главный штурман представил себе на минутку и восхитился, какая колоссальная работа была проведена и разведкой флота и авиации, и ГРУ, и агентурой ПГУ КГБ СССР? «Поразительно, сколько усилий и сил положено на кон, чтобы мы смогли или сумели «прорваться в дамки» и «нанести шах и мат» американцам?» — думал капитан-лейтенант Беляев, разглядывая кальку с разноцветными фигурами — обозначениями: трапеции — значит ПЛ, ромбики — суда, стреловидные многоугольники — надводные корабли, значок «S» со стрелочками на концах — район боевого патрулирования той или иной противолодочной группы или отдельного корабля, лодки или «галочки» — самолета. Синие кружки с точкой внутри кружка, соединенные между собой (как обозначение нефтепровода) обозначали гидроакустические подводные станции слежения. Но самое главное, (и это в — третьих) — это огромное количество сил и средств для отвлекающего «маневра» или их, то есть К-921, прикрытия? Вот это, пожалуй, самое интересное! Вот отряд кораблей в составе крейсера пр. 1164 «Устинов», двух эсминцев пр. 956 «Современный» и «Отчаянный», вспомогательного судна снабжения (обеспечения) «Иван Бубнов» отвлекают сейчас на себя надводные корабли НАТО в «центре», якобы обеспечивая выход аналогичного с «Златоустом» «Волгограда». Под водой их прикрывают две «раскладушки» пр.675 «Брянск» и «Гомель». Чуть выше, уже «дизелюхи» (ДЭПЛ) пр. 877 «Варшавянка» «Магнитогорск» и «Челябинск», а «воздух» обеспечивают два противолодочных ИЛ-38 (борт 037 и 041) с прикрытием 2 истребителей — перехватчиков и обеспечением топливозаправщиком Ил — 76! Эта воздушная «завеса» должна помешать натовским противолодочным «Орионам» выследить наши субмарины, а в особенности нас? Наш маршрут находится много севернее, почти у кромки арктических льдов… Но перед нами еще одна противолодочная «завеса» из… (Беляев даже изумился и восхитился этой «задумке» командования»)… целой флотилии рыболовных траулеров, которые ловят треску и селедку огромными многокилометровыми сетями — тралами, выстроившись в длинную цепочку — конвейер на сотни миль. Даже для атомной мощной лодки намотать сеть на винты — аварийная чрезвычайная ситуация, а «дизелюха» так вообще может погибнуть, запутавшись в рыболовных сетях. Но между нами и траулерами, в «свободном коридоре» нас страхует самая быстрая в мире титановая лодка «Комсомолец»^[13] с гетерогенным жидкометаллическим реактором. Раньше Андрей Беляев как-то пренебрежительно и скептически относился к однокурсникам по училищу, которые предпочли «самой героической и по настоящему мужской суровой службе» на кораблях и подлодках службу на «белых пароходах» — разведчиках гидрографической службы и Академии наук. Однако, теперь, вглядываясь в эту карту на планшете, штурман «Златоуста» мог оценить, что и его коллеги на зря ели свой хлеб!? И его мнение полярно и кардинально поменялось на сей счет — штурмана, они везде штурмана! «Белая кость» Флота, его гордость! Правда, следует всегда помнить главную штурманскую заповедь — поговорку: «Корабль — к «стенке» (причал), штурман на «стенку» (увольнительная или «сход» домой)! Корабль — в «стенку», штурмана — к «стенке» (расстрел)!». Так что мастерство и практический опыт в штурманском деле — вещи архиважные, как говорил вождь мирового пролетариата!»

Командир БЧ-1 так увлекся созерцанием карты, что не сразу (не с первого раза) услышал, что ему говорит командир корабля:

— Андрей Леонидович! Андрей Леонидович?

— Я, товарищ командир!

— О чем задумались, товарищ капитан-лейтенант?

— Просто представил, какая огромная работа проделана штабом Флота!

— Это точно, гигантская работа проделана, просто титаническая! И это накладывает на нас огромную ответственность — у нас просто нет права не оправдать высокого доверия и подвести Родину, всех тех, кто прикрывает нас и обеспечивает нашу миссию! Вы согласны со мной?

— Так точно!

— Вот и хорошо! Так, теперь давайте разберем, что требуется от вас? Предполагаемый маршрут командованием нам предложен с учетом возможного противодействия со стороны противника, но нам дается достаточная свода в действиях, правда с некоторым ограничением по времени и другими условиями, о которых я сейчас вам скажу. — Французов склонился над планшетом как можно ближе к штурману, чтобы некоторые секретные моменты не стали «достоянием» чужих ушей. «Товарищ! Будь бдительным — враг подслушивает!» — был такой популярный советский плакат в СССР. И, хотя на лодке «врагов, которые подслушивают» просто и быть не могло, но «меньше знаешь, спокойней спишь» или «кесарю — кесарево, а слесарю — слесарево»!? Так то!

— Вот смотрите — мы сейчас вот здесь, примерно!

— Ну да, где-то здесь! — штурман согласился с командиром крейсера.

— Нам нужно оказаться вот в этом районе, примерно в этой точке (Французов указал на точку в конце линии маршрута, предложенного ГМШ где-то вблизи атлантического побережья США, приблизительно в 150–200 миль от главной базы ВМС США — Норфолк) 7 октября^[14] в 12.00 по Московскому времени! Учтите, Андрей Леонидович, что ежедневно, за все время перехода мы должны выходить на сеанс связи ВЧ с Москвой в 23.00 по Москве, для чего будем подсплывать на перископную глубину (дабы выдвинуть обтекатель передающей станции) и замедлять ход до шести — семи узлов! Вам ясно?

— Так точно, товарищ командир! — поддавшись тем доверием, оказанным ему Французовым, штурман едва не выпалил вместо «товарищ командир» «Александр Андреевич», но сдержался. «Это хорошо — «души прекрасные порывы», но субординацию и единоначалие никто не отменял?! Так что, «каждый сверчок — знай свой шесток!»».

— Когда закончите, передадите мне кальку! Ясно?

— Так точно, все ясно!

— Добро! — и Французов отошел от штурмана, который остался наедине со своим «другом» планшетом и линейками, циркулями, карандашами и своими мыслями — «вычислять, вымерять и прокладывать» свои штурманские выкладки — гиперболы и параболы.

— Сергей Васильевич! — Французов обратился к старпому, находящимся здесь же по боевому расписанию, то есть на ЦКП, и приказал:

— Вызовите сюда начальника химической службы^[15], пусть подменит капитан-лейтенанта Беляева на посту вахтенного офицера! Ответит, так сказать, любезностью на любезность: вчера штурман ему «удружил», сократив дежурство. Сегодня пусть Шилов вернет вчерашний должок!

— Есть, товарищ командир! — усмехнулся Крайнов, оценив «тонкий военно-морской юмор» или иронию своего начальника еще по училищной скамьи. Старпом включил внутрикорабельную сеть и скомандовал: «Начальнику химической службы — срочно прибыть на ЦКП!».

Штурман, казалось бы даже и не слышал, о чем, а точнее о ком договорились отцы — командиры — так его увлекла работа с картами…

— Товарищ капитан первого ранга! Старший лейтенант Шилов по вашему приказанию прибыл!

Лишь взглянув на щеголеватого «главного химика», Французов тут же «перевел стрелки» на Крайнова — именно старпом на корабле согласно корабельного устава отвечает за организацию внутрикорабельной вахты (службы): составляет графики дежурств (вахты), проводит ежедневный инструктаж вахтенных, волен «карать и миловать» нерадивых, поощрять отличившихся:

— Сергей Васильевич! Введите старшего лейтенанта Шилова в курс дела!

— Сергей Алексеевич! Капитан — лейтенант Беляев срочно должен выполнить приказ командира, поэтому я прошу вас принять обязанности вахтенного офицера до окончания суточного дежурства!

— Но я тоже! — «химик» попытался «отмазаться», тоже ссылаясь на «загруженность» и «занятость», но в это время на ЦКП появился заспанный, с помятым от подушки «фэйсом», замполит лодки капитан третьего ранга Виктор Степанович Синяков. Не считая нужным как-то оправдаться перед командиром за свое отсутствие по тревоге, он сразу «забурел»:

— Капитан — лейтенант Беляев! (Ибо раз Беляев еще не передал вахту и повязку вахтенного офицера «Рцы», то он и в настоящий момент еще исполнял обязанности дежурного офицера). Объявите по корабельной связи, что после ужина в центральном коридоре крейсера состоится церемония посвящения в подводники^[16]! Вопросы есть? У матросов нет вопросов!

И комиссар крейсера попытался «слинять», но… Пока все присутствующие застыли, открыв рот от такого откровенного хамства, Французов не стерпел и показал всем присутствующим, «кто в доме хозяин»:

— Капитан третьего ранга Синяков! (Командир поставил ударение на слове «третьего», дабы подчеркнуть «пропасть» в два воинских звания или дистанцию между замполитом и им, капитаном первого ранга). Потрудитесь объяснить свое ВЫЗЫВАЮЩЕЕ поведение — вам что приказы командира корабля, корабельный распорядок и план боевой и политической подготовки не писан? Или посмертные лавры «героя — бунтаря» капитана третьего ранга Саблина покоя не дают?

— Что-что? — замполит собирался было нырнуть в межотсечный люк, но остановился на полушаге. Будто хлыстом ошпаренный, побледневший то ли от страха, то ли от «праведного негодования», комиссар медленно повернулся к командиру и попытался «не потерять лица», дабы «указать зарвавшемуся «Бельмондо» его место и руководящей роли партии деле военного строительства». — Что — что вы сказали, товарищ командир?

— А вы не расслышали? Так я повторю: был такой тоже капитан третьего ранга Саблин, замполит корабля. И тоже пытался командовать и даже арестовал командира своего корабля, подбив часть экипажа на противоправные действия и организовав бунт! Так вот, его расстреляли, а матросов судили судом военного трибунала! Не советую повторять ошибки своего коллеги по ремеслу — я шутить не буду! Теперь все ясно или повторить?

— Ясно! — потухшим голосом ответил Синяков и сразу «сдулся» как порванный воздушный шарик или использованный презерватив, сник.

— Не понял! — «дожал» как сделал контрольный выстрел, капитан первого ранга. Все вокруг молчали, наблюдая прилюдную порку — унижение «партайгеноссе». Капитан же третьего ранга только и мог, что жадно ловить воздух ртом, ибо гнев и стыд от унижения от своего начальника в присутствии подчиненных просто душили его. Кровь закипала в жилах, молоточками стучала в висках — кровавая пелена застилала глаза. Синяков едва смог только вымолвить — процедить:

— Так точно, ясно, товарищ капитан первого ранга!

— Добро! — Французов, казалось бы, не замечал почти обморочного состояния своего замполита, спокойно продолжил экзекуцию. — Виктор Степанович, когда у нас по плану день политработы?

— Завтра после завтрака — политинформация, затем перерыв и политзанятия до обеда! — постепенно сознание и осознание своего истинного места на корабле вернулись к политработнику, а вместе с ними и понимание основ единоначалия и субординации.

— Вот видите — завтра у нас (ударение на «нас», как бы примирительно) много работы, а значит и место и время для отдыха и шутки уместны? Вот и проведите «Посвящение…» в перерыве между занятиями — и полезно, и приятно!

— Так точно! — теперь Синяков был «сама неукоснительность».

— Можете идти!

— Есть! — и замполит, уравновесив («стравив») межотсечное давление, покинул ЦКП. Все облегченно вздохнули, кроме Французова. Который, казалось, был само Спокойствие, не один мускул не дрогнул на его артистическом лице. Будто ничего и не было.

— Товарищ командир, я закончил! — это штурман закончил прокладку маршрута, складывая «волшебную» кальку и передавая ее командиру крейсера. Французов подошел к планшету, пригласив и Крайнова, чтобы и тот рассмотрел внимательно и оценил штурманскую работу, а также, возможно, сделал какие-нибудь замечания или подсказал бы какие — то предложения — поправки. Однако и старпом, и сам командир остались довольны работой командира БЧ-1 капитан-лейтенанта Беляева.

— Добро, Андрей Леонидович! Молодцом и так держать впредь! — похвалил Французов «главного штурмана», Крайнов улыбался. Старпом был явно доволен и работой своего друга и недавнего спасителя, и той оценкой и похвалой, которой его «оценил» — наградил командир «Златоуста», довольно скупой на «награды» и щедрый на «фитили»^[17].

— Ну-с, товарищи офицеры и мичманы, старшины и матросы! Не пора ли нам подкрепиться! — настроение у командира корабля явно улучшилось. Война — войной, а ужин должен быть по расписанию! Так, Шилов?

— Так точно, товарищ командир! — «химик» уже смирился с ролью вахтенного офицера, тем более, что после ужина закончится и сама вахта. Так что осталось потерпеть недолго, максимум час — полтора.

— Ну, тогда, Сергей Алексеевич (Шилов), пригласите сюда помощника (командира корабля) по снабжению!

— «Царя»?

— Какого еще «царя»? Капитана третьего ранга Мещерякова! — это уже Крайнов решил вмешаться и «дать леща» «ненавистному химику». Французов усмехнулся, «фитиль» нач. химу от старпома явно пришелся «Бельмондо» по душе.

— Капитану третьего ранга Мещерякову прибыть на ЦКП — к командиру корабля! — старший лейтенант, будто диктор всесоюзного радио, четким и красивым баритоном передал по внутрикорабельной связи командирский приказ. Буквально, через две минуты на ЦКП появился «его величество», грациозно неся на плечах с золотыми погонами свою кучерявую и умную голову, капитан третьего ранга Мещеряков.

— Сергей Александрович! Готов ли у нас ужин?

— Естественно, товарищ командир! — «царь» был в своем репертуаре, однако по напрягшимся лицам (физиономиям или «фэйсам») окружающих вдруг понял, что «переборщил» с «простотой, которая хуже воровства», и уже более скромно и по военному добавил:

— Так точно, товарищ командир! Ужин готов!

— Добро! — усмехнулся Французов, довольный «уроком» и новым «усвоенным материалом по манипуляции и управлению народными массами». — Вахтенному офицеру — отбой учебной тревоги! Команде ужинать!

Затем, обращаясь уже к старпому, он сказал:

— Сергей Васильевич! Идите ужинать, потом меня подмените здесь!

— Есть, товарищ командир!

Вахтенный офицер старший лейтенант Шилов тем временем уже «рулил» по кораблю:

— Отбой учебной тревоги! Первой вахте — заступить на вахту! Остальным — от мест отойти! Команде приготовиться к приему пищи!.. Команде руки мыть!.. Команде — ужинать!

Советский подводный ракетный крейсер стратегического назначения «Златоуст», будто гигантский локомотив, врывающийся в темный туннель, нырнул в океанскую бездну, раздвигая толщи тяжелой воды перед собой, вокруг себя и позади себя перемалывая своими винтами — «мясорубками». Другая «тяжелая» вода толкала перегретым паром колеса турбин, которые через ГТЗА и гребные валы вращали эти самые винты — движители или «мясорубки» — «мельницы», перемалывающие вместо зерна воду — «тяжелая» вода перемалывала тяжелую тоже воду…

— Товарищ командир! Корабельное время — 22.55. — это вновь заступивший вахтенный офицер, командир БЧ-3^[18] капитан 3 ранга Валерий Павлович Конев предупредил Французова о необходимости провести сеанс связи с Москвой (ГМШ).

— Добро! Командира БЧ-4 (связь) и мичману Полтораку прибыть на ЦКП! — не отрываясь от боевого планшета, скомандовал командир крейсера, попутно запросив подводную и надводную обстановку у акустиков:

— Акустическая рубка!

— Есть, акустики!

— Доложите обстановку!

— Товарищ командир! Какие — либо объекты (НК, ПЛ, суда) (контакты) отсутствуют! Обстановка нормальная! Доложил старший акустик — радиометрист главный старшина Маслов!

— Добро!.. Внимание на рулях — всплываем! Дифферент на корму — 7 градусов! Скорость — 7 узлов! Всплываем на перископную глубину 7–9 метров! Товсь («Внимание»)! Ноль!

— Есть дифферент на корму 7, скорость 7, глубина на всплытие 7! — боцман четко «отработал» на рулях. Не успела лодка отреагировать маневром «на всплытие», на ЦКП уже появились вызванные командир БЧ-4 капитан-лейтенант Игорь Иванович Антонов и «секретчик» мичман Полторак. Как только лодка легла «на ровный» киль^[19], командир скомандовал:

— Поднять перископ!

— Есть поднять перископ! — вахтенный офицер быстро четкими действиями выдвинул перископ на поверхность. Французов тут же оглядел водную и воздушную поверхность по круговому сектору. Не обнаружив на горизонте и в кильватере, а также по сторонам кого бы то ни было, каперанг убрал перископ, удовлетворенный результатом осмотра «местности». «Теперь можно и «поговорить» с Москвой!?»

— Выдвинуть антенну космической связи!

— Есть!.. (…) Товарищ командир, антенна на поверхности! — вахтенный офицер.

— Контрольное время? — Французов замер с хронометром в одной руке и пакетом в другой.

— Корабельное время — 22 часа 58 минут 11, 12, 13, 14, 15 секунд! — четко отсчитал Конев.

— Добро! — Командир крейсера удовлетворенно кивнул, его хронометр работал «в унисон» с корабельными часами. Товарищи офицеры! (Французов явно польстил мичману, прировняв его к офицерскому сословию, однако на Антонова эти слова не произвели никакого значения). Прошу зашифровать и отправить в Москву следующее сообщение!

Французов достал из пакета тонкую папиросную бумажку с текстом и передал ее начальнику связи корабля, выпускнику Ленинградского ВВМУРЭ (Высшее Военно-морское училище радиоэлектроники) имени Попова 1978 года выпуска, а ныне капитан-лейтенанту Игорю Ивановичу Антонову.

— Игорь Иванович, после передачи текста уничтожить в секретной части в присутствии начальника секретной части… э… кажется… (казалось, что Французов либо не знал имени — отчества Полторака, либо забыл, но не таков был командир крейсера?) Семена Михайловича!

Полторак вдруг густо покраснел, «як девица красная» или «червона дивчина», повторно польщенный вниманием командира — мало того, что прировнял к офицерам, так еще и по имени — отчеству назвал. «Все таки классный у нас командир, внимательный!».

— Об исполнении доложить! Выполняйте! — командир отдал приказ и снова посмотрел на часы — ровно минута до начала сеанса — 22.59!

Теперь уже можно раскрыть секретный текст радиопередачи — радиотелеграммы: «Успешно преодолел первый противолодочный рубеж. К-р К-921 к1р Французов.».

Дежурившие специалисты НАТО по радиоэлектронной разведке и радиоперехвату в Центрах слежения за подводными лодками и связи в Фаслейне (Шотландия) и в Варде (Норвегия) не заметили и не перехватили эту радиограмму: удивительно, но все были увлечены просмотром по телевидению пятничного шоу Бенни Хила. Автоматическая запись магнитофонов зафиксировала какофонию множественных радиосигналов, летящих с огромных просторов мирового океана. «Наш бронепоезд» ПРКСН пр. 667 А «Златоуст», обогнув незамеченным и не услышанным Британские и Ирландские острова по «рельсам» высоких широт «вкатился катком» в северную Атлантику, все ближе и ближе приближаясь к североамериканскому побережью…

Подъем личного состава на ходу согласно корабельного устава и корабельного распорядка дня осуществляется не в шесть часов утра (как на стоянке), а в семь. Через каждые четные четыре часа осуществляется смена или заступление на вахту: 00.00, 04.00, 08.00, 12.00, 16.00, 20.00. На большинстве боевых постов (БП) вахта — трехсменная (четыре часа через восемь), лишь в исключительных случаях возможна двухсменная вахта (то есть четыре через четыре). В море экипажу находится лучше, нежели на стоянке, ибо времени на отдых дается личному составу больше, а «партийно — идеологических» и «культурно — массовых» мероприятий значительно меньше. Да и от политуправления и всякого рода начальства подальше: «Матрос спит — служба идет!». Однако есть прописные флотские традиции, которые неукоснительно соблюдались и соблюдаются из века в век, из года в год… Посвящение в подводники (день Посейдона) или пересечение экватора (день Нептуна) — это и есть те самые флотские традиции, которыми дышит флот. Поэтому, сразу же после плотного завтрака и сорока пяти минутной политинформации в центральном коридоре собрались практически все члены экипажа, свободные от вахты (хотя многие должны были бы спать после так называемой «собачьей» вахты с 04.00 до 08.00), включая и командира и замполита. Старпом и вахтенный офицер находились на вахте, на ЦКП. Однако, точно в назначенное время (08.45.) по корабельной связи прозвучала команда: «Личному составу корабля — собраться в центральном коридоре». Удивительно, но Французов оказался раньше «главного дирижера или режиссера» этого «концерта — спектакля» под названием «Посвящение в подводники» комиссара Синякова, а значит и само действо началось без главного вечно заспанного и мятого идеолога. Всю организацию «праздника Посейдона» взял на себя командир БЧ-2 капитан второго ранга Вадим Алексеевич Бессонов — у него (как и в БЧ-5) было больше всех «кандидатов» в подводники аж целых три: командир ГУРО (группы управления ракетным оружием) лейтенант Дмитрий Александрович Полозов, выпускник училища этого года; молодой мичман Карасев, закончивший школу мичманов в Североморске и молодой «карась» матрос Карен Саркисян. В подготовке «спектакля» Бессонову активно помогал (от БЧ-5) «король воды, г… на и пара» командир дивизиона живучести (к-р ДЖ) капитан-лейтенант Дмитрий Сергеевич Колесников — из трех «кандидатов в космонавты» от БЧ-5 двое были из его дивизиона: выпускник «дзержинки» лейтенант Юрий Владимирович Кукушкин и матрос — трюмный Василий Тюлькин. Третьим кандидатом в подводники был молодой хохол Михаил Зинченко из Одесской области, машинист — турбинист. Все «атрибуты» были приготовлены: набрана в питьевой бачок забортная («ядреная» и холодная, аж зубы сводит) вода, открученный плафон и подвешенная к палубному (под потолок) тавру кувалда или «теща» (на флотском сленге). Как только Французов вошел (влез) в центральный коридор, по стенкам которого равномерно «размазался» экипаж, Бессонов как старший по званию скомандовал:

— Смирно! Товарищ капитан первого ранга! Личный состав крейсера на посвящение в подводники собран! Капитан второго ранга Бессонов.

— Здравствуйте, товарищи подводники!

— Здравия желаем, товарищ капитан первого ранга! — дружно и задорно отвечали — поздоровались моряки, ожидающие с нетерпением начало действа — развлечения в трудном подводном плавании. Развлечений раз — два, муторные будни да медленно тянущиеся вахты, а душа праздника требует!

— Вольно! — командир дал отмашку.

— Вольно! — продублировал команду командир «рогачей». Как раз, в этот самый момент, межотсечный люк открылся: вначале появилась нога, а затем и сам замполит «влез» в центральный коридор. Нисколько не смущаясь своим опозданием и как ни в чем не бывало, Виктор Степанович «дал отмашку — начить»:

— Так, товарищи подводники! Сегодня наша дружная морская семья пополнится еще (тут Синяков достал из кармана брюк какую — то мятую бумажку — шпаргалку и заглянул в нее) десятью новыми подводниками! Начнем!? Лейтенант Кукушкин!

— Я! — мешковатый и чуть сутуловатый из-за высокого роста, не совсем удобного в тесных объемах подводной лодки, вышел вперед молоденький лейтенантик с надписью на кармане комбинезона «К-р ТГ»^[20]. Главный боцман Сафронов, изображающий «бога морей и океанов Посейдона», налил в плафон из бочка морской воды и протянул «кандидату в подводники». Тот, приняв от «Посейдона» «чарку», медленно и морщась, выпил содержимое и перевернул плафон вверх дном — тем самым подтвердил, что «уважил» морского бога и «божественная чаша» пуста.

— Добро! — «конферансье месье Синякофф» продолжил «шоу», дабы и зрителей порадовать, и Кукушкина поддержать. — А теперь проверим, а смел ли наш подводник, не сробеет в бою, не испугается всех тягот и лишений флотской службы? Давайте поддержим, товарищи моряки, нашего лейтенанта Кукушкина!

— Товарищ лейтенант, смелее! — подводники улюлюкали, свистели, хлопали в ладоши — всем было весело. В атмосфере азарта и всеобщего праздничного веселья Сафронов легонько толкнул «тещу», которую Кукушкин должен был «чмокнуть» — поцеловать. Желательно, когда она качнется «туда», ибо поцеловав на махе «обратно» рискуешь не только получить по зубам, но и разбить губы в кровь. Что, собственно и произошло с «новорожденным подводником» лейтенантом Кукушкиным. Но, к чести молодого офицера, несмотря на кровь и боль, командир трюмной группы улыбался — он был очень доволен собой, что не подвел «коллектив» электромеханической боевой части пять.

— О, о-о! Молодец! Так держать! — моряки поддерживали и одобряли вновь испеченного подводника, чем так же поддерживали и других кандидатов, чтобы те «не дрейфили».

— Добро! Добро! — комиссар уже твердо держал все внимание аудитории, которой явно нравилась эта «славная флотская традиция». Виктор Степанович тем временем позвал матроса — делопроизводителя:

— Старший матрос Калинин, иди сюда! Принес?

— Естественно, товарищ капитан третьего ранга! — делопроизводитель открыл кожаную папку и достал из нее какой-то лист бумаги формата А 4.

— Калинин не борзей, смотри у меня — больно разговорчивый стал! Я тебе быстро твой язык укорочу! — вся натянутая веселость вдруг сразу спала как маска с лица замполита, и это лицо вдруг стало злым и колючим, как у шакала. Все тоже как-то вдруг сникли, возникла неловкая и неприятная пауза. Поняв, что «перегнул палку» ни к месту и не ко времени, Синяков подобно хамелеону, тут же «сменил окраску», снова превратившись в «рубаха — парня»:

— Ну что, товарищи подводники, принимаем товарища лейтенанта в нашу дружную семью?

— Принимаем, принимаем! — уже не так азартно и дружно отвечали моряки. Настроение у большинства присутствующих явно если не испортилось, то поменялось. Однако, лучше плохой праздник, чем хорошие будни — уж лучше так, чем никак. Синяков же либо сделал вид, что никакой метаморфозы с экипажем не произошло, либо просто «наглость — второе счастье», продолжил шоу — праздник посвящения в подводники, как ни в чем не бывало:

— Диплом подводника вручается… лейтенанту Юрию Владимировичу Кукушкину, командиру трюмной группы, что отныне он достоин высокого звания североморца — подводника! Поздравляю! — замполит вручил трюмному «диплом» и пожал руку. Кукушкин повернулся к центру и выкрикнул:

— Служу Советскому Союзу!

Остальные девять кандидатов прошли те же «испытания водой и медными трубами» и «удостоились» чести носить высокое звание подводников — североморцев. Правда, процедура несколько затянулось, пришлось сдвинуть и начало политзанятий, и частично даже сократить «партработу», но еще несколько недель службы впереди — «успеете наверстать упущенное». Французов в своем репертуаре: «На корабле только один командир. Замполит, занимайтесь своим делом и не мешайте мне и Крайнову заниматься не только своими служебными обязанностями, но и управлять (командовать) кораблем!». И потекли тягучие и утомительные минуты, часы, сутки… Вахты, учеба (бодрствование), сон… Вахты, учеба (тренировки), сон… С перерывом на прием пищи и другие «радости» в море, например просмотр фильмов по ВПУ. Нет, пожалуй, случилось одно приятное событие — Игорек Антоном на базе магнитофона «Весна 202», телевизора «Юность-401» (монитор) и изготовленной на терристорной базе приставки собрал «персональный компьютер» — теперь в свободное от вахт время молодые офицеры собирались в каюте Антонова и «рубились» в «биржу» или «монополию». Кстати, «царь» оказался не очень то удачливым «монополистом — капиталистом», безусловным «биржевым брокером» и «империалистическим монополистом и магнатом, владельцем заводов, газет, пароходов» был капитан-лейтенант Колесников. Вот уж поистине, кто владеет водой, г — ном и паром, тот владеет миром!?

— Пост гидроакустиков — ЦКП! — неожиданно мерно зудящую тишину нарушил сигнальный звук из динамиков корабельной внутренней связи.

— ЦКП — слушаю! — старпом был предельно собран, ибо ничего хорошего от гидроакустиков ожидать не приходилось. Так оно и оказалось:

— Товарищ капитан второго ранга! Докладывает старшина группы гидроакустиков главный старшина Кротов — на дистанции примерно триста двадцать пять кабельтов работает в активном режиме гидроакустическая станция большой мощности! Предположительно, подводным объектом считаю вражескую подводную лодку! Какие будут ваши указания?

— Так, Кротов, где командир группы? А, впрочем, отставить! Перевести пока ГАС в «пассивный» режим работы!

Отключив гидроакустический пост на пульте и включив внутрикорабельную связь в режим «Слушайте все», Крайнов скомандовал экипажу:

— Внимание личного состава корабля — «Боевая тревога! Всему личному составу занять места по боевому расписанию! Командиру корабля капитану первого ранга Французову — просьба прибыть на ЦКП!».

Загремели межотсечные люки, застучали ботинки по палубам и трапам — минута — другая, и все затихло. Будто внутри «брюха» этой огромной «рыбины» подводного атомного крейсера и нет никого. Не успел командир крейсера переступить порог — комингс центрального командного «сердца» лодки, как по внутрикорабельной связи начались доклады — рапорта командиров отсеков: «Докладывает командир первого отсека старший лейтенант Белов (вообще — то командиром первого отсека на лодке является командир БЧ — 3 или «главный румын», но капитан третьего ранга Конев находился на ЦКП, являясь вахтенным офицером в тот момент, поэтому командование личным составом первого отсека взял на себя его подчиненный — командир группы торпедистов Белов)… Командир пятого, пятого бис, восьмого, второго, девятого, второго…». Экипаж быстро занял свои места по боевому расписанию и готов к бою! Но с кем? Что это за таинственный «подводный объект», который почти под прямым углом сближается со «Златоустом», «активно» шаря в глубине своими гидролокаторами, нагло и самоуверенно, ибо уверен, что в «своих» водах никакой угрозы ему нет! Ой, ли?

— Слушать всем! На лодке объявляется режим тишины — тишина в отсеках! Командиру БЧ-7 капитану третьего ранга Игнатьеву связаться (тут Крайнов поправил себя), выйти на связь с ЦКП! Практически одновременно с Игнатьевым, который успел сразу связаться с командным пунктом, на ЦКП появился и командир крейсера:

— Что у вас случилось, Сергей Васильевич? Что за срочность такая?

— Александр Андреевич, обнаружен гидроакустический контакт с иностранной подлодкой!

— Цель классифицировали?

— Пока нет! Сейчас дам команду Игнатьеву, чтобы классифицировали цель! — Крайнов уже включил было тумблер на пульте внутрикорабельной связи и собирался запросить гидроакустическую рубку, но Французов его опередил, взяв «твердой рукой» командование корабля «на себя»:

— Погодь, Сергей Васильевич! Я сам разберусь, что там за «гусь лапчатый гребет»?! — и уже, взяв в руки микрофон, обратился к командиру БЧ-7:

— Алексей Алексеевич!

— Есть, Игнатьев!

— Определились, что там за «зверь» такой на нас движется?

— Пока слишком далеко, товарищ командир! Но курс (пеленг), скорость хода и глубина неприятельской лодки практически определены точно — иностранная подводная лодка идет курсом… градусов, скорость 17–17,5 узлов, рабочая глубина 150–200 метров.

— Так, хорошо! Получается, что мы двигаемся навстречу друг другу практически перпендикулярно! Так? — диалог шел только между Французовым и Игнатьевым, все остальные свидетели этого диалога (что на ЦКП, что в гидроакустической рубке) молча наблюдали — «соблюдали режим тишины», однако судя по напряженности лиц было ясно, что обстановка напряженно тяжелая, нервная… И на этом тревожном фоне («Боевая тревога», объявленная из-за гидроакустического контакта с противником, практически подводный поединок двух рыцарей, закованных в броню). Впрочем, не все были встревожены этим «нежданным рандеву» с неприятелем — был один человек, который, казалось бы, поймал кураж от предстоящей драки и «ловил кайф» от возможной дуэли… И этим человеком в этот сложный и напряженный момент был командир ПРКСН «Златоуст» капитан первого ранга Александр Андреевич Французов — «боевое» детство и юность, закалка в боксерских и уличных боях и драках давала о себе знать, заставляя в минуты опасности полагаться на собственные силы и волю…

Извините, дорогой читатель, я из-за «остроты момента» забыл представить капитана третьего ранга Алексея Алексеевича Игнатьева человека скромного и немного застенчивого из-за своего знаменитого родственника и полного тезки, двоюродного деда и автора замечательной книги «Пятьдесят лет в строю» — царского и советского генерала, «красного» графа Алексея Алексеевича Игнатьева. Наш же капитан третьего ранга Игнатьев был выпускником ВВМУРЭ им. А. Попова 1974 года, сразу попавшим на К-921 и давно «выработавшим» плавценз. Уже год как Алексей «переходил» звание, даже хотели его забрать флагманским офицером в другую дивизию, однако Игнатьев любил службу на лодке и другой карьеры, кроме как в плавсоставе для себя не видел. Будучи выходцем из знаменитой семьи потомственных военных, верой и правдою служивших России на протяжении веков (!) или нескольких поколений, Алексей Алексеевич «с молоком матери» впитал в себя любовь к Родине и чувство долга — «Есть такая профессия — Родину защищать! Служить ей преданно и беззаветно, а если нужно, то и не пожалеть крови и самой жизни в борьбе за нее!». Хотя внешне капитан третьего ранга Игнатьев скорее был мягким и интеллигентным, немного застенчивым и скромным человеком, более напоминающим музыканта или доктора, учителя или профессора. Чем сурового морского волка, скитальца морей. Но сам факт, что родители назвали его в честь великого предка, каждый раз заставляло жить и служить, «чтобы ни намеком, ни взглядом» не опозорить честь фамилии (рода). А потому аскетизм и скромность, привитые воспитанием родителей и природный ум с «породистой» интеллигентностью и внутренним тактом «голубой крови» не позволяли Алексею Игнатьеву жить по принципу: «Наглость — второе счастье!». Он искренне полагал (его так воспитали): «Служи честно и добросовестно, и начальство оценит и отметит тебя по твоим заслугам! Не совершай подлых поступков, не иди по головам — будь честен перед своими товарищами и перед самим собой!». Вот таким скромным «служакой» (но не карьеристом) был командир БЧ-7 капитан третьего ранга Алексей Алексеевич Игнатьев…

— Так точно, практически перпендикулярно! — глухим приглушенным голосом, соблюдая режим «Тишина в отсеках», ответил главный гидроакустик корабля. Казалось, Алексей Алексеевич и сам верил, «что враг подслушивает». Но если даже он, командир БЧ-7, не будет подчиняться корабельным приказам, тогда что можно требовать с простых матросов или старшин? Подчиненных? Своих подчиненных? «Тогда получается бардак, анархия какая — то?!» — искренне верил капитан третьего ранга Игнатьев в святость и незыблемость корабельных уставов и флотских традиций — законов.

— Цель удалось классифицировать? — в отличие от Игнатьева, командир крейсера говорил твердым и громким, по-командирски хорошо поставленным голосом, как подобает флотскому начальнику — жестко и четко!

— Пока нет! Для индефикации объекта нужно «подсветить», а для этого ГАС включить кратковременно в активный режим работы! И то, не факт, что на таком расстоянии удастся удачно запеленговать (эхо — пеленгование) «объект». Правда, есть вариант? — Алексей Алексеевич оборвал доклад на полуслове, давая возможность «отцам — командирам» «переварить» сказанное. Однако, особое нетерпение — «недержание» проявил неожиданно старпом — возможно, напряженная атмосфера в ГКП сыграла с Крайновым злую шутку:

— Ну что там еще за вариант? Не тяни кота за яйца, Алексей Алексеевич, говори уже!

— Можно выпустить ГПА (буксируемая гибкая протяженная антенна)! Правда, придется пошуметь, зато точно определим, с кем имеем дело!

— Нет, шуметь не будем! Нельзя никак нам шуметь! — это уже Французов «наложил свою резолюцию» — как отрезал. — Где Белых?

— Я здесь, товарищ командир! — командир группы гидроакустиков — радиометристов, лейтенант Константин Александрович Белых только второй год как сразу после того же ВММУРЭ им. Попова служил на К-921, однако оказался под стать своему командиру БЧ капитану третьего ранга Игнатьеву — спокойный, уравновешенный и старательный офицер, быстро освоивший не только материальную часть, но и одним из первых сдавший допуск — экзамен на самостоятельное управление подразделением. К тому же, Константин оказался крайне любознательным и старательным учеником — еще курсантом участвовал во Всесоюзных конкурсах молодых ученых и даже стал лауреатом премии ЦК ВЛКСМ среди военных ВУЗов. Неслучайно, но именно лейтенант Белых раньше, чем его непосредственный начальник Игнатьев, в совершенстве изучил и освоил вновь установленную МГК (ГАС) — 500 («Скат»). И Французов об этом «успехе» знал, а потому и пригласил к обсуждению решения столь сложного вопроса молодого офицера:

— Константин Александрович, у вас есть предложения на сей счет?

— Можно попробовать поработать не в звуковом, а в ультразвуковом диапазоне низких частот, но? — тут командир группы немного замялся. — Мы пока еще ни разу так не работали, товарищ командир!

— Ничего страшного — все когда-нибудь приходится делать в первый раз! Но что это ваш «ультразвуковой режим работы в диапазоне низких частот» дает? И что это за режим такой, поясните, пожалуйста!

— На новой ГАС установлена новая система нескольких режимов работы станции как в круговом, так и в узкополосном или секторальном режиме. Кроме того, применен широкий диапазон используемых частот — от низких (от 4 Гц) до 20 000 ГЦ. Это позволяет не только контролировать гидроакустическую обстановку вокруг лодки или в узком «коридоре», но и позволяет определить толщину льда для возможности всплытия или контроль над надводной обстановкой или слежение за подводным объектом, идущем на небольшой глубине? — это уже Игнатьев негромким и спокойным голосом практически дал пояснения, более напоминающие энциклопедическую справку. Краешком глаза Французов увидел, как у Крайнова вытянулось лицо, и открылся рот от удивления — для старпома информация гидроакустиков явно была в новинку. Капе ранг улыбнулся сей реакции своего старшего «зама»… Крайнов, увидев усмешку Французова, смутился и рот закрыл.

— Алексей Алексеевич, а что обозначает «зона акустической тени»? — казалось, что сей научный «диспут» проходит не в ЦКП подводной лодки, а на каком — то научно — техническом симпозиуме по вопросам гидроакустики и гидромеханики. Однако сей вопрос оказался отнюдь не «крепким орешком», а вполне «по зубам» командиру БЧ-7, который «академически» «просветил» отцов — командиров и по этому, по мнению Крайнова, «сложному» вопросу:

— Гидроакустическая тень возникает из-за так называемого эффекта рефракции, когда луч от ГАС как бы преломляется или рассеивается от глубины к поверхности из-за разности температур различных слоев воды и плотности этих слоев (изотермы и изобары) в зависимости от глубины погружения объекта. В широких широтах, где мы сейчас находимся и в данных гидра и метеоусловиях при глубине погружения ниже четырехсот метров мы практически окажемся в «тени», то есть станем «невидимкой»!?

— А если и они нырнут поглубже и там попытаются нас обнаружить? — это уже не смог скрыть своего любопытства старпом.

— Эффективность их станции в активном режиме при глубине в триста — триста пятьдесят метров снизится практически на порядок — луч устремится к поверхности по параболе, то есть это будет напоминать, как на автомобиле ехать с ярко включенными фарами в густом тумане! Глупо и не безопасно!

— Понятно?! — капитан второго ранга Крайнов был больше смущен столь простым, но эффектным объяснением главного гидроакустика, но действительно ли ему все было понятно, этого, похоже, и он не знал. Поэтому старпом спросил уже Французова, они смогут «нырнуть» на предельные четыреста метров или нет?

— Сергей Васильевич! Не четыреста, а четыреста двадцать или даже четыреста пятьдесят глубины нужно «нырнуть»! Вот в чем фокус — эта наша предельная глубина!?

— А лодка выдержит? — старпом даже побледнел, на лбу и висках выступили капельки пота.

— Должна, ведь это советская лодка, а значит, самая лучшая в мире! Я так думаю! — командир ракетного крейсера усмехнулся, адреналин начинал «закипать» в крови в предчувствии драки, как буревестник в преддверии бури. И, тем не менее, желая все же как-то участвовать «в процессе» старпом «взял инициативу по организации борьбы за живучесть» в «свои руки»:

— Внимание командиров отсеков и личного состава — «По местам стоять, на случай аварийного поступления воды в отсек немедленно докладывать на ЦКП и незамедлительно принять меры по локализации аварии! О готовности выполнения доложить!»

— Первый отсек — ЦКП! Есть — «по местам стоять!»… «Второй отсек…, Третий…, пятый…! — по внутри корабельной связи быстро и четко поступали доклады командиров отсеков о готовности к глубоководному погружению лодки.

— Товарищ капитан первого ранга! Корабль готов к погружению! — старпом доложил по уставному четко, однако в интонации капитана второго ранга Крайнова чувствовалось волнение, нотки сомнения в правильности такого решения Французова: «Стоит ли нырять так глубоко, может быть резко поменять курс и уйти в сторону, пока нас не заметили»? Но командир только усмехнулся в ответ — Крайнову даже показалось, что Французов почитал или просчитал его тайные мысли — сомнения, ибо прямо ответил старпому на мучавший его вопрос:

— Уклониться мы уже не успеем, и они нас заметят и начнут нас гонять по морю — океану, как волки оленя? Поэтому рискнем и нырнем эдак на метров четыреста двадцать — четыреста пятьдесят!

— Почему так глубоко, Александр Андреевич? Не дай бог, клюнем носом как «Трешер»?

— Не клюнем! У нас, в отличие от американцев запас плавучести в четыре раза больше! Мы вообще можем остановиться (застопорить ход) и стоять на месте, то есть «лечь на мягкий грунт»! А «Трешер» потерял под водой ход и электричество, не смог «продуться» и пошел камнем на дно — на километре его раздавило! Вот так — то, Сергей Васильевич! Лучше узнайте в ПЭЖе, все ли у нас в порядке с ВВД и аварийной продувкой ЦГБ (цистерн главного балласта)!

— ПЭЖ — ЦКП! Владимир Владимирович, у нас с системой воздуха высокого давления все в порядке? Компрессора работают? Доложите о готовности систем экстренного всплытия и водоотлива!

— ЦКП — ПЭЖу! Система ВВД и водоотливная система в рабочем состоянии, готовы к работе при возникновении аварийной ситуации: в системе воздуха высокого давления… атмосфер (МПа), на водоотливные насосы один, два, три и четыре подано напряжение, носовая и кормовая аварийные партии переодеты в ИДА-59, средства борьбы с аварийным поступлением водой сняты со своих штатных мест и приготовлены на случай их применения для устранения аварии! Доложил командир БЧ-5, капитан второго ранга Барановский. Желтая лампочка на пульте внутренней связи отключилась со звуком из динамика.

— Добро, Владимир Владимирович! — Крайнов несколько раздраженно и запоздало принял доклад, его явно задело такое «независимое» поведение механика. «Отключается, будто я ему мальчишка какой — то?».

— Внимание на рулях! Приготовиться к погружению!.. Рули «товсь»!

— Есть рули «товсь»! — главный боцман стал предельно строгим и внимательным к командам командира, сам момент обязывал — напряжение возрастало с каждой новой минутой, секундой…

— Дифферент на нос пять градусов! — Французов сознательно дал старпому «порулить» в столь ответственный и тревожный момент, дабы Крайнов мог бы «набить руку» в управлении кораблем, «с прицелом на будущее командирство».

— Есть, дифферент на нос пять градусов! — старший мичман был точен, серьезен и строг.

— Скорость… э…? — старший помощник немного растерялся, не зная, как «срочно» нужно погружаться. Командир быстро нашелся — выручил училищного друга:

— Четыре узла!

— Скорость хода — четыре узла! — мгновенно среагировал «дублер» кэпа, так что никто и не успел заметить эту «неловкость» — заминку в действиях капитана второго ранга.

— Есть, скорость четыре узла! — телеграф замер на стрелке «самый малый ход». Лодка медленно, но уверенно управляемо скользнула в тяжелые глубины океана. Точно клеть кабины лифта опускается в глубокую шахту подземелья…

— Глубина погружения — четыреста метров! — на этот раз старпом уже скомандовал более уверенно, нежели мгновением назад.

— Четыреста пятьдесят! — снова вмешался командир, как инструктор по вождению, строго следящий, чтобы экзаменуемый курсант выполнил «правильно» тот или иной элемент вождения.

— Глубина погружения — четыреста пятьдесят метров! — продублировал приказ командира старпом, досадуя на себя, что не сообразил высоту лодки «от киля до клотика — 54 метра», которые нужно ведь тоже учитывать. Такая вот арифметика — каждые десять метров дают одну атмосферу давления от тяжести воды?

— Есть, глубина погружения — 450 метров! — все внимание к глубиномеру. По мере спуска лодки напряжение на лицах нарастало, и сама атмосфера на ЦКП наэлектризовывалась, будто природа перед грозой.

— Контроль глубины — каждые двадцать метров! — на этот раз Крайнов «рулил» уже самостоятельно, без напоминаний и наставлений командира крейсера.

— Есть, контроль глубины — каждые двадцать метров! — Сафронов, казалось, уже освоился, действовал уверенно и четко, выполняя приказы «врио» командира. — Глубина двести,… двести двадцать,… двести восемьдесят, триста метров!

На отметке «300 метров» Французов резко вмешался в управление:

— Дифферент на нос — два градуса!

Еще не успел Крайнов среагировать на эту «новую» вводную Французова, как боцман уже «отработал» на рулях:

— Есть, дифферент на нос два градуса!

«Командир «тормозит» лодку, хочет спускаться помедленнее, ступеньками. Все правильно, Бельмондо молодец, а вот я — то почему «торможу»?» — снова неприязненно то ли к себе, то ли из зависти к Французову подумал Крайнов, однако смолчал.

— Триста шестьдесят, триста восемьдесят, четыреста метров,… четыреста двадцать метров!

— На рулях — дифферент ноль! — снова вмешался в процесс «руления» командир лодки.

— Есть, дифферент ноль! — снова синхронно с вводной отработал старший мичман. Лодка, клюнув еще на метров двадцать — двадцать пять по инерции, оказалось на нужной глубине. Стрелка глубиномера замерла на отметке между «440» и «450» метров.

— Глубина — четыреста пятьдесят метров! — стараясь не выдать своего волнения, доложил старший боцман.

— Добро! — и хотя Крайнов видел, что лодка чуть — чуть не достигла заданной глубины, однако и достигнутого «результата» было вполне достаточно. — Внимание личного состава — Осмотреться в отсеках на предмет аварийного поступления воды! О всех… авариях немедленно докладывать на ЦКП и принимать незамедлительные меры к устранению неисправностей и аварийных ситуаций!

— Алексей Алексеевич! — это уже Французов обратился к главному акустику корабля. — Что там у нас «наверху»? Что слышно?

— Пока все без изменений — неопознанная лодка продолжает идти прежним курсом и с прежней скоростью. Их гидроакустический комплекс продолжает работать в «активном» режиме. Примерно через два часа должны встретиться, тогда и узнаем, что это за зверь такой?

— Добро, Алексей Алексеевич, будем ждать! Но только и вы не плошайте, не проспите этого вашего «диковинного зверя»?

Лампочка на пульте корабельной связи с надписью «Гидроак. рубка» погасла. Потекли долгие секунды ожидания, быстро перетекающие в минуты… А минуты уже медленно перетекали в часы — один, второй, третий час ожидания «контакта»…

— ЦКП! Ответьте гидроакустической рубке! — в напряженной тишине зудящих нервов (точно звук работающего трансформатора) и клокочущей крови в головах и сердцах без преувеличения всех присутствующих на командном посту членов экипажа ПРКСН «Златоуст» этот сигнал прозвучал как выстрел в ночи — громко и гулко.

— Да, Алексей Алексеевич! — оба, и командир, и старпом, буквально одновременно бросились к микрофону. Однако, подчиняясь субординации, Крайнов уступил Французову, от волнения покусывая губы.

— Товарищ командир — цель классифицирована! Это ПЛАРБ класса «Огайо» USS “FLORIDA”, бортовой номер 728, приписан к базе ВМС США Кингс — Бей.^[21].

— Получается, «стратег»? — изумился Французов такой беспечности или самоуверенности американцев.

— Так точно, товарищ командир, «стратег»! — Игнатьев старался выглядеть в глазах командира спокойным и невозмутимым, однако этот «контакт» и его взволновал тоже: это была огромная удача — поймать «в прицел» стратегическую подводную лодку, оснащенную двадцатью четырьмя межконтинентальными баллистическими ракетами «Трайдент 1», практически «иголку в стоге сена» в глубинах мирового океана. Шанс «один на миллион»!?

— Это точно «Флорида»? — даже опытный подводник капитан первого ранга Французов немного опешил от такой «новости» — удачи. Однако капитан третьего ранга Игнатьев, педантично дотошный и въедливый «служака» не склонен был шутить с ним:

— Имеющиеся у нас в аудиотеке записанные шумы полностью совпали с типом, соответствующим шумам от «Флориды»! Практически на 100 %! Без сомнения, это «семьсот двадцать восьмая»!

— Добро, Алексей Алексеевич, добро! — все на ЦКП повеселели, настроение явно улучшилось. Теперь можно было и чуть — чуть расслабиться: напряжение, томительное ожидание, неизвестность противника и его намерений — все это уже в прошлом… Все же богат и могуч русский язык — это счастливое ощущение называется «сладостной истомой». Как бывает, когда после интенсивной парилки в русской бане посидеть — «погонять» ароматный чаек с самоваром в кампании друзей. А лучше с любимой «боевой подругой».

— Это же, это же… ежели к ним в хвост зайти, то можно было бы и их прихлопнуть что ли? — это вдруг, откуда — то оказавшийся ЦКП замполит Синяков озвучил то, что у всех было на уме, но не на языке — рабочем «инструменте» всех политработников.

— Выходит так, если конечно мы на войне? — Французов, повернувшись к политработнику и улыбаясь, продолжил спрашивать:

— А мы разве на войне?

— Как говорится: «Если завтра — война, если завтра в поход?» — фальшиво пропел Синяков, подобострастно глядя в глаза командиру советского ракетоносца, как смотрит побитая собака в глаза своему хозяину в ожидании сладкой косточки вместо палки «за верную службу».

— Ну, «ежели в хвост зайти», да в реальном бою, то… несколько раз смогли бы их потопить своими «шквалами» (ракета — торпедами)! — теперь уже Французов явно надсмехался над своим заместителем по политической части — хозяин «так и быть» бросил кость псу. Однако Синяков либо сделал вид, что не замечает сарказма своего начальника, либо действительно в силу «недалекого» ума не заметил:

— Так это что же получается, Александр Андреевич, можно дополнительную дырочку^[22] в кителе сверлить?

— Сверлите, сверлите, Виктор Степанович! — это отвратительная сцена непроходимой глупости и наглости («наглость — второе счастье») со стороны Синякова явно рассмешила и развеселила Французова. «Какой непроходимый осел?» — подумал про себя Крайнов, однако промолчал, с неприкрытой ненавистью глядя на замполита. Но с того, как «с гуся вода» — Синяков так увлекся этой «перспективой» получить награду, что уже не стеснялся обсуждать вслух, что предпочтительней получить: медаль «За боевые заслуги» или орден «Красная Звезда»? Прямо как у Твардовского в поэме «Василий Теркин»: «Ну, зачем мне, право орден? Я согласен на медаль!». Впрочем, весь этот «цирк — шапито» скоро наскучил командиру — пора было действовать:

— Война войной, а обед, точнее ужин на флоте еще никто не отменял! Тем более, что появился повод — отметить? Не так ли, товарищ замполит?

— Так точно, товарищ капитан первого ранга! — от былой «борьбы государственной значимости по борьбе с пьянством и алкоголизмом» не осталось и следа. Как быстро «товарищ Синяков» отказался от своих партийных принципов, когда дело приобретало шкурный интерес. Поросячьи глазки Виктора Степановича приобрели масляно — лукавый блеск, даже слюна потекла из уголка рта — в предвкушении… Было видно, что в голове политработника крейсера крутилась — вертелась только одна мысль: «Какие теперь карьерные перспективы и двери «наверх» откроются после «успешного завершения Боевой службы»!? Ух, аж дух захватывает от почти адмиральских высот! И это «счастливое будущее», когда тебе нет еще и тридцати — тридцати трех лет? Младше Иисуса Иосифовича Христа?». Все эти сладостные грезы будущего партийного босса разом прервал пока еще командир корабля:

— Так, «война — войной, а обед на флоте — по расписанию»! Будем потихонечку всплывать! внимание на рулях — к всплытию!

— Есть — к всплытию! — казалось, главный боцман есть продолжение «железа» и сам сделан из железа. Как автомат…

— Дифферент на корму — пять градусов! Увеличить скорость до… двенадцати узлов! Рабочая глубина — сто пятьдесят метров. — На этот раз уже «рулил» сам Французов.

— Есть всплыть на сто пятьдесят метров, дифферент — пять, скорость хода — двенадцать узлов! — Сафронов четко «продублировал» приказ командира крейсера. Палуба чуть качнулась — лодка, послушная рулям и воле командира, медленно и уверенно поползла из глубин на вверх.

— Вот теперь можно и поужинать! Где у нас Мещеряков? — Французов был явно «в ударе», очень доволен собой и подчиненными. Пока все шло «как по маслу».

— Капитану третьего ранга Мещерякову — прибыть на ЦКП! — это уже «рулил» вахтенный офицер, командир БЧ-3 капитан третьего ранга Конев.

— Глубина — сто шестьдесят метров! — старпом, несмотря на вмешательство в управление кораблем командира, не терял бдительности. Французов этот момент — маневр друга оценил:

— Добро! Дифферент — ноль, скорость — четырнадцать узлов! — скомандовал капитан первого ранга. Боцман мгновенно отреагировал:

— Есть дифферент — ноль, скорость четырнадцать узлов!

— Андрей Леонидович! Сколько нам нужно времени и с какой скоростью идти, чтобы наверстать отставание от графика? — командир обратился уже к штурману капитан-лейтенанту Беляеву.

— Рекомендую скорость хода порядка восемнадцати — двадцати узлов, наверстаем упущенное часов за шесть — восемь. То есть как раз к назначенному времени «Ч» (12.00 по Московскому времени) будем в заданном районе точки пуска ракеты!

— Добро, штурман! Увеличить скорость хода до двадцати узлов! Гидроакустическая рубка — ответьте ЦКП!

— Гидроакустическая рубка — капитан третьего ранга Игнатьев! — из динамика раздался как всегда спокойный голос командира БЧ-7.

— Алексей Алексеевич! Как у нас общая обстановка на «горизонте»?

— «Горизонт» «чист», надводная и подводная обстановка нормальная — никаких целей (объектов) не наблюдается!

— Добро, гидроакустики, так держать! — казалось, что Французов буквально окрылен успехом — сейчас запоет какую-нибудь бравурную песню или марш. Да и сама атмосфера на ЦКП стала какая — то празднично-приподнятая, радостная что ли… «Бронька» открылась, и на командном «мостике» появился помощник командира по снабжению капитан третьего ранга Сергей Александрович Мещеряков собственной персоной или говоря общенародным языком «Царь»:

— Товарищ командир! Капитан третьего ранга Мещеряков по вашему приказанию прибыл! — четко выговаривая каждое свое слово, доложил офицер — снабженец.

— Сергей Александрович, ужин для экипажа готов? — было видно, что командир крейсера уверен в положительном ответе, однако поинтересовался «для приличия».

— Естественно, товарищ командир! Когда я подводил вас и наш славный гвардейский экипаж?

— Отлично! Да, кстати, вот тут у нашего замполита, у Виктора Степановича, есть предложение, «подкупающее своей новизной»?

— Да-да, Сергей Александрович, э… появился повод, так сказать, отметить сегодняшний успех!?

— Я что-то упустил или чего-то не знаю? — Царь был явно уязвлен и даже обескуражен — впервые он «что — то» упустил. И это «что — то» было крайне важным, раз даже такой «борец за трезвость» как Синяков («Эта жаба!») не только не возражает «злоупотребить» «вне очереди», но и настойчиво предлагает «отметить» это «что — то»? Синяков, видимо не только не «остыв», а наоборот, только распаляясь, прежде всего от своих мыслей о «счастливом и светлом будущем», с «пылом и жаром» «после схватки боевой» стал рассказывать Мещерякову, «как мы супостата победили в неравном подводном бою»!?

— Да, это повод! Не каждый день удается такой финт провернуть? — Царь был явно смущен, что все-таки не до конца осознает, в чем собственно «подвиг» заключается, и за что следует «сверлить дырки» в кителе, однако спорить с замполитом не стал. «А зачем? Партия сказала: «Надо»! Комсомол ответил: «Есть!»». Тем более, что и командир не возражает «отметить» успех!? А кэп всегда прав — «первая» статья флотского (но не путать с Корабельным Уставом) устава! А если командир не прав («вторая» статья ФУ), то читай внимательно первую статью — «КОМАНДИР ВСЕГДА ПРАВ!». Понимая, какие сомнения «роятся» в мозгу у начальника службы снабжения крейсера Французов сразу снял все вопросы:

— Сергей Александрович! Разрешаю из моих личных «погребков» выделить офицерам три, нет четыре бутылки белого вина! Вам ясно мое приказание?

— Так точно! Есть достать из «ваших» личных погребков четыре бутылки столового белого вина для празднования условной (Царь на этом слове сделал особое ударение, дабы показать всем присутствующим, что он тоже подводник и понимает толк «в колбасных обрезках»?) победы над американцами в учебном подводном бою!

Все заулыбались, наверное, кроме Синякова, понимая, что это лишь повод выпить (отметить) внеочередной порции вина… Но командир всегда остается командиром, особенно если ты — командир самого грозного советского подводного ракетного крейсера, несущего на своих «плечах» оружие гигантской разрушительной силы?! А если к тому же ты еще и отличный командир, то есть «слуга царю, отец солдатом» — то обязан заботиться о своих «солдатах» — подчиненных. Так сказать, к «вверенному личному составу, экипажу подводной лодки»:

— Отбой боевой (учебной) тревоги! Личному составу — от мест отойти, приготовиться к приему пищи! Дежурной смене боевой вахты — к вахте приступить!

И уже, после того как вахтенный офицер дал звуковой сигнал ревуна, продублировав приказ командира, капитан первого ранга обратился к старпому:

— Сергей Васильевич! Пойду — поужинаю, после подменю тебя на ходовом!

— Добро, Александр Андреевич! — старпом скорее машинально, то есть непроизвольно назвал своего начальника по имени — отчеству. Однако Французов только усмехнулся в ответ и покинул командный пункт корабля. Следом засеменил Синяков, точно Шакал за Ширханом в знаменитом советском мультфильме «Маугли»…

— Команде — руки мыть!.. Команде — ужинать! — по корабельной трансляции раздавались команды вахтенного офицера, жизнь на лодке снова входило в привычное расписание — «русло»: подъем, завтрак, обед, ужин, «вечерний чай», отбой… Снова подъем, завтрак, обед, ужин, «вечерний чай», отбой… И вахты, сменяемые вахтами — все как всегда в море. Или нет?

За ужином Синяков был, так сказать, в «ударе» — много говорил и много пил, признаваясь Французову «в большой любви и уважении к его величайшему таланту командира и руководителя». Со стороны все эти «дифирамбы» по меньшей мере выглядели омерзительно — покоробило даже «юбиляра», однако «тамада» был в «ударе» — перспектива стать «самым молодым адмиралом — замполитом и орденоносцем» окрыляла, кружила голову!?

— Так, приятного всем аппетита, товарищи офицеры! Пойду, сменю старпома на ЦКП! Кстати, капитан третьего ранга Мещеряков, проследите, чтобы пайку (вино) Крайнова никто не выпил! Да, и замполиту больше не наливать! — Сказав это, командир корабля покинул кают-кампанию, чем больше озаботил — остудил «творческий» пыл своего зама по политической части. Впрочем, Французову было абсолютно наплевать на мнение замполита, ибо это был настоящий Человек со своими принципами и правилами, созвучными с «принципами строителя коммунизма» или христианскими заповедями… Даже Время, почти две тысячи лет или двадцать столетий, не поменяли эти общечеловеческие морально — нравственные принципы — быть честным и порядочным Человеком. Однако фраза: «Время не властно над нами!» не правильна в принципе? Еще как властно! И в тот момент, когда, казалось бы, счастливая звезда — Удача должна засветиться на горизонте ПРКСН «Златоуст» и его экипажа, это ужасное и властное Время начало свой обратный отсчет? Вселенские песочные часы Времени для подводников перевернулись: из верхней части Жизни быстро потек песок в часть нижнюю под названием Смерть? Нет, я не прав — это не песочные Часы! Это огромные кремлевские часы «с боем», возвещающем о грядущем набате ударами молота по наковальне, выковывая серп — косу Смерти? И этим серпом Безносая соберет славную жатву, срубая — срезая молодых и здоровых мужчин, в полном расцвете сил и лет? Время уже пошло вспять… Двенадцать, одиннадцать, десять, девять, восемь, семь… часов до последней черты — границы, за которой Вечность! Сквозь толщу тяжелых морских вод Она уже заглянула в глаза своих будущих жертв, предвкушая славную тризну на своем пиру — скоро, очень скоро на заклание — алтарь Смерти возляжет сакральная жертва — целый подводный ракетоносец? Вот это подарок — царский подарок! Подобно трезубцу Посейдона теперь и у Аида есть оружие Ада? Часы отбивают последние мгновения «Златоуста»: шесть, пять, четыре, три…

В 02.05 минут на ЦКП поступил доклад арсенального вахтенного по погребам о повышении температуры и давления (правда, пока незначительном) в ракетной шахте номер восемь, из которой уже менее чем через десять часов нужно провести успешный пуск учебной новой (повышенной дальности почти на 2600 км.) межконтинентальной баллистической ракеты морского (подводного) базирования? Вахтенный офицер, получив доклад от подчиненного, сразу же доложил командиру корабля (Французов как раз вел лодку) и объявил сигнал «Аварийная тревога»! По приказанию командира крейсера на ЦКП были вызваны практически все офицеры ракетной части БЧ-2 в составе: командир БЧ капитан второго ранга Бессонов, командир ракетно технического дивизиона (РТД) капитан-лейтенант Алешин, старший инженер РТД старший лейтенант Постников и два лейтенанта — командиры группы управления ракетным оружием (ГУРО) лейтенанты Полозов и Полковников. После того, как на ЦКП появился заспанный Крайнов (только успел заснуть, а тут срочно вызвали на ЦКП), командир корабля начал «совет в Филях»:

— Товарищи офицеры, прошу кратко изложить ваши мнения относительно ситуации — какова причина повышения температуры и давления в шахте? Излагайте, пожалуйста, кратко и по существу, то есть без лишней «воды», конкретно!?

— Возможно, если исходить из худшего, то мне кажется, что ракета «потекла»?! — сказав это, Бессонов даже вспотел. Все молчали, понимали, что такая «версия» может оказаться вполне правдоподобной? А значит, что очень даже вероятно, возможен взрыв ракеты прямо в шахте!? И от такой «перспективы» любой человек, понимающий всю опасность данной ситуации, не только вспотеет, а похолодеет снаружи и внутри. На ЦКП наступила гнетущая тишина: лишь было слышно, как стрелки корабельных часов отсчитываю секунды и минуты, тающие как снежинки на теплой ладони, уменьшая время на принятие решения, время на спасение… На спасение самих себя и корабля?! Первым затянувшуюся «театральную» паузу нарушил Крайнов — старпом вдруг вспомнил аналогичную аварию с К-223 «Подольск» под командованием капитана второго ранга Храптовича в 1982 году. Об этом он напомнил всем присутствующим. А также Крайнов напомнил о лимите времени, отпущенного для принятия решения — иначе взрыв весьма вероятен?! Впрочем, он же попытался или точнее предложил провести старт ракеты раньше намеченного срока, если это возможно?

— О досрочном старте ракеты не может быть и речи!? — достаточно резко и эмоционально парировал командир РТД капитан-лейтенант Андрей Алексеевич Алешин. И сразу же привел весьма весомые аргументы — доказательства, которые были понятны практически всем присутствующим, кроме «нежданно — негаданно» явившегося («явление Христа народу») на ЦКП «по тревоге» замполита:

— Что за шум, а драки нет? Что у нас случилось? Опять американцев засекли? — казалось, что Синяков еще не совсем протрезвел, а потому продолжал «праздновать» или «отмечать» будущие награды и почести. Но увидев напряженные и озабоченные лица офицеров лодки, маска беспечного гуляки тут же спала с лица политработника. Алешин же, не замечая этого внезапного «вторжения» — появления замполита, продолжил свой доклад:

— Во — первых, для подготовке комплекса к стрельбе необходимо время — не менее двадцати одной — двадцати пяти минут! Во-вторых, нет никакой гарантии, что ракета не взорвется либо при старте с запуском маршевого двигателя или во время полета на всем протяжении траектории? То есть, практически в любой точке и над любой территорией, над которой будет пролетать ракета? Но самое главное — как неудачный старт может быть расценен в Москве и в Вашингтоне: не посчитают ли наши вероятные противники это за ракетно — ядерную атаку на Америку или Европу?

— Что? Что вы такое говорите, Алешин? — это разом протрезвел Синяков — замполит один, кажется, не понимал, что сейчас происходит, здесь и сейчас. Впрочем, политработник был не одинок — офицеры разделились во мнении: молодежь и Бессонов предлагали «рискнуть», предварительно всплыв на поверхность и открыв кремальеру, блокирующую открытие крышки ракетной шахты «вручную», осмотреть состояние ракеты, после чего и принять решение на старт МБР. При этом объявить в прямом эфире, что это «учебный» пуск?! Крайнов и Алешин предлагали поскорее связаться с Москвой, доложить ситуацию, получить дальнейшие инструкции от командования — «стрелять» или не стрелять?! Французов принял предложение последних — без доклада в Москву любые действия могут быть расценены как сознательный срыв боевой задачи со всеми вытекающими отсюда последствиями? После внеочередного выхода в эфир и доклада командир получил следующие указания из Москвы, суть которых было в следующем: во-первых, следовало немедленно затопить шахту с аварийной («потекшей») ракетой; во-вторых, К-921 приказано следовать в ВМБ Сантьяго де Куба и ожидать ракетовоз с новой ракетой «Космонавт Волков», который прибудет на Остров Свободы примерно через две недели. И самое главное, никакой самодеятельности насчет «всплытия и осмотра ракеты», «выхода в эфир открытым текстом» и т. д., и т. п. А также, принять все меры по недопущению возникновения аварийной чрезвычайной ситуации, при которой может возникнуть или произойти несанкционированный пуск ракеты или гибель крейсера? Таким образом, реакция Москвы была мгновенной — инструкции были четкие и понятные: никакой паники или самодеятельности, операция продолжается, лишь немного откладывается на «некоторое» время?

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

БС — боевая служба или «автономка», то автономное (как правило — одиночное) плаванье подводной лодки с выполнением практических боевых задач, поставленных командованием и утвержденных Планом боевой подготовки на время выполнения боевой службы. (Здесь и далее — примечание автора.)

2

Брейд-вымпел.

3

На флотском сленге так называется чистейший медицинский спирт.

4

Корабельное прозвище помощника командира корабля по снабжению капитана 3 ранга Сергея Александровича Мещерякова, выпускника Ярославского ВВУ тыла и транспорта 1979 года выпуска.

5

«Сундук» — оскорбительное прозвище мичманов на флоте. Считается, что мичмана служат ради возможности что-либо украсть и унести с корабля (службы), «скоммунизмить» или «стырить». Есть даже такая флотская поговорка, точнее две. Первая: «Курица — не птица, а мичман — не офицер!». И вторая: «Офицер служит, пока ноги носят! А мичман служит, пока руки (!) носят!». Однако, во время моей учебы в училище и дальнейшей службы на флоте мне в большинстве случаев попадались настоящие мичмана и лишь изредка «сундуки».

6

Сойдет домой на берег.

7

Моторист-механик, служивший на буксире Фадеева тоже ветеран-подводник Ольшанский Александр Дмитриевич.

8

Ядерный боеприпас или боеголовка со специальной боевой частью.

9

Начальник кафедры «Тактика морской пехоты», кавалер ордена «Красной звезды».

10

Училищами в курсантском обиходе.

11

Командир дивизиона живучести.

12

Главный морской штаб.

13

Погибла в 1988 году.

14

День советской Конституции 1977 года.

15

Нач. ХС.

16

«Оморячивание» или праздник Посейдона; прошу не путать с праздником Нептуна.

17

Наказание на флоте.

18

Минно-торпедная или «румыны» на флотском сленге.

19

Дифферент 0, крен 0.

20

Командир трюмной группы.

21

ПЛАРБ «Огайо», оснащенные МБР «Трайдент-1» и «Трайдент-2», ПКР «Томагавк», торпедами и минно — торпедами. Имеет надводное водоизмещение: 16 750 тонн, подводное — 18750 тонн; типа размеры 170,7*12,8*11,1 метров.

22

Под правительственную награду — медаль или орден.