Жернова времени

Константин Кураленя, 2013

Евгений Близнюк – герой романа «Жернова времени» – в пятой книге серии исторических авантюр «Великое кочевье» из 1987 года попадает в пекло Великой Отечественной войны. Морозный декабрь 1941 года, фашисты рвутся к Москве… Красная Армия накануне общего контрнаступления по широкому фронту. Старшина Близнюк в составе 14-й танковой бригады отважно сражается с фашистами. Его командир – политрук Кретов. Да, тот самый Александр Кретов, будущий Герой Советского Союза, чьё имя носит центральная улица села Нижнетамбовского, где комсомолец Женька Близнюк строит с друзьями новый город Бонивур…

Глава 3.

БОЙ У ХУТОРА ГНИЛЯНСКИЕ ДВОРЫ

— Подъём, боец! — разбудил меня крик стрелка — радиста.

Я подскочил словно ужаленный и завертел головой по сторонам. Прошедшая ночь помнилась смутно. Помню, как за спасённую честь роты проставлялся Егоза. А потом уговаривал бросить «могилу четверых» и идти к нему командиром разведки. «Как сыр в масле будешь кататься», — пьяно стучал он кулаком в грудь. Всё закончилось приказом Кретова: «Экипажу спать!»

— Вас ждём, товарищ разведчик, — шутовски козырнул Валера.

— Да ну тебя, — поморщился я. Прошедшая ночь сказывалась на самочувствии.

— Серёга двигатель разогрел, политрук приказал тебя вытащить. Выступаем. — Голос Валерки стал серьёзным.

Я подхватил автомат и выскочил из землянки. Было ещё темно, но восток готовился к встрече с солнцем. Серый горизонт едва подёрнулся розовым налётом, а свежий ветерок был уже чувствительно утренним. Первое января тысяча девятьсот сорок второго года, что-то принесёт нам первый день нового года?

Пофыркивая клубами вонючего дыма, совсем по — домашнему урчала дизелем наша «тридцатьчетвёрка».

— Отсюда до моего Сокольего километров шесть будет, — постукивая ногой по гусиничному траку, задумчиво произнёс Кретов.

— А может, того? — хитро посмотрел на командира стрелок-радист.

— Как ты себе это представляешь? — нахмурился Александр. — И что будет, если каждый станет по своему разумению по передовой раскатывать?

— Дак пять километров всего!

— Саша! — прервал опасный разговор негромкий девичий оклик.

Проводил всё-таки вчера дивчину наш политрук, не растерялся. Мы деликатно отвернулись в противоположную сторону.

— Ты зачем здесь? Неудобно, бойцы кругом, — стесняясь, произнёс Александр.

— Что-то у меня на душе неспокойно, — потупилась девушка.

— Не переживай, я живучий.

— Об одном прошу, останься живым, — сквозь слёзы прошептала Ирина.

— Да ты что! Здесь мои родные места, сама земля помогает! — преувеличенно бодрым голосом воскликнул политрук. — А теперь иди, пора нам.

Глядя, как ладная фигурка в белом полушубке скрывается за поворотом траншеи, я подумал, что военному поколению даже любовь досталась не такая. Всё наспех, всё сквозь слёзы.

— К машине! — Команда политрука бросила нас с радистом к танку.

Серёга уже сидел на своём месте и сосредоточенно шурудил рукоятью коробки передач и рычагами фрикционов.

— Не подведёт нас коробочка? — крикнул Кретов, ставя ногу на гусеницу.

— Постараемся, командир!

— Ну, с Богом! — сам того не заметив, обратился к Всевышнему молодой коммунист.

Заскрежетали шестерёнки коробки передач, танк взревел и, судорожно дёрнувшись, покатил вдоль передовой.

— «Коробочка пять, коробочка пять»! — раздалось в наушниках.

— Есть «коробочка пять»! — закричал Кретов.

— У тебя роты под Гнилым залегли. Сильный фланговый огонь из пулемётов. Ты там что, спишь, твою мать!

— Вас понял, вас понял! — не стал вдаваться в дискуссию Саша. — Серёга, жми!

Вдавливая гусеницами рыхлый снег, мы выскочили на поле перед селом Гнилое.

— Лежат, командир! — донёсся голос механика. Он как обычно ехал с приоткрытым люком и видел обстановку лучше других.

Бывалые танкисты говорят, что пятьдесят процентов успеха в бою зависит от механика. Они правы. И в этот раз мы остались живы благодаря Серёге, потому что выскочили прямо на противотанковую батарею немцев. А уж они-то не растерялись и постарались взять нас в оборот. Вокруг танка взрывами вскинулась земля.

— Серёга, назад! — вцепился в маховики наведения орудия командир.

Танк резко встал, так, что я вновь приложился лбом. Затем каким-то невероятным образом скакнул в сторону.

— Вижу пушку! — заорал механик. — Чуть левее крайней избы.

— Понял, короткую! — сориентировался Сашка.

Я вам скажу, что стрелком наш политрук был от бога. Таких называют снайперами. Раздался выстрел, и танк сразу же подался назад. Там, где мы только что стояли, взметнулась земля от ответного выстрела немцев.

— Есть! — заорал Серёга.

Я не выдержал и выглянул в открытый люк. Немецким артиллеристам повезло меньше, они так быстро передвигаться не могли. Их пушка валялась вверх колёсами на краю воронки.

— Жорка, а ну назад! — схватил меня за штанину политрук. — Тебе что, жить надоело? — крикнул он, когда я свалился обратно в башню.

— Ух и банька! — вытер грязный пот со лба Серёга, когда мы вырвались из зоны обстрела. — Что делать будем, командир?

— Я знаю что, — довольно улыбнулся Александр, немного подумав. — Здесь неподалёку есть хутор Гнилян — ские Дворы. К нему можно незаметно подойти по балке.

— Веди, командир, — азартно воскликнул механик.

Я трясся на жёстком сиденьи и тщетно пытался разглядеть через боковой перископ хотя бы что-то. Выглядывать из люка я больше не решался. Дальнейший бой мною воспринимался через команды Кретова и возгласы экипажа.

— Не ждали, гансики! — торжествующе заорал Серёга. — Командир, вот повезло так повезло!

— Да у них тут база! — присвистнул политрук. — Механик, всех под гусеницы!

— Командир, справа разворачивают противотанковую! — это уже стрелок-радист.

— Поздно спохватились, сволочи! — закусил губу Саша. — Серёга, прибавь!

— С Новым годом, вашу мать! — завопил Серёга, и танк ощутимо подбросило на каком-то препятствии.

2 Жернова времени

33

По радостным воплям экипажа я понял, что этим препятствием оказалась не успевшая приготовиться к бою пушка.

— Командир, драпают! — раздался голос Валеры. — Раз, два, три, четыре… пятнадцать. Командир, пятнадцать грузовиков, что-то вывозят!

— Зажигательный!

Я с готовностью нащупал снаряд и отправил его в казённик.

— Короткая! — продолжал командовать Саша.

Раздался выстрел, и танк двинулся дальше.

— Откат нормальный! — крикнул я, когда ствол орудия вернулся в первоначальное положение.

— Есть, головной горит! — доложил механик.

— Встали, объехать не могут, снег глубокий! — заорал стрелок-радист, и в звуки боя вплелись раскатистые пулемётные очереди.

— Дави их!

После команды политрука машина запрыгала, словно по кочкам. Это уже потом я с интересом рассматривал раздавленную нашим танком колонну немецкой техники с боеприпасами. Когда мы допрашивали взятого в этом бою в плен немецкого ефрейтора, то узнали, что наша атака оказалась для фашистов полной неожиданностью. Поэтому нам и удалось выбить их из хутора всего лишь одним танком. Когда мы выскочили на окраину хутора, то перед нами, как на витрине, оказались немецкие укрепления. Танк вышел им во фланг.

— Осколочный! — скомандовал Кретов.

И начался расстрел немецких позиций. Первым на воздух взлетело пулемётное гнездо. Следом за ним отправилась полковая пушка, вместе со всем орудийным расчётом. Видя такое дело, в атаку поднялись стрелковые цепи. И над полем разнеслось могучее: «Ур-ра!»

Мы с командиром выбрались наверх и, сидя в люках, наблюдали за исходом боя.

— Тьфу ты чёрт! — выругался Кретов.

— Что, командир?

— Зацепило.

— Серёга, давай в санчасть! — крикнул я. — Командира ранило.

Рана у Кретова оказалась лёгкой. Санинструктор Ирочка наложила ему повязку и приказала обратиться в полевой госпиталь. В госпиталь политрук не поехал.

— Обойдусь, на мне заживает как на собаке, — сказал он. — Чего доброго, вы за это время всех фашистов расколошматите.

— Не, товарищ политрук, без вас не получится, — ухмыльнулся Серёга.

На следующий день поступил приказ сменить место дислокации. Время было такое, что, пока шло контрнаступление под Москвой, мы практически не выходили из боя. Танков было мало, танки требовались везде. Бывало такое, что сегодня мы воевали на одном участке фронта, а завтра уже за пятьдесят километров от него.

На наших глазах расцвела любовь санинструктора Ирины и Александра. Видя такое дело, старший лейтенант Егоза не пожелал быть проклятым разлучником и помирился с политруком. Хотя их отношения продолжали оставаться слегка натянутыми.

— Экипаж у вас добрый, — говорил он, когда в редкие минуты передышки нам удавалось встретиться за чашкой чая, — можно сказать, геройский.

Он помнил и новогоднюю ночь, и немецкую разведку. Помнил он и день первого января, когда мы своей атакой спасли положение и помогли ему взять село. Кстати сказать, к медали он меня всё-таки представил. Немецкий разведчик дал ценную информацию о системе обороны противника, что помогло нам в дальнейшем.

— Сам понимаешь, возникнет масса ненужных вопросов. Ты-то герой, спору нет, а мы окажемся в полном дерьме, — говорил он смущённо в тот вечер. — Но обещаю, что «Отвага» за мной.

Но на следующий день, когда немец заговорил, старлей изменил свою позицию. Победителей не судят.

Я лишь улыбался, в очередной раз удивляясь неистребимому желанию наших дедов не думать о смерти. Что можно было загадывать наперёд в то время, когда по средним статистическим данным на фронте в день погибало около двадцати тысяч человек…

Каждый день, прожитый на войне, — это целая жизнь. И если эта жизнь не прервалась куском раскалённого металла или холодным лезвием плоского немецкого штыка, то считай, ты заново родился.

Под разрывы снарядов и грохот канонады прошли рождественские праздники. Утро десятого января застало нас под селом Малиновкой.

— Экипаж, кончай ночевать, — подняла нас команда политрука. — Валера, связь с батальоном.

— Есть связь, командир! — радостно доложил связист. Покрутив настройки, добавил: — Второй вас требует.

— Да, есть, понял, будет исполнено! — По лаконичным ответам политрука мы сообразили, что и сегодня повоюем.

— Выдвигаемся на дорогу, — ответил он на наши вопросительные взгляды. — Летуны сообщили, что из Солнечного на Воробьёвку движется колонна немцев. Необходимо уничтожить.

Подпрыгивая на ухабах, выбираемся на дорогу и, прибавив газу, устремляемся к цели. Надо сказать, что в те дни на фронте творилось чёрт знает что. Чёткой линии обороны не было, и воевать приходилось в полупарти — занских условиях. Сегодня это село было нашим, а завтра там обедали фашисты.

— Командир, вижу колонну! — доложил Серёга.

— Сопровождение?

— Два противотанковых на конной тяге.

— Где?

— В голове колонны.

— Атакуем, пока не успели развернуться!

Лихо зарычал двигатель. Выходим в лоб колонны.

— Забегали! Пушки разворачивают, — азартно кричит Валера. — Может, вдарим?

— Газу давай, должны успеть! Жора, осколочный! — командует Сашка.

Я опять, словно слепой котёнок, ориентируюсь лишь по обрывочным выкрикам экипажа.

— Есть осколочный!

Не делая остановки, политрук рвёт спусковой механизм. Не дожидаясь, пока ствол встанет на место, подхватываю следующий снаряд. Я уже знаю, какая последует команда. Второй и третий выстрел тоже не приносят существенных результатов. Стрельба с гусениц — это стрельба в молоко. Но она достигает главной цели: свистящая над головой шрапнель пригибает к земле даже самых отчаянных. Немецкие артиллеристы дрогнули, нервы у ребят не железные. И вот по разбегающимся орудийным расчётам застрочил Валеркин пулемёт. В наушниках внутренней связи слышатся витиеватые обороты ненормативной лексики.

Я временно остаюсь без работы и, не выдержав неизвестности, на мгновение выныриваю из люка. Глаз отмечает колонну приличных размеров. В ней около десятка автомобилей и полусотни запряжённых понурыми лошадками подвод.

Перепрыгнув через пушки, тараним головной грузовик. Я ныряю в тёмную пасть провонявшейся пороховыми газами башни. Замечаю неодобрительный взгляд командира.

— Проветрился! — пожимаю в ответ плечами и приникаю к боковому перископу.

Возницы в панике режут постромки и, вскакивая верхами, разбегаются в разные стороны.

— Командир, может, трофеи захватим? — слышу в наушниках голос Серёги.

— На кой чёрт тебе немецкие снаряды? — отвечает политрук. — Дави!

И мы смерчем проходим по дороге. Непрерывно грохочет пулемёт, ревёт дизель, лязгают гусеницы — мы ангелы или, скорее, дьяволы возмездия. Почему человеческая природа не может обойтись без убийств? Ведь мы всё равно умрём, жизнь и без этого коротка. Зачем торопить неизбежное?

— Всех в ад, всех в ад! — сжав зубы, рычит Кретов.

Как я его понимаю. Даже не знаю, что бы я делал, если бы воевать на пороге родного дома пришлось мне?

На обратном пути неугомонный механик остановил танк рядом с опрокинутыми подводами.

— Что-то двигатель греется, переждать бы надо. — Он озабоченно постукивает кулаком по заборнику воздуха.

Мы все вопросительно поглядели на Кретова.

— Трофейщики всё равно себе прикарманят, — заступаемся за механика.

— Давайте уже, — обречённо машет он рукой. — Только на раненых фрицев не нарвитесь. Не хватало ещё после боя пулю получить.

Улов оказался богатым. Серёга, довольно покхекивая, распихивал припасы по бортовым ящикам из-под снарядов. Коньяк, консервы, сигареты, колбаса и сладости наполняют танк запахами чужой и непонятной жизни.

— А это для Ирочки. — Серёга протягивает командиру флакончик с французскими духами.

— Ну вот ещё, — слегка покраснев, хмурится тот.

— Придётся самому дарить, — вздыхает механик, — девушки такие штучки дюже уважают.

— Давай сюда! — решается командир.

Мы отворачиваемся, пряча невольные улыбки.

День простояли у села Максимово. Завтра с утра готовится штурм. Для нас все схватки с фашистами кажутся битвами, а в сводках передают, что на нашем участке фронта идут бои местного значения. Серёга с Валеркой пишут письма, а нам с политруком писать некому. Хотя Саша, немного подумав, присоединяется к другим.

— Здорово, маслопупы! — Огонь керосинки, резко дёрнувшись, едва не погас.

В дверях блиндажа, весело скалясь, стоял Егоза.

— Что, не ждали?

При виде старлея Кретов невольно оживился. Мы понимающе переглянулись — Ирочка. После боя у Гнилого они встречались только урывками и на людях.

— Товарищ старший лейтенант, какими судьбами? — расплылся в довольной улыбке Серёга. Он знал, что бравый комроты просто так не приходит.

— Да вот, были на отдыхе и переформировании, а тут приказ — к вам под Максимово менять Третью роту.

— Значит, опять вместе повоюем?

— Значит, повоюем. Гостей принимаешь? — Яков пытливо взглянул в глаза Кретова.

— А что нам делить? Гостям мы всегда рады. — Саша крепко пожал протянутую руку, а мы облегчённо вздохнули. — Серёга, давай, что у нас там есть. А то пехота сманит нашего Жорку своими трофеями в разведку.

— Айн момент, командир! — Сергей изобразил успокаивающий жест. — Всё будет в ажуре, когда за дело берётся профессионал.

В ящиках для ЗИПа у нашего механика лежали не только запчасти. И импортным коньяком нас было не удивить. Что мы, зря немецкие колонны под гусеницы пускали? И перед изумлённым Яковом на грубо оструганных досках стола стали появляться всякие вкусности.

— Сыр голландский, — взглядом провожая извлекаемое из вещмешка, комментировал Сергей. — Вино французское с газами для мамзелек ихних, — скривился механик, вспомнив кислый вкус шампанского. — Колбаса фаршированная, колбаса копчёная…

— Ну, вы даёте, — покачал головой старлей. — Обжились. А мы на переформировании слегка отощали.

— Подкормим, — солидно пообещал Серёга и в завершение водрузил на стол три фляжки. — А этот продукт наш. Самогон. Проверен временем и желудками многих поколений русских людей.

— Зови своих, — стараясь быть равнодушным, произнёс Саша.

Егоза понимающе глянул на политрука и произнёс:

— Лейтенанты погибли, а остальные должны подойти.

— Как? Мальчики ведь совсем, — покачал головой Валера.

— На таких мальчиках теперь Россия держится, — задумчиво произнёс я.

— Бери больше! — поправил механик. — Весь мир!