Желание исчезнуть

Константин Куприянов

Кузьма, герой войны, возвращается в родной посёлок. Он пробует влиться в мирную жизнь, заново подружиться с дочерью, заняться мирным трудом. Он пытается рассказать заезжей журналистке правду о войне, бросает вызов врагам.В это время к герою приезжает бывший сослуживец. Он предупреждает, что Кузьме угрожает смертельная опасность, совсем близко наёмные убийцы, посланные врагом. Но можно ли доверять ему, ведь сам он выжил лишь благодаря чувству мести и любви к погибшей возлюбленной?

Глава пятая

На другой день Павел с утра приехал к дому Кузьмы на велосипеде. Тот только проснулся и выглянул в окно. На часах было начало восьмого, солнце уже начинало припекать, лето было совсем близко.

— Как ты на этой железке ездишь? Еще и в такую даль.

— Не знаю. Не спалось вчера. Сел и поехал, пока темно.

— Это хорошо, что ты уже здесь, — сказал Кузьма.

Хотя он был уверен, что привезенных с войны денег хватит еще минимум на год, а если начнут платить обещанную военную пенсию, то и вовсе не придется работать. С тем, как дела у их с Саньком кафе, желательно было разобраться. Просто он ленился идти к нему один. А при зрителях — вот хоть при Паше — все было проще.

— Заходи, позавтракаем.

На кухне уже сидели Полина и Петрович. Едва появился отец, девочка встала и пошла в свою комнату.

— Так, стоять! — громыхнул Кузьма. Полина испуганно обернулась. — У нас вообще-то гость! Чего молчишь? Видишь, нет?

— Вижу, — пискнула Полина.

— Вот и поздоровайся. Давно не видала Пашку-то. Сколько мы уже не приходили?

— Здрасьте, дядь Паш.

— Здравствуй, Поля, как учеба?

— Хорошо. Скоро экзамены только.

— ЕГЭ?

— Нет пока. ОГЭ.

— Понятно. Ну, учись хорошо, радуй папу.

— Я стараюсь.

Снова воцарилось молчание. Кузьма недовольно посмотрел на дочь, но по ее зажатому виду было ясно, что большего из нее не выдавить.

— Ладно, иди.

Девочка ушла к себе.

— Дети, — виновато улыбнулся Кузьма, усаживаясь за стол.

— Начни уже с ней нормально общаться, — посоветовал Петрович.

— Не учи меня, дед. Видишь, пытаюсь? А у ней будто заноза, ходит недовольная вечно, сжавшаяся, унылая… жуть! Что ей не так-то?

— Сам знаешь. — Дед поднялся и пошел к себе.

— Ушли, блин… А завтрак?

— Приготовь себе, — сказал старик из коридора. Скрипнула и закрылась дверь.

— Вот об этом отношении я и говорю, — заметил Павел.

— На дураков обижаться — себя не уважать, — отозвался Кузьма, делая вид, что всё в порядке. — Нравится с постными минами ходить — ради бога!

Он приготовил яичницу и кофе, и после завтрака поехали на старых «жигулях» в центр Края, где находилась небольшая туристическая зона, включающая пешеходную набережную и галечный пляж. Часть набережной была густо застроена ларьками и магазинчиками, но большинство стояли закрытыми.

— Вот-вот сезон, — сказал Кузьма. — Но что-то не торопятся открыться. Наверное, особо не едет народ, Крым же теперь. Ну так правильно, все в Крым пускай едут, я тоже так считаю. Но сюда и раньше не сильно ездили. Впрочем, у нас с Саней все должно нормально идти. У нас же было это, ноу-хау. Знаешь такое?

Павел кивнул.

— Переводится: «знаю как»! Я тоже не знал — это Санька все. Любил заграничные слова… Только вот не пойму, где она. Обычно отсюда уже слышно.

— Кого?

— Скоро узнаешь. Только, видать, он нашу кафеху-то переставил.

Через некоторое время они нашли кафе на колесах, и Кузьма театрально воскликнул:

— Ха, как в воду глядел! Переставил! Санек!

— Закрыто, — сказал Павел.

Кузьма принялся было дергать ставни на окнах, но забряцали тяжелые замки.

— Гляди-ка, и правда еще не открылся. Обычно в это время уже сезоним! Потерял Санек хватку!

В этот момент появился Санек. Он выглядел совсем не так, как его запомнил Кузьма. Пожалуй, если бы Борька не залаял и не бросился в его объятия, и не признал бы. Санек постарел, сделался худым как скелет. Одет был в потасканную пыльную кожанку и черные джинсы. Его волосы и щетину тронула седина, более заметная, чем у поседевшего на войне Кузьмы.

— Привет, — сказал Санек, когда Борька немного успокоился.

— Здорово! А чего я не слышу криков? Она у тебя где, спит?!

— Она? А, ты про Ритку, — Саня почти улыбнулся, но потом глаза снова заволокла скука. — Померла еще пару лет назад.

— Черт!.. А чего ты не написал?

Санек почесал голову.

— Да что тут писать-то и куда?

— И то верно. Когда открываемся?

— Никогда.

— Как так? — опешил Кузьма.

— Пошли поговорим.

— Тут говори!

Они стояли посреди пешеходной зоны, но вокруг почти никого не было, туристы пока не приехали. На них с любопытством посматривали хозяева окрестных точек и малочисленные прохожие. Почти все знали друг друга в лицо.

— Давай хоть с дороги сойдем.

Опустив голову и сунув руки в карманы, Санек прошел к ступенькам, которые вели к набережной и потом ниже, к пляжу. Кузьма заметил, что друг подволакивает левую ногу. Санек сел и закурил. Борька все терся рядом, но нетерпение слишком одолевало Кузьму, и он отстранил пса.

— Тебя не узнать! Рассказывай, что случилось. Как умерла Ритка?…Это попугай наш, — пояснил он Павлу. — Санек придумал. Поэтому и название — «Попугай». Хорошая идея была… Только я не понял, Сань, как он мог умереть? Они же писали, такие четыреста лет живут.

Санек усмехнулся.

— Где-то живут, да не в наших широтах. Была зима холодная, кто-то забыл окно закрыть, она простудилась да сдохла.

— Кто-то?! Ты один живешь!

— А, ну можешь и на меня свалить.

— Погоди, я не сваливаю, но ты так говоришь, будто кто еще мог! А если да, то давай предъявим ему! Триста евро платили!

— Кузьма, я кафе продал. Она уже при новых хозяевах померла. Твоя доля у меня до сих пор. Отдам — только скажи.

— Вот это новость. Ну, я в принципе догадывался, — Кузьма почесал щетину, скрывая растерянность. — По твоему унылому виду. Но, может, расскажешь?

— Дело не шло. Как ты уехал, сезоны хуже и хуже. Я и продал на второй год.

— А кому продал?

— Да кому-кому… вон, чертям, — Санек со вздохом махнул рукой в сторону каких-то кавказцев, которые с интересом разглядывали трех мужчин и собаку.

— Этим?! — Кузьма перевел изумленные глаза на бывшего партнера.

— А кому? Денег нет ни у кого. Я три месяца продавал! Никто из наших не пришел. Был какой-то мужик со Ставрополя, типа инвестор. Заехал, посмотрел, обещал купить и не приехал больше. Я месяц ждал, два… ну и все, продал им вот. За четыреста.

— За четыреста?! — Кузьма почти на минуту потерял дар речи и стал изумленно оглядываться в поисках поддержки. Думая, что хозяин играет, весело залаял Борька, Павел стоял безучастно.

— С ума сошел? — воскликнул Кузьма. — Она в сезон пятьсот делала!

— Знаю! Но сейчас ни черта не сделает! Я ж не дурак, Кузь. Хотел как лучше.

— Обалдеть… — Кузьма взялся за голову, — вот это новость! То есть мы и без дела, и без бабок!

— Выходит, так. Но твои двести у меня на счету. Напиши свой номер, я отдам…

— Стоп, что ты мне рассказываешь! Если ты продал, что тут делаешь?

— В смысле?

— Ну, зачем пришел, раз продал еще два года назад?

Санек непонимающе смотрел на него, потом сообразил:

— А, так… по привычке хожу. Сам не знаю зачем. Смотрю просто, вспоминаю…

— И на что живешь?

— Медом торгую. Я теперь как этот… ну короче, пасечник.

— Пасечник, — растерянно повторил Кузьма. — А я?

— А чего ты?

— Ну, а я кто?

— Не знаю, Кузьма.

— То есть меня ты в дело не берешь?

— А ты хочешь медом заниматься? — удивился Санек.

— Мы же партнеры, я тебе денег давал.

— Ну и я тебе давал. — Санек поднялся, опять закурил. — Слушай, Кузь. Твою долю я сохранил. Но в этом деле я, пожалуй, один обойдусь, понимаешь?

— Не понимаю!

— Ладно, пошли, — вздохнул Павел, которому сделалось все ясно.

— Чего пошли?! Я тут не закончил!

— Я тебе по дороге объясню, пошли…

— А ну, погоди! Так, Сань, разъясни: я оставлял тебя с нашим делом, ты его продал — ну ладно. А теперь, получается, даешь мне расчет и отправляешь к черту?! Ты же со мной не советовался даже.

— Толку с тобой советоваться? — Санек разозлился. — Ты бы вернулся помогать? Одному, знаешь, не особо просто все тянуть.

— Ты мне зубы не заговаривай, — Кузьма схватил Санька за рукав и притянул к себе — тот оказался легким, как соломенное пугало. — Почему это ты со мной дела иметь не хочешь?

— Да зачем ты мне нужен? — в голосе Санька наконец прорезалась твердость, а в глазах что-то вспыхнуло, он начал пытаться вырваться. — Ты мне и раньше не был нужен-то! Да и с Риткой я придумал.

— Опа! Только что жаловался, что, бедный, один остался!

— А ты бы поотбивался от сраных чертей! — Санек наконец освободился. — Вон, поди, быкани на них, похватай за одежду! Посмотрим, сколько их соберется тебя убивать! Их тут целая армия теперь!

— А, так ты испугался? Так и говори! Давай я парней соберу да и отобьем у них…

— Нет, я все честно продал, даже налоги заплатил. Теперь медом торгую, мне хватает. Ладно, бывай. Захочешь нормально поговорить — приезжай.

— Так, стоять, — сказал Кузьма злобно. — Паша, у тебя телефон есть? Вот, обменяйтесь номерками. Паша за тобой присмотрит, договорились? Если что, будет защищать.

Санек без охоты согласился, дал Павлу свой номер. Потом заковылял прочь.

— Ну ты видел?! — воскликнул Кузьма с нервной улыбкой. — Вот поэтому я тебя и взял — будешь свидетелем, как обходятся с нами гражданские!

Павел скептически смотрел на него, сложив руки на груди. У него было лицо человека, который давно не ожидает от жизни ничего хорошего, и произошедшее лишь легло новым доказательством в копилку.

— Что думаешь?

— Всё по делу. Ты уехал — он продал.

— А-а, вот ты как, — с обидой заметил Кузьма. — Я вот так не считаю. Вместе лямку тянули, вместе придумывали и делали.

— Тогда, получается, не надо было тебе уезжать.

В ответ Кузьма лишь отмахнулся. Принялся нервно ходить туда-сюда. Он чувствовал в себе силу, мощь, но почему-то все, к чему он прикасался по возвращении, сразу безвольно сдавалось, хотело сбежать от него, словно было слишком слабым.

— Мы с ним еще не закончили! — сказал он, немного успокоившись.

— Дело твое, но Саня вроде нормальный. Думаю, стоит забрать у него деньги и пусть делает что хочет.

— Ты забери, — Кузьма махнул рукой, — меня сейчас это мало…

Павел постоял в нерешительности, потом согласился:

— Ладно, схожу.

Он стал звонить Саньку, чтобы спросить дорогу, а Кузьма с Борькой прошли немного вдоль набережной. Люди с любопытством и опаской разглядывали их.

— Вот они, люди… Ну что, Борька? Устал, проголодался?

Борька гавкнул.

— Тогда пошли, куплю тебе кость баранью.

В этот момент он заметил поодаль странное движение и переменил планы.

— Эй, вы чего там?! — окликнул он трех кавказцев, говоривших с девушкой. Они держались от нее на почтительном расстоянии и общались спокойно, с улыбками, но Кузьме все равно не понравилось происходящее.

— Ничего, брат, общаемся, — ответил старший.

Кузьма и Борька подошли к ним. Девушка явно была не местной — и совсем юной, наверное, немногим старше Полины, блондинка с огромными карими глазами, румяными щеками. С первого взгляда, по выражению лица, движениям, мимике Кузьма понял, что девушку переполняет жизнь и энергия, поэтому сразу забеспокоился о ее судьбе.

— Общаетесь? О чем вам с ней общаться? Ну-ка, отойдите немного, не толпитесь. Девушка, здравствуйте, вас как зовут, какими судьбами в Крае?

— Я Катя, журналист! — ответила девушка и энергично пожала Кузьме руку. От неожиданности он даже опустил взгляд на свою огромную грубую ладонь, в которой ненадолго скрылась белоснежная девичья кисть.

— Вас не обижают тут? — Он сурово глядел на кавказцев.

— Нет-нет, я из Москвы приехала только что, ребята мне как раз объясняли, где тут снять комнату.

— Комнату? У них? Не советую, тараканов в Москву себе навезете.

— Эй, брат, зачем так говоришь, а?

— Кто тебе тут брат? — строго, но спокойно уточнил Кузьма.

— А может, есть без тараканов? — испуганно спросила журналистка и перевела взгляд с Кузьмы на кавказцев.

— Конечно, есть, не слушайте его! — сказал самый молодой, — комната чистая, евроремонт…

Но Кузьма придвинулся к Кате ближе и доверительно проговорил:

— Нет, так не пойдет, советую вам гостиницу. Самая лучшая у нас — «Русалочка», у моря стоит, я провожу.

— Хорошо, — согласилась она, поколебавшись. — Извините, ребята.

Девушка улыбнулась, и все четверо мужчин почувствовали себя настолько счастливыми, что потенциальный конфликт так и не разразился. Когда же затмение красотой стало проходить, Катя, Кузьма и Борька были слишком далеко, чтобы догонять их.

— Славные ребята, воспитанные, — сказала журналистка.

— Эти? С ними надо ухо востро держать. Эй, Борька, ко мне!

— Какой прекрасный пес!

Катя опустилась на корточки и принялась гладить Борьку. Тот вначале обнюхивал ее с недоверием — от девушки пахло духами и косметикой, — но постепенно привык и завилял хвостом.

— Да, это мой Борька. Дождался. Хоть он, — пробормотал Кузьма.

Катя пару минут знакомилась с Борькой.

— Немного не собачье имя, но просто отличный пес!

— Не собачье? А чье же?

— Ну… даже не знаю, — она сильно смутилась. — Я бы скорее ждала, что так хрюшку будут звать.

— Свинью?!

— Да я шучу, — Катя засмеялась, и Кузьма ответил невольным смехом: сопротивляться ее улыбке было действительно невозможно. — Наоборот, очень человеческое имя. А почему он вас ждал? Вы уезжали?

— Уезжал по работе.

— Далеко?

— Про осаду Одессы слышали? Вот туда.

— Туда-а? — Катя остановилась посреди дороги. — Так я поэтому здесь! Я вас и искала, получается!

— Меня?

— Ну да! Ветерана этой войны! Мне дали несколько адресов в Минобороны, неофициально, сказали, можно попробовать отсюда. Я хочу написать об этом большой материал!

— Об Одессе?

— Вообще о гибридной войне.

— О какой-какой войне?

— Гибридной. — Девушка на мгновение взяла его за руку и терпеливо объяснила: — Гибридная война — это понятие. Это такая смешанная война, когда и обычная, и малая, и информационная, и кибер-война. Как сейчас у России.

— С украми идет обычная война, — хмуро сказал Кузьма, — не малая. Просто об этом как-то больше не говорят. Я понимаю, нельзя официально, но… раньше-то говорили, а сейчас типа западло стало. Я слушал радио — ни одной новости про это, а мальчишки умирают…

— Это очень важная тема, вы правы! Но в Одессе лишь один из театров. Самый важный, но не единственный! Я так хочу обо всем это написать хороший материал! Я вообще думаю из этого сделать диссертацию. Или книгу. Или диссертацию и книгу, я еще не решила! — с восторгом тараторила Катя. — Но я точно хотела начать с разговора с ветераном. Я, правда, сначала искала ветерана Ближнего Востока, но мне сказали, что по тамошним пока рано писать, им еще нельзя говорить… И тогда я стала искать ветеранов Одессы, и мне посоветовали съездить сюда. Говорят, здесь в округе Геленджика сразу несколько человек живет. И вот я вас сразу нашла! Как вас зовут?

— Кузьма.

— Кузьма? Тот самый Кузьма?! Герой батальона «Смерч»?

— Ну, геройская звезда имеется…

— Так это ваш отряд занял Одесский вокзал и потом оборонял от контрнаступления! Вы командовали последним штурмом и десятинедельной обороной?!

Кузьма лишь хмуро расчесывал щетину. Несколько секунд девушка стояла в растерянности, соображая что-то, потом ее лицо прояснила самодовольная улыбка. Кузьме стало не по себе. Он будто снова участвовал в игре каких-то чуждых сил, которые пытались управлять им в Одессе и о сути которых он лишь смутно догадывался.

— Когда ты приехала?

— Всего час назад! Можно взять у вас интервью?

— Вот ты… Господи, да можно, конечно… Постой, а гостиница?

— Гостиница подождет!

— А где, кстати, твои вещи?

— В камеру хранения на автовокзале сдала, чтобы жилье искать налегке. Да неважно все это — мне надо срочно с вами поговорить!

По ее сверкающим глазам Кузьма понял, что вряд ли отвертится, и напрягся. Раньше он никогда не давал интервью и помнил, что на фронте не очень-то любили читать непутевые статьи с гражданки, даже если их писал бывший военный.

— Прямо здесь, что ли? — спросил Кузьма с надеждой, что удастся отсрочить.

Катя стремительно изучила местность, проверила что-то в телефоне и объявила, что они пойдут в KFC.

— В кэ-эф чего? — не понял Кузьма. Когда он уезжал добровольцем, такого еще у них не было, но KFC действительно открылось, и Катя привела его, сверяясь с картой в телефоне.

— Скажите, что вы хотите, пожалуйста, я вам все куплю.

— Вот еще! — возмутился Кузьма.

— С собаками внутрь все равно нельзя.

— Тогда я ничего не буду.

Фаст-фуд открыли на единственном оживленном перекрестке Края, пластиковая вывеска красовалась напротив Дома культуры, сотворенного советскими строителями, знавшими толк в обстоятельной архитектуре. Кузьма чувствовал себя не в своей тарелке, поскольку тут сидели только кавказцы (они же, судя по всему, и держали точку) и малочисленные школьники. Катя появилась с подносом: принесла ему стакан чая и какой-то бутерброд, а Борьке воды в пластиковой миске и несколько кусочков курицы (пес обнюхал их с недоверием и есть не стал). Себе она купила салат, но не стала даже открывать, а сразу достала блокнот, диктофон и сообщила:

— Я очень волнуюсь, поэтому заранее извините.

— Хорошо.

— Я не буду сразу все спрашивать. Разобьем интервью на несколько частей, ладно? Тем более вам точно есть что рассказать, и мы за раз не управимся.

— Согласен.

— Я буду задавать вопросы, а вы просто говорите то, что считаете нужным. Можно кратко, можно развернуто, ладно? Если трудно ответить, скажите первое, что приходит в голову. А если хотите — можно пропускать вопрос.

С каждым уточнением, хотя звучали они весьма лояльно, Кузьма напрягался все сильнее. Он чувствовал, что его затягивают на территорию, где он никогда не бывал, и там он окажется беззащитным. Но выразить опасение и даже признаться себе в нем Кузьма не мог, поэтому стиснул зубы и ждал.

— А, и вот еще. Вы мне даете разрешение на публикацию?

— Ну да, видимо…

— Я вам пришлю материал, и вы можете письменно заявить правки, договорились? Но после исправлений я могу публиковать на любом носителе, хорошо?

— Ну хорошо.

— Супер! Отлично, тогда поехали.