Ксенотанское зерно

Константин Костинов, 2012

Неспокойно в славном городе Друдене, столице Нассбергского королевства… Пахнет плесенью, слуги Грибного Короля плетут интриги против местного короля – генерала Неца, мудрого и доброго… Или нет? Или это дворяне поднимают восстание против злобного и жестокого Темного Властителя, того самого генерала Неца? Кто прав? Кто виноват? И чью сторону принять вольному крестьянину Якобу, в чьей телеге случайно спряталась молодая дворянка? А ведь всего и хотел, что зерно купить…

Глава 2

Копыта волов (левого звали Направо, а правого — Налево) мерно ступали по дороге. Поскрипывали колеса телеги. Якоб лежал на соломе и смотрел в небо. Скоро вечер.

Парень нашарил флягу с водой. Ее подарила ему перед самым отъездом Хильда, улыбнувшись и потеребив косу. Хорошая фляга, кожаная, с медными накладками. Может, после возвращения с ксенотанским зерном взять Хильду в жены?

Якоб поднес горлышко фляги к губам. Замер. Осторожно принюхался.

Вода пахла родником и совсем немного — малиной.

«Спасибо тебе, заботливая Хильда. Вернусь — обязательно отплачу тебе добром за добро…»

Малиной пахла вода из источника Химбеере, достаточно было отпить несколько глотков — и полдня в кустах тебе обеспечено. Другой воды у Якоба не было.

Спасибо тебе, добрая Хильда.

Вот и камень, о котором говорил отец. Осталось достать деньги.

Вчера вечером Якоб еле дождался общинного поля, на котором можно было оставить на ночь волов и переночевать. Пришлось, конечно, отдать пару медяков.

Нет, можно, конечно, переночевать и в лесу. Бесплатно. Вот только здешние леса принадлежат местному властителю, барону Кройццугталу. А если он обнаружит в своих лесах непрошеных ночевщиков, то вытряхнет не только последние деньги, но и последние штаны. Дорогой выйдет бесплатная ночевка. Ничейных лесов в округе уже давно не осталось. Дальше, правда, начнется Чернолесье, но ночевать там… Лучше уж сразу на кладбище.

Рано утром Якоб выехал, и вот он уже около заветного камня. Вот только камень-то немаленький, в три обхвата. А старый Ганс позабыл уточнить, где именно около камня спрятаны деньги. Придется искать наугад…

Лопата воткнулась в землю.

— Доброе утро, парень, — окликнул Якоба проезжавший мимо крестьянин. Его волы остановились и завистливо посмотрели на пощипывающих на обочине травку волов Якоба.

— Доброе утро, уважаемый.

— Это зачем же ты камень-то обкапываешь? Думаешь, лучше расти будет?

— Да нет. — Якоб взглянул на глубокую канавку, окружившую валун уже на половину окружности. — Хочу выкопать да домой отвезти.

— Ишь ты. Это зачем же?

— Так на расплод. У меня, видишь ты, только самки, а тут смотри, — парень хлопнул по теплому боку, — настоящий самец.

— Ты уверен? — прищурился крестьянин.

— Уверен, уверен. Точно самец.

— Ну, смотри. Куда хоть за расплодом приезжать?

— В Черный Холм.

— А, знаю, знаю. Дальше по дороге. Ты кто будешь?

— Якоб. Сын старого Ганса.

— Мельника, что ли? Знаю, знаю. Как он там?

— Вчера схоронили.

— Жаль, жаль… Хороший был человек, хороший… Ну, давай копай. Бог тебе в помощь.

— Спасибо, уважаемый.

Якоб повернулся к камню…

— Кар! — сказал огромный черный ворон, нахально усевшийся прямо на «самца».

— А ну кыш, красное с зеленым!

Птица улетела. Якоб бросил ей вслед комок земли и продолжал копать.

— Уф…

Канавка вокруг валуна замкнулась. Денег не было. Или отец что-то напутал. Или деньги кто-то нашел. Или…

— Черное по желтому с лиловым…

Увидеть ворона было очень плохой приметой. Конечно, если бросить в его сторону землю, то примета не сработает. Он же бросил… Может, что-то не то? Вроде и день сегодня не постный, когда в ворона положено бросать не землей, а камнем… Или постный?

Якоб принялся было высчитывать дни — хотя когда это крестьянин путал их? — как вдруг ему вспомнились точные слова: «…Под камнем у дороги закопаны…» Не у камня, а под камнем.

Вот болван!

Якоб поудобнее обхватил камень, крякнул, чуть приподнял…

— Эй ты, зелень красная!

Парень опустил камень на место и медленно повернулся. Неужели топот копыт за спиной не почудился?

Конь — скотина дорогая, и по карману только дворянам. А крестьянину с дворянином встречаться совсем ни к чему. Правда, если ворон не был плохой приметой, то это мог оказаться и обеспеченный горожанин…

Не оказался. Ворон, чернота синяя с красным… Подгадил все-таки.

Рядом с повозкой Якоба на лохматой соловой лошади восседал дворянин. Пусть одеждой он не очень отличался от самого Якоба, видно, бедный был, а сапоги, уверенно упиравшиеся в стремена, были и вовсе точной копией Якобовых — если отвернуть голенище, там можно найти маленького черного гномика, клеймо мастера Шумахера из Штайнца. Одежда не главное…

Дворянин может быть беден как церковная мышь, может носить хоть обноски — если у него на боку шпага, ему должны подчиняться все простолюдины, даже если они детям на сладости зараз дарят больше, чем у дворянина когда-то было в кошельке.

У кого оружие, тот и властитель.

Как там в городах, Якоб не знал, но крестьянам было запрещено носить любое оружие. Даже нож. Даже топор. Дома, в сарае — держи, из дома — не выноси. Хочешь дров в лесу — ломай хворост голыми руками.

У крестьян оружия нет.

У дворянина на коне — было.

— Ты что здесь делаешь?

— Камень окапываю, господин.

— Ты что, дурак, зелень красная? Зачем он тебе?

— Хочу отнести в деревню, чтобы посмотреть, не родятся ли от него детки у моих камней, господин.

— Кто тебе сказал, что у камней бывают дети, зелень красная?

— Отец, господин.

Удар плети ожег плечо Якоба.

— Ты такой же дурак, как и твой отец, — беззлобно произнес дворянин.

— Да, господин.

— Убери своих волов, зелень красная, с моей дороги!

Якоб подбежал к повозке и потянул волов в сторону.

Еще один удар:

— Поживее!

Волы сошли с дороги, Якоб низко поклонился, копыта дворянского коня застучали по дороге.

Многие дворяне думают, что спина у крестьян только для одного — как можно ниже сгибаться.

Парень выпрямился, подошел к камню и отбросил его в сторону. Во вмятине виднелись следы копки. Пара взмахов лопатой — и вот он, горшок. Якоб вытряхнул маленький кулек, развернул…

Двенадцать серебряных монет. Вот это да!

— Спасибо, отец! — Якоб сжал монеты в кулаке. — Ведь этого хватит, чтобы доехать до Ксенотана. Да еще и на зерно останется. Спасибо!

Двенадцать серебряных талеров — огромные деньги.

Якоб опустил деньги в сапог. Поморщился от боли в плече. Если первый удар только разорвал жилет и рубаху, то второй рассек кожу. Нужно зашить одежду. И кровь отмыть…

Что может сделать простой крестьянин с дворянином? Впрочем, Якоб, как вольный, мог обратиться в суд. Есть в королевстве особый суд для разбирательств тяжб крестьян с дворянами. Вот только, когда волки судят спор волка с зайцем, ушастому правым не бывать.

Наверное, слишком давно не горели дворянские замки. Восстание — иногда очень хороший способ доказать дворянам, как они неправы. Правда, поднять восстание в одиночку еще никому не удавалось.

Можно, конечно, уйти в леса и стать благородным разбойником. Как Зеленый Айк, который со своими ребятами, говорят, шалит в здешних лесах. Говорят еще, что он грабит только богатых, а бедных, наоборот, оделяет деньгами.

Тут Якоб задумался. Совпадает ли его понимание слова «богатый» с пониманием Айка? Что, если благородный разбойник решит, что Якоб выглядит как раз как богатый?

Парень мысленно расцветил свое решение непременно добраться сегодня до Штайнца и заночевать не в поле в телеге под пологом, а в трактире. Деньги-то есть, можно первый раз в жизни… Теперь последнюю перед городом деревню он уже проехал, сейчас мимо телеги ползет лес. Тот самый, в котором, по слухам, и промышляет Зеленый Айк. Как-то не хотелось драться с ним и его ребятами… Вдруг он все-таки благородный?

Тут затрещали кусты, и на дорогу вывалился человек со шпагой в руках. Якоб вздрогнул…

Нет, не Айк. Он со своими молодцами ходил всегда в зеленом — оно в лесу-то и правильно, — а пришелец был одет в черное.

Черные высокие сапоги. Для поездок верхом. Мягкая кожа, тонкая подошва. Городской…

Черные штаны. Черная просторная куртка, под которой наверняка прятались разные убийственные штуки вроде ножей или маленьких арбалетов.

Якоб насторожился.

Широкополая шляпа.

Конечно, до Чернолесья далеко, да и кто их, городских, знает, может, они в таких и ходят… И все-таки уже сумерки и других примет не видно.

Черный незнакомец запрыгнул в телегу:

— Поехали!

— Да, господин. — Якоб тронул повозку.

Судя по тяжелому дыханию, кое-где порванной одежде и пропитавшимся кровью бинтам на левой руке, незнакомец выдержал тяжелый бой. Или он…

Тут рука пришельца наткнулась на флягу, так и валявшуюся в соломе: Якоб не нашел времени, чтобы вылить подсунутую Хильдой воду и набрать свежей и чистой. Парень впился глазами: пальцы черного незнакомца скользнули по медным накладкам…

Ничего не произошло.

Якоб выдохнул так шумно, что незнакомец дернулся, сжимая шпагу, но тут же расслабился и опустился на дно повозки:

— Поезжай давай. Заплачу.

Когда повозка уже приближалась к первым домам Штайнца — почти стемнело, — незнакомец спрыгнул с телеги.

— Господин заплатит? — В ответе незваного попутчика Якоб не сомневался.

— Скажи спасибо, что не заплатил сталью, — буркнул тот.

— Спасибо, господин. — Якоб потянулся к фляге, увидев неподалеку колодец.

— Стой, — остановился незнакомец. — Дай!

Он требовательно протянул руку. Якоб отдал ему флягу, незнакомец жадными глотками высосал воду до дна:

— Тьфу, и вода у вас горькая…

Бросил флягу в повозку и исчез в темноте переулка.

Якоб сполоснул флягу у колодца, набрал свежей воды и направил неторопливых волов к трактиру «Зеленый филин», названному так потому, что лет сто назад у владельца трактира жил филин. Ручной. Потом он подох, и хозяин нарисовал на вывеске филина, переименовав трактир в «Филин». А потом от дождей и солнца краски филина позеленели.

О том, кем был и куда направлялся странный попутчик, Якоб не задумывался. Что там думать: по всем ухваткам видно, что дворянин. А чем там дворяне занимаются, в какие игры играют — простому крестьянину дела нет. Тем более что, куда бы незнакомец ни направлялся, его действия на ближайшие пару дней Якоб теперь мог предугадать.

В трактире парень завел волов в сарай, вручил мелкую монетку парнишке, чтобы дал сена, и прошел в зал.

Полутемное помещение, освещаемое только висящим под потолком тележным колесом со свечками. Тяжелые столы с такими же неподъемными лавками. Народа немного — кто ночью будет засиживаться в трактире? Разве что такие, как Якоб, задержавшиеся гости, да бессонные постояльцы. Крестьяне, приехавшие продать что-нибудь на местном рынке, погонщики скота, бродячие мастеровые. Народ спокойный. Кому здесь еще быть, в тихом трактире спокойного городка: пьяницам, задирам да распутным девкам, что ли? Не на проезжей дороге стоит.

Якоб договорился о ночлеге с хозяйкой трактира, крупной пухлой женщиной в белом чепце и фартуке. Комнату выбрал совсем маленькую, как узкий ящик, только и места, что кровать встала да табурет. И полка, чтобы свечу поставить. Якоб почти положил монету в ладонь хозяйки, как тут увидел…

— Погодите, уважаемая…

Да нет, откуда…

Он наклонился пониже, приблизил свечу…

Точно.

В углу комнаты возле табурета на стене чернело пятно плесени, совсем маленькое.

— Извините, уважаемая, я здесь ночевать не буду.