К своим, или Повести о солдатах

Константин Константинович Сомов, 2019

Книга о сибирских крестьянах, ставших солдатами Великой Отечественной войны. О том, как "проклятая война и души, и тела топтала"…

Глава четвертая

И когда к реке этой шли, и потом, и когда старый я уже стал, все думал, почему люди в плен сдавались, когда и оружие было, и сил вроде хватало, чтоб с врагом ими померяться, — положив руки на стол, сказал Князев. — И рассуждал так, что в сорок втором году дело хуже было. Если бы в бой, когда ты его или он тебя, а тут-то не так. Тут-то не ты его или он тебя, тут-то ты не боец, а барашек на бойне. Сверху бомбы, впереди пулеметы, ни разу ты немца этого и не увидел толком, чтоб, как учили, на штык взять, а товарищей твоих половины уже и нету, поубивало.

Напишут в похоронке: «Убит в боях за социалистическую Родину». А кто убил то? Немец или генерал, какой его, как скот, на бойню отправил, без всякой вины и тебя с ним? Чем он лучше немца? Тогда уж лучше плен, когда с двух сторон крышка. А там видно будет, может, еще и с фрицами повоюем. Живой-то, пока он живой, воевать сможет, а вот у мертвого не получится.

Так, думаю, многие размышляли, да и говорили какие, в открытую. Но, мы тогда с ребятами твердо решили, что на это сами никогда не пойдем и не из идейных, каких соображений, просто не хотелось тряпкой стать, о какую ноги вытирают. Не хотелось и все. Прижмут сильно, деваться некуда будет, там еще поглядим. А так нет. Уж лучше пусть бомбой засыплет.

Так и брели мы по ночам, а когда и днем к Донцу. Не одни, конечно, народу много еще туда шло, хоть немцы с воздуха наши организованные колонны разбили уже. Настроение, конечно, поганое было. Ну, выйдем к речке, а кто там, наши, фашисты? А если нет еще фрицев, переправляться на чем? Я то ничего еще плавал, а Небесный с Овечкиным не ахти как, сами мне сказали. И вот утро уже занималось, видим впереди двое кавалеристов о чем-то с нашим братом — пехотой — беседуют. Ну и мы подходим, видим, кавалерист один, махорочки себе из пехотного кисета отсыпает, слышим, рассказывает, что наши конники прорвали окружение немцев и открыли путь за Донец. Мол, наши части, туда уже выходят, а на том берегу оборона наша имеется. И рукой показывает:

— Вон, видите, — горят села, это наши духу фрицам дали.

И, правда, где показал видно цепочкой огни пожаров, будто дорогу показывают, куда нам двигаться.

Вася говорит:

— Доберемся теперь до этого самого Донца, перейдем к своим, и все будет хорошо. Нам все рады будут и мы всем рады. Так и будет, точно вам говорю.

Я улыбнулся так, чтоб ребята не заметили. «Особенно мне, — думаю, — там обрадуются. В отделе особом». Только когда мы к Донцу вышли, да увидели, что там твориться, я б на любой особый отдел согласился, лишь бы на другом берегу оказаться…

Днем тогда мы идти все ж не решились, немец в воздухе висел и все туда к Донцу самолеты шли, там гремело. К вечеру начался дождь, немцы летать перестали и пошли мы, уже без всяких остановок, к реке, то ль на погибель свою, то ли на спасение. Про то нам неведомо было, хоть верили, понятное дело, что выберемся. Кто не верил, тот в плен пошел на запад, а мы, да и других тыщи — на восток.

Шли всю ночь. И вот пошла дорога под уклон, еще один поворот минули и вот он рядом этот самый Северский Донец. Его там, в окружении все почему-то Северным называли. Слышим рев над головой, такой, что уши закладывает. Прямо над деревьями, чуть крыльями макушки не стригут, самолеты немецкие к реке прошли. Загремело там, забухало, песня знакомая.

Двинулись мы дальше, когда стихло и вскоре обрыв, вербой заросший, а дальше у воды камыш стеной стоит. Спустились вниз. Берег воронками изрыт, какие дымятся еще, убитые лежат, раненых в ниши тащат, в круче накопанные. В нишах и умершие уже и кто не помер еще, рядом бинты кровяные грудами. Кто на ногах, тащат к воде доски, бревна, одежду в узлы вяжут, другие мешки с продуктами волокут, ящики с патронами. Лошади без хозяев между людей бродят. Шум-гам стоит, хоть в ухо друг другу кричи, толком ничего не услышишь.

Парома нет. Плывут люди на ту сторону, кто поодиночке, кто группами, один без оружия, другой винтовку или автомат над головой поднял, конники за гривы лошадей держатся. А народ все подходит, тыщи людей на берегу, будто муравейник огромный ворочается, когда в него палку вставишь.

Конец ознакомительного фрагмента.