Вкус истины

Константин Иванович Кизявка, 2021

В настоящее время мы разыскиваем полную версию этой книги. Безусловно, она подлежит уничтожению. К счастью, в официальном доступе только ничего не значащие фрагменты. -Итальянское отделение ААА-

4. Родственники

Половину ночи Денис ворочался в постели, вспоминая странных людей в пиджаках.

Они с мамой, конечно, на всякий случай пригласили родственников и друзей на завтра к одиннадцати-двенадцати, кто как сможет, но если наврал усатый, придётся говорить, что это поминки, а с похоронами типа позже решим.

Забылся под утро.

Будильник зазвенел в восемь. Денис натянул майку и штаны. В ванную. Умылся.

Поставил чайник на печь. Зажёг газ.

Допустим. Допустим, они приедут и всё сделают. Похороним. Даже в столовой посидим. А водку они учли? Ромка говорил, водку надо купить…

— Ты чего стоишь?

Мама. Глаза уставшие.

— Ты поспала бы.

— Тут поспишь. Там плов остался в холодильнике. Подогреть?

— Я чайку.

— Ну ладно. Пойду одеваться.

В начале одиннадцатого пришли первые родственники.

Мама заводила в зал, рассаживала на диваны и стулья. Бабушка Надя, мать отца, в чёрном платочке разносила гостям воду, возилась на кухне. Пахло пирожками с картошкой и печёнкой. Родители мамы, дедушка Саша и бабушка Инна, понуро горбились на стульчиках. Тётя Алла, сестра папы, с мужем Виктором курила на улице, на лавочке под окнами, чтобы родители не увидели с сигаретами. Под пятьдесят женщине, а от родителей прячется.

Три бабульки из дома вздыхали на диванчике и напевали что-то религиозное. Как их зовут, Денис не знал, помнил только, что одна из второго подъезда, две из третьего. Дочь тёти Аллы Настя, ровесница Алины, не отходила от сестрёнки и тоже сторонилась людей. Сидели девчонки в спальне и выходили только, когда мама говорила: «Идите, поздоровайтесь».

Ровно в полдень во двор въехал большой чёрный микроавтобус, остановился возле подъезда. Водитель скоро распахнул заднюю дверь, двое крепких ребят в чёрных пиджаках вынули из кузова две широкие табуретки, установили их между лавочек у входа в дом, сверху опустили обитый красным бархатом гроб. Сняли крышку и прислонили к металлической увитой диким виноградом сетке. Стали рядом как часовые, только руки за спиной.

— Мама! Там папу привезли!

— Где?

— Возле подъезда!

Выскочили. На белом ложе в строгом чёрном костюме папа. Глаза закрыты.

Мама к гробу. Стражи мягко придержали, шепнули:

— Прощаемся! Пригласите родственников.

Кивнула, наклонилась к папе и начала целовать лоб, щеки, губы.

На соседнюю лавочку уже переметнулись три оперативные старушки, миг назад певшие в зале. Быстро крестились и шептали молитвы.

Тетя Алла, уже без сигареты, спряталась за мужем и глядела из-за его плеча на мёртвого брата.

Проходящие мимо соседи по пятиэтажке останавливались, долго смотрели на покойного, печально вздыхали и брели дальше. Некоторые оставались. Толпа росла.

Минут через двадцать ещё парень в пиджаке привез на чёрном мерсе батюшку с помощником.

Грузный, с благостным лицом священник качал дымящееся кадило и пел заунывную песню. Бабушки на лавочке подпевали.

Помощник священника аккуратно раздал всем свечечки и салфетки. Люди зажгли оранжевые палочки, салфетками закрыли пальцы от плавящегося воска.

Человек под сотню собралось. Дяди, тёти, дальние родственники, знакомые родителей, жильцы дома… Хмурость. Слёзы. Так переживают. А может, правда любили? Защипало глаза. Денис опустил голову вниз, чтобы никто не увидел.

Ровно в час к гробу протиснулся вчерашний усатый БДУ-шник, осмотрел окружающих, перекрестился на священника и объявил громким голосом:

— Господа хорошие! Тело грузим в катафалк. Рядом два места для матушки и супружницы покойного. Остальных прошу в автобусы. С той стороны здания. Выдвигаемся на кладбище. Там обряд прощания. После похорон всех везём в ресторан на поминальную церемонию.

На кладбище гроб снова установили на подставки и, под бдительным присмотром священника, родственники и товарищи покойника подходили к телу и целовали отправляющегося в царство мёртвых Ивана Ильича в бумажную налобную ленту с нарисованным крестом.

Денис заметил в стороне, за могилками, солдат в парадных мундирах с оружием. Так совпало, что хоронят какого-то военного?

Кладбищенскую тишь разбил громкий стук. Один из пиджаков вбивал в крышку гроба семидесятые гвозди. Мама разрыдалась с новой силой. Дедушка Саша приобнял её. Чёрные работники БДУ подняли обитый красным бархатом саркофаг и понесли по узкой тропинке в сторону военных.

Поставили у свежевырытой ямы. Половина солдат, судя по трубам и барабану, музыкантами, раздули печальную торжественную музыку. Усатый положил на гроб флаг России. Чётко свернул пополам раз, второй, третий, четвёртый, пятый, шестой, седьмой…

Замер.

Бабахнуло. Стреляли одиночными из автоматов. На лицах провожающих сквозь грусть проступило изумление. «Да кто ж он такой был, этот Иван Ильич?!»

Бабахнули ещё четыре раза. Потом гроб на ремнях опустили на дно ямы.

Усатый показал, как кидать землю двумя руками. Застучали по крышке гроба комья. Когда каждый бросил, до верха могилы оставалось совсем мало, и ребята в пиджаках засыпали оставшееся лопатами меньше чем за минуту. Холм сверху притоптали. К раскинувшемуся в изголовье кресту сложили принесённые венки.

— Едем на помины, — напомнил усатый. — Рассаживаемся по автобусам. Никого не забываем.