Эргархия: Песок на асфальте

Константин Ворон

Костя Ворон на каникулах участвует в интенсивных программах саморазвития. Он учится работе с вниманием, умению чувствовать растения и многому другому. При этом он обнаруживает, что постепенно вовлекается в загадочное сообщество людей, именуемых деями или эргархами. Он возвращается в город. Перед ним встают вопросы, ответы на которые в состоянии полностью изменить его дальнейшую жизнь. Сможет ли Костя преодолеть препятствия, справиться с соблазнами и встать на путь выращивания Волевого Существа?

Глава 3. Магма

— Давай подойдем к созданию дубликата с другой стороны, — сказал Зерно.

Мы снова сидели в просторной квартире Денди. Как выяснилось, квартира принадлежала его отцу, генерал-лейтенанту в отставке, который предпочитал жить на своей даче и редко появлялся в Москве.

— Говорят, ты можешь создать в своем воображении любую картинку.

В этих словах все было неточным. «Говорят» относилось к Коглерону, «можешь создать» надо было заменить на «наш Инструктор может внедрить в твое сознание нужный образ», а слова «любую картинку» вообще были большим преувеличением. Смутные образы как-то возникали в моем воображении, но они оставались нестойкими, и эта их хрупкость была для меня главным препятствием.

— А можешь ты представить себе ощущение тепла или боли в пальце? Попробуй.

Я попробовал. Все получалось на уровне смутных воспоминаний, но образы тепла и боли хоть и не отчетливо, но проявлялись.

— Хорошо, — сказал Зерно.

Он внимательно смотрел на меня, но того давящего вторжения в мое сознание, которое я испытывал с Инструктором, не было.

— Правильно, — сказал Зерно, — сейчас ты должен сделать все сам, без моей помощи. Закрой глаза и медленно подыши, прислушиваясь к тому, как вдох наполняет свежестью твою грудь, а выдох делает тебя сильным. Сосредоточься только на этих ощущениях.

Я выполнил его указание, и, действительно, минут через пять мое тело заливала волна свежести и бодрости на вдохе и чувство растущего напряжения на выдохе.

— Хорошо, — сказал Зерно, — а теперь задержи дыхание столько, сколько можешь.

Зерно положил рядом со мной на столик секундомер. Я глубоко вдохнул и задержал дыхание. Зерно запустил секундомер. После минутной задержки появились первые позывы на выдох, примерно через полторы минуты удушье стало нестерпимым, я еще промучился секунд пятнадцать и судорожно выдохнул.

— Так, — сказал Зерно, — у нас получается минута сорок пять секунд. А теперь выдохни, задержи дыхание и воображай те ощущения, что были у тебя на вдохе.

Образ, как ни странно, действовал. Я не ощущал удушья, наоборот, легкость и бодрость только нарастали. Потом где-то на краю сознания возникло острое желание вдохнуть. Свежесть и удушье боролись, но потом удушье победило, и я с шумом втянул в себя воздух.

— Отлично! — закричал Зерно. — Ты продержался на двадцать пять секунд больше. Эти секунды тобой управляла не животная потребность в кислороде, а маленькое существо, которое ты сумел создать. Оно недолго прожило, но новые существа будут долговечнее. Сначала это будет твое воображение, потом танец твоего тела, а потом — Волевое Существо.

В этих занятиях прошла осень. Я приходил раз в неделю к Денди. Он помогал мне втягивать в сознание дубликаты разных предметов, созерцать их сразу со всех сторон и пытаться увидеть их строение изнутри. Я начал видеть спички внутри коробки и сахар внутри сахарницы, но все это делалось при помощи «щупалец» Денди. Собственно, Денди и не добивался от меня самостоятельности. Он хотел, чтобы вместо отдельных частей предмета я увидел ту «магму» (это было выражение, которое использовал Денди), из которой состояли все предметы и вся Красная Вселенная. Для меня это было главным препятствием в овладении искусством деев. Я просто не представлял, как можно «увидеть магму». Умом я понимал, что за поверхностью вещей скрывается то, из чего они состоят. Но представить себе мог только оформленные части предметов.

Занятия с Зерном были успешнее. Я научился разогревать свое тело на холоде, задерживать дыхание на две с половиной минуты, подтягиваться на турнике по 50 раз. Делалось это за счет создания ярких образов тепла, свежести или готовности подтягиваться, которые вытесняли реальные тягостные ощущения. Постепенно я понял, что дело не в образе, а в том, чтобы выделить в каждом ощущении его эйдос, разорвать связь ощущения и эйдоса и соединить ощущения с другим эйдосом. Следовало не заменять реальные ощущения воображаемыми, а помещать во главе магмы другой эйдос. Тогда магма холода превращалась в форму тепла. Я ощущал холод, но знал, что это тепло, и все мои реакции в точности соответствовали реакциям на тепло. Несколько раз я даже потел под пронизывающим декабрьским ледяным ветром.

Слово «эйдос» у деев не вполне совпадало с «идеей» древних греков, деи называли эйдосом активное начало, которое, соединившись с магмой, превращалось в конкретные предметы, ощущения или образы. Эйдосы управляли жизнью Красной Вселенной, придавая ей видимые формы. Зерно как-то высказал странную для меня мысль, что для деев Тройки эйдосы становились подобием магмы, и деи начинали управлять событиями, не оформляя магму, а придавая эйдосам текучий характер. Пользуясь метафорой растворения пирамиды из сахара в воде, он объяснял, что если для обычного человека раствор сахара — это сладкий раствор, то для Единицы, и тем более Тройки, этот же раствор становится «пирамидальным». Единица способна воспринять пирамидальность раствора, а Тройка может выпарить раствор так, что из него выделится растворенная в жидкости фигура. Более того, Тройка может заменить растворенную пирамиду шаром.

Все, что происходило в Бучаке, растворялось в лесу, как в воде, и Коглерон впитывал в себя этот раствор. А потом деи и планеты вытаскивали из раствора сведения о происходившем.

Тройка могла, растворяя нужные эйдосы, создавать вещи и события, которые без этого не состоялись бы. Но это было нелегко и опасно. Красная Вселенная движется в своем направлении, и все, что этому движению не соответствует, наталкивается на сильнейшее сопротивление. Но каждый созданный Тройкой и внедренный в Красную Вселенную эйдос включался в сеть, которая во Время Перемен станет основой для преобразования и Красного, и Черного. Тогда родится новый цвет и развернется новый мир.

Зерно говорил об этом увлеченно. Я понял, что кличку ему дали не только за его внешний вид. У деев были разные задачи, но только он отождествлял себя с зародышем, с зерном будущего мира, мира, которого еще нет.

При всей необычности наши занятия постепенно стали восприниматься как рутинные. Резкое ускорение наших практик произошло только после Нового года.