Духовно-аскетические беседы Часть 2

Константин Владимирович Яцкевич, 2022

В книге излагается согласное учение святых отцов о душе в виде духовно-аскетических бесед современного старца с молодым монахом. В ходе бесед рассматриваются основополагающие принципы древнего духовного учения отцов-пустынников о душе, как основы святоотеческой православной психологии. В беседах затрагиваются самые сокровенные и глубинные аспекты православного вероучения. Материал адресован специалистам психологам и интересующимся углубленным пониманием духовного наследия отцов Восточной Церкви.

Беседа монаха со старцем о схиме и исихии

День выдался тёплым, но не жарким, поскольку частые перистые облака постоянно закрывали яркое солнце и старец отдыхал на своей лавочке перед домом, наблюдая за проходящими мимо людьми, точно ожидал кого-то.

Внезапно старец оживился, заметив вдалеке знакомый силуэт. Через минуту к калитке подошёл бывший монах, который зашёл во дворик и, пройдя к лавке старца, сказал уже традиционное:

— Здравствуйте, отче, благословите.

— Здравствуй, дорогой, — с привычной улыбкой ответил старец, — вот опять ты за старое. Я же тебе ещё три года назад сказал, что считаю тебя своим другом и хочу, чтобы ты обращался ко мне на ты, как к равному. К тому же не нужно по любому поводу просить у меня благословения. Это дурная привычка, которая так укоренилась в церкви, что стала чистой праформой наподобие отдачи чести в армии, а у благословения совсем другой смысл.

Чтобы ты знал, институт благословения был во времена отцов способом выражения благодарности Духу при встрече иноков, как знак обоюдного понимания первичности закона Духа и Логоса, а поповство сделало из благословения инструмент подчинения и управления поведением верующих через получение на всё разрешения, поэтому меня всегда коробит эта привычка, унижающая одних и возвышающая других. Ты в Евангелие где-нибудь видел это у Христа?

— Ну ты уж извини, отче, я у тебя три года не был после отъезда, поэтому чувствую некоторую вину за собой и не могу считать себя в полной мере равным вам, то есть тебе.

— Да ладно, оставь это оправдание, будь проще и естественнее. У нас с тобой сердечные отношения, а не формальные, а сердечные отношения требуют предельной простоты и откровенности и не терпят угодничества или заискивания.

В современной церкви всё насквозь пропитано этим угодничеством, заискиванием, сановничеством, за которым уже и не видно евангельской простоты, чистоты и искренности, поэтому давай хоть мы с тобой обойдёмся без этого формализма. Присаживайся с дороги, говори, с чем ко мне пожаловал?

Молодой человек поставил рядом с лавкой пакет и присел справа от старца.

— Да так, выдалось свободное время, вот и решил тебя навестить и ещё немного поговорить о тайной схиме и возможности быть сегодня схимником в миру. После нашего последнего разговора о втором оглашении у меня появилось много вопросов о том, как можно совмещать со схимой обычную мирскую жизнь, вот и решил об этом поговорить.

— Ну что же, постановка вопроса совершенно правильная и сами вопросы уместные, — ответил старец. — Совмещение схимы с обычной мирской жизнью — это дело крайне сложное, тонкое и очень деликатное — это как соединение огня и воды — двух несовместимых состояний и деланий внутреннего и внешнего.

Вначале это кажется чем-то невероятным и даже невозможным, но практика убедительного говорит об обратном и есть способ разрешения данной проблемы.

— И как же она разрешается? — спросил молодой человек.

— Она разрешается умом. Важно вначале просто допустить саму возможность этого и понять сам принцип совмещения, а потом нужно сделать первый шаг, а за ним второй и третий и так далее. Только так приходит понимание того, что это возможно и это целая стратегия и тактика совмещения внутренней работы с внешней, которая не так уж и сложна в действительности для того, кто имеет гибкий и ясный ум.

Это делание требует особого склада ума и крепкой воли и этот путь не для захожан и вечно воцерковляющихся, а для духовных воинов. Мы с тобой об этом уже говорили три года назад, когда речь шла о пути духовного воина и осознаваемой глупости, как форме современного юродства, помнишь?

— Что-то припоминаю, но не совсем, — ответил бывший монах.

— Ну вот, это ещё один хороший повод для решения тобой очередной духовной задачи — вспомнить во всех деталях наш с тобой разговор трёхлетней давности о пути духовного воина. Я могу дать тебе подсказку: безупречность — это ключ к пониманию пути духовного воина.

Произнесённое старцем слово безупречность сработало подобно катализатору, включив целый поток мыслей и ассоциаций, поскольку знакомство с ним и его понимание произвело в своё время очень сильное впечатление на молодого монаха.

Вот и в этот раз в его сознании неожиданно всплыли те образы, которые были связаны с безупречностью и одним из самых ярких был образ Бога, как олицетворения самой безупречности. Вторым образом почему-то был образ юродства.

— Отче, у меня сейчас в голове промелькнули два образа, связанные с безупречностью. Это образ Бога и юродивого, — ответил молодой человек.

Старец одобрительно кивнул головой и пояснил:

— Именно эти два образа и есть незримые поручни на пути схимы в миру. Образ Бога — это сама безупречность во всём, которая даёт человеку глоток свободы и место для шага вперёд, а юродство — это умение тщательно скрывать под маской контролируемой глупости своё духовное сердце от грязи мира сего, его дураков, ищеек и палачей.

Грамотное использование этих двух поручней в сочетании со знанием Логоса, как высшего закона Духа, и есть основа пути схимы в миру. Добавь к этому умную молитву и знание Лествицы Иоанна и перед тобой путь схимы в миру в котором нет чего-то невозможного.

Молодой монах был несколько обескуражен столь неожиданным выводом и открытием старца и возразил:

— Это только для тебя, отче, в этом нет чего-то невозможного и непонятного, а для меня здесь почти всё непонятно.

— Ты в этом не одинок и не исключение из правила, — спокойно ответил старец. — 25 лет тому назад, я как и ты, был в аналогичной растерянности и неопределённости и только вера словам моего учителя о возможности такого пути дала мне силы стать не него. Сейчас моё время сказать тебе о том, что это возможно. Я точно знаю в чём твоя проблема.

Твоя проблема сейчас только в том, что у тебя ещё нет всей полноты знания об этом и потому ты не можешь увидеть целостности всей этой системы и того, как работают на этом пути все её элементы — безупречность, осознанная глупость, внутренний устав инока, Лествица Иоанна и умная молитва.

Когда ты в этом разберёшься, то сочетание схимы с мирской жизнью станет для тебя не только тяжким испытанием и трудничеством, но даже вызовом и стимулом к наращиванию усилий. Так работает духовное знание.

— И откуда же я всё это узнаю? — переспросил молодой человек.

— Оттуда же, откуда и все, — невозмутимо ответил старец. — Через общение я смогу дать тебе соответствующее знание и у тебя также со временем выстроится вся система, как внутренняя лествица от ума к сердцу. Времени у нас достаточно и я не священник, а потому не тороплюсь на требы, службы или церковные мероприятия.

Я могу тебе подробно рассказать обо всех опасностях, рисках и нюансах схимы в миру. Они тоже имеют место и не учитывать их нельзя. Но они вторичны, а первично само решение инока встать на этот путь, основанное на его внутренней готовности и зрелости.

— Ты хочешь сказать, что не Бог ставит человека на этот путь, а человек сам принимает решение стать схимником в миру?

— Я бы сказал так — Дух подводит человека почти вплотную к той двери, за которой начинается этот путь и делает приглашение открыть эту дверь, чтобы ступить на этот путь. Но открыть эту дверь и сделать первый шаг по этому пути человек должен сам.

Я фактически уже обозначил тебе дверь, сказал как она открывается и даже дал начальное знание о том что находится за этой дверью. Остальное уже зависит только от тебя самого и от твоего духа.

Молодой человек несколько стыдливо опустил глаза, поскольку слова старца коснулись самых глубоких чувств и после небольшой паузы переспросил:

— Отче, а схима в миру, о которой ты говоришь, кому-то известна в церкви или это уже внецерковное знание, которое официальной церковью не признаётся?

Старец задумался над вопросом монаха и, покрутив в некоторой озадаченности головой, ответил:

— Не простой вопрос ты задал, брат. С точки зрения официального учения церкви та система знания, о которой я тебе говорю сейчас, относится к знанию древней и гонимой церкви, а не современной, причём, даже не столько к самому церковному знанию, сколько всего к одному течению и направлению духовного знания, которое называется исихией, как сущностью анахоретства, странничества и юродства.

Мне трудно сказать, есть ли сегодня подлинные исихасты и практики умного делания в рамках института официальной церкви, где всё уже до предела формализовано, регламентировано и находится под тотальным контролем священноначалия и власти.

Думаю, в отдельных монастырях делатели умной молитвы и исихии ещё могут быть, поскольку исихазм — это сама соль православного монашества и аскетизма. Без исихии и умного делания все внешние обряды и таинства — это театральный балаган с бубенчиками для невежд, профанов и обрядоверующих. По учению отцов делатели умной молитвы будут до скончания мира сего.

— Не могу себе этого представить, — возразил молодой монах. — И в нашем монастыре и в том, куда мы переехали с бывшим настоятелем, и после его отъезда об исихии и умном делании даже говорить вслух с братией было нельзя. Эта тема была у нас просто запретной. Все с кем я об этом говорил, также узнавали об этом из нецерковных источников и книг.

— Так оно и есть на самом деле. Знание об исихии и умном делании уже давно стало в церкви оккультным и запретным, я тебе об этом уже говорил. Именно по этой причине невозможно в современной церкви быть исихастом, не владея мастерством совершенного камуфляжа и умения тщательно скрывать от настоятеля и братии своё знание и практику.

В женских монастырях всё ещё сложнее, поскольку деспотизм игумений, требующих полного подчинения и откровения всех помыслов сердца и души, превосходит тиранию даже бывших силовиков в рясах типа твоего последнего настоятеля.

По этой причине большинство исихастов сегодня уже вне церковного института и имеет к церкви только формальное и условное отношение. Я ведь тоже раньше подвизался здесь в вашем монастыре и стал на путь исихии именно тогда, когда был в нём. Меня хватило только на пять лет, больше выносить этот внутренний разрыв я уже не мог.

— А в чём состоял этот разрыв, отче, объясни?

— Этот разрыв состоял во всё усиливающейся боли сердца от понимания искусственности, наигранности и театральности всего происходящего в церкви и монастыре по мере духовного роста. Путь исихии и умного делания более всего стимулирует рост духовного ума, поэтому практикующий исихию довольно быстро трезвеет и обретает ясность ума.

По мере отрезвления и ослабления пелены обрядоверия иноку всё более открывается просто шокирующая картина искусственности и бесплодности современной религиозности, которая всё больше напоминает ритуальное язычество и маскарад ряженых, а не духовный путь.

Этому трудно найти подходящее сравнение. Отчасти это подобно тому, как под видом восхождения на гору твои братья и единомышленники разбивают пикник у подножия горы и начинают праздновать процесс восхождения и славить альпинистов, а ты в одиночку в тайне от них поднимаешься в гору и всё больше удаляешься от их уютного и комфортного лагеря.

Вначале тебе страшно идти в одиночку и ты постоянно оглядываешься на лагерь внизу, где всегда есть еда, где тепло, уютно и комфортно. По мере восхождения разрыв с лагерем всё больше увеличивается и ты идёшь уже один. Однажды этот разрыв становится столь большим и непреодолимым, что возврат в лагерь становится уже невозможен.

Я тебе могу совершенно искренне сказать, что чем ближе ко Христу, тем меньше попутчиков, а восхождение на Голгофу и распятие — это переживание полноты одиночества и предстояния Отцу. В этом вся суть религиозных игр. Все верующие хотят только играть в христианство, подобно устраиванию кемпинга у подножия горы, но никто из играющих не хочет идти на Голгофу и осуществлять реальное восхождение, ведь это встреча с собственной смертью, а из живых никто добровольно умирать для мира сего не хочет.

— По этой причине ты и ушёл из монастыря?

— Да, — очень спокойно и с улыбкой ответил старец. — Мой учитель сказал мне тогда, что более трёх лет я не выдержу этого разрыва сердца и удаления от братии, но я выдержал пять лет и ушёл. Остальное ты и сам знаешь, сплетен и слухов обо мне тогда ходило не мало. Ты ведь и сам зашёл ко мне в первый раз именно из-за любопытства.

— И тебя не мучила потом совесть, не возникало желания как-то объяснить всё это братии и настоятелю?

— Конечно, мучила, ещё как. Ты не поверишь, мне больше всего тогда хотелось открыть всем правду и поделиться с братией и настоятелем тем знанием об исихии, Логосе и умном делании, которое я узнал от своего наставника за несколько лет общения с ним. Я уже был готов сделать это, но мой наставник меня удержал тогда и только сейчас я понимаю насколько он тогда был прав, а я наивен и глуп.

— И что он тебе тогда сказал?

— Он охладил моё горячее сердце и мой горящий нравственный разум арктическим холодом своего духовного знания и опыта. Он сказал мне тогда, что если я даже и попытаюсь открыть своё сердце братии и настоятелю, я не только не добьюсь желаемой цели, но даже потеряю те немногое, чего достиг с его помощью.

Он сказал, что во-первых, меня не поймут правильно, поскольку с одной стороны я не владею всей полнотой духовного знания, а с другой не смогу правильно донести это знание до братии и настоятеля. В итоге меня сочтут или оккультистом или еретиком или сумасшедшим и скорее всего направят на беседу с епархиальным сектоведом, которая не сулит мне ничего хорошего.

В лучшем случае я отделаюсь взысканием и епитимьей с постоянным рассуждением помыслов настоятелю, а в худшем отвержением от церкви и клеймом самочинного еретика или оккультиста.

Во-вторых, он сказал мне, что тем самым, я только ещё больше дискредитирую это священное знание и сделаю из него очередную страшилку и повод для порицания, смешав его с грязью.

А в-третьих, он сказал мне, что после понимания совершённой ошибки моё сердце неминуемо впадёт в разочарование, печаль и уныние и ему потребуется потратить очень много сил и энергии, чтобы вернуть меня в прежнее состояние духа.

— И поэтому ты решил им не говорить о своей тайной практике?

— Да. Сейчас я уже совершенно точно и наверняка знаю, что это знание в церкви в действительности никому не нужно и даже опасно, поскольку это знание о реальной смерти страстной и чувственной человечности, а для религии важно знание о жизни и укреплении этой человечности.

В массовой религии есть запрос только на душевное совершенство, на духовное запроса в религии давно уже нет. Эту задачу решает только путь совершенной веры, а это путь исихазма или тайной схимы.

— Отче, я всегда хотел понять как связаны между собой схима и исихазм и связаны ли они как-то вообще?

Старец засмеялся и немного успокоившись ответил:

— Прекрасный вопрос на духовное знание и рассуждение. Да, схима имеет отношение к исихазму и самое прямое. Схима — это высшая ступень монашества и официальный чин перехода на эту ступень в рамках церковного института, а исихазм — это особая форма духовной жизни, которая предполагает всю полноту проявления возможностей человеческого духа.

Схима возможна только в рамках официального института церкви, как официальный чин и обряд пострига, а исихазм возможен практически в любых условиях и для любого человека, чьё сердце и дух готовы к самому трудному и тернистому пути внутреннего делания даже вне рамок официальной церкви, а под крышей единой Церкви Христовой Небесной.

— А в чём тогда состоят различия между схимой и исихазмом? — переспросил бывший монах.

— Институт схимы — это обряд возведения в высший духовный сан. Схима результат обрядового мышления и томизма официальной идеологии Римской Церкви, стремившейся от её создания всё вогнать в рамки законничества, томоса и формальной обрядовости, а исихазм — это сама суть духовно-аскетической практики анахоретства и духовного делания подвижников и отцов — пустынников Египта, Палестины и Малой Азии.

Схима — это обряд и регламентированный чин пострига по церковному закону, а исихазм — это естественное следование закону Логоса, как высшего закона Духа. Проще говоря, в официальной церкви можно быть схимником по обряду не будучи при этом исихастом по сути и наоборот, можно быть исихастом по сути, не будучи при этом схимником по обряду и чину. Так понятно?

— Да, так понятнее, а почему тогда ты мне предлагаешь тайный постриг в схиму, а не исихазм в миру? Мне кажется с исихазмом было бы всё гораздо проще.

— Проще, — с улыбкой ответил старец, — но не в твоём случае, мой друг. Ты церковный человек в прошлом до мозга костей пропитанный церковной обрядовостью, которая у тебя заложена вместе с официальным религиозным образованием, поэтому ты не сможешь стать тайным исихастом в миру, поскольку для этого у тебя нет духовной свободы, а вот схимником стать возможно и сможешь, поскольку это больше соответствует твой модели религиозного мышления.

Как бы тебе это объяснить попроще. Для тех, кто изначально шёл путём и традицией религиозного чудоверия, любое осознанно волевое усилие над собой — это едва ли не грех «своеволия», поскольку в жизни обрядоверующих всё должно осуществляться только лично Богом без участия воли человека и по установленному чину и обряду.

А в исихазме почти в точности наоборот, всё достигается благодаря самопонуждению и воле самого человека, которую он проявляет сам и вполне осознанно благодаря знанию мистического богословия христианства, закона Логоса и учения отцов о нетварных энергиях.

— Ты хочешь сказать, что моё обрядовое мышление для всего требует обряда и ритуала? — переспросил молодой человек.

Старец ехидно засмеялся и с улыбкой ответил:

— Именно так, честно говоря. Всю значимость становления на путь исихии и умного делания в миру ты можешь ощутить своим сердцем только тогда, если это будет сделано не условно, а по форме обряда тайного посвящения в великую схиму, причём, обряда по сути и благодати. Понимаешь?

— Да, понимаю. Значит, схиму можно считать обрядом введения в исихазм?

— В какой-то мере да, — не совсем уверенно ответил старец, — хотя, такая постановка вопроса для меня неожиданна, но и схима и исихазм — это путь умерших для мира, у которых уже фактически не остаётся серьёзных мирских целей и задач.

— А между схимниками и исихастами есть разница и если есть, то в чём она заключается?

— У исихастов больше внутренней свободы чем у схимников в силу отсутствия обрядового мышления, жёстко привязанного к внешним обрядам и ритуалам. У схимников этой внутренней свободы меньше, поскольку они, как и ты, очень сильно во всём зависят от института церкви, формального благословения и обряда. Так повелось испокон веков и никто уже не изменит этой закономерности и традиции.

— Отче, а ты мог бы хотя бы в самых общих чертах описать мне главные отличия схимников от исихастов и из-за чего вообще образовались эти различия?

Старец почесал голову и не совсем уверенно начал говорить:

— Это давняя история, уходящая корнями в глубь веков. Я тебе как-то говорил, что истинные иноки и исихасты на дух не переносят белого церковного духовенства, считая его наёмными служащими, трудящимися в церкви не по призыву Духа, а по религиозным убеждениям и за социальные гарантии, включая стабильный оклад.

В этом отношении и сокрыта тайна и ответ на твой вопрос. Всё дело в том, что официальный церковный институт и институт исихазма на протяжении всей церковной истории двигались к Богу и духовному совершенству разными путями.

Церковный институт много лет разрабатывал свою стратегию существования в миру вместе с государством через ублажение религиозных запросов высшей знати и царя на комфортную религиозность и комфортное спасение через мирское благочестие, не требующее чрезмерного подвига и полноты совлечения ветхого человека.

А исихазм двигался в точности противоположным путём внутреннего делания через полное распятие, умерщвление и совлечение ветхого человека. Поэтому схима хотя и говорит о смерти для всего мирского, но практически не предполагает всей той строгости и тех специфических духовных практик, которые имеют место в исихазме.

Для схимника по церковному преданию победа над одной страстью — это уже признание духовного подвига и совершенства, а в исихазме победа над всеми страстями — это только половина пути.

— Значит, исихазм всё же более требователен, чем схима? — переспросил молодой монах.

— По существу, да. Я не могу говорить за всех схимников и всех исихастов, поскольку среди и тех и других есть и формалисты и настоящие подвижники, но если касаться самих институтов схимы и исихазма, то институт исихазма предполагает владение гораздо большим объёмом теоретического и практического знания, чем институт схимы. К тому же и плоды духа в исихазме встречаются чаще, чем среди схимников.

Я тебе уже говорил как-то, что постриг в схиму стал в наше время в церкви своего рода формальным обрядом и узаконенным ритуалом присвоения высшего церковного звания по возрасту за выслугу лет. Это как и в армии присвоение звания генерала перед самой пенсией и заслуженным отдыхом.

Ты можешь удивиться, но абсолютное большинство современных схимников понятия не имеет о Логосе, об умной молитве и умном делании нового человека и только лишь потому, что этого знания уже много лет нет в рамках самого церковного института, который изначально был ориентирован на обслуживание черни и угождение власти.

— Отче, получается что существует недействительная и безблагодатная схима?

— А что тебя в этом так удивляет, если в церкви есть и безблагодатное священноначалие и патриархи ересиасты?, — с некоторой ухмылкой ответил старец. — По мнению моего учителя схима всегда была в казённой церкви по большей части формой благодарения и кредитом доверия в надежде, что он будет оправдан, а будет он оправдан или нет одному Богу известно.

Ты же понимаешь, что без знания отцов о душе, без умной молитвы и умного делания одними обрядами создать внутреннего человека в благодатной яркости свечения брачных одежд души невозможно, а без этого о каком спасении может идти речь?

Да, обеты послушания, нестяжания и девства, даваемые при постриге в схиму — это важные аскетические принципы, но в них нет едва ли самого главного — точного знания самой методологии роста, развития и совершенствования нового духовного человека, от момента первичного посева духовного семени до рождения душой младенца и его превращения в полноценную духовную сущность и точную копию ветхого человека. Это знание всегда было и есть только в исихазме.

Молодой монах несколько разочарованно опустил глаза и сказал:

— Отче, твои слова как и три года тому назад, опять породили у меня смятение и разочарование в института церкови.

— Ну, извини, брат, поверь, я не хотел, чтобы ты разочаровывался в церкви. Я лишь помогаю тебе освободиться от некоторых церковных иллюзий, которые были притянуты в церковное учение за уши некими лукавыми умами с той целью, чтобы уловить ум верующего и запустить его блуждать до самой смерти по бесконечным лабиринтам церковного благочестия.

Схима — это не кредит духовного доверия, а нечто более серьёзное, очень серьёзное, пойми. По учению отцов схима — это образ совершеннейшего отчуждения от мира и всего мирского, образ совершенной смерти и вхождения ещё при жизни в ясном уме в образ иной, совершенно бесплотной или горней жизни.

Я знал таких схимников, таким был мой учитель. Вот почему мне невыносимо больно видеть всю ту профанацию и имитацию схимы, когда в великую схиму принимают не для полноты смерти, а полноты самолюбования и скрытого самовозношения над всеми.

В прошлый раз я вынудил тебя задать мне вопрос о том, что служит для инока верным знаком о его готовности к принятию схимы, так вот для того, кто идёт церковным путём, такой знак есть, а для того, кто идёт путём исихазма, такого знака нет, поскольку реальная готовность к схиме уже не требует обряда и ритуала пострига, понимаешь?

— Нет, не понимаю, поясни.

— Всё дело в том, что движение по всем ступеням монашеской иерархии: рясофор, мантия, схима в рамках церковного института строго регламентировано по всему порядку проведения чина и обряда пострига, от подготовки до проведения, вплоть до деталей, которые считаются крайне важными.

Это всё преследует одну цель — установочную, связанную с получением постригаемым внутренней установки, как своего вида разрешения душе двигаться дальше по пути духовного роста. Это связано именно с тем, что абсолютно всё в системе церковного института жёстко зарегламентированно и без разрешительного ритуала нельзя делать ни одного шага.

В исихазме ничего этого нет, там имеет место гораздо большая духовная свобода, поэтому переход от ступени к ступени идёт не по регламенту, а по закону Логоса исходя из реального состоянию души и духа. Вот почему, когда инок достигает умом духовного сердца и входит в него, у него уже есть внутренняя готовность двигаться дальше и никакой обряд пострига ему для этого уже не нужен, а нужно только практическое руководство по умному деланию.

— По-твоему мне нужен разрешительный обряд и ритуал?

— Нужен, — с улыбкой ответил старец и засмеялся. — Ты уж извини, брат, но ты плод церковной системы и её регламент глубоко зашит в твоё подсознание, поэтому без соответствующего обряда и ритуала твой ум ни при каких условиях не согласится принять схиму и стать на путь исихии в миру.

Так устроено сознание любого обрядоверующего, который с самого начала пойман в обрядовую матрицу массовой религии как систему жёстких регламентов и правил и уже не может даже шага ступить самостоятельно. Это и есть ответ на вопрос о том, почему так сложно выйти из системы обрядоверия к вере совершенной. В церкви просто нет обряда такого выхода.

Мой учитель называл это пожизненным рабством в коммуне киновии под видом индивидуального спасения. Я с ним полностью согласен.

— Отче, а с какого века берёт начало традиция исихазма на Руси?

— Исихазма на Руси в общем-то никогда и не было, как такового. Учение об исихии или священнобезмолвии родилось изначально на Востоке, где родилось и само христианство, позднее оно в виде пустынножительства укоренилось на Синае и Афоне. На Руси аналогом исихии было тайное поучение волхвов и шаманов, касающееся отшельничества и пустынножительства с целью внутреннего делания духовного двойника.

Исихазм на Руси появился по мере распространения христианства в ряде обителей, где были наиболее благодатные его преемники уровня Сергия Радонежского, Нила Сорского и его последователей. Позднее практика исихии распространилась по всей Руси — на островах Валаама и Соловков, в пещерах Киева, Пскова, в скитах Заволжья и Белозерья.

Но ты уже знаешь, что было на поместном соборе 1503 г. и после никоновского раскола, когда церковь взяла курс на сближение с государством и по указке императора сама начала активную борьбу с анахоретством и старчеством на Руси. К 19-му веку от исихазма на Руси уже ничего не осталось.

Подлинный исихазм на основе умного делания — это уже мёртвая традиция в рамках официальной церкви и религии, которая считается ересью, оккультизмом и эзотерикой, а в первые века христианства она являлась самой солью учения Христа о полноте обожения. Вот так мой, друг. Может пойдём в дом, а стало уже ветренно?

— Нет, отче, мне уже нужно идти на автобус. Вы как знали, когда нужно поставить точку, — заметил молодой монах.

— Я ничего не знаю, уверяю тебя, всё знает Дух и только Он ставит все точки и запятые в нашей жизни. Ну раз нужно, значит, нужно.

Молодой человек хотел было по привычке сказать — «благословите», но что-то удержало его и в этот момент старец произнёс.

— Дух всех благословляет, кто Его знает и чтит. Будем считать, что твоё оглашение перед вторым крещением уже началось, ступай с Богом…

— Спаси Господи, отче…

…продолжение следует…