Настроения

Константин Болдырев

Под одной обложкой собрано три с половиной десятка поэтических творений, «дневниковых записей» предельно искреннего в своих эмоциях питерца, в конце семидесятых – начале восьмидесятых, студента и выпускника факультета психологии Ленинградского университета.

* * *

Дятел умирает на третьем году жизни

от сотрясения мозга.

Проснувшиеся бережно тревожат спящих,

Но ласково лежащих ящик был мертв.

И только смех,

Он нарастал откуда-то из дбли,

Смеялись двое —

женский и мужской. Он —

Будто кованую сталь еще ковали,

Был монотонно-конною тоской.

И под него все люди просыпались,

И брали книги, чтоб учиться жить,

интриги изучать и,

гладя утюгом по стали,

в ней пятна прошлого

как будто ворошить.

Она ж звенела.

А когда проснулись,

Вдруг стала засыпать,

да, кованая сталь хотела спать

и гнулась

кованая сталь опять.

И все сначала начинали люди,

Ковали будто бы чужие судьбы,

Жестоко били их плашмя и по углам,

Чтоб все доступней и круглее…

в хлам

забили сталь…

такие люди…

И дятлу нй дали как надо умереть,

И выбивали мертвой головой при-людии,

А после из при-людий эту сеть

Все штопали и штопали без меры,

Чтоб просыпались все,

и все чтоб первыми.

04.04.78

* * *

Сегодня в городе запахло полигаммой.

Искусство социального психоза

Опало вдруг,

И расцвела былая жизнь,

И роза

Дней Рублева

распустилась, стала стыдным срамом.

И кошки во дворе уже который день кричат как дети.

Они к котам в любовные попались сети,

И мучатся,

Кричат как дети,

Который день как дети.

А этот человек с огромной волосатой грудью

За женщиной идет, смеясь,

и судит ее

За то, что та его не любит.

Он хочет услыхать, конечно, имя,

А может быть еще какую новость,

О том, что все уже давно готово…

Но не готова женщина к любви.

Ведь он ужасен, этот зверь настырный,

И изо рта, наверно, пахнет гнилью.

Она не хочет этой ласки,

Но зубы можно чистить порошком и пастой,

А гнать любовь не по-людски,

Да сильно.

Лишь потому, что нету дней Рублева.

А кошек, что кричат,

гоняют злые бабки,

Которые газеты обсуждая, одобряют…

А тот мужчина с волосатой грудью — он оплеван.

И роза срама с наготой своей загнулась.

Ее никто не поддержал,

собою голым не накрыл,

шипы приняв.

Ее не поливают и не впрыскивают влагу

Все тотализованное тело.

У всех свои дела, свои пробелы.

И тот мужик, конечно, ляжет спать

В какой-нибудь гостинице один,

Проснется утром, на часы посмотрит,

И быстрым шагом удалится вон

Из города, мертвящего психозом,

В который я навеял полигамность,

Здесь сидя и согнувшись за столом…

27.05.78