Рассказы

Константин Антипин

Сборник рассказов Константина Антипина включает в себя детективные, мистические, жизненные истории. Рассказы автора написаны в разных жанрах, на разные темы, но все их объединяет одно – любовь к Человеку, уважение к личности, вера в добро.

Детектив

Крошка Дорис

И даже в гневе она была восхитительна. Защищенная сознанием своей красоты, как бронежилетом, Дорис зло и язвительно давила мое самолюбие, как плоды персиков, которые она обожала, и которые покорно исчезали в ее притягательном ротике.

— Сегодня звонила твоя мама, — сообщила Дорис, как только я появился на пороге.

— И что? — насторожился я, зная, что последует за этим.

— Ты знаешь у вас похожие голоса.

— И все? — спросил я, приняв спокойствие Дорис за усталость, и нежелание сорится, но просчитался.

— Нет, — самодовольно улыбнулась Дорис, затем поправив копну белых волос, и рассеяно глядя на свои длинные ухоженные ноготки, продолжила, — Мне кажется, она неудачница, как и ты, у тебя ее характер и гены.

Ее слова падали на благодатную почву и вызывали именно тот эффект, который она ожидала. Дорис видела, как я весь сжался, как большая испуганная собака, лицо мое побледнело, а в ее голубых глазах зажглись огоньки удовлетворения и превосходства. Так уже было много раз. Мы жили с Дорис полгода, из которых только два месяца были спокойны и полны восхищения. А потом ее как будто подменили. В ней проснулась мегера. Обычно, попив мне немного крови, она успокаивалась, мне же для успокоения была необходима прогулка.

Вот и сегодня, прихватив кольт 38 калибра, я вышел на Пасифик-стрит. Дул сильный, пронизывающий ветер, и редкие прохожие спешили укрыться в уютных кафе, которые в избытке тянулись вдоль улиц. Мне было одиноко и пусто от того, что Дорис, изменив ритуалу, не окликнула меня на прощание, а еще в моей голове крутились мысли о том, что, по сути, мне некуда идти. «Кит — одинокая собака, гонимая ветром» — думал я смотря на себя со стороны.

Десять лет назад, когда я был молодым и кудрявым, при моем появлении, улицы пустели также быстро, как сегодня под действием этого надоедливого ветра. Да парень я был не промах, но меня подставил ювелир Доберман. Помню, мы сидели в баре и справляли день рожденья моего друга, застенчивого Скира Рейнжалера, было выпито много черного пива и виски. Доберман, появился внезапно, как из тумана со своей гадкой улыбкой.

— Есть дело Кит, — отирая платком пот с белого, одутловатого лица, глядя мне прямо в глаза, прошепелявил он.

Я молчал, выразив заинтересованность только движением бровей.

— Завтра, мне принесут контрабандные алмазы на двадцать миллионов долларов.

— Это интересно, — вытянул шею Боб Стюарт, мой неблагодарный друг, а у Скира на лбу выступили бусинки пота.

Со мной тоже не все было в порядке, облизав пересохшие губы, я почувствовал вдруг противную дрожь во всем теле, что-то внутри меня сопротивлялось, и я явно слышал голос: «не надо».

— Вам ничего не придется делать, — продолжал уговаривать Гарик, глаза его лихорадочно блестели, — в два часа пуэрториканцы принесут в мою лавку алмазы, вы инсценируете налет, заберете алмазы, а потом мы их поделим.

Простота плана подкупала, и я заглушил свой внутренний голос, предупреждавший меня об опасности, глотком баварского пива.

***

На следующий день, ровно в час дня, мы остановились на пятой авеню, напротив ювелирной лавки Добермана и стали ждать. Пуэрториканцы появились минута в минуту, уверенные и беззаботные, на мгновенье мне их стало жаль, но только на мгновенье. Мы зашли следом за ними. Один из пуэрториканцев высокий и плотный, понял все моментально, второй, маленький, сухой и пружинистый, не желая расставаться с алмазами, лишь навредил своему здоровью. Боб, как лошадь копытом, ударил его кастетом, и он рухнул на пол, теряя передние зубы. Вид крови, вызвал шок у Добермана и отрезвил нас, взяв сумку с алмазами, мы выскочили на улицу. Доберман, объявился только на третий день, позвонив по телефону.

— Кит, наконец-то я тебя нашел.

— Долго ищешь? — холодно перебил его я.

— Наш договор, надеюсь, в силе? — мямлил он в трубку.

— Привози наличные и забирай сумку.

Мы договорились встретиться в баре, в нашем любимом баре, где все и начиналось. Доберман приехал через час, но не только мне, но Бобу и Скиру тоже показалось, что нашего ювелира сопровождают все полицейские города. Сопротивляться было бесполезно. Нас обвинили и признали виновными в похищении алмазов, причем алмазов на двадцать миллионов долларов, которые по документам принадлежали Доберману.

Боб получил десять, Скир девять и умер в тюрьме. Я почему-то восемь и вот уже два года на свободе. За восемь лет тюрьмы я свыкся с мыслью о мести до такой степени, что перестал верить в ее осуществление. А сегодня, то ли неуемный злой ветер, то ли пренебрежение Дорис, расшевелили во мне уснувшее зло.

***

Я перестал рассматривать магазины, переключив внимание на припаркованные вдоль авеню машины. Зеленый форд, к которому я подошел, доверившись интуиции, был не заперт, и это убедило меня в правильности решения. Не зная, жив Доберман или нет, я поехал на пятую авеню. Ювелирная лавка была открыта, я зашел и замер от неожиданности, увидев постаревшего, покрывшегося, будто серым пеплом Гарика. Он не узнал меня.

— Что вы хотите мистер? — его голос, был отвратительнее шипения гадюки.

— Гарик, я Кит Тимон, и я пришел получить долг.

Ужас в глазах ювелира был красноречивей слов. Он открыл потайной сейф и отдал мне все его содержимое. Если быть точным в последний момент при передаче денег он вышел из транса, и остервенело закричал: «Помогите!». Я хотел его ударить, но он, вытаращив на меня глаза, стал судорожно глотать воздух, а потом затих навсегда. Вид мертвого ювелира не вызвал у меня никаких особых эмоций, спокойно я закрыл сейф и вышел на улицу. Я сел в машину, и тут только увидел, что на переднем сиденье сидит Дорис, и тогда я понял, что вечер еще не кончился.

— Что у тебя в пакете, Кит?

— Рождественские подарки — ответил я слишком медленно, чтобы быть искренним

— А, — протянула Дорис и расхохоталась, запрокинув назад свое смазливое личико, ее красивые притягательные груди сотрясались в такт смеху. Несмотря на неожиданность, она сбила меня с толку и разволновала.

— Ты необычно веселая, к чему бы это? — спросил я Дорис.

— Узнаешь через пять минут, — вытирая выступившие от смеха слезы, серьезно ответила Дорис.

— Пять минут это долго.

— А ты спешишь?

— Вообще, нет.

— А я да, — ее голос прозвучал, как метал, что заставило меня отвлечься от дороги и взглянуть на Дорис.

Ее глаза были холодные, как цвет пистолета, блестевшего в ее маленькой руке, я растерялся и притормозил.

— Молодец Кит, стрелять на ходу не безопасно, — теперь ее глаза смеялись и голос звучал тошнотворно издевательски.

— Что ты затеяла?

— Дружище Кит, не задавай глупых вопросов, а лучше быстрее освободи машину от своего ненужного присутствия и прекрати таращить на меня свои глупые глаза. Моя рука потянулась к пакету.

— Пакетик с подарками оставь, — и вновь превосходство и издевка в голосе Дорис. Меня это вывело, я схватил ее за руку, но пламя, вылетевшее из дула пистолета откинуло меня назад, и я погрузился во мрак.

***

Очнулся я на следующий день, в своей квартире на Пасифик стрит, я лежал в постели, хотел приподняться, но вскрикнул от пронзительной боли в левом плече. Отдышавшись, я оглядел перебинтованное плечо, рядом с кроватью стоял стул, на нем лежала маленькая пуля и лист бумаги.

Превозмогая боль, я взял лист, развернул его и прочитал записку, написанную Дорис: «Не ищи меня. Ты свободен. Глупый Кит. Дорис»

Выздоровев, я уехал в Филадельфию, отдохнуть на пляжах Атлантики. После всего произошедшего мне хотелось только покоя. Я стал фотографом и в течении трех лет фотографировал отдыхающих на всем побережье. Я старался позабыть Дорис и не сразу ее узнал, когда ее высокомерное лицо появилось в моем объективе. Высокая с округлившимися бедрами и плечами, в белом открытом сарафане, она была еще обворожительнее, чем три года назад. Не обратив на меня внимания, сунув мне двадцатидолларовую купюру и проговорив адрес, куда прислать фотографии, она упорхнула как белый ангел.

***

Вечером этого же дня, я с удовольствием рассматривал дорогой особняк на улице Вашингтона. Мраморные ступени, огромные колоны, большой бассейн, ухоженный сад. Я подумал, что все это мое. Сердце мое учащенно забилось. Сжимая в руке пистолет, я подкрался к открытому окну, из которого слышалась музыка Бетховена. Заглянув в окно, я увидел Дорис, она сидела за фортепьяно, полностью погруженная в музыку.

Сначала я ей залюбовался, но голос мщения ударил в мою голову, я поднял пистолет и стал целиться в ее левое плечо, как говорится око за око, плечо за плечо. Уже нажимая на курок, я услышал детский крик, и в комнату вбежал маленький, кудрявый карапуз.

Подбежав к инструменту, он не слушая Дорис, стал стучать своими ручками по басам.

— Несносный Кит, — делая вид, что негодует, нежно обняла его Дорис.

Услышав имя ребенка, я вздрогнул, а затем, разглядев его пухлое личико, остолбенел, на меня смотрела моя собственная детская фотография. Я вскрикнул и выронил пистолет. Дорис и ребенок оглянулись. Маленький Кит смотрел с удивлением, но без страха, а удивление на лице Дорис постепенно сменило выражение радости и нежности.

А может, мне это только показалось?

2001 г.