Оскопление мира

Конкордий, 2019

Сказания об Аурелии добираются до рыбака Борха и становятся проклятием для его же дочери. Упадок мира заставляет насильно тащить дочь Этику в рыбацких сетях подальше от Пифонии – государства жестоких законов. Сопротивление Этики рыбак усмиряет скорбью и доводом жестокой руки: он есть отец и тот, кто полагает, что сможет излечить оставленную жену и других родичей, когда доберется до загадочного места и найдет лекарство от развращённого мира. Руины технологического сада и цивилизации Отцов – пыль под сандалиями простодушного рыбака.На обложке "Портрет Симонетты Веспуччи" Пьеро ди Козимо.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

БОРХ, рыбак.

ЭТИКА, дочь его.

ТЕБРУН, портной мира.

ФЛАМЕЛЛИЯ, искра войны.

ХИЛЬД, укротитель толп.

ГЛОРИЙ, анатом и подражатель.

ДИР, прокаженный.

КУЗНЕЦ СЛОВА, рассказчик.

ИДОЛ РОДА.

ИДОЛ ПЕЩЕРЫ.

ИДОЛ РЫНКА.

ИДОЛ ТЕАТРА.

ЗЕЛЬЕВАР.

ТОЛПА.

РАБЫ.

РЫЦАРЬ ПАРТИИ.

СТРАЖ ГРАНИЦЫ.

Пролог

Кузнец слова выходит из тени на свет.

КУЗНЕЦ СЛОВА. Полуденная тень напомнила мне о бобах — тогда вкусил я прах героя. Горошина есть целый мир, воспоминания о многом. Тот странный вар бобы представил в новом свете — все так сложилось в мысли, что вкус напомнил путешествия преклонных почти лет, улыбку на песке, что сам страж времени оставил в назидание слепым и зрячим. Прах удобряет многие угодья, витает в воздухе, на площадях царит, в вине он растворен и опьяняет, как опьяняло чувство близкого конца всех гордых и трусливых, кто перед битвой съел рой пчел для ярости незримой. Днем раньше толпа пинала старика за молодость и силу, когда он смел служить и поклоняться фаллосу и страсти, когда война всех поглощала в пасти. Я смог отгородить зверей от тех седых волос, но как увидел его мутный взгляд — там видел прах героя. Но я тогда не различал.

Кузнец слова бросает книгу на пол.

КУЗНЕЦ СЛОВА. Мне горсть бобов, взращенных прахом, надежду растворила на ценность книги и того, что может отражать страница. Видение вернуло прошлый крик, где при свечах, во тьме, кормил я страх. Чья-то тень на темном фоне пыталась что-то рассказать. Ребенок видит в этом ужас, а зрелость говорит: «Там был герой, рыбак. Он призывал в глубины погружаться. Чудовища морские, смерть? Но Борх смеялся так, что обезумел!»

Кузнец слова наступает на книгу и выпивает эликсир.

КУЗНЕЦ СЛОВА. Кто против мира восстает, тот в смутные и темные пещеры идет играть на струнах. Таким был Борх! Рыбак. Простое сердце. Струн рыбак не знал, а только сети в море опускал. Эпоха миновала, никто не скажет точно, где мастера, которые укрыли лучшим шелком память об устройстве мира, которым предки овладели. Рыбак — он темен. Зачем ему такое знать? Но море всякий раз не устает нас удивлять. Заснем во время шторма, упившись бочкою вина и море нам расскажет: мир порождает сам себя, бросает нас в пищеварение, он дышит, испускает кровь, имеет душу зверя-божества. Борх это слышал у костра, дрожал от холода во время шторма, но время ясности дало указ — молчать до самого момента, когда созреет ум и сила.

Он садится, закуривает.

КУЗНЕЦ СЛОВА. Мир загнивал. Простой рыбак не стал терпеть — восстал! Схватил он дочь за руку и потащил с собой на край, чтоб юность уберечь. Борх опустил плечо и голову, отчаяние принялось искать топор, но память возродила слово, обратила в силу, и вьющиеся волосы впитали пыль со всех дорог. Бобы питались прахом этого героя. Как он попал в мой вар? Узрите.