Все было не так

Коди Кеплингер, 2018

Три года назад мы пережили массовую стрельбу в средней школе. Три года назад моя лучшая подруга, Сара, была убита. Все жители города знакомы с ее историей: она погибла, защищая то, во что верила. Но это ложь. Я была с ней рядом в тот злополучный момент. Сразу после трагедии мне было страшно сознаться, а теперь жизни людей в опасности из-за моего молчания. Родители Сары решили издать книгу о своей дочери, которая полностью исказила ее историю. И у меня остался последний шанс рассказать, что произошло на самом деле. Однако я не единственная выжившая, у кого есть своя правда. И неизвестно, что будет хуже: чувство вины за молчание или последствия моих слов. Но я должна объяснить людям, что все было не так…

Письмо Денни на получение стипендии перевернуло мой мир.

Не знаю почему, но до прочтения я не понимала, что остальные выжившие пытались справиться с тем, как рассказаны наши истории. Я настолько погрузилась в свою вину за произошедшее с Сарой и Келли, что даже не понимала, как исказили истории других. Узнав, что Денни был недоволен тем, как его увидел мир, я почувствовала себя менее одинокой, но не уверена, что мне стало легче.

Я понимала, что должна рассказать ему правду о Келли и Саре. Прочитав новости о книге Макхейлов, я постоянно находилась на взводе, в панике и, если бы ни с кем этим не поделилась, то, наверное, взорвалась бы.

— Я прочитала твое письмо, — сказала я ему на следующий день за обедом. Мы сидели в столовой за небольшим круглым столом у стены, откуда я с легкостью могла наблюдать за всеми выходами. Майлс сидел рядом и, прикрыв глаза, опустил голову на толстую книгу, которую всю последнюю неделю везде таскал с собой. Я не знала, спит он или нет. Во время обеда в основном разговаривали мы с Денни.

Точнее, говорил Денни.

— По шкале от одного до десяти, насколько я гениален? — спросил Денни. — Один — гениален. Десять — круче проклятого солнца.

— Минус четыре, — сказал Майлс, не открывая глаз.

Денни засмеялся.

— В точку. Но серьезно. Ли, насколько плохо?

— Оно нормальное, — ответила я. — Заставило меня многое обдумать. — Я замолчала и проткнула вилкой небольшой кусок жирной школьной пиццы. (Да, я ем пиццу вилкой. Можете меня осуждать. Майлс и Денни уже сообщили, что это неприемлемо.) И добавила, перед тем как поднести вилку к губам: — Вообще-то я надеялась обсудить это после школы.

— Ты имеешь в виду, озвучить замечания или помочь отредактировать? — спросил он.

Мой рот был занят едой, и я кивнула, а потом вспомнила, что он не видит. Я знала Денни большую часть своей жизни и дружила с ним последние три года. И меня до сих пор смущали такие незначительные ошибки, как эта. Я прожевала, быстро сглотнула и ответила:

— Да. Типа того. Если не против, могу после школы отвести вас с Глиттер домой.

— Ладно, это круто, — ответил Денни. — День, когда мне не надо выполнять маневры с Глиттер в школьном автобусе, — хороший день.

Он потянулся к лежащему возле его стула золотистому лабрадору. Она подняла голову и ткнулась носом в его ладонь. Он провел рукой по ее морде до шеи и начал чесать за ушами.

Я ощутила на себе взгляд.

Майлс поднял голову и вопросительно выгнул бровь.

— Ты… не против доехать до дома на автобусе? — спросила я.

Он пожал плечами.

— Все нормально.

Но не отвел взгляда.

Он понимал — что-то происходит. Иначе бы я просто сделала еще одну остановку по пути домой. Но он ничего не спросил. И я знала, что не спросит.

А вот Денни спросил.

Тем днем, когда я припарковалась на его подъездной дорожке и целую минуту просидела в молчании, не зная, с чего начать свою речь, он сделал все за меня.

— Похоже, дело не в моем письме.

— Что?

Он поднял плечо.

— Ты попросила Майлса доехать до дома на автобусе. Несложно понять, что что-то происходит, потому что мое письмо на получение стипендии не требует такой секретности. Так что происходит?

Я выдохнула.

— Вообще, дело вроде как в твоем письме, — сказала я.

— Серьезно? Черт. Теперь я взволнован.

— Прекрати, — сказала я ему. — Не стоит волноваться из-за письма. Оно хорошее. Очень. И заставило меня задуматься кое о чем… о стрельбе.

— О, — сказал Денни. — Кажется, разговор предстоит нелегкий, поэтому голосую за то, чтобы выбраться из этого грузовика, устроить налет на мой холодильник и выйти на задний двор, чтобы Глиттер передохнула во время нашего разговора.

— Я за.

Десять минут спустя мы с Денни, с лимонадом и только что приготовленным попкорном прошли по его дому до задней двери. Освободившаяся от ошейника Глиттер следовала за Денни, не сводя глаз с попкорна.

— Глиттер, пожалуйста, не путайся под ногами, — попросил он, когда она столкнулась с ним. — Ее тренировали не просить еду у людей, и обычно она спокойно на нее реагирует, но, клянусь, из-за попкорна сходит с ума.

— Разве можно ее винить?

Он засмеялся.

— Не совсем. Попкорн — еда богов.

— Ты знал, что Майлс ненавидит попкорн?

— Правда? Тогда, наверное, мне надо перестать с ним дружить. Позор. А он только начал мне нравиться.

Он легко шел по дому без помощи Глиттер и трости, которой пользовался до возвращения собаки осенью. Единственным намеком на его слепоту было то, что он временами щупал стену. Когда мы дошли до задней двери, он отпер ее одной рукой и распахнул. Едва успел откинуть москитную сетку, как Глиттер пронеслась мимо него и, чуть не сбив Денни с ног, выбежала в огороженный двор.

— Господи, Глиттер, — сказал он, сдерживая смех, и вышел на небольшое деревянное крыльцо.

Глиттер уже кругами носилась по двору, зажав в пасти взявшийся из ниоткуда теннисный мячик. Хоть я много раз видела ее такой с тех пор, как она оказалась у Денни, но это всегда ошеломляло. В ошейнике она такая спокойная, сосредоточенная. Денни говорит, он словно ее деловой костюм. В нем она понимает, что пора быть профессионалом. Но как только его снимают, пора развлекаться.

Мы сели на ступеньки и положили между нами теплый пакет с попкорном.

— Итак, — сказал он, осторожно открывая банку с лимонадом. — Теперь у нас есть что поесть, поэтому выкладывай, что происходит.

Я услышала тихий стук по деревянным планкам и только тогда поняла, что нервно отбивала ногой по нижней ступени. Мне казалось правильным поговорить с Денни, словно я могла наконец снять груз с плеч и поделиться с тем, кто поймет. Но сейчас, оказавшись здесь, когда он готов меня слушать, чувствовала, что готова сорваться.

— Ли? Ты в порядке?

Выкладывай, сказала я себе. Просто скажи. Пора это сказать.

— Эта цепочка не принадлежала Саре.

Слова вышли быстро, на одном дыхании.

Денни застыл, рука с попкорном зависла в воздухе на полпути ко рту. А затем он медленно опустил ее.

— Подожди… что?

Теперь тряслись не только нога, но и руки. Я прижала их к коленям.

— Цепочка, которую нашли в уборной, не принадлежала ей. Не знаю, откуда пошел этот слух, но она не ее. И она ничего ему не говорила. Ни слова.

— Прости… ты уверена?

— Да, — ответила я. — Я не знаю, что еще произошло в уборной. Не знаю, что именно случилось с Келли. Но история про Сару — неправда.

— Ого, — сказал Денни. — Это… ого. — Он покачал головой. — Почему ты говоришь мне это сейчас?

— Твое письмо заставило меня задуматься, — сказала я. — Обо всех неверных суждениях о стрельбе. О нас. Кажется, я долгое время считала, это касалось только меня — и что люди неверно восприняли историю Сары. Но это не так. Понимаю, что ты писал о другом, но… не знаю.

— О другом, — согласился он. — Но я, кажется, понимаю, о чем ты.

— А потом я подумала о сказанном тобой на годовщине, — продолжила я. — Что, когда мы окончим школу, не останется никого, кто был там. И все в нашей школе будут судить по тому, что слышали или видели в новостях и… и это станет фактом. А потом выйдет книга Макхейлов…

— Я об этом слышал, — признался Денни. — Ты говорила им об этом? О Саре?

— Нет. — Я закусила нижнюю губу, живот крутило от чувства вины. — Почти сказала. Пару лет назад. Но… мне тогда показалась, что таким образом я отниму у них что-то. Словно им действительно надо верить в эту историю. Я не смогла.

— Это тяжело, — сказал он.

— Я понимаю, что опоздала на три года, но должна что-то сделать. Все время думаю о Келли. Не знаю, что именно случилось с ней в тот день в уборной, но она была права насчет того, что с Сарой этого не произошло. А ты помнишь, что с ней произошло. Тогда я ничего не сделала, а понимала, что стоило. И мне надо сделать это сейчас. Просто не знаю, кому рассказать. Или как.

— Ты не сообщила даже детективу Дженнеру? — спросил Денни. — Когда он опрашивал тебя после?

— Когда мы с ним разговаривали, я еще даже не слышала этой истории. Поделилась с ним основным. Что он вошел, что мы находились в кабинке и что он ее убил. Когда детектив Дженнер попытался узнать больше, я… на меня нахлынули воспоминания, и я испугалась, поэтому мы прервались. Вероятно, не будь этого, он бы задал мне вопрос про цепочку. Не знаю. Я облажалась, да?

— Тебе было четырнадцать, и на твоих глазах убили подругу. Думаю, тебя можно простить.

Но я не была в этом уверена. Ведь из-за этого пострадал другой человек.

— Возможно, неплохо бы начать с детектива Дженнера, — предложил он. — Что бы ты ни решила делать дальше, он должен знать.

Я протяжно выдохнула. Денни был прав — если кто и должен об этом знать, так это расследовавший стрельбу офицер, — но мне меньше всего хотелось его видеть. Он вошел в мою жизнь в самые тяжелые дни, когда я едва спала, страдала от частых панических атак и все еще пыталась найти верную дозу лекарства. С тех пор я прошла долгий путь, но мне все равно кажется, что я иду по натянутой веревке. Один промах, одно неловкое движение, и я рухну туда, где была три года назад.

Денни не мог читать мои мысли, как Майлс, но не нужно быть телепатом, чтобы понимать, о чем я думала в тот момент. Уверена, у всех остальных с детективом Дженнером возникали те же ассоциации. Он был хорошим человеком, но никому не хотелось снова с ним встречаться.

Но Денни сказал:

— Я пойду с тобой.

— Не стоит…

— Я знаю, что не должен, — сказал он. — Но пойду. Можем отправиться на этой неделе после школы. Я придумаю оправдание для родителей.

В этот момент к нам метнулась Глиттер, держа во рту слюнявый теннисный мячик. Она бросила его к моим ногам, подпрыгнула, положила лапы на мои колени и облизала мне щеку. Словно сказала: «И я тоже пойду».

Я неожиданно для себя засмеялась.

— Хорошо, — ответила я и почесала ее за ухом. — Спасибо. — Она оставила мои колени в покое и сделала еще один круг по двору. Я потянулась и положила руку на плечо Денни. — Правда. Спасибо. Ты хороший друг.

— О, я знаю, — сказал он. — Я лучший.