Простые радости

Клэр Чемберс, 2021

В 1957 году в английской прессе появляются статьи о том, что непорочное зачатие все-таки возможно. И когда в газету «Эхо Северного Кента» приходит письмо от читательницы, Гретхен Тилбери, сообщающей, что именно это с ней и произошло, журналистка Джин Суинни берется расследовать эту историю. Но расследование меняет не только жизнь семьи Гретхен, но и тихую размеренную жизнь самой Джин – она обзаводится новыми друзьями, неожиданно встречает любовь. Однако за счастье приходится расплачиваться. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

8

— Расслабьтесь. Не надо так сильно втягивать живот, а то мерки получатся неправильные.

Джин стояла, руки в стороны, как на кресте, пока Гретхен сновала вокруг нее с портновским сантиметром и вписывала цифры в таблицу рядом со схематическим изображением женского тела, расчерченным линиями вдоль и поперек. Помимо бюста, талии и бедер существовали, очевидно, и другие мерки, без которых не обойтись, если твоя цель — хорошо сидящее платье. От затылка до шеи (сзади); от подмышки до локтя; от талии до колена (спереди); от плеча до плеча (сзади); от подмышки до талии (сбоку); предплечье (обхват).

Джин была рада, что предусмотрительно надела свою наименее древнюю комбинацию — лучшую из никудышных — и прочное белье, которое сейчас утягивало подушку мягкой плоти на животе и врезалось в ляжки.

— Трудно расслабиться, когда так щекотно, — сказала она, вздрагивая, пока сантиметр скользил по шелковистому нейлону.

— Готово. Думаю, у вас четырнадцатый размер, если кое-что подправить.

— Можно и так сказать, — сказала Джин и потянулась за юбкой и блузкой. Несовершенство беглого английского Гретхен сказывалось в первую очередь на тактичности. Они поднялись наверх в комнату, где Гретхен занималась шитьем. В одном углу был портновский манекен в сером атласном вечернем платье, вывернутом наизнанку, сметанном и сколотом булавками. Швейная машинка “Зингер” стояла на краю большого кроильного стола, на котором распростерся отрез набивного ситца; детали выкройки неопределимого предмета одежды из папиросной бумаги были приколоты на места — причудливые абстрактные фигуры, никак, казалось, не связанные с человеческой. Джин посмотрела на Гретхен другими глазами: оказывается, ее работа требует не просто умений, а творчества и мастерства.

Каким-то образом, безо всяких обсуждений, они стали называть друг друга по имени. Слишком уж странно обращаться друг к другу “мисс или миссис такая-то”, стоя в одном белье. Джин была только рада распрощаться с “мисс Свинни”.

Приглашение пришло, когда она была на работе. Говард по просьбе Гретхен позвонил ей в газету. Его голос звучал издалека и нерешительно, и Джин представила себе, с какой неохотой он взялся именно за это поручение.

— Моя жена спрашивает, не захотите ли вы составить нам компанию за чаем в воскресенье. Она что-то упомянула про пошив платья. Будем только мы и Маргарет, ничего официального.

Со времени последней встречи с Гретхен в больнице Джин велела себе строго соблюдать профессиональную дистанцию и избегать любого намека на дружеские отношения, которые повлияли бы на ее способность мыслить здраво и могли бы еще усложнить предстоящий им рано или поздно непростой разговор. Но услышав это запинающееся приглашение, она пошла на попятный и немедленно его приняла.

Надо сознаться, подходящие новые знакомства были слишком редким явлением, чтобы от них отказываться. Ее коллеги в газете были вполне приятной компанией, но только в рабочие часы. Они не общались между собой помимо работы, не считая пятничных вечеров в пабе, из которых Джин себя уже исключила. Старые школьные подруги все замужем и разъехались, а их выходные поглощены семейной жизнью. С одинокой женщиной всем неудобно. А вот чете Тилбери, кажется, она нравится, они даже смотрят на нее снизу вверх, как на влиятельного и значительного человека. Польщенная и очарованная их вниманием, она готова была расцвести и раскрыться в их обществе, стать той интересной женщиной, какой они ее видят. А еще была Маргарет, то ли совершенно обычный ребенок, то ли исключительно, невероятно особенный. Но так или иначе, она пробудила в Джин, казалось бы, надежно похороненные желания.

Приняв приглашение, Джин столкнулась с двумя новыми проблемами: как оставить мать на добрую часть воскресенья и чем ответить в свою очередь. Первая проблема решилась чудесным образом как-то вечером по дороге от врача. Она ехала на велосипеде, а впереди с трудом поднималась в гору, волоча несколько разбухших авосек с продуктами, Уинни Мэлсом, знакомая матери с тех времен, когда она еще ходила в церковь.

Однажды возникли разногласия по поводу ежегодного сбора подарков для бедных детей прихода. Кто-то заявил, что вязаные игрушки, набитые резаными нейлоновыми чулками, это негигиенично. Миссис Суинни, которой нравилось вязать куколок, оскорбилась и в церковь ходить перестала. Она была не особенно верующей, да и службы ей не нравились, так что потеря была невелика.

Джин налегла на педали и поехала рядом с миссис Мэлсом, которая от неожиданности испуганно вскинула голову.

— Здравствуйте. Давайте я вам помогу, — сказала Джин, слезла с велосипеда и освободила сопротивляющуюся женщину от сумок, пристроив одну в корзинку, а две другие — на руль.

— Вы очень любезны, — сказала миссис Мэлсом, которая не сразу опознала Джин и отказалась от мысли, что ее грабят средь бела дня. — Напрасно я купила столько — больше, чем могу унести. Как хорошо, что вы проезжали мимо.

Они вместе пошли вверх по холму, Джин вела велосипед. Миссис Мэлсом жила в одном из викторианских коттеджей на Кестон-роуд, немного дальше, чем Джин. Она вспомнила, что у Мэлсомов имеется дочь Энн, которая, как и Дорри, живет за границей. Боль разлуки когда-то связывала двух матерей — до известного предела. Энн, в отличие от Дорри, регулярно приезжала домой.

— Как дела у Энн? — спросила Джин.

— О, прекрасно. Как раз вчера получила от нее письмо. Она пишет каждые две недели.

— Дорри тоже, — ответила Джин, чтобы не ударить в грязь лицом — скорее ради матери, чем ради Дорри.

Когда-то это так и было, а сейчас, похоже, даже такая мизерная жертва стала для нее непосильной. Светская жизнь в Китале — теннис, коктейли, читка пьес — не оставила места даже для такого скромного акта дочернего внимания. Джин привычно почувствовала, как в ней закипает негодование, и постаралась его подавить. От него одно несварение.

— Я все собираюсь навестить вашу матушку. Слышала от кого-то, не помню от кого, что она уже почти не выходит из дома.

— Да. Она не очень твердо держится на ногах. Потеряла уверенность.

Эту часть правды можно было сообщать посторонним, не испытывая неловкости.

— Может, она будет рада гостям?

— Будет. — Джин пришлось постараться, чтобы в голос не прокрались нотки отчаянного желания. — Ей бывает немного одиноко в исключительно моей компании.

— Может быть, мне заскочить в выходные?

Внушить миссис Мэлсом, что идеальное время — воскресенье днем, удалось почти без маневров. Джин оставалось только осторожно преподнести этот план матери — она может возмутиться, что к ней пытаются приставить няньку. О своих собственных намерениях она решила не упоминать, пока визит Мэлсом не будет утвержден.

Самым благоприятным моментом для такого разговора был конец четверга, вечер мытья головы. Пока матери приводили в порядок волосы, она была сама покладистость и благодарность. Мать нагнулась над раковиной, а Джин втирала ей в волосы шампунь “Сансилк” и смывала пену водой из кувшина. Потом она уселась на кухне с наброшенным на плечи полотенцем и пакетом бигуди на коленях. С мокрыми волосами она выглядела совсем древней и беззащитной, и в ней едва можно было различить женщину. У Джин защипало в глазах от нежности, когда она провела расческой по почти голому черепу матери и приняла решение быть добрее.

— Встретила на днях миссис Мэлсом, — сказала она, подняла прядь волос и накрутила их на розовые нейлоновые бигуди. — Шпильку.

Мать передала ей шпильку и слегка поморщилась, когда Джин слишком туго натянула волосы.

— Она сказала, что собирается навестить тебя в воскресенье.

— Неужели? Интересно, что ей нужно.

— Ничего ей не нужно. Бигуди. Она просто хочет тебя проведать.

— Что ж, сама с ней будешь разговаривать. Мне нечего сказать.

Все пошло не так, как надеялась Джин.

— Уж тебе найдется, что сказать. Шпильку. Она не меня хочет видеть.

— Не знаю с чего бы. Мы с ней сто лет не виделись. Ай!

— Прости. Теперь дай желтую.

Мать порылась в пакете и передала наверх желтую. Желтые бигуди были потолще, со щетиной подлиннее и держались как нельзя лучше.

— Когда-то мы были вполне дружны.

— Именно. Компания пойдет тебе на пользу. Шпильку.

— Вряд ли она придет.

— Придет, конечно. Мы обо всем договорились. Я испеку вам вкусный бисквит. — Она моргнула. Местоимение ее выдало, и мать тут же ринулась в атаку.

— А ты сама где будешь?

— Я… Меня пригласили на чай Тилбери. Желтую, пожалуйста.

— В первый раз про них слышу.

— Я тебе рассказывала. Швейцарка. Я пишу про нее статью.

— В воскресенье? Тебя раньше не заставляли работать по выходным.

— Это светский визит.

— О. Ну что ж, раз так, придется мне одной развлекать миссис Мэлсом.

Они погрузились в молчание, Джин — втайне ликуя, что одержала победу, мать — подозревая, что ее переиграли. Но когда волосы высохли, улеглись аккуратным белым облачком и ее образ был восстановлен, развеселилась и она.

— Очень мило, спасибо, — сказала она, поворачивая голову сначала в одну, а потом в другую сторону, чтобы проверить, как она выглядит в двух ручных зеркальцах, которые Джин ей подставила.

Покончив с мерками, Гретхен извлекла тяжеленный каталог выкроек “Симплисити”, пролистала его до раздела платьев и предложила Джин поглядеть.

Выполненные акварелью иллюстрации изображали причудливую расу неправдоподобно стройных и высоких женщин с утянутыми талиями, укороченным телами и удлиненными ногами, которые завершались игриво оттопыренными пальчиками. Перед лицом этого карикатурного блеска сложно было не упасть духом, и Джин безучастно перелистывала страницы.

— Я мало понимаю в моде, — в конце концов произнесла она. — Выбирайте вы, что-нибудь не слишком сложное.

— Сложное меня не пугает. Его интереснее шить. Но я думаю, что простой крой вам подойдет больше. — Гретхен открыла каталог на странице, отмеченной загнутым уголком. — Думаю, на вас это будет смотреться элегантно.

Это было приталенное цельнокроеное платье с круглым воротом, белым кантом и рукавом три четверти. В изображении художника оно выглядело чрезвычайно элегантно, но, очевидно, на фигуре Джин четырнадцатого размера (если кое-что подправить) будет по-другому. И все же на нее произвело впечатление, что Гретхен, ничего заранее не обсуждая и не зная о ее вкусах, выбрала из этого огромного ассортимента именно то, что она и сама могла бы выбрать и даже, может, носить с удовольствием.

— Да, оно чудесное.

— Только не черное. Слишком сурово. Лучше темно-синее или зеленое.

— Да. Синее.

— Это будет в самый раз, — сказала Гретхен и с оглушительным звуком захлопнула тяжеленную книгу.

Вот только когда у меня будет повод его надеть, подумала Джин.

Спускаясь по лестнице, она не удержалась, заглянула в открытую дверь спальни и с удивлением обнаружила две односпальные кровати рядышком, аккуратно застеленные парными стегаными зелеными с розовым покрывалами. Проход между ними был узкий, не встанешь, но все же это была пропасть. Прежде она никогда не встречала такого у женатых пар — только как альтернативу невозможному разводу. Ее бабушка с дедушкой безрадостно сосуществовали таким манером десятки лет, пока смерть их не освободила, но брак Тилбери не имел ничего общего с их ледяным противостоянием.

В саду Маргарет и ее подружка Лиззи играли в бадминтон, перекидывая воланчик через драную сетку, натянутую между оградой и сливовым деревом. Корт ограничивали клумбы по бокам, альпийская горка в одном конце и грядка в другом.

Там же, среди рядов фасоли, Говард, вооружившись ведром мыльной воды и насосом-распылителем, сражался с белокрылкой. Его пиджак висел на воткнутой в землю лопате. Он был в рубашке с галстуком, как будто для рабочего дня в конторе. Он помахал женщинам, когда они вышли во внутренний дворик, где были расставлены для чаепития стол и три складных стула.

— Ваш сад безупречен, — сказала Джин. — Я посрамлена.

Это была не просто вежливость; на клумбах — параллельных полосах взрыхленной земли — размещались ухоженные кустарники разных цветов, текстур и высоты и аккуратные группки однолетников в полном цвету. Края лужайки были безжалостно подрезаны; лук-порей и капуста на грядке росли прямыми рядами через идеально равные промежутки.

Джин подумала, что в этой строгой упорядоченности есть своя красота. Она и сама была добросовестным садоводом, но никогда не достигала таких результатов за те несколько часов в неделю, которые удавалось урвать на садовые работы. Все время, кажется, уходило на борьбу с хаосом, тут уж не до изысков.

— Это все Говард, — сказала Гретхен. — У нас очень четкое разделение обязанностей. Я — по дому, он — в саду.

— А я и там, и здесь, — сказала Джин. — И везде, боюсь, не на высшем уровне.

Сейчас она не могла вспомнить, что она раньше рассказывала — и рассказывала ли вообще — о своей домашней ситуации, поэтому упомянула о том, как благодаря удачному вмешательству миссис Мэлсом ее визит стал возможен.

Гретхен ужасно расстроилась.

— Я и представить себе не могла, что все так сложно, — сказала она. — Естественно, мы бы с радостью пригласили и вашу маму.

— Очень мило с вашей стороны, но иногда приятно улизнуть одной.

— Разумеется. А что, ваша мама настолько слаба здоровьем, что ее даже ненадолго нельзя оставить?

— Она не то чтобы тяжело больна, но почти никогда выходит из дома. Когда я на работе, с ней все в порядке, потому что она понимает: это необходимо. Но все остальное время… Она никогда не говорит буквально: “Не уходи, не оставляй меня одну”, все не так прямолинейно. Но если я где-то развлекаюсь без нее, я чувствую себя виноватой.

— Но она же наверняка не против того, чтобы вы хорошо проводили время?

— Мне кажется, такого понятия для нее не существует. По крайней мере с тех пор, как умер мой отец.

Что-то она разговорилась, это не для застольной беседы. Ну и ладно.

— Мать слишком стара для перемен. Сейчас для нее важнее всего в жизни удобства, заведенный порядок и маленькие радости вроде лакомств. — На мгновение Джин ужаснулась: не себя ли она описывает.

— От распорядка может быть много пользы, — сказала Гретхен. — Особенно когда пытаешься вести хозяйство. Но он должен быть — она развела руками — elastisch^[2].

Джин рассмеялась:

— Портновская метафора.

Этот разговор что-то всколыхнул у нее в памяти. Габардин! Она понизила голос.

— На днях Маргарет рассказывала мне про ангельские голоса. Я немного растерялась.

Гретхен улыбнулась.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

2

Эластичный (нем.).