О ком молчала Кит

Клэр Твин, 2017

Жизнь подростка насыщена яркими красками, но порой, по непредвиденным обстоятельствам, мир теряет свою контрастность. Подобное произошло и с Кит Стеллар – девочкой, у которой подростковая жизнь больше напоминает скучное телешоу, чем прекрасный период юности. Однако, после знакомства с Алексом, который раз и навсегда изменит жизнь главной героини, все меняется. Правда сбивает девушку с ног и заставляет увидеть истину. Но к чему она приведёт? И о ком же всё-таки молчала Кит?

Глава 2

А вы знали, что сердце у девушек бьется быстрее, чем у парней? Так что задумайтесь на минуту: может, это не влюблённость, а просто иллюзия и самообман? Я точно не знала ничего о своих чувствах, знала лишь, что они есть, и с каждым днём становились сильнее, а мысли развязнее. Не спать по ночам, думая об одном человеке, который явно думает не о тебе, знакомо? О да, глупо в пятнадцать лет страдать по какому-то мальчику, особенно, когда этот мальчик твой лучший друг. Ой, подумаешь у него красивые глаза, милая улыбка, прекрасные мягкие волосы и шелковая кожа… Подумаешь он может заставить тебя смеяться и найти миллион плюсов в плохой ситуации. Подумаешь этот мальчик способен вытащить из тебя улыбку, когда на это нет никакого желания…

Спустя неделю мы с Алексом уже были самыми лучшими друзьями. Как говорится, не разлей вода, два сапога пара. Мы вместе сидели за одной партой, вместе обедали и оставались после уроков на дежурство, стирая с доски глупые надписи типа: «Поцелуй меня в зад», «Эдди — гей»; тогда мне было интересно откуда пятнадцатилетние ребята брали столько пошлости, злости и тупости. Хоть мне это и не нравилось, зато нравилось проводить время с Алексом — или по-другому Алом, как тот просил его называть. Рокси утверждает и даже навязывает мне своё мнение, что якобы Алексу нравится Флора, но Флоре нравится Шон, который влюблён в Сару. О господи, этот адский круговорот бесконечен. Мне нравилось думать, что Алу нравлюсь я. И я так думала. А кто мне запретит делать это?

— Посмотри-ка! — смеётся Ал, облокачиваясь руками на парту. Я подбегаю к приятелю и с любопытством разглядываю на парте какой-то рисунок с надписью. Ничего необычного. Какой-то умник нарисовал задницу и подписал: «Это место, из которого нам не выбраться на протяжении четырех лет. Помогите». Вообще, надпись воодушевляла меня на самоубийство, ведь какая бы не была здесь ирония, но это правда чистой воды. Школа — место, где в детях убивают личность. Вот, например, зачем орать на меня, если я не поняла какую-то деталь в уравнении или забыла принести эссе, или написать сочинение? От этого ничего не изменится, кроме моего психического состояния. Я натянула улыбку и посмотрела на возбужденное лицо Алекса. Иногда меня в нем бесило детское мальчишеское дурачество. Ведь эти надписи для дураков, а мне не хотелось принимать своего любимого мальчика за дурака. Для меня он Ричард Гир в фильме «Красотка».

— Очень жизненно, — выдохнула я и прошла к мокрой намыленной парте, которую мне ещё нужно отмыть. За спиной слышу как приятель хмыкает, а затем куда-то отступает. Наш класс небольшой, но и немаленький; в нем умещаются тринадцать парт, учительский стол, шкафчик и три горшка с цветами, на которые у моего одноклассника Кевина жуткая аллергия. Ему приходится тоннами глотать таблетки, чтобы не задохнуться собственными слезами. Жалко его.

— Эти придурки ничего не понимают.

— В чем? — я резкими движениями начала проводить по парте влажной тряпкой, от которой за километр пахло сыростью. Ал делал то же, что и я, только его рука спокойно скользила по столу, словно по маслу.

— Они пишут эти надписи и думают, что правы, но на самом деле это тупой прикол, который появляется в голове, когда на уроках скучно… Школа не так уж и ужасна, — с убеждением отвечает тот, добавляя позже: — А нам за ними убирать! Вот несправедливость.

Я, смеясь, покачала головой.

— Ну, мы сами напрашиваемся на уборку.

— И я не знаю почему. Кит, мы либо тронуты умом, либо набиваем цену перед Иисусом, чтобы попасть в рай.

Я снова смеюсь, и от этого Алекс начинает улыбаться. В голове думаю над вариантами, которые предположил ЛЧ (любимый человек) и выдыхаю, протирая мокрый лоб тыльной стороной руки.

— Кажется, первое подходит больше, ведь я знаю, что прохожу в ад без очереди. Насчёт тебя — без понятия.

Алекс отодвинул стул и перешёл к другой парте, на которой было меньше всего надписей; ну, вообще-то, это наша парта с Алом. Он неаккуратно плеснул моющие средство, а затем энергично начал проводить зеленой губкой по столу, образуя белые разводы. Я, тем временем, перевожу учащенное дыхание.

— Смотри, я спасал котёнка, когда тот застрял на дереве. Я мою за собой посуду, помогаю маме по дому, помогаю тебе с физикой и убираю после уроков этот вонючий класс, когда мог бы рубиться в приставку.

Он определенно горд собой, но я решаюсь разрушить его идеальный мир. Выпрямляюсь, украдкой поглядывая на красное лицо парня.

— А ещё ты прогуливаешь урок истории, обманывая, что у тебя бывает голодный обморок, когда жрешь больше Нила Паркера, — Нил Паркер — парень с весом восемьдесят восемь килограмм; он ест все подряд, и я уверенна, что для него каннибализм — как вишенка на торте, — ещё ты подкладываешь кнопки на учительский стул, называешь Рокси лесбиянкой и воруешь у Чарли лакрицы. А так ты просто ангелочек.

На мою реплику мы оба засмеялись, хотя в глубине души знали, что это совсем не смешно, а даже страшно. Несмотря на все вышеперечисленное мне очень нравится Алекс. Со мной он другой человек; мой добрый, красивый, милый, воспитанный парень. В мечтах я с ним катаюсь на колесе обозрения, ем мороженое, закусывая сладкой ватой; пью с ним из одного стаканчика смузи, пересматриваю диснеевские мультфильмы. Бывает, смотришь на человека и забываешь обо всем плохом, что он когда-либо совершал. Это, наверное, и есть любовь.

Алекс закончил со своей партой и облегченно выдохнул, бросив губку в красное ведро, отчего на пол вылилась вода. Я осмотрелась. Все было чисто и пахло свежестью. Самое печальное и обидное то, что сегодня все блестит, а завтра снова будет грязно, как на помойке. И нам с Алом опять придётся колдовать над партами после уроков.

— Хочешь зайти ко мне? Мама обещала приготовить пиццу, — Алекс хватается за ведро с мыльной водой, и мы выходим из класса, направляясь к туалетам. Закончился шестой урок, и все расходятся по домам, все, кроме старшеклассников: им суждено отсиживаться в этой дыре ещё два урока. Поэтому они так нам завидуют. Алекс протягивает мне ведро, я хватаю его и захожу в женский туалет. Помыв тряпки, губку и красное ведерко, я снова возвращаюсь к другу, успев поправить свой конский хвостик. Тот берет у меня ведро, мило улыбаясь. О, эти прекрасные ямочки…

— Даже не знаю, Ал…

— Да брось! Тебя ждёт самая вкусная в мире пицца! Так, как готовит моя мама — не готовит никто! Где-то там, в Италии, повар говорит: «Мама мия, это просто белиссимо!» — от акцента друга я начинаю смеяться.

— А пицца с ветчиной?

— Нет, конечно! Пицца из человеческой плоти!

— Ну, допустим, я согласилась.

Алекс обхватывает мою шею рукой и подвигает к себе. Я чувствую как к щекам подступает кровь; мне становится трудно дышать, а на лице застыла тупая улыбка. Мой нос сразу услышал божественный запах одеколона Алекса. От этого я таю.

— Прекрасно! Нас ждёт пицца, бутылка «7Up» и жаркий фильм с Эдди Мёрфи.

* * *

Это была самая вкусная пицца на свете! Еда вкуснее, когда рядом с тобой идеальная компания, а для меня Алекс — божественная компания. О большем мне мечтать и не стоит. Наши животы надулись и стали похожи на два больших арбуза. Мы даже устроили соревнование у кого пузо больше, и победил, конечно же, Ал. Рулетка показала, что у мальчика живот больше. А я и не расстроилась. Поблагодарив миссис Харрис (маму приятеля), мы прибежали в гостиную и прыгнули на диван. Здесь я бываю уже в третий раз и с каждым моим приходом в комнате что-то меняется. Родители Ала очень забавные люди. Начнём с того, что они коллекционируют статуэтки лебедей (на полке рядом с книгами их сорок шесть штук). Честно говоря, я не понимаю в чем здесь прикол. Лишний мусор. Хотя в четвёртом классе я собирала наклейки пони и даже проводила конкурс «Лучшая коллекция 2011 года». Ну и бред. Вспоминая своё прошлое, хочется исчезнуть или дать себе по мозгам. Алекс уселся поудобнее и неуклюже схватился за пульт от телевизора, включая фильм с Эдди Мёрфи, как тот и обещал, а именно «Поездка в Америку». Сказать честно, мне было все равно на просмотр фильма, на самую вкусную на свете пиццу, мне было лишь важно присутствовать в жизни любимого человека. А ведь так всегда: когда кого-то любишь, хочешь быть с ним рядом каждое мгновение.

Я завязала волосы в узелок и откинула хвостик назад, приготавливаясь к комедии, которая, по словам Ала, перевернёт меня наизнанку (надеюсь в хорошем смысле). И вот, ЛЧ большим пальцем нажал на какую-то кнопку пульта, после чего на чёрном экране появились картинки. За стеной слышу как миссис Харрис громко говорит по домашнему телефону, изредка смеясь и повторяя «да-да, именно».

— Кит, не отвлекайся. Пропустишь самое интересное, а потом мне придётся тебе все объяснять, — возмутился, не отрываясь от телевизора приятель.

И вправду, лучше сосредоточиться на фильме. Нужно отключить все мысли, перестать думать. Думать — вредно, ведь думая можно додуматься до какой-то неприятной истины. Черт, да я уже думаю. Думаю почему Алекс когда смеётся, щурит глаза и откидывает голову набок? Так удобнее смеяться? Хорошо, а почему обои гостиной телесного цвета, а не кремового? И в чем тут разница? Почему люди могут обидеть, но не могут просить прощения? Почему египтяне всегда писали портреты в профиль? И какая тут связь между всеми моими «почемучками»? Иногда мне страшно за себя, ибо в уме я разговариваю больше, чем в реальности. Хотя, сказать по правде, если со мной начнут беседу, меня уже не остановить. Я как бензопила, которая тарахтит без умолку.

Через мгновение мое левое бедро приняло больной удар, от которого сбилось дыхание. Я резко повернула голову и нахмурила густые брови, хватаясь рукой за больное место.

— Ай!

— Я же говорю тебе — н-е-о-т-в-л-е-к-а-й-с-я! — раздраженно рычит Алекс, указывая раскрытой ладонью на Эдди Мёрфи.

На секунду мне показалось, будто сам актёр из телевизора злобно взглянул на меня и закатил глаза. От этого я поймала стыд.

— Да смотрю я! Смотрю! — вскрикнула я. — Дурак, больно вообще-то!

Ал сменил гнев на жалость и виновато поглядел в мои глаза прямо через «поддержку для зрения». Эти гляделки продлились недолго — Харрис вновь устремил своё внимание на кинокомедию, все ещё оставаясь в смятении.

Честно, я не имела ни малейшего желания смотреть фильм. Сейчас во мне было то чувство, обычно которое сложно понять: спать или слушать музыку, рисовать или валяться на газоне, плакать или перечитывать журналы с Джастином Бибером? И дело не в том, что у меня скоро должны начаться «красные дни». Это ведь нормально, что мой мозг сейчас думает над всем этим? Боковым зрением замечаю какое-то движение справа — мама Алекса, болтая по домашнему телефону, проходит к полке с книгами и откуда-то достаёт две зеленые купюры, а затем быстрым шагом удаляется из гостиной.

— Кит, — окликнул меня Ал, поставив фильм на паузу, — ты же знаешь, что завтра у Сары день рождение?

Почему-то по спине прошлась дрожь. Я повернулась полубоком к ЛЧ и поправила очки на носу. Обычно это признак неуверенности или страха. Я сглотнула.

— Ну, да…

— Она пригласила меня, и я хочу пойти…

Помните тот адский круг — Алекс+Флора+Шон+Сара — теперь я знаю кем он заканчивается. Оу, прям парадокс — начало и конец строится на Алексе.

Чтоб вы знали, в классе мне удалось подружиться лишь с десятью учениками, остальные просто прохожие, и Сара Бейкер одна из них. Она из таких девушек, которые в свои пятнадцать встречаются с выпускниками школы, носят одежду от известных дизайнеров и в конце диалога посылают воздушный поцелуй собеседнику. Если перед вашими глазами всплыла картинка длинноногой жгучей блондинки, то ваша фантазия вас не обманывает — Сара высокая русоволосая девушка, с родинкой над губой. И я смело могу её назвать клише или иначе клешней (как я придумала), которые обычно встречаются в фильмах для подростков. Короче, с ней я подружиться не сумела. Мы полные противоположности друг друга — я предпочитаю книги, а она не знает что это такое, мне интересен Бетховен, а ей Гарри Стайлс из «One Direction», я предпочитаю лето, а она, холодное как её сердце (если у неё вообще есть сердце) зиму. И если этой особе нравится Алекс, то это будет концом моего света, ибо Сара добивается всегда своей цели. А ещё ужасней будет, если и приятелю нравится она… Больно, когда человек, которого ты любишь, находит себе кого-то получше тебя. Размышляя над этим я и не заметила, что сижу с открытым ртом. Алекс все ещё ждёт моей реакции и слов. Но я нахожусь в оцепенении.

— Эм, круто… уже определился с подарком? — прикусив нижнюю губу, спрашиваю я.

— Вообще-то, да, — Ал вскакивает с дивана и бегом проходит к стеклянному шкафчику около двери. Спустя считанные секунды, а именно тринадцать, парень возвращается с маленькой чёрной коробочкой. Обычно улыбка Алекса всегда приводила меня в восторг, но в данной ситуации во мне зародилось желание дать ему по тыкве и убежать куда ноги прикажут. Его карие глаза прям искрятся, горят волнением. А меня задевает то, что ему так важен этот подарок. Черт возьми, я сейчас взорвусь. Неуклюже беру коробочку в руки и открываю её. Вот сейчас мое сердце разбилось на миллионы микроскопических кусочков. Жизнь явно смеётся надо мной и бросает в меня попкорн, крича: «Вот так тебе и надо, лохушка». Я бы не расстроилась так сильно, если бы этот подарок: а) не был бы посвящён Саре Бейкер, б) если бы он был чуть менее прекрасным.

Это браслет. Но не обычный, а супер стильный с красивыми камушками и подвесками в виде бабочки, бантика, туфельки, помады и вишенки. Учитывая тот печальный факт, что я хотела именно такой же подарок, стало в сто раз хуже. Не судьба.

— Ну как? Ты же девчонка, разбираешься в этом, ей понравится, как думаешь? — Харрис произнёс это на одном дыхании.

Сперва я хотела солгать и сказать, что Саре Бейкер такая безвкусица не нужна, у неё наверняка есть и получше украшения, но смотря на взбудораженный вид Алекса, невозможно лгать. Разбить ему сердце и испортить настроение из-за какого-то браслета и ревности? Глупо с моей стороны. Порой мы теряем людей по своей же глупости. С этим надо как-нибудь бороться.

— Да, очень понравится, — лишь ответила я, все ещё ощущая какой-то неприятный осадок.

Он взял из моих рук коробку и убрал её на рядом стоящий кофейный столик.

— А ты что даришь?

Тут я грустно рассмеялась.

— Она меня не пригласила. Думаешь, ей стоит что-то дарить?

— Не пригласила? — не поверил мне Алекс. — Почему?

Ох, ну, наверное, потому, что я необщительная и ненавижу выскочек, вроде неё.

— Не сошлись мнениями…

Алекс улыбнулся краешком рта и взял меня за руку. В это мгновение я ощутила прилив уверенности и румянца на щеках. Боже, эти нежные руки были для меня чем-то столь дорогим и драгоценным, что дайте мне только волю, я бы не отпускала их никогда. Сердце забилось неимоверно быстро, отчего казалось, что трясётся даже дом. Как же нечестно! Любить гораздо больнее того, кто считается твоим другом, ибо этот человек все время рядом и тебе приходится молчать о своих чувствах к нему.

— Кит, она плохо тебя знает. Ты же просто замечательная! Тебе стоит только улыбнуться, как все становится лучше! — улыбается Ал.

Эти слова я позже запишу в свой блокнот, где хранятся все комплименты, посвящённые мне от ЛЧ. Я чувствую как таю, словно мороженое в жаркую погоду. Если бы я только бы знала о его чувствах ко мне, если бы только он полюбил меня не как друга… И в эту минуту я решила узнать у Алекса то, что меня тревожит уже минут пять.

— Ал, скажи честно, ты втюрился в Сару Бейкер? — голос был уверенней, чем его обладатель. Парень резко убирает свою руку с моей ладони и складывает гримасу. Я в недоумении.

— Что-о?! Да ты спятила! Нет, конечно, нет! Она же стерва!

— Я думала мальчикам нравятся стервы… — убираю за ухо прядь волос.

— Господи, Кит, ты нанюхалась моющим средством в школе? Единственное, что мне в ней нравится, так это её бюст, — смеётся Алекс, и я пнула его ногой прямо в солнечное сплетение. Тот скрючился, но все ещё продолжал улыбаться.

— Понабрался идиотизма у Колина Финча? Извращенец! — подхватила я смех друга.

— Он, между прочим, неплохой парень. Просто болтает лишь о девчонках.

— А тебе это типа невыгодно? — с хитрой улыбкой посмотрела я на лицо Алекса. Тот покраснел и отвёл глаза в сторону. Начинаю дико хохотать. Харрис принялся пинать меня своими стройными, как у топ-моделей ногами, а я в свою очередь отвечаю ему тем же. Моя левая нога выскальзывает и врезается прямо в нос брюнета. Тот вскрикнул, но мужественно продолжал бой. Его руки хватают мою ногу и начинают щекотать стопу, я, в свою очередь, разрываюсь от смеха. Из соседней комнаты миссис Харрис просит нас быть потише, но мы не можем остановиться. Все тело покрылось мурашками. Кажется, ещё чуть-чуть и я заплачу.

— Алекс… пожалуйста… я сейчас умру… — хохочу во всю я, но приятель продолжает издеваться. — Стоп! Хватит! Ты победил меня! Победил!!!

И руки Харриса отпускают мою онемевшую от щекотки ногу. Я все ещё смеюсь. Алекс довольно улыбается, как положено победителю, и достаёт непонятно откуда пульт. Перевожу дыхание, прокручивая в голове все происходящее.

— Я хочу, чтобы мы с тобой всегда были лучшими друзьями, — говорит он с отдышкой.

— И я тоже… — отвечаю я, но думаю совсем иначе.

Просто друзьями… Нет, мне этого недостаточно.

* * *

Когда я завернула за угол, то сразу почувствовала запах гари, витавший в воздухе. Словно кто-то поджарил хвост кота. Прохожу мимо двухэтажного дома с пальмами во дворе. Затем ещё один дом лимонного цвета, потом еще один и ещё. Вокруг множество домиков и желтоватые деревья, которые скидывают себя старую «одёжку». По бульвару гуляют люди, а на крыльце одного из домов сидит группа парней, обсуждая, судя по всему, какую-то игру, ибо один из них громко указывает на мяч в своих руках. Подул тёплый осенний ветер, который принялся щекотать мне лицо. Из облаков выглянуло солнце. Оно светило словно только для меня. В такие моменты мне кажется, будто я особенная, точно была рождена для чего-то важного. Вы никогда не думали об этом? Знаете, в четвёртом классе, когда у меня было много друзей, я решила стать герлскаутом. Бабушка называла меня феей, родители маленькой помощницей, а друзья добрячкой. Мне казалось, что я рождена быть герлскаутом. Однако детские мечты разбились о суровую правду, когда эти девушки в милых оранжевых униформах сказали мне, что я похожа на пугало. Как так возможно? Эти девочки собирали команду, смотря не на качества человека, а на внешность. Из-за того, что я носила очки и скобы, никто не захотел меня принимать в герлскауты. И после этого началось… Прощайте добрые мечты! Привет необщительность и комплексы. Мама часто пыталась меня успокоить, говоря какая я у них с отцом красавица. Но это была родительская ложь. Я и до сих пор живу с комплексами. Правда от скоб я давно избавилась, но вот очки… От этой дилеммы мне не убежать, пока не стукнет двадцать лет. Придётся терпеливо дожидаться судьбоносного дня.

Я прошла мимо старенького дома мисс Крисберг — кошатницы, у которой умер муж десять лет назад, а дети просто бездушные сволочи, ибо бросили мать в одиночестве. Зато у неё есть я и все остальные соседи. Мы бабушку очень любим и считаем её близким человеком. На Рождество мисс Крисберг не сидит одна; она либо с нами, либо празднует в доме Уэлсенов. В общем, за ней есть кому позаботиться.

Заворачиваю налево и прохожу по узенькой каменной дорожке к своему крыльцу одноэтажного дома. Судя по тому, что на желтоватом газоне валяются пыльные коробки, стоит ржавый велосипед и кресло, мама, наконец, решил устроить генеральную уборку. А ещё это значит, что она побывала в моей комнате. От этой мысли я бегом направляюсь к открытой двери и забегаю в дом. Первое, что я почувствовала — запах лаванды. Я будто нахожусь в горах, на цветочной поляне… Прихожая была пуста. Вся обувь выставлена на улицу, комод блестел чистотой, вешалки опустели. Где вся верхняя одежда и шляпы? Неаккуратно снимаю с ног потрепанные кеды и забегаю в гостиную. Следующее, что было видно: мама вытирает мокрой тряпкой светлый паркет и напевает под нос какую-то мелодию. Она изредка смачивает серую тряпку в ведре с моющим средством и вновь начинает скользить по паркету. Вижу наш ковёр. Женщина закрутила его в трубочку и бросила на кожаный диван. Горшки с цветами стоят на журнальном столике, который расположен около окна, когда раньше был напротив дивана. Спустя время, мама замечает меня и безмятежно улыбается, поправляя на голове красную бандану, которую она надевает всегда во время уборки.

— Ты уже вернулась? Как дела в школе? — отрывисто спрашивает женщина, выжимая тряпку над зелёным ведром. Я не двигаюсь с места.

— Нормально. Мне задали сделать лабораторку по физике, придётся всю ночь пахать. А ты почему дома?

Мама бросила тряпку на пол и еле-еле поднялась на ноги, протирая влажный лоб ладонью. Женщина пытается отдышаться. Иногда я думаю на кого больше похожа: на маму или папу? Кто-то говорит на сестру, кто-то утверждает, что на бабушку. А я думаю, что на маму. У женщины чёрные волосы, но были они такими не всегда. В моем возрасте у мамы были каштанового цвета пряди. У нас с ней одинаковый цвет глаз — болотный, а у папы и Кэрри — голубой с карими пятнами. Мама невысокая и немного пухлая, но я ростом пошла в отца и бабушку, также и сестра. Я поправила очки, все ещё ожидая ответа.

— Сегодня у меня выходной, — отвечает она и проходит на кухню. Я хвостиком плетусь за ней. — Ты голодна? Хочешь есть?

— Нет, я была у Алекса в гостях, там перекусила.

Реакция мамы слишком спокойная, хотя я думала, что она устроит скандал, типа: «Ты не сказала, что идёшь в гости?! Все! Домашний арест на два месяца!», но она промолчала. Мама открывает кран с водой и моет руки, раздумывая о чём-то неизведанном. Сегодня она более странная, чем когда-либо. Я открываю белый шкафчик, где обычно лежат печенья и хлопья и достаю пачку сырных шариков.

— Кит, пока не забыла сказать, присмотришь завтра за котами мисс Крисберг? — говорит мама, не оборачиваясь.

— Ладно, а почему? Мисс Крисберг куда-то уезжает?

— Ей нужно к врачу. Она чувствует себя крайне неважно.

Я ощутила какую-то тоску, от которой даже сырные шарики не лезли в горло.

— Что за ужасные у неё дети! Их мама живет одна, у неё нет никого, кроме кошек, и она больна. Почему этим детям так плевать на свою мать?! — от душераздирающей обиды меня начало трясти, как при двенадцатибальном землетрясении. Мне казалось, что мое лицо надулось как пузырь и через мгновение взорвется, сметая все на своём пути. Мне больно. Представив на месте мисс Крисберг свою маму, я опешила. Сердце поразил укол. Нет! Никогда, слышите, никогда я так не поступлю со своей мамой! НИКОГДА. Я никогда не брошу её, буду делать все, чтобы она была счастлива и ни в чем не нуждалась. Лишь бы не заплакать. Ну почему я такая сентиментальная?!

Мама вытерла мокрые руки кухонным полотенцем и обернулась ко мне всем телом, грустно улыбаясь, будто должна сознаться в чём-то ужасном. Её холодная ладонь коснулась моего лица, и я ощутила легкую дрожь.

— Детка, это хорошо, что ты злишься, значит, ты понимаешь, что так поступать нельзя, — сказав это, она прошла мимо меня в гостиную, где вновь начала убираться.

* * *

Я раньше не думала об одиночестве. Одинокие люди повсюду, они в нас. В данный момент, сидя возле окна и наблюдая за домом старой и доброй кошатницы, которая проживает свою оставшуюся жизнь в одиночестве, в мою голову пришла мысль. Что если проводить с мисс Крисберг больше времени? Читать с ней книги, смотреть телепрограммы, готовить кексы, играть в маджонг? Наверное, она сильно скучает по своей родине, по детям и внукам, которым нет до неё никакого дела. Ах, как от этого становится дурно. Эта женщина вырастила их, дала кров, подарила жизнь в конце концов! Людям плевать на других, пока они сами не попадут в ту же ситуацию. Свет в комнате старушки погас, а значит она легла спать. Держу пари, что через минут пятнадцать её любимые коты начнут петь серенаду под моим окном. Спать они мешают конечно, но весь район уже к этим ночным концертам привык. Тем более эти кошки и нам дороги. По утрам каждый житель района подкармливает милых питомцев вкусностями, а кто-то просто останавливается чтобы погладить по спине и головке.

Я задёрнула синие шторы и села за компьютерный стол. Время уже десять часов вечера, а я никак не могу докончить лабораторную работу по физике. Все мои мысли крутятся в голове, не дают сосредоточиться на важном. В уме всплывают картинки минувших часов. Алекс… Завтра он идёт на вечеринку к очень красивой девушке, которая возможно любит его. Боже, какова вероятность того, что после завтрашнего вечера мы все ещё будем друзьями, какова вероятность того, что Сара Бейкер и Алекс Харрис не начнут встречаться? Почему первая любовь всегда кончается разбитым сердцем? Я хочу разрушить эту цепочку. Любовь — флакончик с болью, которую мы добровольно впрыскиваем в своё сердце. И как я могла допустить это?! Зачем я полюбила его? Пусть Ал и говорит, что я милая, особенная, что мое имя волшебное, волосы глянцевые, очки забавные, но я все равно остаюсь дурнушкой. Как в меня может влюбиться какой-то человек, если я сама себя не люблю?

Слышу какой-то шум за стеной. Протяжённо выдохнув, я встала изо компьютерного стола и прошла к деревянной двери. Выхожу в гостиную, где папа лежит на диване, а на его груди мама. Они смотрят какой-то фильм и радостно улыбаются. Видеть своих родителей такими счастливыми — бесценно. Я прячусь за угол, чтобы не прерывать их идиллию. Папа приобнял маму и что-то сказал, отчего она засмеялась.

— Завтра я поеду к Кэрри, давно не видела её, — с тоской произнесла мама.

Последовала тишина.

— Лорен, я иногда даже забываю, что у нас с тобой есть ещё старшая дочь.

— Разве это хорошо? Не стоило ей разрешать переезжать к маме. Мы совсем о ней позабыли, Гас!

Папа выдохнул.

— Хорошо, давай завтра всей семьей наведаемся к твоей матери? Как раз завтра пятница, и Кит будет свободна.

От этой идеи мамины глаза загорелись ярким пламенем, и она ещё сильнее обняла отца.

— Отличная идея, но Кит завтра должна присмотреть за котами мисс Крисберг. Женщина будет целый день в больнице, а затем едет на кладбище к мужу вместе с какой-то родственницей… и может приедет поздно. Кит весь вечер занята.

Да, я занята… Всегда…