Искусство доброты. Как и зачем быть добрее к себе, миру и окружающим

Клодия Хэммонд, 2022

Правда ли, что в современном мире доброте не осталось места? Что ее вытеснили жестокость, насилие и конфликты? Исследовательница Клодия Хэммонд уверяет: в обычной жизни мы окружены гораздо большим количеством эмпатии и заботы, чем нам кажется. Добрые дела творятся повсюду! Их делают наши соседи, родные, коллеги по работе, прохожие на улице, да и кто только не делает. Опираясь на многочисленные исследования в области психологии и неврологии, автор книги доказывает, что взаимопомощь и сочувствие выгодны всем. Ее рецепты доброты только лишний раз подтверждают: мы можем быть добрее и открытее – с огромной пользой для нашего психического здоровья и благополучия. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

1. В мире больше доброты, чем вам кажется

Несколько лет назад одна моя подруга споткнулась о самокат, брошенный во дворе ее двухлетним сыном. Она упала и поранилась настолько сильно, что пришлось ехать в травмпункт накладывать швы. Какой-то прохожий сразу бросился ей на помощь, а вот ее сын словно бы ничего и не заметил. Ее страдания совершенно его не волновали — он даже не прекратил истерику.

Такие истории наводят на мысль о том, что дети, хоть мы их и любим, по сути своей эгоистичные маленькие монстры. Часто кажется, что их просто не интересуют ничьи проблемы, кроме своих собственных. Есть основания полагать, что в раннем детстве человек находится на самой жестокой и агрессивной стадии своего развития, которая проходит с возрастом — с подростками во многом уже гораздо проще договориться^[4]. Но маленькие дети игнорируют чужую боль и даже причиняют ее сами не просто так. Согласно результатам тысяч психологических исследований, им очень тяжело поставить себя на место другого человека, пусть даже их собственной матери. Причина в том, что их мозг еще недостаточно развит, а когнитивные способности весьма ограничены. Они, в общем-то, не виноваты в своем эгоизме. Но это вовсе не значит, что они не способны проявлять доброту.

НЕ ТАКИЕ УЖ И УЖАСНЫЕ ДВУХЛЕТКИ

Все мы хотя бы раз видели двухлетнего ребенка, наотрез отказывающегося делиться игрушкой и крепко прижимающего ее к груди с явным намерением не дать никому другому с ней поиграть. Детей приходится достаточно долго учить делиться, что вполне предсказуемо, поскольку даже не у всех взрослых это хорошо получается. Собственничество — очень сильное чувство. В психологии его называют «эффект владения». Нам в целом нравится обладать своими вещами, и мы неохотно их отдаем или даже меняем на другие. В одной из своих предыдущих книг, Mind Over Money («Разум важнее денег»), я уже рассказывала о хитрых и сложных экспериментах, разработанных с целью измерить этот эффект^[5]. К примеру, если вы подарите кому-нибудь кружку, то этот человек, вероятнее всего, не захочет продать ее вам обратно без переплаты, хоть сам и получил ее бесплатно. «Иметь и обладать» часто оказывается нашим девизом.

С учетом того, что даже мы, взрослые, нередко ведем себя таким образом, что же говорить о малых детях? А между прочим, выяснилось, что ужасные двухлетки — вовсе не такие уж и ужасные, когда дело доходит до дележки. По крайней мере, об этом говорят результаты исследования, проведенного Джулией Ульбер с коллегами из Института эволюционной антропологии общества Макса Планка в Лейпциге.

Сперва Ульбер давала парам двухлетних детей по одному мешочку с мраморными шариками. Также каждой паре показывали закрытую коробку с отверстием, внутри которой находился ксилофон. Исследователи демонстрировали детям, что шарик, опущенный в отверстие, падал на ксилофон и извлекал из него громкий звенящий звук — маленьким детям такие звуки очень нравятся. Вам может показаться, что такой эксперимент не заканчивался ничем, кроме детских слез. Шариков-то в мешочке ограниченное количество, а какой ребенок в такой ситуации не захапает себе их все до единого, чтобы по максимуму насладиться издаваемой ксилофоном какофонией? Тем не менее результаты эксперимента оказались более обнадеживающими. Да, в 19 % случаев один из детей действительно забирал себе все шарики, оставляя своего товарища в слезах. Но это не главное. Гораздо важнее, что почти в половине случаев дети — барабанная дробь — разделили шарики между собой поровну^[6].

Я понимаю, что многим родителям такие результаты могут показаться сказкой, чем-то из другого, более совершенного мира. Но это чистая правда, и самое интересное на ней не заканчивается. Когда эксперимент решили сделать изначально несправедливым и стали давать одному ребенку больше шариков, чем другому, треть детей, получивших больше шариков, поделилась с обделенными.

Результаты поистине поразительные. Но надо понимать, что результаты экспериментов Ульбер — вовсе не какое-то чудное исключение из правил. Оказывается, маленькие дети не просто способны проявлять доброту — подобно взрослым, они еще и испытывают удовольствие от помощи другим (реакция, которая, как я еще не раз упомяну на страницах этой книги, не просто не умаляет проявленной доброты, а усиливает ее).

Теперь вообразим другой эксперимент. Представьте, что исследователь развешивает постиранную одежду на бельевой веревке при помощи прищепок. Тем временем рядом ребенок играет с теми же самыми шариками и коробкой с ксилофоном. Рано или поздно у ребенка кончаются шарики, а у исследователя — прищепки. Последний берет с подоконника шкатулку и делает вид, что никак не может открыть крышку. Ребенок наблюдает за происходящим. В какой-то момент исследователь «сдается», и все еще закрытая шкатулка оказывается на полу. Лишившийся способных занять его внимание шариков ребенок не может устоять перед соблазном повозиться со шкатулкой и попытаться открыть крышку. Поскольку все подстроено, крышка, естественно, с легкостью отворяется. Внутри шкатулки ребенок находит один из трех возможных предметов: бесполезный кусок пластика, шарик или же прищепку.

Учтем, что все происходящее записывается на видео, чтобы исследователи имели возможность позднее проанализировать мимику и язык тела участника-ребенка. И именно в тот момент, на котором мы сейчас остановились, с точки зрения такого анализа, начинается самая интересная часть эксперимента, поскольку исследователи обнаруживают совершенно четкие и легко фиксируемые различия в реакции ребенка в зависимости от того, какой предмет он находит в шкатулке. При виде бесполезного куска пластика он остается индифферентен, а то и вовсе проявляет признаки разочарования. Шарик, естественно, радует малыша заметно больше. Но приятнее всего ребенку становится именно тогда, когда он находит прищепку (такой результат был зафиксирован во всех случаях, кроме одного). На видео можно понаблюдать за тем, как дети подходят к исследователю, чтобы вручить прищепку, — грудь колесом, а улыбка на лице гораздо шире, чем у детей, которые находили в шкатулке шарик. Их совершенно явно радует находка, бесполезная для них самих, но нужная, как они видели, развешивающему белье взрослому. Надо сказать, это один из моих самых любимых экспериментов в области детской психологии — малыши вели себя очень мило и проявляли явную доброту^[7].

МИНИ-САМАРИТЯНЕ

Так что, несмотря на распространенное мнение, маленькие дети вполне способны проявлять доброту — делиться и помогать другим. А с еще одним видом доброты — утешением — знакомы даже тоддлеры.

Обратимся к исследованию, проведенному в 1990-х годах психологом Кэролин Зан-Векслер из Национального института психического здоровья в Мэриленде в США. Она предлагала матерям изображать расстройство или боль на виду у своих малышей в возрасте от года до двух, а затем записывать свои наблюдения за их реакцией. (Дабы убедиться в том, что матери не домысливают степень отклика своих чад, некоторых женщин при этом снимали на видео.) Матери кашляли, делали вид, что задыхаются, понарошку ударялись ногой или головой и шипели от боли, потирая якобы ушибленное место. Некоторые изображали апатию, сидя без движения по десять минут кряду и лишь тяжело вздыхая. В самых драматических случаях женщины притворялись, что плачут на протяжении секунд десяти. В качестве дополнительной информации матери также отмечали реакцию детей на реально происходившие в их быту неприятности.

Кэролин Зан-Векслер и участницы выделяли случаи, когда малыши пытались обнять маму, погладить ее или поцеловать, а те, что постарше, — сказать что-нибудь успокаивающее. Некоторые дети реагировали собственным хныканьем или слезами. Согласно результатам исследования, более половины наблюдаемых детей старше года хотя бы раз проявляли в такой ситуации доброту — в основном путем объятий и поглаживаний. Дети в возрасте одного года реагировали с сочувствием примерно в 10 % случаев «расстройства» матери. Немного, но все же это показатель. Те же, кто достиг возраста двух лет, проявляли доброту во впечатляющих 49 % случаев.

Итак, о чем же нам говорят эти результаты? Во-первых, они доказывают, что даже годовалые дети способны распознавать материнский дискомфорт и реагировать на это проявлениями доброты. Но в то же время нельзя говорить, что доброта является наиболее распространенной реакцией среди детей младшего возраста. Вспомните хотя бы ситуацию с моей подругой и самокатом. Иногда малыши, кажется, радуются несчастьям своих матерей, особенно тем, которые они устроили сами. Однако даже такие случаи не стоит считать проявлениями детского садизма, поскольку, по мнению Зан-Векслер, в ряде экспериментов матери переигрывали, добавляя ситуации «комичности»^[8]. Признаюсь, после таких заявлений мне еще больше хочется самой увидеть те видеозаписи.

Еще одним известным и влиятельным исследователем, интересующимся темой детского альтруизма, является Майкл Томаселло, также работающий в Институте физики общества Макса Планка и принимавший участие в ряде экспериментов, описанных выше. В рамках одного из своих исследований Томаселло с коллегой обнаружили, что в возрасте 18 месяцев многие дети уже готовы сами открыть выдвижной ящик шкафа, к которому направляется экспериментатор, если руки у того заняты стопкой журналов^[9]. Причем делают они это даже с учетом того, что их предварительно занимают увлекательной игрой — чтобы помочь, им приходится ненадолго оторваться от развлечения. Более того, добрые мини-самаритяне при этом переползают через расставленные на их пути препятствия — настолько сильно их желание помочь исследователю.

В рамках другого эксперимента Томаселло с коллегами предлагали малышам вскрыть запертую шкатулку в компании другого человека. К величайшему удивлению, они обнаружили, что, в то время как взрослому справиться с задачей помогали 42 % испытуемых, 75 % решали помочь, если партнером был их сверстник^[10]. Это свидетельствует о том, что, во-первых, дети понимают, что их ровеснику сложнее справиться с задачей, чем взрослому, а во-вторых, они помогают явно бескорыстно, поскольку логично предположить, что взрослый с большей вероятностью может наградить их за помощь. Мозг детей еще недостаточно развит, чтобы дойти до понимания концепции выгодного взаимодействия. Они проявляют отзывчивость просто, собственно, по доброте душевной. Томаселло уверен, что эта доброта «намертво впаяна» в человека и является неотъемлемой частью комплекса, который делает нас людьми.

При проведении другого эксперимента Майкл Томаселло обнаружил, что шимпанзе, рожденные на воле, но выкормленные людьми и в большей степени склонные при этом проявлять агрессию, чем доброту, часто подают абсолютно незнакомому им человеку предмет, до которого тот никак не может дотянуться, при том что им не выдают за это бананы.

Томаселло называет маленьких детей «неизбирательными альтруистами». Если ребенок решает помочь — он помогает любому, что, согласитесь, совершенно очаровательно. Лишь с возрастом дети становятся более привередливыми в этом отношении. Это логично с точки зрения эволюционных процессов — в детстве мы проводим большую часть времени с родственниками и другими людьми, которых знаем и любим, так что недоверие нам в целом без надобности. С возрастом мы начинаем все чаще и чаще сталкиваться с незнакомцами и, как следствие, развивать собственные суждения и системы оценок окружающих, призванные дать нам понять, кому можно доверять, а кому нет, и правильнее распределять свою доброту.

Маленьких детей также не заботит их репутация, добрая или дурная. Нет, им, конечно, приятны похвалы родителей, но у них отсутствует представление о том, как окружающие относятся к ним в целом, а не в рамках той или иной отдельно взятой ситуации. Они не способны осознать важность следования общепринятым нормам поведения.

ВЫРАЩИВАЯ ДОБРОТУ

С возрастом представления о доброте и добрых поступках у детей усложняются. Это хорошо демонстрируют результаты исследований Джона-Тайлера Бинфета, профессора из Университета Британской Колумбии и явно очень доброго человека — среди его многочисленных достижений числится разработка программы BARK — Building Academic Retention through K9s (англ. «Повышение академической успеваемости при помощи К9»). Интересно, сколько времени у него ушло на то, чтобы придумать эту аббревиатуру? BARK подразумевает использование терапевтических собак для поддержки и улучшения психологического состояния находящихся в состоянии стресса студентов. В 2020 году Джон-Тайлер принял участие в конференции Kindfest — ежегодном фестивале, посвященном празднованию Всемирного дня доброты, — которую я вела в режиме онлайн в разгар пандемии. Рядом с Джоном-Тайлером сидел великолепный золотой ретривер, который замечательно помогал всем участникам расслабиться и вести непринужденную беседу. Но к делу — нас сейчас больше интересует исследование Джона-Тайлера, в рамках которого детям было дано задание нарисовать примеры их собственных добрых дел^[11].

По его мнению, добрые дела можно разбить на категории, такие как физические или инклюзивные, многосторонние проявления доброты, хоть сами дети и не способны осознать такие концепции до определенного возраста. На одном из рисунков, отображающих физическое проявление доброты, к примеру, восьмилетняя девочка запечатлела себя помогающей встать упавшей подруге. На другом — инклюзивное проявление доброты — одна девочка плачет, а другая спрашивает у нее, что случилось. Плачущая отвечает, что ей не с кем играть, и спрашивающая говорит, обращаясь к зрителю: «Так что я стала играть с ней». На следующем рисунке, который мне безумно понравился, была изображена в качестве проявления доброты достаточно сложная и нетривиальная концепция: мальчик нарисовал себя сидящим за партой с огромными ушами. Он пояснил, что «помогал учителю тем, что внимательно слушал».

Профессор Бинфет рассказал зрителям Kindfest, что, давая задание школьникам нарисовать примеры проявлений доброты со стороны их учителей, он ожидал увидеть рисунки, на которых учитель раздает ученикам конфеты или увеличивает длительность перемены за счет учебного времени. Словом, ему казалось, что дети станут рисовать проявления доброты, направленные непосредственно на них. Однако он с удивлением обнаружил, что примерно в половине случаев вместо этого дети рисовали учителя, помогающего, например, другому ученику с заданием по математике. А в качестве собственного определения доброты десяти — и одиннадцатилетние дети выдавали Джону-Тайлеру фразы вроде: «Это когда ты помогаешь окружающим чувствовать себя нужными и счастливыми».

Также юных участников исследования попросили запланировать пять добрых дел на следующую неделю. В получившихся списках оказались такие проявления доброты, как помощь соседу с покупками и угощение брата пиццей. Было одно особенно милое и на самом деле явно тщательно продуманное доброе дело — один мальчик написал, что постарается изо всех сил не упоминать свою маму при друге, поскольку мама этого друга умерла в прошлом году. Весьма впечатляющий для такого нежного возраста уровень сдержанности и способности ставить себя на место других, не находите?^[12]

Но, если предположить, что дети, взрослея, действительно становятся добрее, получается, что по достижении подросткового возраста они, наоборот, испытывают в этом отношении резкий регресс? Да, но не совсем. Подростки часто бывают невнимательными к окружающим (и вдобавок угрюмыми и немногословными) эгоцентристами, но это в целом нельзя ставить им в вину. Хотя бы потому, что путь к независимости, лежащий через тернии пубертатного периода, действительно весьма извилист и непрост. Результаты нейробиологических исследований профессора Сары-Джейн Блейкмор (большой, кстати, защитницы подростков) показывают, что, по сравнению с мозгом взрослого, все еще находящемуся в стадии активного развития мозгу подростка требуется больше времени и усилий для того, чтобы позволить своему обладателю поставить себя на место другого человека^[13]. Задавая испытуемым вопросы типа: «Как, по-вашему, будет чувствовать себя ваш друг, если вы не пригласите его на вечеринку?», профессор Блейкмор, работающая в Кембриджском университете, обнаружила, что взрослые определялись с ответами быстрее, чем подростки, и в целом, вероятно, использовали свой мозг с большей эффективностью. Участки головного мозга развиваются с различной скоростью, и не все поспевают за нашим собственным взрослением. Одна из теорий, объясняющих результаты, полученные Блейкмор, заключается в том, что система поощрения у подростков обычно оказывается развита сильнее, чем префронтальная кора — участок мозга, отвечающий за самоконтроль и планирование действий. Это объясняет распространенную среди подростков склонность к эгоизму.

И все-таки уже знакомый нам Джон-Тайлер Бинфет из Университета Британской Колумбии нашел доказательства того, что и в вопросах проявления доброты подростки вовсе не безнадежны. Как и в случае с детьми, он попросил четырнадцати — и пятнадцатилетних школьников из Канады запланировать на следующую неделю пять добрых дел. Затем он разбил полученные результаты на категории. Самыми популярными оказались примеры, относящиеся к категории помощи другим людям (например, отвести разрыдавшуюся одноклассницу в туалет). Следующими по частоте шли примеры с отдачей собственного имущества (скажем, дать другому подростку четвертак для торгового автомата), а на третьем месте оказались проявления уважения (примечательно, что последние часто включали в себя ситуации, в которых опрашиваемый должен был чего-то не делать — не жадничать за столом, не дразнить брата или друга и так далее).

Также интересно то, что не обнаружилось никаких кардинальных различий в примерах таких проявлений доброты у мальчиков и у девочек, разве что мальчики чаще указывали проявления доброты, относящиеся к категории уважения. Заставляет задуматься (вероятно, потому, что я предвзята по отношению к собственному полу) о том, что девочки, возможно, воспринимают как данность тот факт, что некоторые вещи делать нельзя, в отличие от мальчиков, которые выделяют сдержанность в отдельную категорию проявлений доброты. Впрочем, быть может, я напрасно так строга к мальчикам. Так или иначе, в целом мысли подростков на тему потенциальных проявлений доброты часто поражают своей сложностью и уровнем детализации — были, к примеру, варианты порадовать родителя загрузкой посудомоечной машины, хоть ты сам терпеть не можешь это делать, или заступиться в споре за кого-то, с чьей точкой зрения ты сам не согласен.

Я прямо слышу, как родители из числа моих читателей сейчас говорят, что это все, конечно, очень здорово, вот только есть БОЛЬШАЯ разница между тем, что подросток намерен сделать или не сделать, и тем, что он сделает или не сделает в реальности. И речь может идти о чем угодно — о том, чтобы убрать раскиданную по полу одежду или встать с постели до полудня. Или о том, чтобы заниматься вообще хоть чем-то, кроме видеоигр.

Но и здесь я собираюсь встать на защиту подростков. Ведь в рамках описанного выше эксперимента аж 94 % испытуемых успешно справились с выполнением по крайней мере трех из пяти запланированных пунктов, и в итоге почти двести подростков сделали в совокупности 943 добрых дела. Хотя справедливости ради стоит отметить, что на принимающей стороне этих добрых дел члены семьи или друзья испытуемых оказывались в десять раз чаще, чем незнакомцы^[14].

Разумеется, результатам этих исследований не стоит придавать слишком уж большого значения — в конце концов, подростки принимали участие в своеобразной постановке. Но даже с учетом этого фактора, по мнению самого Бинфета, эти результаты его работы хотя бы отчасти опровергают самые отрицательные и негативные из бытующих в обществе стереотипов о подростках. На деле они могут быть очень внимательными и заботливыми, когда захотят.

ВЗРОСЛЕЕ И ДОБРЕЕ?

Мы уже убедились, что даже маленькие дети и подростки могут быть добрее, чем может показаться, однако в целом, конечно же, с возрастом наш «потенциал» доброты и склонность совершать добрые дела увеличивается. Разумеется, это некоторое обобщение — согласно результатам одних исследований молодые люди в среднем оказываются не столь добры, как люди постарше, согласно результатам других — никакой разницы здесь нет. Также надо отметить, что многие из этих экспериментов подразумевают тесты на финансовую щедрость и распознавание возможностей заработать на проявлении доброты, и тут перед нами встает серьезная проблема. Как я уже упоминала в своей книге Mind Over Money — едва речь заходит о деньгах, наше мышление переключается в другой, «финансовый» режим, способный ощутимо исказить наш привычный метод принятия решений^[15].

Дабы избежать этой ловушки, авторы одного недавнего исследования решили выяснить, сколько именно физических усилий готовы приложить люди, чтобы принести пользу другому. Проявления доброты часто подразумевают физические усилия — помочь матери поднять коляску по лестнице на железнодорожной станции, погнаться за обронившим что-то прохожим и так далее, — однако такие добрые дела часто оставляют за рамками подобных исследований. Патриция Локвуд из Бирмингемского университета не совершила подобной ошибки.

В рамках ее исследования людей попросили воспользоваться динамометром — прибором, который следует сжимать рукой изо всех сил. Чем сильнее и дольше испытуемый сжимал динамометр, что, к слову, совсем не просто, тем большая полагалась награда — иногда ему самому, а иногда — другому человеку. Итак, что же обнаружили профессор Локвуд с коллегами?

Если вкратце, то старшие испытуемые демонстрировали большую степень доброты. Если быть точнее, люди в возрасте от 55 до 84 лет прилагали равные усилия, чтобы выбить награду что себе, что другим, а вот испытуемые в возрасте от 18 до 36 лет оказались более расчетливыми^[16]

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

4

Côté, S. M. et al. (2006) ‘The Development of Physical Aggression from Toddlerhood to Pre-adolescence: A Nationwide Longitudinal Study of Canadian Children.’ J. of Abnormal Child Psych, 34, 71–75.

5

Hammond, C. A. (2016) Mind Over Money: The Psychology of Money and How to Use it Better. Edinburgh: Canongate.

6

Ulber, J. et al. (2015) ‘How 18 — and 24-month-old Peers Divide Resources Among Themselves’. J. of Experimental Child Psych, 140, 228–244.

7

Hepach, R. et al. (2017) ‘The Fulfillment of Others’ Needs Elevates Children’s Body Posture’. Developmental Psych, 53 (1), 100–113.

8

Zahn-Waxler, C. et al. (1992) ‘Development of Concern for Others’. Developmental Psych, 28 (1), 126–136.

9

Warneken, F. & Tomasello, M. (2009) ‘The Roots of Human Altruism’. British Journal of Psych, 100 (3), 455–471.

10

Ulber, J. & Tomasello, M. (2020) ‘Young Children’s Prosocial Responses Toward Peers and Adults in Two Social Contexts’. J. of experimental child psych, 198, 104888.

11

Binfet, J. T. (2016) ‘Kindness at School: What Children’s Drawings Reveal About Themselves, Their Teachers, and Their Learning Communities’. J. of Childhood Studies, 41, 29–42.

12

Binfet, J. T. & Enns, C. (2018) ‘Quiet Kindness in School: Socially and Emotionally Sophisticated Kindness Flying Beneath the Radar of Parents and Educators’. J. of Childhood Studies, 43, 31–45.

13

Choudhury, S. et al. (2006) ‘Social Cognitive Development During Adolescence’. Social Cognitive and Affective Neuroscience, 1 (3), 165–174.

14

Binfet, J. T. (2020) ‘Kinder Than We Might Think: How Adolescents Are Kind’. Canadian J. of School Psych, 35 (2), 87–99.

15

Hammond (2016), Mind Over Money.

16

Lockwood, P. L. et al. (2021) ‘Aging Increases Prosocial Motivation for Effort’. Psychological Science, 32 (5), 668–681.