Запретное чтение

Кирилл Леонидов

Повесть имеет несколько планов, и они воспринимаются в зависимости от эмоциональной и интеллектуальной готовности читателя. Автор пытается предсказать развитие событий, задается вопросом об истинной роли и ответственности сегодняшних мировых лидеров, достаточно провокационно обсуждает с читателем, казалось бы, известные и устоявшиеся явления, в том числе отношения мужчины и женщины, и делает это рискованно: от имени женщины. Насколько этот риск был оправдан, станет ясно по прочтении книги.

* * *

«Пришла ночь. Боги в своем лагере на небесах разожгли костры. Там, наверно, шел неспешный разговор о вечности. А наше земное племя уже видело сны. Снаружи пещеры иногда слышался шорох и негромкие перекликания дозорных. Было немного прохладно, несмотря на огромный горящий очаг в центре. Мия плотнее завернулась в шкуры и попыталась отвлечься, вспоминая треволнения дня: как искали воду (ее становилось все меньше) и как готовились к празднику Цветения Красного цветка, с которым ее связывала печальная память и личная тайна.

Она не хотела думать о своей половине — своем муже Йоте, который, и она это ощущала, конечно, наблюдал за ней сейчас. Белки глаз его иногда призывно сверкали в темноте, там, в углу, откуда он бросал на нее полные страсти взгляды. В их племени муж и жена имели отдельные постели, хотя, конечно, могли в любой момент посетить ложе супруга. Но сегодня ей было особенно трудно соединиться. Душа будто замерла в ожидании чего-то такого, что должно изменить ее жизнь навсегда. И это «что-то» произойдет совсем скоро. Женщина всегда предчувствует наступление перемен. Физическую слабость природа компенсировала глубочайшей интуицией. Мужчины понимают только сердце Земли, они же, женщины, понимают сердце Неба. Его дыхание и шепот, его рычание и гнев. Небо замышляло нечто особенное, завораживающее, поэтому ее сердце сладко заныло. Она почему-то точно не хотела Йота: его сила, казалась теперь грубой, а кожа на руках жесткой. Она не хотела и мускусного запаха супруга, который когда — то возбуждал, не хотела его голоса, скрипучего и визгливого, будто падающее под топором дерево. Что происходит с ней? Боги хранили молчание, сидя у своих огней, или их голос она просто не могла услышать?..»

— Снижаемся, ремень пристегни, — вернул меня в действительность сын.

Я подняла голову, но словно еще не вернулась окончательно в самолет. Стало не по себе… Как в далекой и чужой пещере той самой женщине.

— Не сомневайтесь, сядем, — попытался успокоить муж. — Задницы наши приземлятся на полосу по-любому. Делаем ставки?

Меня это не успокоило:

— От твоего цинизма иногда тошно становится!

— Это юмор, Ксюня.

— Солдатский юмор.

— У меня все солдатское. Как у нормального мужика. Детство, юность, прошлое, настоящее и будущее. Даже голый, я — в шинели. И готовность всегда номер рраз!

Николай резко схватил сына за шею и привлек к себе:

— А ты готов по зову сердца пойти туда, куда пошлют?

— Нас и так уже все «послали»… — вдруг огрызнулся Костя.

— Это… что такое? Мать, вот твое аполитичное влияние!

Я снова уткнулась в книгу. Надо же, сорвалась на пустом месте, и сына спровоцировала. И откуда это мое раздражение? Ведь я в шаге сейчас от мечты — от моря! Оно придаст сил, вернет ощущение счастья, даже по запредельному курсу доллара. Что делать, мы вынуждены жить в предлагаемых обстоятельствах, если вокруг все рушится, и никто не любит русских. Все, все хотят нас уничтожить. Непонятно только, чем так Россия провинилась перед остальным миром?…

Я предпочла продолжить витать в мире книжных иллюзий, только краем уха еще невольно слышала диалог Коли с сыном:

— Ты рассуждаешь как пятая колонна!

— А что это такое?

— Гм… Пятая колонна — это те, кому ничего не нравится в нашей стране, они не любят ее, но живут в России, при этом, между прочим, поддерживают еще связь с нашими врагами — с Европой, с «америкосами». Эта пятая колонна всегда готова выступить против своего народа и роет, роет яму под страну: демонстрации протеста, пикеты устраивает, революцию цветную вынашивает. Ей, чем хуже, тем лучше. Лишь бы деньги дали из-за рубежа.

— У России только враги? А друзья есть?

— Есть.

— Какие?

— Армия и флот, сынок.

— Плохо, когда мало друзей. У нас Витек в классе со всеми перессорился, так его все чмомят. Плохо ему, Витьку…

Я многозначительно посмотрела на мужа. Кто-то из соседнего ряда даже тихо хохотнул. Коля постарался и в этой ситуации быть невозмутимо бодрым:

— Ничего страшного, надо быть закаленным, добро всегда должно быть с кулаками! За правое дело против этой самой пятой колонны и всех внешних врагов.

— А почему колонна — пятая? Сколько их всего? И почему революция называется цветной?

–… не знаю точно. Так сейчас все говорят.

Тут я вновь не выдержала:

— Ему еще рано знать такие вещи! И незачем!

— Почему рано? — не согласился муж. — Надо уже сейчас постигать азы глобального противостояния.

«Мужа не переделать: упертый до предела, — поворчала я про себя, но, все же, добродушно подвела итог в пользу мужской брутальности. — Лишь бы показать себя, территорию свою пометить…».

«В следующее мгновение Йот уже склонился над Мией. Она вздрогнула от испуга, увидев его лицо прямо над собой. Опытный охотник, он умел подбираться тихо, как будто перемещался не по земле, а летал по воздуху.

— Что с тобой сегодня? Я сорву с тебя одежду…

— Нет. Завтра понадобятся силы: снова будем искать воду. У нас все меньше времени. Спи.

— Мне не спится, Мия…

— Надо спать. Я слышала, что на востоке есть жрецы, которые могут вызвать воду. А на западе знают, как ее искать и добывать. Надо решить с утра, к кому мы обратимся.

— К жрецам.

— Но почему?

— Они быстро прочитают молитву богам. А те, с запада, будут долго что-то объяснять. Мы потеряем время впустую: слишком сложно и скучно они говорят. Если бы западники жили среди нас, я бы вырвал их вялые языки. Что они только могут рассказать своим женщинам?

Мия улыбнулась. Она хорошо помнила, как он умеет показать себя. От его голоса, имитирующего звуки чуть ли не всех птиц, обитающих в долине, от его сильных рук, машущих как крылья, черных зрачков, бешено вращающихся в изображении танцем огромного черного медведя, такого он один смог убить недавно, становилось веселее и появлялись силы жить. Только он знал простые, ясные решения, только он никогда не сомневался, поэтому его любило, ему верило все племя.

— Но, Йот, а если жрецы ошибутся?

— Они не могут ошибиться, они же будут обращаться к богам. Или ты хочешь сказать, что ошибутся боги?»