На всякого блатного найдется пуля

Кирилл Казанцев, 2011

В суровый переплет попал бывший опер убойного отдела, а ныне инкассатор Степан Асколов! Двигаясь по городу в служебной машине, он увидел, как огромный черный внедорожник сбивает людей на улице. Степану удалось скрутить молодчика и сдать его в милицию. Но в итоге в камере оказывается он сам… Убийца на джипе оказался сынком самого губернатора, и теперь все его преступления вешают именно на Степана! Асколову удается бежать, но на него открывают беспощадную охоту. Ну что ж, раз его поставили вне закона, значит, и для него теперь закон не писан…

Глава 2

Губернатор Павел Игнатьевич Юхно чувствовал, что еще немного, и он спятит от злости. Высокий, широкий в плечах, он напоминал добротный дубовый шкаф, облаченный в дорогой костюм от Армани. У него было много важных государственных и не совсем государственных дел, а тут приходилось бросать все и заниматься отпрыском, который без посторонней помощи даже задницу подтереть не мог. Шагая по больничному коридору, Юхно представлял, как сносит всех вокруг мощными ударами — медперсонал, больных. В молодости он занимался боксом и часто развлекался тем, что на спор врубался ночью в какую-нибудь незнакомую компанию, на беду тусовавшуюся в неосвещенном месте, и укладывал всех на асфальт одним ударом. Не жалел даже девушек. Ни одного спора он не проиграл. И главное, его ни разу не поймали. Ментам в то время было плевать на подобные «мелкие шалости». На каждом шагу грабили и убивали, в то время как его жертвы отделывались переломами да сотрясениями. Теперь Павел Игнатьевич себе такого не позволял, хотя в некоторые моменты очень хотелось вспомнить буйную молодость и проломить парочку черепов.

— С дороги, — проревел Юхно дежурившим у входа ментам и рывком распахнул дверь VIP-палаты.

Юхно-младший в этот момент тискал на кровати смазливую медсестру. Завидев его, сын побледнел, отчего синяки и ссадины проступили на лице еще отчетливее.

— Вон, — заревел Павел Игнатьевич, и медсестра шмыгнула мимо него к выходу, на ходу застегивая халат.

— Папа, я сейчас все объясню, — залепетал сын.

— Заткнись, — рявкнул Павел Игнатьевич, захлопнув за медсестрой дверь, и повернулся к сыну с перекосившимся лицом. — Что же ты, сучонок, делаешь! Я же тебя предупреждал! Говорил ведь! У меня выборы на носу, а ты за старое… Как мне получить поддержку этих мудаков — избранников областного Совета депутатов? Конкуренты же схватятся за эту тему! Да что там, как вонь поднимется, так сам президент мою кандидатуру завернет еще на подходе! А знаешь, что с тобой, говнюк, будет, когда я власть потеряю?!

— Ничего я не делал, это все этот мент, — робко возразил младший Юхно. — У друга был день рождения. Мы посидели немного, а потом я поехал домой, а эта гнида погналась за мной. Я не хотел тебя подставлять! Я поэтому и хотел от него оторваться.

— Эдик, не парь мне мозги, мне уже обо всем доложили. — Павел Игнатьевич стиснул кулаки так, что хрустнули костяшки. — Еще раз соврешь, и я забью тебя до смерти! Мне не нужно такое говно, как ты, вместо сына!

— Ну, давай, забей, — неожиданно визгливо закричал младший Юхно, — только как это будет смотреться перед выборами?

— Хорошо это будет смотреться! Люди скажут спасибо, что избавил мир от такой мрази, — оскалился Павел Игнатьевич. — Я знаю, что ты вчера с компанией своих дружков-придурков после дня рождения завалился в ночной клуб. Вы там догнались, а потом отполировали все кокаином и колесами. Утром тебя никак не могли выпихнуть из заведения, вызывали ментов, но те зассали и не стали вмешиваться. В половине девятого тебе вздумалось покататься на машине, хотя ты и дороги-то не видел. И ты покатался — сбил троих человек, двое из которых в морге, а еще одна баба в больничке отдыхает. Врачи сказали, что она калекой будет.

— Да случайно все вышло. Они сами, как бараны, на дорогу лезут. Че, не видели, что я еду! — развязно воскликнул Эдик.

— Есть запись с камер видеонаблюдения супермаркета, — хищно улыбнулся Павел Игнатьевич, прожигая сына взглядом, — там видно, что ты пер по встречке.

— Ладно, я виноват, и это больше не повторится, — нехотя признал Эдик, пряча глаза. — Все, начинаю новую жизнь.

Однако Юхно-старший прекрасно знал, что это просто слова. Сын уже много раз обещал начать новую жизнь, бросить наркотики, игры в подпольном казино, проституток, а потом вновь появлялись снимки в газете, где он отдыхал в интересной компании. И ладно бы об этом писали местные щелкоперы — нет, скандал уже вылился на федеральный уровень. Видно, против него, губернатора, что-то затевалось врагами. Иначе быть не могло.

— Да, новую… на нарах тебе будет все в новинку, — стиснув зубы, процедил Павел Игнатьевич. — На этот раз скажу ментам, чтобы прессовали тебя по полной. Сядешь, а я пойду на выборы с лозунгом «перед законом все равны». Тут меня ни конкуренты не смогут поддеть, ни пресса.

Эдик мигом изменился в лице и подскочил на кровати:

— Папа, ты что, серьезно?! Что ты говоришь?!

— Что, возбудился? — мстительно ухмыльнулся Павел Игнатьевич. — У меня другого выхода нет. Ты меня подставил аккурат перед выборами. Теперь придется потерпеть месяцок-другой.

— Да ты в натуре спятил, — во весь голос заорал Эдик, весь зеленый от страха, — ты спятил! Я не выживу там и дня!

— Выживешь, — раздраженно отмахнулся Павел Игнатьевич, — другие как-то живут.

— А мама знает? — дрогнувшим голосом спросил Эдик. — Она знает, что ты свихнулся, что хочешь посадить меня вместе с уголовниками?

— Знает, — кивнул Павел Игнатьевич. — Она на все согласна, потому что уже не знает, что с тобой делать. Такие, как ты, кончают под забором. Тебе твои же дружки по дури перо в бок пристроят или твой тупой калган проломят, а не то — от СПИДа сдохнешь… А в тюрьме тебе никто наркотиков не даст. Поломаешься насухую и выйдешь новым человеком.

— Заткнись! Заткнись! Я не сяду в тюрьму, — истерично закричал Эдик, брызгая слюной, — меня там опустят! Ты этого хочешь? Ты, урод!

Мгновение спустя Павел Игнатьевич оказался перед сыном, сгреб его с кровати за воротник и вздернул тело вверх с диким ревом:

— Че ты сказал, паскуда?! Как ты меня назвал?! Боится, что его опустят, — маменькин сынок! Да ты сам себя давно опустил! Сядешь! А если будешь возбухать, я попрошу, чтобы тебе срок побольше дали. Сиди тихо и не разевай пасть!

— Ты задушишь меня, — жалобно пискнул Эдик, стараясь ослабить хватку пальцев родителя на своем горле. — Пусти!

— Кусок дерьма, — со злостью Павел Игнатьевич швырнул сына на кровать и быстрым шагом вышел из палаты.

Еще немного, и он действительно врезал бы ему. Сын вел себя как последняя сволочь. Ему следовало преподать урок. Пусть теперь помучается. Павел Игнатьевич вяло улыбнулся, когда представил себе, как сынок сейчас названивает мамочке и рыдает в трубку. Нет, сажать он, конечно, его не собирался. Все сказанное было лишь для острастки обормота. Дело он легко замнет, тем более что милиция у него давно в кармане. Газетчики тоже не рыпнутся. Он провел с ними надлежащую разъяснительную работу, все всё поняли. Правда, была еще федеральная пресса, которая ему неподконтрольна. Но и тут он кое-что придумал. Оставалось решить, что дальше делать с сыном. Это ведь не последний его фортель. Послать его за границу, в клинику?

— Павел Игнатьевич, у вас все в порядке? — вежливо осведомился высокий крепкий парень в легком сером костюме. Это был Георгий Вереск — начальник службы безопасности. Он ожидал босса в коридоре и теперь шел рядом с ним к выходу. На улице их ждали еще двое крепких ребят в костюмах.

— Какое, на хрен, в порядке, где ты порядок видел? — озлобленно огрызнулся губернатор.

Шофер с рябым лицом и колючими глазами учтиво распахнул перед ним дверцу бронированного «Volkswagen Tiguan», и Павел Игнатьевич опустился в уютное кресло иномарки. Шофер закрыл дверцу, сел за руль и выжидающе посмотрел в зеркало заднего вида. В его тусклых голубых глазах был написан немой вопрос.

— В Белый дом, — скомандовал губернатор, вытаскивая из чехла сотовый. Порывшись в записной книжке, он нашел номер начальника УВД. Несмотря на поздний час, голос у начальника был бодрый.

— Сан Саныч, как у нас там дела? — поинтересовался Павел Игнатьевич без долгих предисловий.

— Его взяли, все будет нормально, не беспокойся, Паша, — заверил начальник УВД.

* * *

Степан сразу понял, что быстро его не отпустят. Оперативники, что держались по бокам, едва они вошли в кабинет, грубо усадили его на стул и сковали руки за спиной наручниками. Клим Гудков развернулся к нему лицом и уселся на письменный стол. Алексей Горкер стоял рядом и перебирал бумаги в папке, которую взял со стола.

— И что это значит? — спокойно поинтересовался Степан.

— А это значит, что ты крупно попал, Степа, — любезно ответил Гудков. — И от того, договоримся мы с тобой или нет, зависит твоя жизнь и здоровье.

— О чем договариваться, не пойму, — Степан удивленно вскинул бровь. — Может, пояснишь?

— Поясни, — указал Гудков следователю на Степана.

Алексей Горкер пригладил и без того зализанные волосы, а затем, продемонстрировав напечатанный лист, зачитал:

— Заявление. Я, Степан Сергеевич Асколов, такого-то года рождения… уроженец… тра-та-та,…признаю, что я утром двенадцатого июля сего года угнал инкассаторскую машину с целью завладеть перевозимыми ценностями, а именно деньгами в сумме сорока двух миллионов пятисот семидесяти тысяч рублей. В процессе угона я сбил на перекрестке трех пешеходов. Затем, испугавшись ответственности, бросил машину и попытался бежать, но был задержан у себя дома сотрудниками милиции. Я раскаиваюсь в содеянном и готов понести справедливое наказание.

— Не хватает только твоей подписи, — бросил Гудков, когда следователь закончил читать.

— Эту бумагу нужно переписать от руки аккуратным красивым почерком и подписать. Если ты это сделаешь, обещаю, что судьи к тебе будут лояльны, и ты получишь минимальный срок.

— А если я не согласен? — с вызовом спросил Степан. Его сердце глухо ухало в груди, а по спине побежали мурашки. Все было хуже, чем он предполагал. Намного хуже.

— Ну, если не согласен, — делано округлил глаза Гудков, — тогда мы поможем тебе согласиться.

— Не убедил, — упрямо возразил Степан, косясь на Гену Жаркова.

Тот напоказ разминал кулаки, демонстрируя неистребимую жажду убеждать всех и каждого. Такой точно поможет согласиться, причем на любые условия. Однако Степан прошел спецназ, и такие методы на него не действовали.

— Все равно подпишешь, — ласково заверил его Гудков и кивнул Гене.

Амбал с готовностью саданул Степану кулаком в живот, затем ударил наотмашь по лицу и снова в живот, одним ударом рассек губу. Степан почувствовал вкус крови во рту. От следующего удара слегка зашумело в голове. Ничего, бывало и покруче. Скоро они поймут, что он все равно ничего не подпишет, и отстанут. Степан весь подобрался, напряг мышцы, готовясь к следующему удару.

— Дальше будет только хуже, — пообещал Гудков, когда оперативник прекратил его избивать.

— Ну, легкий массаж еще никому не мешал, — осклабился Степан и сплюнул кровь. — И кто же так пытает, дилетанты?! Задержанного по лицу бить нельзя, сразу следы остаются.

— Шутишь? Да нам насрать на следы, до суда они сто раз успеют сойти, — криво улыбнулся Гудков и бросил второму оперативнику Артему Новохватскому: — Давай «слоника».

Артем с безмятежным лицом достал из шкафа противогаз, заткнул пробкой дыхательное отверстие и натянул его на голову Степану. Тот попытался было сопротивляться, но сзади всем весом навалился Жарков и усадил его обратно на стул. Глядя сквозь мутные смотровые стекла противогаза на улыбающегося Гудкова, Степан поклялся себе, что отомстит отморозку за все это во что бы то ни стало. Потом он почувствовал, что задыхается, дернулся, попытался вырваться из державших его рук, а затем потерял сознание.

Очнулся он от звонкой пощечины. Над ним склонился озабоченный Гудков.

— Очухался? Желание написать признание не появилось еще?

— Пока нет, — пожал плечами Степан. Он старался выглядеть как можно равнодушнее.

— Продолжаем, — кивнул старший оперативник Артему Новохватскому.

Тот снова напялил на голову жертве противогаз. И опять Степан пытался вырваться, потерял сознание и поник головой.

— Крепкий орешек, — заметил следователь.

— У меня и не такие бобры кололись, — ухмыльнулся Гудков.

— Наверное, вы тут сами разберетесь, а я, пожалуй, пойду, — начал было Алексей Горкер, протянул руку, чтобы попрощаться, но старший оперативник его оборвал, весело воскликнув:

— Куда это ты собрался! Сейчас мы его дожмем, и все вместе завалимся в какой-нибудь шалман. Я тебе не позволю самое интересное пропустить. — Заметив, что Степан приходит в себя, Гудков приказал подчиненным: — Давайте электрошоком попробуем. Время уже позднее, я не собираюсь из-за него всю ночь здесь торчать.

Гена Жарков достал из кармана шокер и ткнул им жертву в бок. Степан весь изогнулся и застонал.

— Стой, — рявкнул на оперативника рассерженный Гудков. — Надо было спросить сначала, а потом тыкать! А то весь смысл теряется. Мы же результата хотим добиться, а не просто так над людьми издеваемся.

— Я че-то не подумал, — виновато пробормотал Жарков, потупив взгляд.

— Эй, Степа, ты как там? Не надумал еще с нами сотрудничать? — ласково спросил Гудков у Степана.

Не дождавшись ответа, дал знак Жаркову, и тот с удовольствием применил электрошок повторно.

— А теперь как? — поинтересовался Гудков.

— Кверху какой, — прохрипел Степан, не намереваясь сдаваться.

— Давай еще, и подольше, — скомандовал Гудков оперативнику.

В глазах у Степана потемнело. Он бился в судорогах, потом осел, обессиленный, на стул, обливаясь потом.

— И как мы решим? — вкрадчиво поинтересовался у него Гудков.

— Через как, — процедил сквозь зубы Степан. Злость давала ему силы. Он не покажет слабости перед этими уродами. Хрен им!

— Может, ему пальцы поломать? — задумчиво пробормотал Новохватский. — Потом можно будет написать, что оказал сопротивление и прищемил дверью. Или марьвану сделаем.

Гудков выжидающе глянул на Степана, но натолкнулся на его спокойный взгляд и покачал головой:

— Нет, этот не расколется.

— И что тогда делать будем? — нервно поинтересовался Горкер. Он не находил себе места, и чем дальше затягивался допрос, тем тоскливее ему становилось.

— Кончать его надо, и все тут, — бросил Гудков, глядя в глаза Степану. — Ничего мы от него не добьемся.

В голове у Степана промелькнуло: «Блефует».

Тем не менее в душе было неприятное ощущение. Он знал, насколько его коллеги были отмороженными. С таких станется. Нужно выбираться. Аккуратно пальцем правой руки Степан нащупал кусочек проволоки от разогнутой скрепки, который он воткнул в манжет рубашки еще дома. При досмотре его не нашли. Проволока была загнута на конце так, что получался крючок длиной два-три миллиметра. Ухватив ногтем за крючок, Степан вытащил проволоку из ткани. Жарков стоял сзади справа, но ничего не заметил. Он смотрел на начальника, ожидая команды.

Горкер приблизился к старшему оперуполномоченному вплотную и шепотом спросил:

— Как это кончать? Ты забыл приказ? Могут быть проблемы. Ты и меня подставляешь.

— Проблемы будут, если он живым дойдет до суда, — зло возразил Гудков.

Горкер решительно подошел к Степану:

— Слушай, Степа, ты, может, чего-то не понимаешь? Я объясню. Если ты не подпишешь признание, тебе конец. До суда ты не доживешь. Тебя кончат прямо сейчас. Из тюрьмы можно выйти, а с того света уже не возвращаются. Чего еще не понятно? Давай, подписывай прямо сейчас.

— А в этом и впрямь что-то есть. С того света действительно не вернешься, — пробормотал Степан, отвлекая палачей разговором, — точно ведь подмечено. Если есть шанс, нужно его использовать. — Развернув руки в наручниках друг к другу, он вставил крючок в скважину наручников, затем медленно, аккуратно поворачивая вокруг штифта против часовой стрелки, нащупал защелку, зацепил и замер.

— Чего ты там бормочешь?! Эй! Кончай придуриваться! Так ты подпишешь или предпочитаешь сдохнуть? — заорал на него Горкер, потеряв остатки терпенья. Он не привык присутствовать при пытках. Обычно грязную работу за него выполняли другие. Следователь чувствовал, что сам готов приставить пистолет к голове задержанного и нажать спусковой крючок, лишь бы быстрее закончился весь этот ужас. Операм-то не привыкать…

— Освободите руки, и я подпишу, — спокойно произнес Степан.

— Освободи, — кивнул Жаркову Гудков и добавил: — Только осторожно, парень-то горячий.

Оперативник шагнул к нему, доставая ключ. Все остальное произошло за доли секунды. Степан отжал защелку наручников и, удерживая ее, освободил руку, ухватил заметившего его маневр опера за горло и уложил себе на колени, перехватив попутно руку с электрошокером, а затем пнул ногой в лицо следователя. Последний как раз услужливо склонился к нему с листком бумаги и ручкой. От удара Горкер отлетел назад и сбил с ног старшего оперуполномоченного. Рванувшийся к Степану Новохватский напоролся на электрошокер, получил разряд и упал на колени. Затем Степан, не раздумывая, ударил кулаком в висок сопротивлявшегося Жаркова и столкнул обмякшее тело на пол. Вскочил на ноги и мощно засадил ногой Новохватскому прямо по лицу. Кровь брызнула на стену, а на пол выпал выбитый резец. Тот рухнул на бок и сразу ушел в нирвану. Отталкивая налетевшего на него следователя, Гудков рвал из кобуры пистолет. Горкер же впал в ступор и боялся пошевелиться. Он смотрел на крушившего коллег разъяренного Степана, как кролик на приближающегося удава.

Через секунду Степан очутился перед ними, перехватил руку Гудкова с пистолетом и несильно врезал ему в челюсть, а затем ухватил следователя за пиджак и саданул ему коленом в живот. Горкер упал на карачки, ловя ртом воздух. Степан вырубил его ударом по шее сзади. Потом подтянул к себе валившегося назад опера, ткнул в нос его же пистолет и провел удар ногой по стопе бывшего коллеги, приводя в чувство. Прием был очень болезненный. Гудков застонал, открыл глаза и выпучился на пистолет.

— Ну, кто теперь здесь главный, гнида? — зло поинтересовался Степан.

— Ты совершаешь большую ошибку, — срывающимся голосом проронил старший оперуполномоченный, озираясь. От подчиненных помощи можно было не ждать — все в глубоком ауте, включая следователя. — Теперь тебе конец. Если убьешь меня, то…

— Заткнись, — оборвал его Степан, дал под дых коленом, усадил на стул и сковал руки наручниками за спиной. — Вот теперь поговорим. — Аккуратно приблизившись к входной двери, он убедился, что она закрыта, и продолжил, обходя комнату и собирая у поверженных оперативников оружие: — Итак, шкура, кому ты меня продал? Для кого стараешься, подставляешь меня?

— Если даже и узнаешь, тебе это все равно не поможет, — пробормотал Гудков с жалким видом..

— А ты скажи, мне просто интересно, — улыбнулся Степан.

Разыскав в столе у хозяина кабинета моток скотча, он принялся связывать оперов и заклеивать им рты, чтобы, очнувшись, они не подняли шума. Гудков молчал. Степан подошел и заклеил ему рот скотчем, потом взял с полки Уголовный кодекс и обрушил увесистый том на голову оперативника. Пусть на себе прочувствует все прелести ментовских пыток. Степан и сам не церемонился с подозреваемыми, когда был точно уверен, что они виновны, однако он никогда не переходил определенных границ, не пытал стариков, женщин и подростков. Ограничивался лишь запугиванием.

От удара Гудков покачнулся, затряс головой и замычал.

— Что, не нравится? — с деланым изумлением поинтересовался Степан и врезал книгой по башке еще раз. Этот метод был безотказным. Следов на подозреваемом не оставалось, а ему самому казалось, что мозги в башке переворачиваются.

Гудков яростно мычал, а Степан делал вид, что не может понять, чего он хочет.

— Чего мычишь, бычара? Видел бы ты себя со стороны, обделался бы со смеху. Ты так смешно глаза таращишь, будто тебе в задницу дубинку засунули… — Он сделал паузу и добавил со счастливой улыбкой: — Слушай, а это мысль. — Он взял со стола резиновую дубинку. — Определенно, это может сработать. А ты как думаешь, редиска?

Гудков замычал так, что все лицо покраснело, а глаза почти вылезли из орбит.

— Какой-то ты молчаливый, — пожал плечами Степан и врезал оперативнику под ребро, затем подхватил его со стула, поднял и швырнул на пол со скованными за спиной руками, объявляя: — А теперь парашют!

Грохнувшись об пол, Гудков застонал, но уже слабее. Степан снял с него ботинки и как следует прошелся дубинкой по пяткам. После этого содрал со рта оперативника скотч и вежливо спросил:

— Вас еще разогреть или переходим сразу к танцам?

— Ты сука! Да я тебя… — хрипел, задыхаясь, Гудков.

Степан придавил ему коленом пах и спросил:

— Я так понял, что ты еще не созрел для разговора?

— Что тебе надо, тварь?! Пусти-и-и! — выдавил из себя скозь зубы Гудков, извиваясь на полу от боли.

— Имена, кто был тот пацан на джипе и кто его велел прикрыть? Я знаю, это какая-то шишка из правительства области.

— Это сынок губернатора. Его папашка отмазывает. Мы не могли ничего сделать, иначе бы он нас в порошок стер.

— Ясно, — кивнул Степан и поднялся с пола.

Гудков перевернулся на спину и заискивающе посмотрел ему в лицо:

— Слушай, сам подумай. Если убьешь нас, тебе все равно никакого проку. Тебя назначили преступником — и этого уже не изменишь. Сам виноват. Какого хера ты за тем пацаном погнался? Не строил бы из себя героя, мы бы здесь не встретились.

— Да я уже все понял, — вздохнул Степан с грустным видом. — И с тобой все ясно, падаль.

Склонившись к оперативнику, он снова заклеил ему рот скотчем. Ощупал карманы и нашел связку ключей. Один из них подходил к большому сейфу, который стоял в углу.

— Проверим, что у тебя тут. — Степан стал переворачивать содержимое и обнаружил в верхнем отделении пистолет с глушителем, упакованный в полиэтилен, и две пачки патронов. Рядом лежали деньги. Пачка тысячных банкнот и пятьсот долларов сотнями.

— Честно говоря, я думал, что у тебя заначка поболе, — признался Степан, распихивая деньги и патроны в карманы, потом, заметив боль во взгляде оперуполномоченного, добавил: — Из тюрьмы выйду, устроюсь на работу и отдам все до копейки. Отвечаю!

В этот момент в дверь осторожно постучали. В глазах Гудкова блеснула надежда. Он дико замычал и завозился. Степан навел на него пистолет и громко крикнул хриплым голосом:

— Заняты, мля! — И затем, пиная опера ногами, страшно взвыл: — Будешь говорить, падла? Сучара!

Стук больше не повторился. Тот, кто приходил, поспешил удалиться, дабы не мешать тонкому процессу дознания. Выдохнув, Степан посмотрел на майора. Гудков вырубился.

Что ж, и к лучшему. На связке ключей Гудкова болтался брелок автомобильной сигнализации. Значит, его машина стояла у входа на стоянке. В стенном шкафу висел парадный мундир Гудкова, пошитый на заказ в ателье; опер им очень гордился. Криво улыбнувшись, Степан снял мундир и сложил в полиэтиленовый пакет, валявшийся в шкафу. Форма ему может пригодиться. Заодно он вытащил удостоверение из кармана майора — тоже нужная вещь. Взял дубинку, электрошокер, наручники. Все это могло пригодиться позднее. Теперь главное выйти из здания. Через дежурную часть — не вариант. Степан открыл окно, осмотрел решетку, потом глянул вниз и пришел к выводу, что путь для отхода пригоден. Второй этаж, внизу клумба, в здании в этот час никого, кроме дежурной части. Установленные по периметру видеокамеры должны, по идее, контролироваться дежурным, но наблюдение велось из рук вон плохо, а значит, шансы его увеличивались.

Продумывая отход, Степан стянул с Новохватского джинсы, намочил их водой из графина, затем связал три ближайших прута решетки, отломал ножку у стула, подсунул под джинсы и стал накручивать на палку мокрую ткань по часовой стрелке. Приложив немало усилий, он таким образом отогнул прутья с одной и с другой половины окна, так что образовался проход, в который можно было пролезть. Больше всего Степан боялся застрять. Особо примеряться было некогда, и он полез на свой страх и риск через разогнутую решетку. Выбравшись наружу, он спрыгнул вниз, присел и огляделся. Рядом из земли торчал кол из куска арматуры, поддерживавший чахлое деревце. Сверху он эту арматурину не заметил. Не хотелось даже думать, что было бы, если бы он приземлился на полметра левее. Выждав секунд двадцать, Степан пересек клумбу, вышел на дорожку и пошел вдоль здания УВД в сторону автобусной остановки, на ходу доставая связку ключей Гудкова. На зов брелока пискнул новый «Hyundai i30», стоявший справа от главного входа. Милицейские номера, тонированные стекла — то, что нужно. Степан быстро подошел, сел в машину, завел двигатель и вырулил со стоянки. Ни сирен, ни погони за ним не было. Он мог позволить себе передохнуть и подумать, что делать дальше.

Надеяться на правосудие мог лишь клинический идиот. Сдаваться кому бы то ни было — нельзя. Один вариант: найти сынка губернатора и заставить прилюдно покаяться. Запугать, пригрозить, чтобы он сам побежал в милицию и признался во всем. Предприятие, конечно, сомнительное, но альтернативы ему нет, кроме как бежать из страны. Если с сынком не получится, то он прибегнет к запасному плану — бросит все и уедет, начнет жизнь с нуля где-нибудь на Востоке или в странах бывшего соцлагеря. Конечно, для начала новой жизни понадобятся деньги. Того, что он взял из сейфа Гудкова, хватит ненадолго. Домой возвращаться нельзя, к знакомым и родным тоже лучше не соваться. Опера теперь будут носом землю рыть, чтобы его найти. Повезло, что он никого из них не убил. В противном случае пришлось бы во сто раз хуже — менты жестоко мстят за своих.

Без проблем Степан миновал пост ДПС у перекрестка, свернул к знакомому ДК и остановился у пятиэтажной хрущевки. Несколько лет назад, когда он по заданию приехал в родной город под видом торговца оружием, он снимал квартиру здесь у одной бабки. Возможно, она запомнила его, и это облегчит процесс общения. Второй момент — квартира должна быть не занята, иначе придется искать другое место. Квартира надежная, проверенная. Удобные пути отхода и местность вокруг он изучил до мелочей. Степан решил дождаться утра в машине, откинул сиденье, но уснуть никак не мог, ворочался и дергался от каждого шороха. Потом вообще во двор заехал милицейский «уазик».

Степан схватился за пистолет, однако стражи порядка явились не за ним. «УАЗ» остановился у третьего подъезда, патрульные нырнули внутрь и через некоторое время вернулись с нетрезвым гражданином, который пытался вырваться и что-то орал. Менты обработали его дубинками и закинули в машину, залезли следом, и «уазик» укатил. Свет его фар пронзил салон угнанного «Hyundai» насквозь. Затем свет ушел вбок, а звук работающего двигателя стал удаляться. Степан смахнул со лба испарину и подумал, что надо бы отогнать машину подальше отсюда, если он хочет в этом районе снимать квартиру. С другой стороны, Гудков думает так же. Вряд ли кто-то бросит на виду угнанную машину рядом с убежищем, в котором собирается отсиживаться. Они, конечно, проверят близлежащие дома, но будут уделять им меньше внимания, чем, скажем, рабочему району. Там удобно затеряться. Степан решил ближе к утру отогнать машину в соседний двор.

Потом его мысли вернулись к основному вопросу: как найти сына губернатора? В больнице лезть к нему опасно, там кругом охрана. Лучше дождаться, пока его выпишут. Сам пробить адресок парня он не сможет без того, чтобы не засветиться. А если воспользоваться опять же старыми каналами… Здесь в городе он неофициально работал с одним парнем-хакером. Хотя парень — это условно. Мужику было под пятьдесят, а он безвылазно сидел в виртуальном мире, рубился в сетевые игры и взламывал серверы серьезных организаций просто так, для забавы. Собственный внешний вид его не волновал, как не волновали ни женщины, ни даже деньги. Он заботился только об одной вещи — о своем компьютере, бесконечно совершенствуя его, добавляя память и различные примочки. Телефон этого чудика был записан у Степана в записной книжке и зашифрован. Только вот незадача — книжка осталась дома, а туда возвращаться нельзя. Это расстроило Степана, но тут он вспомнил, что несколько раз общался с хакером в аське. У того был довольно примечательный ник — Фарамунд 100557, а вместо фотографии — изображение красного рогатого рыцаря агрессивного вида. Степан достал из кармана навороченный криптографический мобильный телефон Новохватского и вышел через него в Интернет. Найти Фарамунда было делом пяти минут. Несмотря на поздний час, хакер сидел в Сети.

Степан зашел под своим старым ником — Ворон-0777. Хакер его вспомнил моментально и поинтересовался, почему его так долго не было слышно.

— Были проблемы. Враги достали. Едва в свет не вышел, — ответил Степан, копируя манеру хакера, его сленг. Нехитрый словарь он выучил за время прошлого общения с Фарамундом.

— Опять Nc (без комментариев), я ведь вычислил, что это ты погасил тех Дренорских Демонов, что хотели нас всех во тьму погрузить. До меня потом дошли вести. Это же ведь ты их всех. ГГ (от англ. gg — good game).

— Да, я, но мне помогли, — признался Степан и добавил: — А теперь опять нужна твоя помощь.

— Kewl (хорошо). Я готов. Что, опять орка какого вытянуть из норы (пробить)?

— Ну, что-то в этом роде, — уклонился от прямого ответа Степан. — Записывай Акк. (Это означало, что ФИО и данные объекта будут вставлены в сообщение одному из участников форума, которого Фарамунд недолюбливал. У них и прежде была такая договоренность, чтобы не подставляться.) Мне нужен только буров (адрес), где он обитает, место охоты (работы) или святилище (место учебы). Когда выяснишь буров, неплохо бы уточнить, на самом деле ли он там обитает или это Exp. Он почти на уровне ДЛ (англ. DL — Dreadlord). Мне нельзя лишний раз светиться, опасно.

— Ясно, сделаю, — пообещал Фарамунд. — А если не секрет, какой он нанес урон?

— Пока Nc, но потом гарантирую, все сам узнаешь, — ответил Степан и, попрощавшись, выключил сотовый, а затем вытащил из него батарею. Вряд ли кто-то поймет ту белиберду, про которую они говорили. Зато они отлично поймут сообщение, написанное для некоего чувака с ником Талур: «Юхно Эдуард Павлович, возраст в районе 23–25 лет».

Ответ Фарамунд, как и раньше, должен был сбросить ему на почтовый ящик с левого адреса. Если этого Талура возьмут в оборот, то он и знать не знает, кто ему прислал это сообщение.

* * *

За окнами стояла непроглядная ночь. Серые облака заслонили звезды. Где-то в стороне луна едва просвечивала красным пятном сквозь пелену. В кабинете старшего оперуполномоченного гулял ветер. Врываясь сквозь разогнутую решетку через открытое окно, он сбрасывал со стола и полок документы, листки бумаги, кружась, опускались вниз на лежавших на полу оперативников. Гудков первым пришел в себя. Кое-как сорвав скотч со рта об угол стола, он попытался сделать то же самое с руками, но полчаса мучений закончились полным фиаско. Степан спеленал их умело. Старший оперуполномоченный взвыл от бессилия и стыда. Если позвать на помощь, то на них до конца дней каждый в управлении будет показывать пальцем. Такого еще не бывало, чтобы задержанный обезоружил трех оперативников и следователя, связал их, ограбил и сбежал. Стиснув зубы, Гудков пнул следователя, валявшегося рядом. Тот был похож на бомжа, который решил поспать где-нибудь в парке и прикрылся вместо одеяла листами бумаги. Пинок привел Горкера в чувство. Он завозился, охнул, перевернулся и посмотрел на майора. По глазам было видно, что он пытается сформулировать вопрос.

— Леха, подползи ко мне сзади и постарайся зубами снять скотч с рук, — приказал ему Гудков.

Исхитрившись, Горкер содрал скотч со рта и обиженно спросил:

— А почему я должен скотч грызть?

— А у тебя зубы крепче, — оскалился Гудков, повернувшись к нему спиной.

Следователь подполз, стал дергать зубами за скотч, попытался разгрызть, минут пять отплевывался, потом застонал:

— Ни хрена не выходит! Вообще ни с места, а у меня уже руки онемели!

— Лучше стараться надо, мля! Давай еще! Не скули! — заорал на него Гудков.

— Да пошел ты! — зло проворчал следователь. — Сам старайся! Надо покричать, парни из дежурки услышат…

— Как ты, придурок, потом все это объяснять будешь?! Да нам головы поснимают! — разъяренно зарычал Гудков, изо всех сил напрягая мышцы. Однако путы разорвать было нереально.

— Так и так поснимают, — с печальным видом сказал следователь. — Оружие он забрал, сбежал, своими силами быстро мы его не разыщем, это точно…

— Твою мать, — застонал Гудков. Только в этот момент он понял, что они вляпались в дерьмо по самые уши.

— Эй, я связан, не поможете мне развязаться? — прохрипел Новохватский, лежавший к ним спиной. Он тоже смог легко содрать скотч со рта, но вот дальше дело не пошло.

— Хер тебе, — рявкнул на него Гудков, краснея от натуги.

— Помогите! — заорал Горкер, не выдержав больше всего этого. — Помогите-е-е!

Он орал до тех пор, пока не сорвал голос.

— Эти мудаки, наверное, телевизор смотрят, — мрачно предположил Гудков. — Будем валяться до утра.

* * *

В дежурной части сидели трое: дежурный — майор Виктор Стариков, его помощник лейтенант Василий Зотов (именно они отвечали по телефону), а также инспектор по разбору лейтенант Иван Гаврилов. Стариков и Зотов то и дело отвечали на телефонные звонки, приходившие на номер 02. С семи часов количество обращений всегда увеличивалось, достигая своего апогея в период с десяти вечера до часа ночи. В это время дежурным порой приходилось разговаривать по двум телефонам одновременно. Тучный майор взмок от напряжения. Время от времени между звонками он прикладывался к чаю и отвлекался на просмотр сериала про медиков, который Гаврилов гонял по компьютеру. Чаще всего причины звонков были семейно-бытовые: скандалы, ссоры, угрозы. Реже жалобы на соседей или пьяные компании, шумевшие в неурочный час перед окнами истомленных трудовыми буднями граждан. И уж совсем редко звонившие сообщали о преступлениях.

— Хорошо, что сейчас не выходные, — заметил Зотов, прикуривая сигарету от зажженной спички. — Если дежуришь в выходные, то это вообще мрак. Звонят и звонят, суки: эти, видите ли, громко разговаривают за стеной, этот на улице музыку врубил или кто-то смеется слишком громко. Могут так всю ночь звонить!

Стариков хмуро кивнул и снял трубку трезвонившего телефона:

— Да, да, понятно, сколько у вас гуманоидов на кухне? Ясно. Не волнуйтесь, они прилетели с добрыми намерениями. Назовите ваш адрес, и мы вышлем наряд… — После паузы майор яростно швырнул трубку на аппарат, так что тот жалобно звякнул: — Тварь, трубку бросил! Третий раз уже звонит! Когда нам, мля, определитель номера поставят!

— А ты этому педриле в следующий раз дай телефон Сан Саныча, — посоветовал весельчак Гаврилов, — у шефа-то есть определитель. Тут-то мы его и вычислим.

— Идея неплохая… — Майор задумчиво поднял глаза к потолку — с верхних этажей отчетливо доносились призывы о помощи. — Ишь как надрывается, болезный!

— Да, опера сегодня лютуют, — кивнул Зотов, стряхнул пепел в пепельницу и включил звук в колонках посильнее, чтобы крики допрашиваемого не заглушали сериал.

— Чего они ему рот не заткнут, — раздраженно бросил Стариков, хватаясь за звонивший телефон. — Дежурный, да, слушаю, какой телефон у ГИБДД?! Это не справочная, вы ошиблись! — Положив трубку, он промокнул лицо платком и глубоко вздохнул: — Господи, дай мне терпения!

Из милосердия к напарнику следующий звонок принял Зотов:

–…пьяные дерутся? Сильно дерутся? Диктуйте адрес, сейчас вышлем наряд. — Записав все, лейтенант посмотрел на Старикова: — Что у нас с патрулями в районе Колоса?

— Никого поблизости нет, — покачал головой майор. — Ничего, подерутся и перестанут. У нас не десять рук. Четыре пеших и два мобильных патруля.

Сериал прервался небольшой паузой, и снова стали слышны хриплые крики сверху. Кричавший, судя по голосу, уже сорвал глотку.

— Вот сука, голосистый, — заметил Зотов.

— Мне показалось, что двое кричали, — неуверенно заметил Гаврилов. — Они что там, хором кричат, что ли?

— Эхо, — отмахнулся Стариков.

В этот момент за бронированным стеклом появился мужчина средних лет, с дикими глазами и всклокоченными волосами. Из разбитой губы визитера текла кровь, а сорванный рукав рубахи свисал с плеча.

— Меня ограбили! Помогите!

— Где, когда? — быстро поинтересовался Стариков.

— Только что, вот тут рядом, на Беговой! — оживленно жестикулируя, затараторил мужчина. — Трое. Подскочили, ударили, у одного в руках нож. Молодые парни.

— Как выглядели, особые приметы, в чем одеты? — спросил Стариков и кивнул Гаврилову: — Иван, займись.

Приметы задержанных были переданы патрулям. Терпилу оформили.

— Утром придете к участковому, — деловито бормотал Гаврилов, оформляя бумаги. — Сейчас подъедет машина, покатаетесь с ними по району, может, кого опознаете.

— Нет, это не ЖЭУ, — с каменным лицом ответил Стариков и положил трубку.

Между тем сериал кончился, и сверху снова стали слышны крики, но уже слабее, чем раньше. Потерпевший поднял на Гаврилова испуганные глаза.

— Да это там тоже телевизор смотрят, — пояснил инспектор, не моргнув глазом.

Потом приехала машина, и терпилу благополучно спровадили.

— Ставки будем делать? — поинтересовался Зотов.

— А ты на что ставишь, — поинтересовался Гаврилов, — зацепят или не зацепят они этих гопников?

— Ставлю сотню, что не зацепят, — продемонстрировал Зотов купюру.

— Нет, я пас, — покачал головой Гаврилов.

Стариков тоже отказался ставить, заметил:

— Меня уже достали эти вопли! Вась, может, сходишь, скажешь им, чтобы вели себя потише?

— Да я до этого мимо проходил, постучался, чтобы спросить заварки, а Гудков чуть ли не матом меня обложил и даже дверь не открыл, — ответил Зотов. — Ты же знаешь нашего Клима. Может и в драку полезть, если что не по его. Иди сам, если хочешь.

Разговор оборвался. С выезда вернулась группа немедленного реагирования (ГНР): четыре амбала в камуфляже и с автоматами.

— Ну, что там за волнения народные у банка были? — спросил у прибывших Стариков.

— Прибыли на место, по адресу никого не оказалось. Или разошлись, или опять кто-то пошутил, — ответил капитан — старший группы.

Раздосадованный, он сел составлять рапорт. Остальные бойцы прислушивались к крикам сверху, курили и улыбались.

— Нет, все, они меня достали. — Стариков вскочил и ринулся к лестнице.

Поднявшись на второй этаж, он перевел дыхание и снова прислушался. Кричал явно не один человек. Причем кричавшие звали его по фамилии. Точно, что-то не так.

Он осторожно подошел и постучал в дверь.

— Эй, мы здесь, ломайте дверь! — радостно заорали с другой стороны.

— Гудков, что у вас там? — изумленно спросил Стариков.

— Витя, это ты? Вышибайте дверь! Мы связаны.

— Ну ни хрена себе, — пробормотал Стариков и заорал в коридор: — Эй, все сюда, быстрее.

Дверь вышибли совместными усилиями. Внутри кабинета старшего оперуполномоченного все было вверх дном. Сам хозяин кабинета и его подчиненные валялись на полу, крепко связанные скотчем.

— Он бежал и теперь попытается вырваться из города! — надрывно захрипел Гудков, увидев Старикова. — У него оружие, и он очень опасен! Надо немедленно сообщить всем постам. И развяжите меня, чего стоите истуканами!

* * *

Степан, как и планировал, отогнал машину в соседний двор. Закончив с этим, забрался на крышу дома и порезал телевизионные кабели, подходящие к антеннам. Он не хотел, чтобы жители, посмотрев утренние новости, узнали о бежавшем опасном преступнике, а затем вышли во двор и узрели этого преступника воочию. Так у него будет небольшая передышка в один день. За это время он изменит внешность и промоет бабке мозги. Оставшееся до рассвета время Степан просто сидел на лавочке у подъезда, вслушиваясь в звуки ночного города. Где-то за ДК просигналила машина, в соседнем дворе лаяли бродячие собаки, занимаясь переделом территории. Шумела листва. Скверные предчувствия переполняли душу. По всему городу уже, должно быть, на него идет охота, а он тут сидит и на небо пялится.

Потом горизонт на востоке посветлел. Ночь незаметно отступала. Свет, сначала тусклый и холодный, затем все более живой и яркий, теснил тьму. В ветвях деревьев запели птицы. Наконец на горизонте показался краешек солнца. Степан вздрогнул, когда дверь подъезда внезапно открылась и на крыльцо вышла тощая седая старуха в синем фланелевом халате, с какой-то миской в руках.

— Кис-кис-кис, — позвала она, озираясь, потом заметила Степана и насторожилась.

— Клавдия Петровна, вы меня не узнаете? — поднялся с лавки Степан ей навстречу.

Старуха пригляделась, прикладывая руку козырьком и закрывая глаза от солнечных лучей, бивших сбоку, охнула и воскликнула:

— А, Степа! Тьфу, зараза, напугал до смерти! А я думала, что ты уехал!

— Я тоже так думал, — улыбнулся Степан в ответ.

— Ох, Степа, вот после тебя у меня не было нормальных жильцов, — тяжело вздохнула Клавдия Петровна, ставя миску с едой на асфальт у крыльца. — То зальют соседей снизу, то шумят, то не платят, то идиоты какие-то! А ты — тихо пришел, тихо ушел, и в квартире всегда идеальный порядок, и платишь аккуратно…

— А у вас сейчас кто-нибудь живет? — перебил ее Степан, потому как воспоминания могли затянуться надолго. — Я это к тому, что мог бы опять поселиться.

— Да живут одни, — махнула рукой старуха, — а то б я тебе, сынок, сразу сдала дочкину квартиру. Но как я их выгоню?

— Жаль, — грустно заметил Степан, прикидывая, куда ему еще податься.

Хороших идей не наблюдалось. Везде было опасно. Если только найти какой-нибудь разрушенный дом или забраться на территорию закрытого завода в промзоне, поселиться на свалке с бомжами… Тут он вспомнил о схроне в лесополосе. Денек отсидеться и там можно.

— Ой, как жалко, что я не могу тебя пустить, — убивалась Клавдия Петровна. — А эти-то квартиранты мне уже за два месяца задолжали. Рашид все говорит, что отдаст, а сам не отдает. И ладно бы денег не было. Они ведь на рынке торгуют фруктами. У них там с братом точка. Боюсь, обманут они меня, не заплатят. Вчера всю ночь пили, а под утро уехали с шалавами по городу кататься.

— А у вас ключи от квартиры есть? — спросил Степан, у которого появилась идея, как освободить жилплощадь.

— А как же, — кивнула Клавдия Петровна, — но я к ним не захожу в их отсутствие.

— А вы не боитесь, что они могут оказаться террористами, бандитами или маньяками? — спросил Степан. — Давайте вместе пройдем, посмотрим. Уж больно они подозрительные.

— И то верно, — задумчиво ответила старуха. — Я им участковым пригрозила, а они посмеялись и сказали, что он у них в кармане, и велели, чтоб я не дергалась. Так и сказали — не дергайся, бабка, а то беды наживешь. Точно, бандиты какие-то. Так, возьму сейчас очки и ключи…

План Степана был прост, как все гениальное. Он подбросит в квартиру веселым братьям патроны, покажет бабке, а та стукнет в милицию. Милиция приедет, братьев заберут, и жилплощадь освободится. Но самое замечательное, что менты второй раз квартиру проверять не будут ближайшие несколько дней — это точно.

Увиденное в квартире повергло бабку в шок. Судя по всему, вечер братьям удался. На полу валялись остатки еды, битая посуда. Рядом со столом лежал стул со сломанной ножкой. Дверь шкафа болталась на одной петле. Клавдия Петровна подслеповато щурилась, силясь разглядеть, что творится в квартире, потом вспомнила об очках, достала их из кармана, водрузила на нос и замерла, пораженная до глубины души.

— Бандиты, — простонала Клавдия Петровна, хватаясь за сердце.

— Ну, что, вызывайте милицию, — вздохнул Степан, — и скажите, что квартиранты собираются взорвать что-то. Что вы, мол, случайно услышали разговор. Так менты быстрее приедут. Про меня, естественно, не говорите. Я потом приеду, когда все утрясется, и сниму квартиру на полгода. Плата вперед. Главное — не проговоритесь обо мне, а то еще приплетут к этому делу, и придется вам искать новых квартирантов.

— Нет, новых не надо. С меня и этих хватило, — сокрушенно покачала головой старуха. — И за квартиру уже сколько не платят, да еще все попортили…

Пока она отвлеклась, подсчитывая ущерб, Степан незаметно подбросил обойму с патронами в щель между диванными подушками. Взгляд его упал на карту города, которую квартиранты постелили на стол вместо скатерти. Рядом на трюмо валялся зеленый маркер, и Степан улыбнулся появившейся внезапно идее. Взяв маркер, он быстро соорудил на карте что-то похожее на план «Барбаросса» — обвел в кружки основные объекты: администрацию города, Думу, вокзал, главпочтамт, аэропорт, гидроэлектростанцию, здание ФСБ и ГУВД. Соединил кружки стрелочками и подписал цифрами и буквами — пусть думают, что это шифр. Клавдия Петровна в этот момент обнаружила, что телефон в прихожей отключен.

— Еще и телефон испортили!

— Вы лучше из своей квартиры позвоните на телефонную станцию и спросите, не из-за долгов ли его отключили, — посоветовал Степан, заканчивая свое черное дело.

— Каких долгов? — удивилась старуха. — Я всегда аккуратно плачу на месяц вперед. Долгов быть не может.

— А вы все-таки проверьте, — улыбнулся Степан. — Может, в этом месяце они в Гватемалу звонили…