Сияние потухших звезд

Кирилл Баранов, 2023

Давно безработный мастер голограмм по имени Цин соглашается на чудовищное предложение взорвать пассажирский звездолет. Цин угнетен отсутствием жизненных перспектив, но все же не выдерживает давления вины, забирает уже заложенную бомбу и бежит. Бежит изо всех сил, потому что в погоню за нерадивым террористом устремляются и бывшие заказчики, и их конкуренты, и как будто весь обиженный мир! Незадачливый интеллигент Цин оказывается в вихре кровавой борьбы могущественных суперкорпораций, где он – и орудие, и жертва. А тем временем из загадочной аномалии в глубины космоса плещет странная энергия, что грозит не просто изменить мир, а уничтожить его до основания. Гибнут империи и рассыпаются звезды, а навстречу неизвестному отправляется допотопный космический грузовоз, на борту которого стареющий биолог Волков, сожалеющий о бездарно прожитых годах, пытается найти новый смысл жизни…

Глава 1. Сигмунда КТ-12С

Был почти полдень, снаружи посвистывал ветер, когда в комнату давно безработного визиониста по фамилии Цин Сюнци явился некто, а не исключено, что — нечто, и предложил ему стать убийцей. Ошеломляющий тип высотой в полтора человека покачивался в коридоре в бело-синем комбинезоне и маске, закрывающей лицо и похожей на тактический шлем. Он не шевелился и словно бы и не дышал.

В коридоре не пахло, а где-то в стороне и ниже по лестнице кричали дети.

Открыв дверь, Цин пожалел о своей поспешности — комбинезон гостя был похож на форму коммунальщиков. Безработный визионист не оплачивал комнату уже месяца три (или четыре), и с некоторым интересом поджидал тех, что придут его изгонять. Впрочем, а зачем именно коммунальщики? — подумал Цин. Почему бы не банковские? Улыбчивые, в чистеньких костюмчиках, с пластмассовыми физиономиями и вросшими косметическими имплантами, а за спиной у них — амбалы с молотками и пистолетами. Этот, впрочем, тоже не карлик — у Цина разболелась голова и шея, когда он смотрел гостю куда-то в подбородок и ждал. Куда-то в подбородок потому, что вместо физиономии гостя Цин увидел свою — шлем-маска пришельца тускло отражала мир, скрывая содержание зеркалом.

Что там может быть за забралом? Цин подумал, что было бы забавно, если бы пришелец снял свою маску, а под ней оказалась еще одна. А потом третья… Даже фыркнул про себя.

— Кади Цин Сюнци, визионист второго уровня? — спросил гость сильно искаженным голосом, с призвуками посвистывающего турбодвигателя и треском какого-то насекомого.

А потом и четвертая, подумал Цин…

— К сожалению, — проговорил он рассеяно, но спохватился: — Впрочем, не знаю такого.

— Зайдем, — сказал амбал, вдвинул Цина в комнату, пролез сам, согнувшись почти в прямой угол, и запер за собой дверь — на замок.

В комнате воняло чем-то неопределённым и всеобщим; сквозь тонко прорезанные окна, полузакрытые металлическими ставнями, внутрь лился вялый голубоватый свет. Валялись многоразовые бутылки, смята в хлам постель, дверь в туалет — сломана.

— Не стесняйтесь, — Цин нахмурился. — Можете и в туалет сходить.

Ему было все равно. Хотелось… да ничего ему не хотелось.

— Сядем, — ответил пришелец и уселся на единственный стул.

— Я постою, — Цин развел руками и опустился на продавленную кровать. На пол упало что-то грязное.

— Наша компания нанимает вас на работу, — сказал гость.

Цин вытянулся, расправил плечи и часто-часто заморгал.

— О, — выдавил он из себя. — Вы, похоже, держали экран вверх ногами, когда изучали список здешних визионистов. Или уже успели обойти остальных восемьдесят тысяч не солоно хлебавши.

Незнакомец не ответил.

— Но имейте ввиду, — сказал Цин, — похоронная скидка больше не предоставляется. Последние десять лет.

Цин никогда не давал скидок на похороны. Тем не менее он весь напрягся и покраснел — последний раз ему предлагали работу года полтора назад. Хотя нет, тогда ему как раз перестали предлагать. Он часто вспоминал пузатого человечка с изжеванной болезнью кожей, свисавшей водорослями вдоль лица, и пощечины, которые тот с трудом пытался Цину выдать, оттащив его в какой-то коридор-кабинет. Человечек шипел и все время искоса поглядывал на удалявшуюся фигуру своего начальника, серого, как асфальт.

Профессия визиониста не предполагала насилия, но нередко его провоцировала. Визионист — художник, нервный, капризный и переменчивый, драчливый и редко в драках побеждающий. Художник, жаждущий привнести в неряшливый, потасканный и попользованный мир некоторую аккуратность и изящность. При помощи камер визионизации и голографических проекторов визионисты создавали в реальности прозаической, ветшающей и рутинной, новую — свежую, романтическую, насущную, но виртуальную, или, если уж говорить прямолинейно, — фиктивную. Безыскусным столбам небоскребов с помощью визионистских технологий придавали вид сияющих драгоценностями дворцов с колоннадами, с росписями и башнями. Пошарпанные, корявенькие ипотечные домики чиновников среднего звена превращались в гламурные виллы «как у хозяев», постыдные забегаловки с немытым полом в сверкающие рестораны, а засвиняченые писсуары в их туалетах струили алмазами. Жалкие, выщербленные и потрескавшиеся стены старых домов для низших каст скрывали ослепительной цветастой рекламой с фальшивыми женщинами. Разбитые мрачные площади полнились розами, лютиками и птичками, а вывернутые наружу канализации текли реками пасторальными. Реками проецированного света, достаточно яркого, чтоб затмить своим сиянием неприглядную действительность. Но стоит сунуть внутрь руку, и магия рассыплется, а на пальцах останутся коричневые следы реальности, хотя кому какое дело — главное, ведь, красота.

Визионисты делились на классы, как и любое хаотичное общество, с десятого по первый, самый престижный. Местный Олимп, однако, занимали вовсе не лучшие, а, скорее, оказавшиеся в подходящей компании в определенный момент истории. По крайней мере, лучшим визионистом из тех, кого Цину довелось встречать, был щуплый очкарик четвертого уровня, пару лет назад простреливший себе голову из-за невозможности оплатить кредиты. Цин считал его гением.

Второй класс, к которому когда-то относился и Цин, занимался по большей части уличным декором, превращая допотопные покосившиеся развалюхи в современные благовидные проспекты, заполняя поблекшую пустоту рекламой, деревьями, огнями ночных ламп. Но два года назад произошло непредвиденное. Переулок, который Цину заказали облагородить, ютился среди старинных, косых и вонючих улиц, отделанных когда-то, пару веков назад, в стиле ретрокеанизма — с его пьяными бордюрами и перилами, с имитирующим бугристую каменную кладку металлом серого цвета с декоративной ржавчиной, с растопырено торчащими, как побитые зубы, фонарями. Цин усердно повторил этот стиль в своем уголке, удачно вписав его в общую картину — мрачноватую, но не лишенную старинного очарования. У человека, стоящего со стороны парка и смотрящего на лесенку, взлетающую в припадочном танце к небу под склоненными дугами фонарей, впечатление могло бы создастся более чем романтическое и в чем-то возвышенное. Но не у чиновников, конечно.

— Это как?! — дымил из ушей толстяк, швыряя трусливые нервные взгляды на пробирающегося к нему начальника. — Это как, я говорю?! Как?! Как?!

После уже, на коленях поговорив с шефом, красный как кровь, он схватил визиониста второго уровня и поволок в свой коридор-кабинет, где долго и безболезненно хлестал по щекам, шипел и плевался, где кричал: «О, бездарность! О, уродство! У меня работа, я плачу долги! Где цвета?! Где огоньки?! Где блеск?! Какая-то грязь, свинство! Муть! Задушу вас, сгрызу!» — и после, устав, он внезапно получил дважды в лицо кулаком художника, осел и выдохнул:

— Ну всё, всё, всё, врача…

Так закончилась карьера Кади Цина Сюнци. И вот, спустя полтора года после той неряшливой драки, он наконец…

— Работа никак не связана с вашей предыдущей, — сказал пришелец в шлеме. — Нас не интересуют голограммы.

Цин услышал звук бьющихся надежд. Звук стонущий и протяжный.

— Что вам тогда? — немного вызывающе, но больше разочарованно спросил он. — Спеть? Станцевать? Убить кого-нибудь?

Цин горько улыбнулся, но, заметив свою улыбку в отражении на шлеме, помрачнел.

Неторопливым движением пальца пришелец вызвал над ладонью плавающий экран сикома, встроенного в ноготь компьютера, — экран размером в два локтя и совершенно непрозрачный. Богато живете, подумал Цин.

На экране появилось изображение звездолета Сигмунда КТ12-С. Он был похож на изящный наконечник стрелы красного цвета (окровавленный, надо полагать), но плавностью форм производил впечатление жидкого, вязковатого, как будто сейчас потечет. Под изображением мелькнули какие-то сведения, цифры, но Цин ничего не успел рассмотреть.

— Это звездолет Сигмунда 12 завтрашнего рейса на Гамму Тора, — сказал пришелец. — Вы должны будете его взорвать.

Цин нервно улыбнулся и тут же напряженно скривился.

Пришелец достал из нагрудного кармана маленькую коробочку и положил на стол.

— Это центон, взрывчатка, и дистанционно программируемый детонатор, который вы выставите на своем сикоме.

Цин растерянно взмахнул руками.

— Уберите это с моего стола! — сказал он.

— Звездолет сделает короткую остановку на Гамме Тора, — невозмутимо продолжал человек в маске. — Вы установите взрывчатку на пересадочной станции и взорвете, когда корабль взлетит.

— Может, мне в полицию…

— В полете вы закажете себе что-нибудь из напитков, желательно не алкогольных, и поместите взрывчатку в пустой контейнер. Контейнер положите в хранилище. Детонатор активируете через пятнадцать минут после того, как покинете корабль.

— Вы хотите, чтобы я убил пассажиров?!

Пришелец немного помолчал, и в тишине этот глупый вопрос приобрел особую бессмысленность.

— Разумеется, — сказал наконец гость. — Впрочем, большая часть пассажиров покинет звездолет на пересадочной станции в Гамме Тора, следующие три остановки — технические. Ожидается, что внутри останутся только пилоты и обслуживающий персонал.

— Это же человек двадцать, наверное?

— Двадцать четыре человека, не считая пассажиров, летящих из Гаммы Тора в Гетц, если такие будут.

— И я, по-вашему, должен их всех убить?!

Пришелец снова помолчал. Сообразил все-таки, что не стоит доверять дело идиоту, подумал Цин.

— Разумеется, — ответил человек в маске.

— Кто вы такой? Это ведь преступление, — Цин сердито сдвинул брови, но сказал так тихо и неуверенно, что собеседник его едва расслышал.

— Корпоративный терроризм не является уголовным преступлением. Он регулируется статьями административного кодекса и кодекса о конкурентной борьбе. Полицейского преследования можете не опасаться, дело находится во внутренней ведомости корпораций.

— Может быть, но погибнут люди!

— Так работает свободный рынок. Это часть процесса.

Гость немного помолчал, словно ища причину сомнений Цина, и добавил:

— К тому же вам заплатят.

Цин хотел было спросить, что будет, если он откажется, если скажет — «нет». Но он и сам догадывался — что. Сложно не догадаться. Человек в маске уже выложил все, что Цину знать не полагалось. Наверняка у него под одеждой оружие, может и не одно, и руки у него из какой-то смеси сплавов с тучей имплантов — под комбинезоном видно, насколько неестественно они себя ведут. Отказаться теперь — то же самое, что отрицательно ответить на вопрос: «Хочешь жить?» Вместо этого вдруг, не подумав, спросил другое.

— Сколько?

— Пятнадцать миллионов.

Сколько? — второй раз этот вопрос Цин произнес про себя. Он и вообразить себе не мог такую сумму, поэтому не удивился, а просто заморгал и задумался. Ведь, в конце концов, чего стоит в наше время человеческая жизнь? И чья? Каких-то незнакомцев, которые что есть, что нет… Всякого рода катастрофы сейчас такое привычное явление, что в новостях под них выделены отдельные ежедневные рубрики. Корпоративный терроризм — один из элементов экономической борьбы, не больше. А в обществе эгоистов, измученных личными проблемами, не до протестов. Недавно, к примеру, в соседнем городе взорвали энергостанцию; столб плазмы, отливающий всеми цветами радуги, было видно сквозь щелочки окон в квартире Цина. Тогда в пыль рассеяло несколько тысяч человек, а выбросы, поговаривают, в ближайшем будущем сгноят половину города. В прошлом месяце кто-то подорвал станцию аэротакси, правда, кажется, жертв было мало. Корпорациям нужно как-то конкурировать, бороться за рынок. А ради прибыли любые средства хороши, здесь запретов нет. Да и какие могут быть запреты, когда законодательные органы государства — часть корпорации, вход на третьем этаже, шестьдесят два шага от лифта.

А что на другой чаше весов? Деньги заканчивались, холодильник был пуст и все зажигательные напитки, бутылки от которых валялись по комнате, — выпиты были давно. Он больше никогда не найдет работу по профессии, а отыскать другую в этом муравейнике… Работать сутками напролет за зарплату, на которую невозможно купить и куска хлеба, чтобы позволить своему работодателю похвастаться новым золотым звездолетом? Помучиться полгода и сдохнуть от переутомления, как это делают остальные? Миллионы людей живут на улицах, гибнут от голода и средневековых болезней, и все делают вид, как будто и не замечают этого. У нищих нет денег, а те, кто не может платить — государству не нужны.

Будущего нет. Как нет и настоящего. И хорошо бы забыть о том, что было прошлое…

Цин спросил еще о заказчиках, но пришелец в маске не ответил. Вместо этого он молча встал и ушел. Цин долго вертел в руках взрывчатку. Похожа на серую пилюлю с крошечным входным отверстием.

На следующее утро на сиком Цина пришел билет на звездолет. В один конец.

Цин наскоро собрал вещи в небольшой рюкзак, запихнул в карман рукава бомбу, накинул коричневую куртку на все сезоны и вышел в коридор. Тотчас на сиком посыпались сообщения от горсовета о долгах по штрафам, о просроченной оплате коммунальных услуг и невыплаченных сборах. Список в несколько сотен пунктов. Цин хотел просмотреть их в лифте, но тот застрял где-то внизу. А в прошлом месяце он не работал потому, что врезался в крышу…

Пришлось шлепать по лестнице.

Что тут?.. Сбор за комнатные растения… Налог на оконные ставни… Штраф за прозрачную упаковку алкоголя… Оплата охлаждения воздуха в дневное время… Штраф за отсутствие договора на грязную обувь… Штраф за слишком яркий свет… Налог на подогрев воды для унитаза… Налог на перемещение свыше тысячи километров за день… Налог на алкоголизм и безработицу…

Цин заскрипел зубами. Ему навстречу поднималась толстая женщина с двумя детьми. Увидев Цина, она брезгливо скривилась, как будто наткнулась на мусор на лестнице, а дети продолжали пшикать друг на друга. Цин остановился, чтобы всех пропустить.

Есть штраф за слишком малое использование энергии — экономность вредит экономике, как говорят люди из правительства.

Пятнадцати миллионов хватит на все поборы, на все штрафы, на все, и еще что-нибудь останется… Цин подумал, а что останется и зачем? На будущее? Какое такое будущее? Что это? Какая-то мечта? Холодная, сырая мечта пройти в сером тумане жизни еще сколько-то шагов — и провалиться в пропасть навеки? Страшно, и хочется встать и стоять на месте. Никуда не идти, ничего не делать! И никого не убивать… Ведь это… жаль… Но надо ведь где-то брать деньги, и, в конце концов, многие их именно так и добывают. Есть такая унылая профессия — убивать людей. Кто много убьет — того называют героем. Или злодеем. Слова разные, но смысл у них нередко одинаков. Как бы то ни было, размышления Цину не помогали и не успокаивали. Мысли грызлись, толкались и дрались, и самой драчливой была мысль о том, как не хочется убивать, которую Цин без особого успеха пытался отогнать пятнадцатью миллионами. Хорошо еще, что перед уходом допил последнюю бутылку чего-то высокоградусного — это что-то было таким дешевым, что экономили даже на этикетке. В любом случае, к посадке все выветрится.

Он выбрался наконец на улицу и застегнул куртку. Снаружи свистел прохладный ветерок, небо затянули бурые пушистые тучи, солнце кое-где стреляло лучами. Морозный день, и, наверное, дождь пойдет.

Цин нанял воздушное такси и, пока летел до космопорта, разглядел сразу две темные подозрительные машины. Одна всю дорогу следовала на приличном расстоянии позади, другая, наземная, спокойно катила внизу, среди домов, но тоже не отставала.

А если вернуться? Если пойти домой и лечь спать? Настанет ли новый день? Или сквозь стену прилет фотонная пуля? Или в вентиляцию заструится газ? Или среди ночи придет робот с тупым топором?.. Впрочем, зачем это все? Самое изощренное и никогда не промахивающееся оружие — штрафы и налоги, которые с удивительной работоспособностью сочиняют законодательные органы Адении. Неплательщиков или выбрасывают на холодную улицу умирать от голода, или отправляют добывать алмазы на какую-нибудь далекую планету, где продолжительность жизни измеряется не годами, и даже не днями, а часами и минутами. А можно просто взорвать одну бомбу… Которую так или иначе кто-нибудь да взорвет… Короче говоря, в сочинении оправданий Цину не было равных.

Темные лучи заката скользнули на горизонте, когда такси опустилось к широкой круглой стоянке космопорта.

В отдалении слышался гул и грохот космических двигателей и свист колючего ветра.

Какой же холод, думал Цин. Какой гадкий холод!

В космопорте, как всегда, не протолкнёшься, с ног сбивают снующие всюду опаздывающие. Люди в черных длинных плащах с цветастыми волосами, хмурые дети в переливающихся фасонами куртках, несколько полубоевых андроидов, охрана в темно-синих бронежилетах, две девушки с излучающими лазер глазами, еще одна с искусственными волосами, торчащими дыбом, как павлиний хвост. Позади нее несколько чиновников в строгих комбинезонах тащили здоровенные сумки и спешили так, будто их преследовали. В углу робот с фотонным дробовиком обыскивал наглую девицу, которая строила презрительные рожи и толкалась. На гнущихся скамейках сидели вертлявые семейства, а поодаль, у окна с городской панорамой, подпрыгивал от нетерпения розовый карлик с механическим лицом. Раздавались сигналы прибытия звездолетов. И при этом, что странно, в залах космопорта стояла удушающая тишина. Двигающиеся вдоль стен и под потолком новостные голоэкраны были молчаливы и безучастны. В ногте у каждого был свой собственный сиком, и каждый слушал свой собственный звук.

До рейса оставалось еще почти полчаса, и Цин, чтобы отвлечься от гнетущих мыслей, включил в наушнике инфоканал.

«Падение роста экономики оценили от двух с половиной до трех процентов на будущий год и почти на шесть процентов в ближайшее пятилетие. При этом ожидаемого правительством роста не случится и в долгосрочной перспективе. Тем не менее, корпорация Сан Рио Тек опубликовала ежегодный отчет и похвасталась увеличением прибыли на восемнадцать процентов годовых. За последний квартал на восемь процентов возросли доходы оборонных предприятий, на шесть средств массовой информации и на двадцать два процента — визуальной музыки. А вот расходы на правительство выросли почти вполовину».

«Топ-менеджер Эл Тун, имя которого не называется, найден мертвым сегодня утром в районе трущоб Салтык. Тело было обезглавлено и частично растворено в кислоте. Ведется следствие. Полиция разрабатывает версии бытового убийства и разбойного нападения, связи преступления с профессиональной деятельностью погибшего на данный момент решительно опровергаются».

«Сильное излучение неизвестной природы в системе Тау Звездного Скитальца обнаружено сегодня сразу несколькими из центральных астрофизических институтов. Официальных комментариев пока не поступало, но, по данным научного портала «Белая материя x62-13E», выброс энергии, возможно, стал следствием взрыва сверхновой звезды. Впрочем, эту версию раскритиковали ученые Научного Института Кейзе, назвав ее антинаучной и дилетантской».

Цин стал в углу и искоса поглядывал в зал. Кто из этой толпы взойдет в его звездолет? Этот карлик с равнодушным резиновым лицом, или та большая семья, рассыпавшаяся по скамьям? А кто займет соседнее кресло? Может, этот растерянный толстяк с добрыми глазами и торчащими из сумок подарками, или наглая девица, препиравшаяся с роботом и кусавшая губы от какого-то внутреннего надрыва. И что, если кто-нибудь из них не выйдет на пересадочной станции? Что, если кто-нибудь останется, и Цин его убьет?.. Да что об этом думать, проклятье, все решено!.. Кому какое дело, это ведь и не преступление… Сейчас бы выпить…

Когда пришло время занимать места, небо почернело совсем. Как будто необъятная пустота космоса охватила мир…

Цин сел у оконного экрана, рядом устроился пожилой мужчина, лет под восемьдесят, наверное. Вежливо поздоровался и стал беседовать со своей супругой через проход. Мужчина впереди разглядывал финансовые графики, а парочка средних лет позади шепталась о чем-то непонятном, кажется, о квантовых флуктуациях. Детей в салоне было немного, но гомонили они за всех остальных разом, шикающие матери пытались их угомонить, но только раздражали взрослых. Цин включил в наушниках музыку и принялся перебирать виды в иллюминаторе. Красивые пейзажи с соседней планеты, картины космоса, пролет над городом днем, в полночь… Наконец на экране появилось реальное изображение мира снаружи. Пошел мелкий дождь. Даже изнутри он казался острым и холодным. В ноги ударил жар кондиционеров. Цин заметил, что его трясет. Трясет от холода в этом шумном, тускло-желтом нагревающемся салоне сверхскоростного звездолета. Все эти люди должны выйти. И вот этот старик рядом, и любители физики позади, и та маленькая девочка, которая с диким смехом дергает за нос своего крошечного брата, за что получает подзатыльников от матери. Они должны выйти.

Мир снаружи вспыхнул и всколыхнулся — корабль поднимался над землей. Беззвучно, спокойно, лишь легкая вибрация пошла по стенам и сиденьям. Город провалился в бездну и исчез в облаках. За окном засветился воздух и смахнул с экранов капли дождя. Где-то в стороне вновь мелькнула полоска солнца, корабль пробирался сквозь атмосферу медленно, не спеша. На мгновение Цин почувствовал, что теряет вес, что все становится каким-то ненастоящим, как во сне, но гравитация вернулась спустя мгновение, и все стало прежним. Корабль вышел в космос.

В салоне приглушили свет. Время замедлилось, будто с опаской продиралось сквозь туман, словно бы сердце не спешило с новым ударом, остановилось совсем — и пошло вспять! Стены корабля заколыхались, стали вязкими на вид, пространство расширилось и немного потускнело, а на экране иллюминатора все пропало. Казалось, он отключился, но если присмотреться внимательнее, можно было разглядеть темные ультрамариновые волны, разбегающиеся то по сторонам, то сверху вниз, то кружащиеся спиралью.

Корабль погрузился в бета-пространство.

Полет до системы Тора занимал часов десять, порой одиннадцать — в зависимости от загруженности путей и мощности двигателей антиматерии. Большинство пассажиров спали в масках. Несколько человек, в том числе сидящий перед Цином экономист, продолжали работать через сиком, но стояла тишина, и гул звездолета был неразличим. Цин не с первого раза нажал кнопку, дрожащий палец соскальзывал. Подошла стюардесса. Вместо глаз у нее были вставлены белоснежные импланты, и казалось, что стюардесса слепа. Цин попросил банку…

Жидкость, внезапно отвратительная, не лезла в рот, и бессознательно Цин едва не вылил ее под ноги, как если бы он сидел где-то на улице. Удостоверившись, что банка опустела (Цин опустил ее на уровень коленей и взболтнул), он оглянулся — ему мерещилось, что за ним следят. И не кто-нибудь, — а все, вообще все, находящиеся в салоне. Но пассажиры спали, даже спекулянт впереди. Цин сглотнул стеклянную слюну и вытащил негнущимися пальцами из кармана в рукаве таблетку-взрывчатку. Казалось, что сейчас кто-то обличительно закричит, его, Цина, схватят, поволокут куда-то, запрут, будут бить и унижать. Но никто не бил, никто и не смотрел, и все плевать на него хотели.

Цин с трудом просунул взрывчатку в отверстие банки, и бомба упала на дно с колющим звоном. Рука дрогнула, банка чуть было не выскользнула из пальцев. Цин закрыл глаза и задышал тяжело, зафыркал, затем собрался с силами, приподнял одно веко и глянул на людей в салоне. Никто не пошевелился. Словно бы они уже были мертвыми, заранее, но нет, конечно, нет, мертвыми они будут другими — изуродованными, разодранными кусками костей и мяса, все они, и этот старик рядом и его… Цин насилу прервал поток мыслей и всунул банку в выемку в ручке кресла.

На выходе из бета-пространства, в системе Тора, подступила тошнота, и снова все вокруг поплыло, стало мутным, как на картине с широкими мазками. Но постепенно углы заострялись, стены выравнивались.

Кого-то позади вырвало в «блевотник» — отверстие в сиденье. Снова в салоне загудели бледные люди. Корабль вошел в атмосферу Гаммы Тора, засиял и пошел на посадку.

Цину стало тяжело дышать. Как будто что-то толкало в грудь, как будто окаменели легкие, и не стало воздуха, и вокруг удушающий вакуум и толпа голодных людей. Цин не заметил, как корабль прорезал облака, замедлился, выровнялся и пошел туго спускаться на площадку для посадки.

Шумели дети, один швырнул в другого игрушку через несколько рядов, мать громко охнула, старик, возле которого упал снаряд, добродушно засмеялся. Мужчина впереди опять включил свои графики, а парочка позади теперь читала научные стихи. Парень в стороне громко рылся в своей сумке и беззвучно ругался. Все наполнилось жизнью, и один Цин ощущал себя мертвецом. Тело не слушалось, превратилось в гранит, холодный, отталкивающий.

Снизу скрипнуло, пассажиров вдавило в сиденья, а потом немного подбросило. Корабль сел.

— Корабль прибыл на планету Гамма Тора! — сказал голос через громкую связь. — Остановка пятнадцать минут!

Сообщение повторилось трижды, но Цин не услышал его и в первый раз. Его трясло, по салону в полумраке приглушенных светильников ползли тени, и холод цеплял за ноги — там, где грели кондиционеры. Нужно выходить. Всем!

Старик рядом потянулся и негромко сказал сидевшей через проход старушке:

— Пойду воздухом подышу.

И встал. Поднялось еще несколько человек тут и там, кто-то шепотом прощался.

Как?!

Цин привстал с трудом, как поломанный. И хотя в салоне было тепло, его бил озноб.

«Воздухом подышу»?!

Почему они остаются сидеть?! Почему не уходят?!

Лишь эти… трое, четверо, там еще двое, нет, один из них тоже оставил сумку. Двое с ребенком шли из носа корабля — и всё!

Всё!

Остальные пережидали короткую остановку на своих местах! Остальные летели дальше! Никто не собирался выходить из звездолета, а многие и вовсе дрыхли себе дальше мерзким, сладким и беспечным сном, усыпленные масками!

Цин поплелся по коридору, а в глазах его все мутилось. Людские лица растекались кофейной пеной, голоса слились в режущий гул, ледяной и прерывистый. Ноги шаркали по полу, и он никак не мог их поднять. Казалось, прошло всего мгновение, доля секунды, ничтожная в минус бесконечной степени доля секунды, а он уже стоял у выхода, и на него дохнуло таким морозным ветром, что затрещали зубы.

Он обернулся и с трудом смог сфокусировать зрение. Мир двоился и таял. Все предметы неслись от него кто куда, как звезды и галактики Вселенной, а точкой Большого Взрыва был сам Цин.

Вон та самая девочка, швырявшая игрушки. Колотит своего брата на сиденье позади, перегнувшись через спинку. Она остановилась и с удивлением взглянула на застывшего у входа Цина. Через пятнадцать минут она умрет. Взрыв сорвет с нее кожу, разорвет на части… Как и того старика, который спускался по трапу «подышать воздухом». Как и его старую жену, кажется, смотревшую что-то в сикоме. Как и брата, и мать той девочки. Как и спекулянта, воткнувшегося в свои графики, как и любителей физики, как и тех, похоже, очень религиозных людей, сгруппировавшихся на передних сиденьях, как и нервную женщину с печальными глазами, спавшую в маске, как и ее толстую соседку и соседа той соседки. Как и всех остальных этих людей, полторы тысячи человек… И вот эту красавицу-стюардессу, которая в недоумении смотрит на Цина, бледного, как глаза второй стюардессы. И вторую тоже… И все они, все превратятся из этих людей с разными судьбами, разными надеждами, разными желаниями и ожиданиями от своего будущего, все они сперва превратятся в бесформенные куски мяса, а потом разлетятся на атомы в темной атмосфере далекой, никому не нужной планеты. И не будет больше ни судеб, ни надежд, ни желаний, ни ожиданий, все закончится, потому что один глупый слабовольный человек захотел получить пятнадцать миллионов единиц, чтобы выплатить долги за грязные носки и туалет.

— Вы что-то забыли? — спросила красивая стюардесса, но голос ее был таким глухим и далеким, что Цин ничего не разобрал.

Его зашатало, мир забултыхался. Цин зашагал заплетающимися ногами вдоль рядов кресел обратно — к тому месту, где он провел последние десять часов.

Несколько недоумевающих голов повернулось к нему, но их лица он больше не в силах был разобрать. Он и сам не понимал, что происходит. Он хотел одного — чтобы мука эта скорее закончилась. Он увидел свою руку, на ногте сидел сиком, а в районе запястья были два входа для подключения аппаратуры. Рука, серая и почти прозрачная, потянулась к ручке у кресла, с трудом выудила оттуда банку и исчезла из мира. Цин двинулся к выходу.

— Вам не нужно это выбрасывать, — сказала ходившая за ним стюардессам. — Мы сделаем это сами.

— Я выкину, — ответил Цин, но не услышал своего голоса. — Я выкину.

Он вышел из звездолета с бомбой в руке и увидел ослепительные огни космопорта.