Сияние потухших звезд

Кирилл Баранов, 2023

Давно безработный мастер голограмм по имени Цин соглашается на чудовищное предложение взорвать пассажирский звездолет. Цин угнетен отсутствием жизненных перспектив, но все же не выдерживает давления вины, забирает уже заложенную бомбу и бежит. Бежит изо всех сил, потому что в погоню за нерадивым террористом устремляются и бывшие заказчики, и их конкуренты, и как будто весь обиженный мир! Незадачливый интеллигент Цин оказывается в вихре кровавой борьбы могущественных суперкорпораций, где он – и орудие, и жертва. А тем временем из загадочной аномалии в глубины космоса плещет странная энергия, что грозит не просто изменить мир, а уничтожить его до основания. Гибнут империи и рассыпаются звезды, а навстречу неизвестному отправляется допотопный космический грузовоз, на борту которого стареющий биолог Волков, сожалеющий о бездарно прожитых годах, пытается найти новый смысл жизни…

Глава 5. Умных здесь нет

— Интересно, что это такое? — задумался Чидам Салук, первый пилот «Танидзам». Он сидел перед главными мониторами и все что-то беспрестанно регулировал сенсорными кнопками и проецированными ручками.

Час назад корабль вышел из бета-пространства, чтобы дать отдохнуть и людям, и системам, и двигателю, и немного скорректировать курс. Сейчас «Танидзам» шел со скоростью почти световой, но, если не считать странного помутнения на мониторах, казалось, что он стоит на месте. Звезды на экранах легко дрожали и прыгали, как ночные огни в глазах пьяницы. На большом центральном мониторе переливалась цветами космическая клякса — ее неровные границы колыхались, растекались в пространстве и собирались обратно. Отсюда ее можно было бы разглядеть гораздо лучше, чем со станции на Сита b… можно было бы, если бы на корабле был такой же мощный телескоп, а на деле техника далекой станции позволяла увидеть куда больше подробностей.

Световое пятно волновалось и создавалось невольное ощущение, будто оно хочет сложиться в какую-то фигуру, например, в лицо. «И заговорить», — так прокомментировал всеобщее впечатление старший помощник Кихан.

На тесном мостике собралась почти вся команда, включая Волкова. Он стоял у стены и с интересом смотрел на изображение далекой космической аномалии.

— Откуда нам знать, что это такое? — сказала стоявшая в дверях Яланиюма, бухгалтер «Тандизам».

Это была та женщина, что спала на скамейке у входа на корабль. Кажется, ее до сих пор немного пошатывало, по крайней мере лицо раскраснелось, а от чего — дело третье. Волков обратил внимание на ее живописно растрепанные волосы.

— Умных здесь нет, — заключила она.

— Я бы на вашем месте не утверждал подобного в присутствии меня, — ответил Кихан. — И вообще, если уж говорить откровенно и по чести, которая есть, впрочем, не у всех присутствующих, вовсе необязательно нужно иметь сорокакилограммовые мозги, чтобы строить предположения.

— И что вы предполагаете? — поинтересовался второй инженер Дика.

Это был высокий мужчина с добродушным лицом и таким грустным взглядом, что любым собеседником Дики быстро овладевала тоска от того, как печален этот мир. Дика сутулился и опирался на спинку кресла Салука.

— Что пожелаете, — пожал плечами Кихан. — К примеру, перед нами крошечная сверхновая, замедленная в развитии по причине своих размеров. Где-то я читал теоретическое обоснование подобного явления, и автор уверял, что осталось только дождаться, когда его предсказание произойдет у всех на глазах. Все очень просто. К подобному варианту подталкивает и наблюдавшаяся не так давно в глубинах Вселенной гигантская суперсверхновая, очень похожая внешне на то, что мы видим сейчас.

— Чушь какая, — проворчала Яланиюма. — То есть вы хотите сказать, что все эти тысячи миллионов тощих астрофизиков, которые сейчас ночуют у своих телескопов по всему миру, не понимают, что перед ними банальная сверхновая? Вы думаете, если бы наблюдаемому нами можно было найти такое примитивное объяснение — они бы его не нашли на раз-два?

— На вашем месте, Юма, — затянул Кихан тоном, который на корабле называли снобистским, — я бы не возводил таких больших надежд на разного рода ученых, к тому же прямо сейчас у каждого из них наверняка с десяток теорий, просто до поры до времени они боятся ими поделиться, чтоб не сдирать потом с головы ушат помоев, справедливых или нет. Один мой знакомый физик незначительных частиц и такого же воображения, отведав сильно пересоленный суп, расписал на скатерти стола, а потом в своем сикоме целые тысячи формул, призванных объяснить взаимодействием протонов с электронами, и нейтронами, и нейтрино, и кварками, и шварками, и с таким частицами, о которых вы никогда не узнаете, в силу вашего упрощенного интеллекта то, что могло случиться с несчастным супом на кухне. Но наш блестящий ум не учел одного — банальной ошибки повара. То есть, ошибки самого господина физика, потому что готовил себе он сам.

— Чушь какая, — фыркнула Яланиюма, — вы эту галиматью сейчас прямо на ходу придумали.

— Это еще значит, что такого не было.

— В вашей больной голове — несомненно было.

— Хоть и так.

Кихан меланхолично скривил физиономию и выровнялся в кресле.

— А может же быть, что это, к примеру, сигнал? — сбивчиво, делая длинные, но не многозначительные промежутки между словами подал голос Яхим, второй пилот. — Инопланетный сигнал — нам. Например, как азбука Морзе.

— И что вы думаете они нам говорят, Яхим? — спросила Сан-ка-Ниями, корабельный связист.

Девушка внимательно рассматривала какие-то графики на своих мониторах.

Ниями очень редко можно было застать в другой позе и в другом месте. Разве что — в буфете. Впрочем, Яхим почему-то покраснел и сделал вид, что задумался, но на самом деле мысли спутались и совсем не думалось.

— Читаю, — отозвался капитан Каратикардха. — Добрый день, дорогие человеки. Вот уже шестнадцать дней, как у нас идут дожди, и мы все думаем о вас.

— Думаем о том, как прелестно смотрелись бы ваши хорошо проваренные ножки в нашем обеденном бульоне, — продолжила Яланиюма.

— А на второе, пожалуйста, макароны с печенью и сердечко.

— Можно — два.

— Какой дуэт, — покачал головой Кихан.

Яланиюма презрительно скривилась.

— Разворачивайтесь, — сказала она, — или они выпьют весь наш шнапс.

— Разве вы что-то оставили? — удивился капитан.

— Жеваные фантазии у вас, — после некоторой паузы раздался из коммуникатора голос старшего инженера Кин Метци. — Выдумываете много, а в жизни все просто, раз-два — и конец. Вот квазар, например, или другая ерунда, или та же сверхновая шарахнула возле черной дыры, и началось, туда-сюда, трали-вали. Взрывом вещество толкает в дыру, а та жрет через силу, брюхо ломится. И тут — хрясь! Херак! И все…

Кин Метци целыми днями просиживал среди электроники, машин и двигателей и почти не появлялся снаружи. Однако голос его регулярно транслировался то тут, то там, как будто он всегда где-то рядом, стоит тенью за спиной. Однажды он обратился к Волкову, когда тот был у себя в каюте, и теперь биолог с опаской поглядывал на туалет.

— Трали-вали — это хорошо, — одобрила Яланиюма, — вы, Энхайнц, прямо профессор, какой ученый слог!

— Не у всех же сфера интересов ограничивается бешерским самогоном и макаронами с сердечком, — сердито прогудел голос Кин Метци.

— Капитан, это о вас.

— Что поделать, макарошки с сердечками — единственная причина, почему я не пошел в десантники, — капитан развел руками. — Там кормят одними биологическими крапозанами, если вы знаете, что это такое.

— А вы уверены, что влезли бы в боевой экзоскелет десантника? — спросил Кихан.

— Раньше и я был молодым, красивым, не настолько и толстым.

— Подтверждаю, — сказала Яланиюма, — я видела старое изображение, где у вас всего четыре подбородка.

— Эта женщина душит словами, — пожаловался капитан.

— Боевой костюм десантника называется Личной Боевой Броней, — заявил вошедший на мостик Атэр Брок.

Несмотря на то, что дверной проем был высок и предназначался для проноса немалого количество крупного оборудования, Броку пришлось пригнуть голову. Яланиюма, все еще державшаяся со сложенными руками у косяка, по сравнению с корабельным охранником и грузчиком выглядела как маленькая кукла рядом с носорогом. Брок свирепо осмотрел мостик, и Волкову показалось, что под этим гигантом прогибается листовой пол.

— Кому интересно, — добавил Брок, — у меня в каюте имеются две. Броня для открытого космоса и для безвоздушных планет. А кому не интересно — хрен и с вами. Играйтесь в игрушки, пейте молочко.

— Брок — молодец, — отозвалась Сан-ка-Ниями, что-то листавшая в своем компьютере, — закончил пять классов.

— Шесть!

— Кстати, Атэр, как вы назвали людей, неспособных вытянуть полутонную штангу? Напомните, пожалуйста, я забыла.

— Дерьмом.

— Точно-точно, так и было!

— Друзья, мы все дерьмо, — сокрушенно проговорил Каратикардха.

— Согласен, — отозвался Брок.

— А того, кто не может сделать жим лежа сколько-то там раз… сколько вы говорили?

— Семьсот раз за три минуты.

— Да, да, кажется. Или вы говорили больше? В любом случае, как вы таких назвали?

— Дерьмом.

— Точно-точно, совсем из головы вылетело!

— Это если на пальцах одной руки.

— Ну а как обычно, на двух руках?

— Дерьмом.

— В вашей классификации никогда не запутаешься, — похвалила Ниями. — Кстати, я сейчас читаю сеть. Образ старый, но в ближайшие пару месяцев новый мы все равно не получим. Много мнений о нашем родном пятне. Есть, к примеру, группа, которая считает, что это просто-напросто боженька пукнул.

— Фу, остановите корабль, Чидам, — попросил Кихан, — я сойду.

— Что? — доверчиво удивился Дика, главный спец по двигателям «Танидзам». — Зачем? Достаточно поставить защиту против токсинов.

Кихан исподлобья поглядел на Дику. Второй инженер — человек очень серьезный.

— В любом случае, религиозные фанатики из Тамалияны в комментариях, наверное, рвут и мечут? — спросил Кихан.

— Кстати, да, — ответила Ниями, — но подписаны уже шесть миллионов человек. Еще есть версия, что это разрыв в пространстве Вселенной, из которого за нами подглядывают высшие существа.

— Опять придется дверь в ванную запирать, — сказала Яланиюма.

— А вы не запирали? — удивился капитан.

— А вы?

— И я не запирал? И теперь не буду. Пусть смотрят. Я человек интересный.

— Таких версий я могу штук по тридцать в минуту генерировать, — заявил Кихан.

— Вот самая популярная группа, десять миллиардов человек. Ну, то есть, когда последний раз мы получали сигнал было десять миллиардов. Сто двадцать восемь миллиардов положительных оценок. «Аномалия — это Большой Взрыв в миниатюре».

— А… — Кихан разочарованно махнул рукой.

— Что за взрыв? — нахмурился Атэр Брок. — Не понял, там типа войнушка какая-то? У меня фотонные торпеды в разобранном виде…

— Что? Какие торпеды? — не понял Волков.

— А я думал, Ниями, вы за компьютером работаете, — сказал Каратикардха. — Волновые таблицы рассчитываете. Анализом полей занимаетесь. Регистрацией излучений.

— Куда ей, она не умеет, — ответил Кихан.

— Не умею, — подтвердила Ниями. — Куда мне?

— Вы-то сколько классов закончили?

— Классов? Каких классов? Вообще не понимаю, о чем речь, — Ниями улыбнулась.

— И раз уж зашла об этом беседа, разве в ваши трудовые обязанности входят прогулки по сети и чтение комментариев? — ворчал капитан.

— Как? — удивилась Ниями. — Я должна делать что-то еще? Мне за это не платят.

По комнате пролетела пущенная Яланиюмой пустая пластиковая кружка из-под кофе. Она аккуратно ввалилась в отверстие в кофейном аппарате, и тот издал холодный звон.

— Как жаль, конечно, — сказал первый пилот Салук, — что объяснение этому яркому феномену ученые найдут, как всегда, простое и скучное. Без громких сенсаций, без приключений, с помощью серенького маленького космического аппарата, вычислив атомарную структуру вещества или, может быть, химический состав, или что-то в таком роде, что обычному человеку не интересно и не понять. Протоны стучатся в электроны…

— Как-как? — оживился Кихан. — Патроны стучатся в элероны? Ого, вот это я понимаю приключение!

— А что скажете вы, профессор Волков? — поинтересовался капитан. — Мы люди темные, курьеры, дальнобойщики, но вы — человек ученый.

Волков, до сих пор тихо слушавший разговор, вздрогнул, услышав свое имя. Он стоял у дальней стены, почти в углу, и видел сразу весь мостик.

— Я же простой биолог, капитан, — напомнил он и прокашлялся, голос показался глухим. — Даже хуже — селекционер, генетик. У меня по физике в академии больше трех с половиной не было. Моя физика закончилась Ньютоном. Я за тридцать лет так и не понял смысл теории удвоенного пространства, а ее, говорят, лет пять как опровергли.

— Опровержения тоже никто не понял, — сказал Кихан. — Сейчас популярностью пользуются теория разрыва и теория подпространственных толчков.

— Правда? Я о таком и не слышал, — Волков вздохнул.

— Потому что он это выдумал, профессор, — сказала Ниями.

— На самом деле — нет, — произнес Кихан. — Просто эти теории написаны таким языком, что и сформулировавшие их профессора расшифровывают смысл написанного по-разному. Но все равно ни для кого не понятно.

Волков улыбнулся.

— Лет пятнадцать назад, что-то около того, — начал он, — когда я еще работал преподавателем в Институте Квантовой Астробиологии в системе Некифи, мы часто возили студентов на практику на четвертую планету системы. Там сложная химическая среда, вся атмосфера из ядовитых газов. Человеку там непросто, нужно ходить в тяжелых скафандрах. При этом сила тяжести почти два жэ, скафандр шестьдесят килограмм и забрало шлема вечно запотевает, и не сплошным туманом, как обычно, а узорами, отчего изображение искажается и, скажем так, гуляет. Но это все, в общем, детали… На планете этой сформировалось просто сумасшедшее количество самой разной флоры и весьма своеобразные, пусть, как правило, и простейшие образцы фауны. Было там такое озеро, которое называлось, кажется, Лишайным… не помню. Название не официальное, а наше, институтское, молодежное. Если подойти к краю этого озера и вглядеться в воду, то на отбрасываемую вами тень тотчас слетались крошечные существа, которых назвали пышноцветами, хотя это все-таки была живность, а не растения. Пышноцветы в затененной воде превращались в цветастую чернильную кляксу, которая то растекалась, то собиралась, и принимала при этом самые хаотичные формы. И, что самое любопытное, когда вы вот так смотрели в озеро и бросали на него свою тень, ваше отражение полностью пожирали пышноцветы. Вы представьте — смотрите в зеркало, а вместо вас там какая-то совершенно умопомрачительная галлюцинация. Очень интересный эффект.

— Вы хотите сказать, что это, может быть, живое существо? — спросил капитан.

— Моя добавка ко всем глупым версиям.

— Пойду, значит, собирать фотонные торпеды, — сказал Атэр Брок и покинул мостик.

— А я схожу перекушу, — сообщил Дика и двинулся было к выходу.

— Как вы смелый человек, Дика, — ответил ему Кихан. — Едите за десять минут до бета-пространства.

После входа в бета-пространство на корабле притушили свет, и в сумраке стало тихо. Экипаж разбрелся по отсекам. Кто-то пошел спать, кто-то работать, кто-то заниматься, кто-то пить. На мостике остался один Яхим, с тоской поглядывавший на кресло Ниями. Сама корабельный связист и мастер на подхвате была с Яланиюмой в буфете, где две женщины долго разговаривали, пили что-то крепкое и вспоминали давно прошедшее, но не покинувшее. Второй инженер Дика решил пропустить перекус, потому что при входе в бета-пространство еда могла выйти обратно весьма неожиданным образом, спустился к двигателю, проверил системы и пошел спать. Спал и огромный Атэр Брок, выпивший двенадцать таблеток снотворного — ему нужно было восстановить силы перед новым подходом в упражнениях. Чидам Салук нервно тарабанил пальцами по столу и решал навигационные задачи для студентов первых-вторых курсов, попивая жидкий лякус, а старший инженер Энхайнц Ден Кир Метци сидел в инженерном отделении, прямой и неподвижный, и смотрел, почти не моргая, на мониторы, по которым ползли бесконечные графики с анализом систем корабля. В такой позе Метци мог пребывать сутками.

Волков и старший помощник Кихан прошли в каюту капитана, пили и курили. Биолог вертел в руках стакан с противорвотным соком — он редко выходил в космос и очень не любил переход в бета-пространство (а выход — тем более). Капитан и Кихан пили некий напиток изумрудного цвета с достаточно высоким содержанием спирта.

— Знаете, с тех пор как я поднялся на борт «Танидзам», я все размышляю над одним вопросом, — сказал Волков дрожащим голосом, ему было очень тяжело. — И размышления эти со временем приобретают какие-то мучительные и навязчивые черты… Ведь на Сита b я не знал, что нам нужно будет лететь дальше — за пределы Фронтира. Этой петлей мы израсходуем много топлива, наверное, целый позитронный стержень в двигателе антиматерии. Нарушатся графики поставок на другие станции. А для чего? Зачем? Я вспоминаю, как сложно мне было выпросить у Эл Тун средства на какие бы то ни было программы. Просто невозможно! Если подумать, то ни один из моих проектов за последние сорок лет не получил полного финансирования! Все забраковывалось еще на начальных этапах «ввиду бесперспективности с точки зрения прибыли» — это такая официальная формулировка… Я всегда думал о научной важности своих проектов для будущего человечества и всегда забывал о финансовой выгоде. Она меня не интересовала так же, как никогда не интересовала слава. Что для ученого слава? Пустое место. Помнят имена, но не помнят людей. Да и сами имена не помнят, коллеги разве что… Иронично даже, что, когда я получил место в исследовательском проекте Эл Тун, я не имел к его разработке никакого отношения. Меня назначили из-за нехватки персонала… А когда я добился успеха и создал нечто полезное, нечто такое, о чем мечтал — меня выгнали и забрали все наработки! И вот я сижу на арендованном корпорацией судне для сверхдальних походов, что стоит немало, и нашему полету предстоит еще много бета-переходов, что весьма дорого… И для чего же?.. Чтобы выпустить обыкновенный исследовательский спутник! Какой в этом смысл? Нужны годы исследований, и все равно вероятность извлечения финансовых дивидендов из аномалии ничтожна! Ведь никто не делает деньги на звездных туманностях или, к примеру, черных дырах…

— Вы умеете задавать вопросы, профессор, — капитан повертел в руках стакан, выпил и на некоторое время задумался, — но не умеете выбирать людей, которым их задаете. Спросите солдата, за что он идет убивать, и вы не услышите правды. Он и сам не знает. Не знаем и мы. Мы — обыкновенные перевозчики. Что нам чья-то прибыль? Хотя я все же попробую ответить на ваш вопрос, как сумею, конечно. Мы здесь тоже читаем книги порой… Давайте подумаем для начала, кто получает прибыль? Мне платят крохи за доставленный товар, зарплату. У вас отбирают ваши разработки и выдают ничтожный гонорар. А созданную нами прибыль корпорация, понятно, забирает себе. В Адению, в Чжи Со или куда-то еще. Так просто и не разберешься куда конкретно, потому что все современные государства не отличить друг от друга. Ими даже управляют одни и те же люди. Посмотрите, например, на какой-нибудь Мадзэн. Эта корпорация содержит часть правительства Чжи Со и забирает себе тридцать процентов бюджета Тамалияны. Они пишут законы для империи. А еще, говорят, управляют коммунальными службами Адении и госкомпаниями по добыче полезных ископаемых. Эл Тун и Сан Рио Тек владеют правительствами многих стран, в том числе, частично, Адении, Чжи Со, Тамалияны. У императора Тамалияны связи с корпорациями, и он лично лоббирует их интересы. Кабинет министров Адении находится в небоскребе Сан Рио Тек, на третьем этаже, если мне не изменяет память.

— Я слышал, отдел Эл Тун, руководящий министерством культуры Чжи Со, занимается и министерством спорта Адении.

— Да, вся система — единый организм. Организм тяжело больной, который развивается, если и развивается, пожиранием самого себя! На вершине пищевой цепи стоят коммерческие компании, живущие за счет экономической выгоды, и все общественное взаимодействие основано на коммерции. Возможно, только внутри семьи люди еще могут проявлять бескорыстие друг к другу, но в отношениях с другими людьми всеми нами руководит выгода. Мы не всегда это осознаем и, как бы мы себя ни порицали, ничего не можем с этим поделать — при финансово-ориентированном строе человек нас интересует в первую очередь тем, что мы можем от него взять. А если принять, что количество любого вещества в природе конечно, что несомненно так и есть, то суть экономического движения не только в том, чтобы присваивать себе принадлежащее другому, но и, по возможности, не отдавать принадлежащего тебе. Процесс перетекания ресурсов и благ из одних рук в другие — самоцель. Движение — и есть суть. Движение из одного конца в другой и обратно подменяет развитие. Но любое движение конечно. Не подпитываемое энергией извне, оно ведет к саморазрушению и увяданию. И потому, чтобы движение это не прекратилось, система вынуждена либо поглощать себя и становиться слабее, либо искать внешние источники энергии.

Топливо скрипучей машины — продажи. Неважно чего, важно продать — и получить больше, отдав меньше. Ради прибылей уничтожаются звездные системы и народы, развязываются войны, где гибнут миллионы несчастных работяг и бедняков для того, чтобы переложить золото из кармана одного негодяя в карман другого. Ради пары процентов прибыли этот мир готов погубить сам себя… И за такими процентами, а не за какими-то там исследованиями мы летим к аномалии, профессор! Ведь что это такое — мы не знаем. Может быть, эта аномалия полна драгоценностей? Алмазов! Нефти! Оружия или наркотиков! Вероятность, понятно, невелика, особенно последнего, но никогда нельзя отдавать инициативу сопернику! Так или иначе — продать можно все. Это вам кажутся бесполезными грязные носки с дырками на пятках, а люди, основавшие Эл Тун и Адению, могли бы продать их по цене машины. Как и ядовитые котлеты из отходов, как и сорванный с куста колючий прут! Вы можете быть уверены, что в ваших чемоданах хватает хлама, который вам, в сущности, ни к чему, но вы купили его, потому что вас принудила экономическая система. Она живет производством и распространением мусора. А когда его некому будет продавать, она уничтожит какую-нибудь маленькую цивилизацию, чтобы открыть новые рынки и снова прийти в движение. И так до тех пор, пока вся махина, начав с хвоста, не проглотит себя полностью. Я немного скомкал середину, но такой мне видится наша ситуация.

— Вы считаете, что, если мы не найдем в аномалии ничего ценного, случится какой-то экономический катаклизм?

— Наверняка.

— Например?

— Войска Адении собираются у границ и Чжи Со, и Тамалияны. Ее системы-миньоны активно готовятся к боевым действиям. Чжи Со резко активизировали спонсирование сепаратистских группировок в Тамалияне. А Тамалияна с утра до вечера крутит в новостях информацию о своих новейших военных разработках.

— Неужели случится мировая война?

— Вероятнее всего, да, но, возможно, не сразу и не совсем мировая. Чжи Со, с ее маской социальной ориентированности, на днях окончательно отменило все социальные гарантии, обязав, к примеру, детей оплачивать налоги на умерших родителей. Вместо пенсий ввели штрафы за старость и сняли последние временные ограничения на рабочую смену. В Адении увеличиваются налоги и поборы на десятые процентов каждые два месяца, а Тамалияна, чтобы сдержать обвал экономики, почти полностью отказалась от системы образования. Здравоохранение на очереди, хотя в Адении оно давно доступно только элите.

— Что ж, — сказал Кихан, — будем надеяться — что-то мы все же найдем.

— Продлим агонию, подергаемся немного.

Волков вздохнул и почесал висок. Что-то не сходилось, что-то беспокоило его. Он выпил сока, но лучше не стало.

— Что ж, раз уж мне посчастливилось встретить на этом корабле мудреца, знающего ответы на все вопросы, быть может, вы сумеете разрешить еще одну загадку, над которой я в бессилии бьюсь который день, — сказал он. — Последние пять долгих лет на Сита b мы разрабатывали соединение, которое можно использовать для создания лекарств от многих болезней сосудов и крови, особенно тех, которые приобретаются в результате разрушения экологии, от сложных условий на окраинных планетах, от некачественной пищи и бета-перелетов. По сути, мы могли бы синтезировать такие лекарства уже в лабораториях Сита b, не будучи фармацевтами. Подумайте, какой это прорыв! У нас же половина населения страдает в той или иной степени от подобных болезней, многие гибнут, умирают совсем молодыми из-за ломки или закупорки сосудов, от бета-кристаллизации и ее последствий. Представьте количество покупателей! И что же? Лекарство засекретили. В лучшем случае его будут продавать по безумным ценам представителям высших каст. Что случилось? Почему так? Почему Эл Тун идет против прибыли?

Каратикардха выпустил облако дыма изо рта. Сперва фиолетовое, оно покраснело, затем позеленело и, прилипнув лепешкой к стене, стало тихонько рассасываться.

— Очень просто, — сказал капитан. — Дайте людям лекарство, и они будут здоровы.

— Как ни странно.

— И перестанут покупать лекарство.

Волков открыл было рот, чтобы что-то сказать, но задумался и скривился.

— Нет, определенная выгода в этом, конечно, есть, — продолжал капитан. — По нашим с вами карманам выгода просто колоссальная. Но взгляните на дело с другой стороны. Что если давать беднякам лекарство, которое не излечивает, а приостанавливает болезнь, снимает некоторые симптомы и облегчает некоторую боль. Конечно, речь идет о настоящем лекарстве, не о плацебо, от которого покупатель может элементарно умереть. Мертвые денег не платят, хотя, как я упоминал, в Чжи Со смогли решить и эту проблему. Но мы говорим о лекарстве, которое лечит, но не излечивает. И получается, что больной вынужден покупать его всю свою короткую жизнь, вынужден платить, платить и платить, а иначе — умрет. Куда более прибыльный вариант, чем ваш, правда ведь?

— Но это бесчеловечно, — шепотом сказал Волков.

— Если свободная экономика станет человечной — она умрет в тот же миг.

После этого разговора Волков долго бродил сумрачными коридорами «Танидзам» и размышлял, хотелось спать, но не спалось. Проходя мимо каюты Яланиюмы, он увидел торчащие из открытых дверей ноги — женщина наполовину ввалилась внутрь и уснула на полу. Дверь неловко колебалась, не зная, как поступить. Волков втащил несчастную в каюту и уложил в постель. После этого он отправился дальше и оказался в грузовом отсеке. Атэр Брок подтягивался на перекладине, а сидящая на приличном расстоянии от него Сан-ка-Ниями упавшим голосом рассказывала о своей жизни, в тысячный раз, и с каждым разом история ее приобретала новые сюжетные повороты и оригинальные концовки.

— Отбившись от пиратов, мой муж попал в руки полиции, — говорила со вздохом Ниями. — Его отправили в орбитальную тюрьму, но он украл полицейский катер и сбежал, по пути ограбив два или три банка.

В буфете Волков встретил второго инженера Дику, тот сидел за столом и напряженно читал — лицо его при этом покраснело, а брови сдвинулись так, что черты исказились до неузнаваемости. Увидев Волкова, Дика принялся расспрашивать его о биологии.

— Что вы хотите знать? — спросил Волков, устало присаживаясь напротив.

— Все, — возбужденно сказал Дика.

Когда корабль вышел из бета-пространства, на экранах мониторов зажглись звезды, а по левому борту сияла сиренево-зеленая туманность. Волков проснулся и получил сообщение от капитана срочно прибыть на мостик. Волков удивился.

Каратикардха, вопреки обыкновению и вопреки естественному ходу вещей при его значительных размерах и весе, не расплывался по капитанскому трону, а стоял возле Яхима ниб Хароса и задумчиво разглядывал мониторы. Из-за своего пульта на них поглядывала и Сан-ка-Ниями, но взгляд ее при этом был уставшим и скучающим.

— У нас впереди еще один переход через бета-пространство, — сказал капитан, когда появился Волков, — но наши приборы уже занимаются анализом аномалии.

— И что же?

— Смотрите сами. Яхим, покажи фокус.

Второй пилот обозначил аномалию на одном из мониторов и нажал на кнопку анализа. Тотчас погасли все экраны пилотской группы, все лампочки и индикаторы, щелкнули какие-то кнопки, на мостике дрогнул свет. При этом рабочее оборудование Ниями осталось неприкосновенным.

Через несколько секунд система перезагрузилась, энергия вернулась. Однако никакого анализа, разумеется, проведено не было.

— И так каждый раз, — сказал Каратикардха и отступил, давая Волкову посмотреть на мониторы. — Система испытывает мгновенную перегрузку и автоматически выключается. Спектрометры, кстати говоря, работают исправно, но при этом выдают ошибки и глючат, путаясь в элементах и показаниях. А ловушки элементарных частиц и регистраторы вообще не подают признаков жизни. Что на это скажете?

— Что я могу сказать, капитан? — Волков покачал головой. — Я даже не знал, что на обычных грузовозах ставят такие мощные спектрометры и ловушки элементарных частиц. Может быть, у вас есть еще и нейтринный расщепитель? Или улавливать пространственного смещения?

— Вы сейчас выдумываете названия приборов на ходу?

— Каюсь.

— На борту появился второй первый помощник.

— Юма и с одним не справляется, — сказала Ниями.

— Яланиюма справится и с десятком первых помощников, — отмахнулся капитан.

— Боюсь, что аппарат, который вы запустите, — сказал Волков, — постигнет та же участь, что и приборы.

— В этом нет нашей вины, — капитан пожал плечами. — Сделаем, что можно.

— Разумеется, но как все-таки жаль — мы очутились на переднем крае великих открытий и можем оказаться унизительно бессильны в самый ответственный момент. Хорошо, что в науке и неудача порой — шаг вперед, полный смыслов.

— А вас не беспокоит, что подобное может случиться не только со спутником, но и с самим кораблем, подойди он ближе? Кстати говоря, у нас есть еще кое-что. Покажите-ка, Яхим.

На большом экране появилось изображение ущербного темного диска отдаленной планеты. Планета походила на покусанное яблоко — из района северного полюса был выдран клок земли. Вещество поднималось вверх, высасывалось в космос и рассеивалось там мрачной тучей. Наиболее плотная часть этой тучи растекалась по орбите планеты, которая, похоже, вращалась против часовой стрелки, если судить по изображению. Звезда системы, белый карлик, скрывалась где-то позади планеты и поблескивала среди черноты рассеиваемой пыли.

— В планету врезалось некое космическое тело, — сказал капитан. — И, судя по данным, произошло это не более пяти часов назад. Мы запустили в сторону планеты дрон, и скоро он даст картинку…

— Кажется, я восстановил траектории, — сказал Яхим, и на изображение космической катастрофы легли линии движения планеты и касательная от неизвестного объекта, в нее врезавшегося.

— И что это? — нахмурился Каратикардха.

— Во-первых, — подал голос Волков, — по траектории видно, что некий объект прилетел со стороны аномалии, куда направляется «Танидзам».

— Хотите сказать, он появился из этой кляксы?!

— Нет, до аномалии тысячи световых лет, поэтому погрешность выводов просто колоссальная. Я бы сказал, что объект прилетел из того же сектора галактики. К тому же он мог отклоняться от курса гравитацией звезд и других объектов. А чтобы врезаться в планету, ему пришлось бы опередить свет…

— Он мог лететь через бета-пространство.

— Тогда он не коснулся бы планеты.

— А во-вторых?

— Ударом о поверхность объект изменил направление вращения планеты, и, похоже, через сколько-то миллионов лет у нее появится новый спутник.

— Данные с дрона, — сообщил Яхим.

На небольших экранах под основным появились укрупненные изображения планеты, пробитой в ней дыры и летящей во все стороны пыли.

Разобрать на них можно было мало что — планета по-прежнему закрывала собой звезду, а место удара запорошено было мечущимися остатками вещества.

— Вероятно, объект ушел глубоко под поверхность планеты, — сказал Яхим. — Ничего пока не разобрать. Нужно ждать, когда рассосется пыль.

— Тысячу лет, — проворчал капитан.

— Мы должны собрать все данные, какие возможно, и переслать их компетентным людям, — сказал Волков, пытаясь хоть что-то разглядеть на изображениях.

Капитан кивнул. Анализировать потоки получаемой компьютером информации на «Танидзам» было попросту некому.

— Как считаете, профессор… — начал было капитан, но закончить фразу не успел.

Внезапно что-то сверкнуло на главном экране — переливающаяся цветами аномалия засветилась так ярко, как никогда прежде.

— В нашу сторону движется вспышка! — воскликнул Яхим.

Капитан сгорбился, чтобы увидеть то, что увидел его второй пилот.

— Направленный луч энергии! — добавил Яхим, но Каратикардха различил только странный след на фоне космической кляксы.

— Защитное поле на максимум! Всему экипажу… — и снова он не успел договорить.

Случившееся дальше уложилось, вероятно, в одну миллионную долю секунды. Видимый в мониторах космос захлестнула клокочущая яркими цветами полоса. Как вода, выплеснутая из ведра, она нахлынула от пылающей аномалии и подхватила пестрыми вьющимися волнами крохотное суденышко под названием «Танидзам».

Как будто сквозь все на свете прошла эта стрела и все на свете стало ею. Волков успел увидеть, как гнется и искажается капитанский мостик, как будто его вместе с банкой краски затянуло в стиральную машину. Завертелся толстый капитан, туловище его заструилось в оранжево-аметистовую воронку, голова вытянулась соплей, руки забултыхались. Красавица Сан-ка-Ниями вздулась, став настолько необъятно широкой, что видеть ее можно было со всех сторон сразу. Еще хуже выглядел Яхим — его скрутило в бублик, потом расплющило и распылило. Волков посмотрел на свои руки — они вытянулись далеко вперед, на многие парсеки вперед. Волков видел свои глаза и затылок. Один, два, тридцать, сто! Сотни тысяч затылков биолога Волкова самых разных цветов — от малахитового до кислотно-оранжевого, от пурпурного до рубинового. И все они перетекали друг в друга! И все они стали частью мира. Частью галактики. Частью Вселенной. Нарочито красочной, текущей, пузырящейся. Все они стали космосом, звездами, черными дырами, планетами и существами, населяющими эти планеты. Все они были биологом Волковым. Они мчались сквозь пространство, и они были этим пространством…