С феями шутки плохи

Кира Измайлова, 2017

Жила-была девушка с теткой и ее дочерью. Прислугой в собственном доме. И не было у нее феи-крестной, которая пообещала бы ей бал и настоящего принца… Однако фея явилась, когда в ее игре с принцем девушка по имени Маргрит понадобилась на главную роль. Кто ж спорит, участвовать в играх фей – дело опасное, особенно если в какой-то момент решаешь играть по своим правилам. Вот и Маргрит как чувствовала, что ничем хорошим эта затея не обернется, но и предположить не могла, сколько судеб она изменит, сколько дорог придется истоптать и чем заплатить за свое счастье…

Глава 8

Время шло, ночи становились холоднее, а принц, по слухам, все не отказывался от своей затеи. Даже его отец сказал, мол, пускай, наищется — присмиреет. Это слышал камердинер, который сказал горничной, которая рассказала кухарке… Словом, как обычно.

Ни принца, ни герцога мы с Агатой больше не видели. Я говорю «мы», потому что кузина решительно преодолела сопротивление матушки и уже постоянно ходила со мной за покупками. Тетушка, впрочем, отнеслась к этому благосклонно: Агата под надзором, заодно научится выбирать товар… Товар все же выбирала я, потому что оставляла кузину у старьевщика — копаться в старых книгах, — а сама шла по другим лавкам. Спасибо, она помогала нести покупки. По воду, конечно, Агата не ходила, но жить стало немного легче: пока я занималась стряпней, кузина могла перебирать крупу, раскладывать яйца, резать овощи, разбирать белье для стирки, наконец. Тетушка нарадоваться не могла на проснувшуюся в дочери хозяйственность, а то все сидела, уткнувшись в книгу!

Я же изредка вынимала свою куклу и тут же прятала обратно. В таких делах волшебство не поможет. Да и о чем спрашивать? И так весь город знает: принц ищет пропавшую незнакомку…

Удручало меня только одно: я никак не могла передать герцогу другую туфельку. Я приходила под иву чуть не каждый день в одно и то же время, я оставила ему там записку, прицепив на обломанную ветку, но его все не было. Будто не его так волновало, на ком намерен жениться принц!

«Как его найти?» — задумалась я и поспрашивала у знакомых служанок. Уж они-то наверняка знали, где живет герцог и кто у него служит! Ну а отговорилась я интересом кузины: она ведь вправду была на балу, только, дескать, глаз положила не на принца…

— Агата, я уйду ненадолго, — шепнула я кузине, когда тетушка прилегла после обеда. — Если что, скажи, я подалась в лавку за солью, снова забыла купить, бестолочь такая!

— А я не напомнила, тоже бестолочь, — улыбнулась она. — Ты на свидание, а, Маргрит?

— Нет, по делу, — ответила я, но ясно было, что кузина не поверила. — Пригляди за очагом, только смотри не обожгись!

— Я уже приспособилась, — заверила Агата. — Беги скорей, я и посуду перемою… а если что разобью, сама маме скажу.

Я кивнула и направилась в верхнюю часть города, к особнякам знатных господ. Вот и обиталище герцога Барра — не сказать, чтобы красивый, безликий дом, таких десятки в этом квартале. Сад, кажется, давно был заброшен, а на стук в заднюю калитку отозвались не сразу.

— Чего тебе? — неприветливо спросил пожилой слуга.

— Госпожа просила передать кое-что его светлости, — ответила я, опустив глаза. — На словах.

— А… ну входи, только вряд ли ему сейчас есть до этого дело.

— Почему?

— Его светлость болен, — ответил он.

— Какое несчастье… — посетовала я. — Неужто простыл? Немудрено по такой погоде, а господа вечно носятся верхами нараспашку!

— Нет, просто лихорадит, — чуть смягчился слуга, провожая меня. — Рана воспалилась, как доктор говорит.

— Бог мой, рана-то откуда? — поразилась я.

— Дуэль… у господ за косой взгляд да дурное слово дуэль полагается, не знаешь, что ли? — вздохнул он. — А тут кто-то о его высочестве нехорошо высказался, господин и не сдержался… Обидчика уже, поди, закопали, а его светлости неможется…

— Я о таком и не знала, — солгала я. — А госпожа моя себе места не находит, куда запропал? Хоть скажу ей, а то и сама извелась, и всю челядь замучила!

— Это дело обычное, — философски ответил слуга и остановился. — Пришли. Как господину-то доложить?

— Скажите прозвище такое же, он поймет, — попросила я. И верно: через минуту слуга выскочил из комнаты обратно, кивнул мне, и я вошла.

Запах. Этот запах…

Я попыталась дышать ртом, но запах все равно никуда не делся — так пахло в спальне, где умирал мой отец. Так пахли его лекарства, и…

— Откуда ты здесь взялась?

Герцог говорил негромко, с расстановкой, чувствовалось, что ему нездоровится.

— Туфелька, — только и сказала я, поняла, что сейчас не выдержу, и рывком распахнула ставни. Дышать стало намного легче.

— Ты же видишь, я не в состоянии… примерять.

— Вас некому заменить? — Я осторожно подошла ближе. Лицо у герцога было — краше в гроб кладут, темные глаза лихорадочно блестели, волосы на висках слиплись от испарины.

— Феликс доверяет только мне… Дай напиться…

Я взяла кувшин — тот оказался пуст, — и подошла к дверям.

— Принеси воды, — сказала я мальчику, дежурившему у порога. — Набери прямо из колодца и неси скорей сюда… вот тебе монетка!

— Не надо, я и так принесу, — пожал он плечами, но монетку все же взял.

— Так беги скорее! Да сполосни кувшин, прежде чем наливать!

Мальчишка обернулся живой ногой, и я дала герцогу напиться холодной чистой воды.

— Будто проклял кто, — сказал он, отдышавшись. — Давно со мной такого не приключалось!

— Это на дуэли? — осторожно спросила я, глядя на повязку.

— Если бы! — герцог поменял позу и зашипел. — Стыдно сказать — свалился с коня и пропорол руку… Браст понес ни с того ни с сего, а я не ожидал, привык, что он меня без слов понимает. Слугам, ясное дело, сказал — дуэль. Тем более что она тоже имела место, но противник до меня и не дотронулся…

— А кости целы?

— Целы. А что? Ты и в этом разбираешься? — приподнял он бровь. По глазам видно было — не верит он мне.

— Нет, но когда старика Дэви чуть не насмерть затоптал племенной бык, я помогала соседкам за ним ухаживать. Лекарь хотел отнять ногу совсем, да мы не дали. Дэви сильно хромает, но жив ведь…

— Да, смотрю, девицы из предместий — просто кладезь талантов, — усмехнулся он. — Подай флакон.

— Не надо, сударь, пожалуйста! — попросила я и добавила в ответ на вопросительный взгляд: — Мой отец умер из-за этого снадобья. Тетушка давала ему все больше и больше, и под конец он вовсе перестал просыпаться… Так и умер во сне.

— А что с ним случилось? — спросил герцог, устроив больную руку поудобнее. — Я полагал, он скончался от старости.

— Ну что вы, сударь… Ему едва сравнялось пятьдесят, какая уж тут старость.

— И все же? Да присядь ты… — тут он невольно улыбнулся. Надо сказать, улыбка его красила. — Не стой столбом.

Я придвинула поближе стул с модными гнутыми ножками — как по мне, крайне ненадежное сооружение, даже подо мной он поскрипывал, а под герцогом, наверно, вовсе мог развалиться, сядь тот с размаху.

— Папа болел, — сказала я, помолчав. — Лекарь говорил: если бы эта болезнь оказалась в ноге или руке, можно было бы их отнять, тогда папа бы пожил еще. Но она оказалась глубоко внутри, не отрежешь…

— Лекарь у вас с какой-то болезненной страстью все отрезать, — фыркнул герцог.

— Не он один так говорил. Тогда мы жили не бедно, приглашали даже придворного лекаря, он сказал то же самое. Ну разве что денег за визит взял втрое больше.

— И что же, по-твоему, не так с этим снадобьем?

— Оно отнимает разум, — сказала я и, сама не знаю зачем, рассказала о своих догадках.

— Поверь, Маргрит, в юности я пробовал подобные зелья, но только раз, потому что больно уж мерзко терять рассудок по собственной воле, — без тени улыбки сказал герцог, выслушав мою историю. — Это не как от вина, нет, но не проси объяснить в подробностях, не сумею. Видится, конечно, всякое, в голове легко и пусто… а как очнешься — будто неделю пил без просыпу, колотит в ознобе и мутит, а что в голове творится, и описать не могу.

Я молчала.

— Это не оно, — кивнул он на флакон. — Это болеутоляющее, и если мне нужно всего две капли, чтобы не маяться от этой дрянной раны, то твоему отцу требовалось куда больше. Если я верно понял, о какой болезни идет речь, умирать он должен был долго и мучительно.

— Он и так умирал долго. Говорю ведь, под конец тетушка наливала ему эту мерзость чуть не стаканами, и он не приходил в себя…

— А ты бы предпочла, чтобы он сутками кричал от нестерпимой боли? — холодно спросил герцог, и я осеклась. — Я понимаю, ты думаешь, что твоя тетка нарочно уморила его, но, сдается мне, это не так. Чем дальше заходит болезнь, тем хуже делается человеку, я не удивлюсь, если твой отец сам просил добавить ему лекарства.

— Понятно… — я отвела глаза. Мне как-то в голову не приходило поговорить об этом с тетушкой.

— Сколько тебе тогда было лет?

— Еще не сравнялось шестнадцати, но какое это имеет отношение… Впрочем, не говорите. Я и так понимаю, что была еще слишком глупа и многого не понимала.

— Вот именно. Возможно, корыстный интерес у твоей тетушки и имелся, но вряд ли она убивала твоего отца намеренно. А помощник аптекаря вряд ли знал, чем болен мастер Гастон, потому и удивился…

— Может быть, вы правы, — кивнула я.

— Кузина твоя, должен сказать, очень миловидна, — добавил он вдруг ни с того ни с сего.

— Да, сударь, не чета мне, — улыбнулась я. — Правда, она в глубокой печали: тетушка собирается выдать ее замуж.

— Это трагедия, — согласился герцог. — И подай мне наконец флакон! Болтовня, конечно, отвлекает, но не до такой степени.

Спорить с ним не было смысла — он и сам мог встать и взять лекарство, поэтому я повиновалась. Действительно — всего две капли…

— Вас лихорадит, — сказала я. — Может, в рану попала грязь?

— По-твоему, я не видел ран? — в тон мне ответил он. — Чушь, заживет, и не такое бывало.

Я вспомнила шрам у него на затылке и вздохнула.

— Меня больше интересует, почему взбесился конь… — проговорил герцог. Видно, подействовало лекарство, и ему стало легче. — Браста я взял жеребенком, сам обучал, сам выезживал. Он не дается в руки чужим, если я не прикажу…

— Как собака, — не удержалась я.

— Именно. Он и сражаться умеет, — усмехнулся герцог. — Бывало и такое… А что такое разъяренный жеребец, думаю, ты можешь представить.

— Пожалуй, могу, — кивнула я. — А не могло это быть покушением?

— Кажется, ты перечитала романов.

— Ну ведь не все в них выдумки, сударь. Отчего не может случиться так, что кому-то очень не по нраву ваше влияние на его высочество? Вы сами сказали, что доверяет принц только вам. Ну и отцу, я полагаю, но…

— Ты, должно быть, уже выспросила соседских кумушек о том, кто я таков? — без улыбки спросил он и сел прямо.

— Не кумушек, — ответила я. — Но вы правы, я… поинтересовалась. И…

— Его величество сам отдал сына мне в руки, — негромко произнес герцог. — Мне тогда сравнялось девять, а Феликс едва родился. Больше я ничего не скажу. Ты и так уже знаешь слишком много.

— Простите, сударь…

— За что? Это вовсе не тайна. При дворе все обо всем знают, но предпочитают помалкивать. Сама понимаешь почему.

— Может быть, кому-то надоело помалкивать? — не удержалась я. — Говорю ведь, вы всегда рядом с принцем, он слушает вас как старшего товарища и брата… нет, постойте, не перебивайте! Неужто он не знает, что вы братья? Если при дворе все осведомлены об этом, то принц не мог не узнать! Тем более вы очень похожи на его величество…

— Он знает, конечно… — Герцог запрокинул голову, глядя в потолок. — Правда, делает вид, будто даже не слыхал ни о чем подобном.

— А решает за него отец. И вы, верно?

— Да. Только не надо придумывать глупостей о том, что Феликсу надоела наша опека. Может быть, и надоела, но ему так удобно: пока живы его отец и я, ему не о чем беспокоиться. И его величество знает, что при мне с принцем ничего не случится.

— Так, может, кому-то нужно, чтобы нечто случилось с принцем? Когда вас не окажется рядом? Нет-нет, — я подняла руки, — вы снова скажете, что я начиталась романов, но… Я ведь не о покушении говорю. Вы не забыли об Элле? Его высочество ведь снова может проехать мимо нашего колодца, а вас не будет поблизости. Я не представляю, что может сделать та фея, клянусь, но вдруг принц позабудет обо всем при взгляде на Эллу?

— А вот это уже ближе к истине, — подумав, сказал он. — Должно быть, колдунья может заставить послушного коня ни с того ни с сего вздыбиться и понести. Сбрую проверили, она в порядке, под седлом ничего не было… Не иначе, в самом деле волшба! Надо вставать, иначе не могу представить, во что это выльется…

— Не торопитесь, сударь, — попросила я. — Я… я попробую что-нибудь сделать. Не знаю, получится ли, но я постараюсь.

— Хорошо, — кивнул он.

— Мне пора. Вот туфелька, спрячьте…

— А вот кошелек, прибери, — сказал герцог, а я и не подумала отказываться. Кошелек оттягивал карман передника приятной тяжестью. — Действуй. Пока я не могу присматривать за Феликсом, хоть ты пригляди за Эллой. Можешь утопить ее в колодце, я не опечалюсь.

— Опечалится весь квартал, сударь — где воду-то брать прикажете? — не осталась я в долгу. — Вот на речке — дело другое, пойдем белье полоскать, и… Зимой особенно хорошо — раз, и ушла под лед. Даже если вытащат, все одно заболеет.

— Неужто…

— Слыхала, сударь, был такой случай. Жена разлучницу в прорубь столкнула.

— Пока обойдемся без крайних мер, — серьезно сказал герцог. — Ты… Да, ты умеешь писать, я помню, но не нужно записок. Приходи, будто от своей госпожи — это ты удачно солгала, никто не удивится.

— А если меня кто-то узнает? Лицо приметное, а у слуг языки длинные, мне ли не знать!

— А что, я не мог влюбиться в твою кузину? Она была на балу, она миловидна, а я всегда был не прочь приударить за хорошенькой девицей!

— Конечно, сударь, как скажете, — кивнула я. — Если что-то случится, я приду немедля.

— Я прикажу, чтобы тебя впускали без вопросов. А теперь иди, не то тебя хватятся. Ну а мне, — он мрачно вздохнул, — нужно прилечь… Скорей бы уж зажила эта дрянь!

— А можно мне зайти на конюшню? — спросила я по наитию.

— Зачем?

— Посмотреть на вашего коня. Ну…

— Опять волшебство? — сощурился он. — Что ж, пока от твоих чар никому не стало худо. Выйдешь во двор — скажи Сиду, что я велел отвести тебя к Брасту.

— Сид — это мальчик? Он тут у дверей на скамеечке сидит, я думала, он у вас на посылках… Или вы о камердинере?

— Мальчик, — недоуменно ответил герцог. — А что он забыл у моих дверей?

— Понятия не имею, сударь, просто сидит. Я попросила его принести воды, он сбегал… Я же не знаю, как заведено в вашем доме!

— Позови-ка его, — неожиданно оживился он.

Я выглянула за дверь и окликнула прикорнувшего в уголке мальчугана:

— Ну-ка, зайди!

— Что вы, туда нельзя… — прошептал он, протерев глаза.

— Его светлость велел тебя позвать, иди живее, пока он не разгневался!

Мальчик — ему было лет десять, вряд ли больше — все норовил спрятаться за моей юбкой, но я подталкивала его вперед.

— Ты Сид, верно? — спросил герцог, внимательно глядя на мальчишку.

— Да, господин, — тот съежился и попытался прикрыть одну босую ногу другой. Был он вихрастый, рыжий и нескладный, худой, но крепкий, это я почувствовала, когда взяла его за плечи.

— И ты, если не ошибаюсь, сын повара? И место твое на конюшне…

— Да, господин… — Сид вжался в меня спиной, и я невольно погладила его по макушке.

— И что же ты делаешь возле двери?

— Господин Дийси попросил меня побыть тут, а то он глуховат, вдруг не услышит, если вы позовете…

— Не ври. У него слух лучше моего. Ты сам решил тут подежурить?

Сид кивнул. Я чувствовала, как он дрожит, поэтому попросила:

— Сударь, довольно допрашивать ребенка. Ему страшно.

— Я не допрашиваю, я расспрашиваю, — ответил герцог и встал, придерживая больную руку здоровой.

Какой же он высокий, невольно подумала я и вспомнила, как танцевала с ним: герцог Барра вел меня так, что я будто вовсе не касалась пола, а голова шла кругом…

«Опомнись, Маргрит!» — приказала я себе.

— Сейчас ты отведешь эту девицу на конюшню, — сказал герцог Сиду. — Потом пойдешь к Дийси и скажешь, что я приказал одеть тебя пристойно. И обуть, кстати. А перед этим — вымыть со щелоком и постричь покороче. После этого придешь сюда, я скажу, что тебе делать дальше. Ясно?

— Господин… — Сид явно не верил своим ушам.

— У тебя вроде бы есть еще братья? Сколько им?

— Самому старшему восемь, господин.

— Возьми его с собой на конюшню, покажи, что да как. Он тебя заменит со временем.

Сид молчал, вцепившись в мою руку.

— Что встали, идите, — кивнул герцог. — Маргрит… рассчитываю на тебя.

— Сделаю, что сумею, сударь, — ответила я и потянула мальчика за собой. — Ну, идем! Покажи мне Браста, ведь его так зовут?..

Конь был хорош, что и говорить! Я не разбираюсь в лошадиных статях, но Браст был ослепительно красив — вычищенный до блеска, с расчесанной гривой… Насколько я сумела разглядеть — заходить в денник как-то не хотелось — следов на спине у него не было, так что версия с подсунутым под седло камушком действительно отпадала. Конь казался спокойным, потянулся меня обнюхать, а вот при попытке его погладить — отпрянул и прижал уши. Сиду он в руки давался, но того-то конь давно знал.

— Никто чужой сюда не заходил, — сказал мальчик, потрепав Браста по бархатному храпу. — Я бы заметил, я тут ночую, а то дома мелких много, всю ночь спать не дают.

Меня он не боялся, я была ровней — такой же прислугой, разве что годами постарше.

— Да и Браст бы тарарам устроил, он такой, — добавил Сид. — А…

— Маргрит, — назвалась я.

— Ага, ну а я Сид, вы знаете… И сбрую я всю вычистил и проверил, как конюх велел. Он сам еще посмотрел и щелбан мне дал: я одну бляшку пропустил нечаянно. Не знаю, отчего Браст понес…

Он понурился, а я сказала:

— Ты не виноват. Ты сделал, что должен был, вот и молодец. Теперь, видишь, его светлость тебя к себе потребовал. Не зевай, авось выслужишься!

— Я иногда, когда ночью не спится, мечтаю, чтобы он меня в оруженосцы взял, — застенчиво сказал Сид. — Но я не гожусь, я простолюдин. А купить титул — это мне столько и к старости не заработать! Разве только прикинуться, да я не смогу — даже грамоте не разумею…

— Поговаривают, многие господа вместо подписи завитушку ставят, потому как писать не обучены, — шепнула я. — Иди живо к этому вашему Дийси, отмойся, оденься и будь при господине. И вот что, Сид… Я не всегда могу уйти из дома, тебе-то это проще. Можешь пробегать по утрам мимо колодца на Вишневой улице? Если надо будет передать его светлости что-то срочное, а я не смогу выйти в город, мелом крестик нарисую, тогда приходи ко мне. Найдешь — вниз под горку, возле большой сосны наш дом, сам зеленый, ставни белые, у калитки сирень. Или просто спроси, где дом ювелира Сенти.

— Найду, — кивнул мальчишка. — Притворюсь, что работу ищу!

— Конечно. Все, иди, а мне уже впрямь пора бежать бегом, не то хватятся…