Одиннадцать дней вечности

Кира Измайлова, 2017

Однажды в доме младшего из одиннадцати сыновей короля появилась немая девушка с глазами цвета моря и золотыми волосами. Так начинается эта новая сказка. И никто пока не знает, что случится дальше. Вдруг диких лебедей расколдуют, но… как-то неправильно? А может, морская ведьма окажется доброй и мудрой, а фея, которая посоветовала плести рубашки из кладбищенской крапивы, – совсем наоборот? И кому удастся разорвать ее злые чары? Да и удастся ли? Одно верно, как сказку ни рассказывай, а только любовь, преданность и отчаянная решимость позволят противостоять пришедшей в мир нечисти. Только готовый сегодня отдать свою жизнь за других получит в награду вечность.

3

Погода испортилась, как это бывает по весне на побережье: только что ласково пригревало солнце, и вот уже тучи закрыли небо, а свирепый ветер рвет нежную листву с деревьев…

Садам ничто не угрожает, объяснила Анна, предки знали, как строиться. Мыс и холмы закрывают угодья от особенно лютого ветра. Правда, от града не спасут, но для него еще рановато. Да и нет тут больших пашен, которые могут пострадать… Вот завязи с деревьев посбивает, это скверно, ну да уж несколько лет такого не случалось, хвала Создателю!

До усадьбы долетали лишь отголоски шторма, но все же стекла в оконном переплете часто вздрагивали от его порывов, а пламя в камине то вспыхивало, то угасало (приходилось разжигать огонь — стало холодно почти как зимой). В подножие маяка — его свет едва был виден даже среди дня — бились волны. Там, за рифами, после отмели, сразу начинается большая глубина, сказала Анна, поэтому тут такой страшенный прибой.

Бывают шторма и посильнее, но все равно не позавидуешь тем, кого непогода застигла в море, да и на суше путникам приходится несладко… Хорошо, если попадется по дороге гостеприимный дом, где можно отогреться и высушить вещи, а если нет? Каково ночевать под открытым небом, я помнила даже слишком хорошо!

А его высочество задерживается, сообщила Анна удрученно, прислал гонца — тот приехал совсем измученным. Но то человек, а почтовый голубь просто не долетит в этакий ураган! А хозяин не любит, чтобы о нем волновались понапрасну, вот и послал весточку…

«Задерживается», — повторила я про себя. С одной стороны, это и хорошо: я не знала, как объяснить незнакомцу, кто я такая и откуда взялась. С другой — чем дольше ждешь, тем тяжелее становится на сердце.

— Сударыня, — окликнула Анна, — а я вот что придумала, если вы возражать не станете… Чем в окошко глядеть… Да и на что там глядеть, небо свинцовое да дождь проливной! Словом, вдруг не побрезгуете?

И она положила передо мной грифельную доску.

— Я же говорю, грамоте худо-бедно обучена, — серьезно сказала служанка, — и детишек учила. А у вас разумения всяко побольше будет! Глядишь, хоть имя свое напишете… Что скажете? Вы только уж не серчайте, я вас обидеть не желаю, просто скучно ж так просто сидеть… Попробуете?

Я невольно засмеялась, а потом кивнула несколько раз. И как мне самой это не пришло в голову?

Учительница из Анны вышла строгая. По утрам после завтрака она задавала мне «урок» — списать от сих вот до сих из толстой книги. Это были предания о подвигах великих героев древности: сперва Анна несколько раз читала вслух те строки, которые мне надлежало переписывать, и говорилось в этих отрывках то о спасении дев, то о сокрушении врагов, то о победах над чудовищами… Признаюсь, принеси она что-нибудь из душеспасительных сочинений или назидательных романов, которые, помнится, дамы читали друг другу по очереди вслух, я быстро бы утомилась от таких занятий. Тут же хоть интересно было узнать, сокрушил ли рыцарь Эльрих дракона или пал смертью храбрых, умерла ли прекрасная Ленора от горя и страданий по потерянному возлюбленному или же вышла замуж за его друга и прожила счастливо до скончания дней своих?

Буквы я уже знала, отдельные слова, повторюсь, разбирала, а метод Анны, судя по всему, мог принести определенные плоды в будущем. Правда, боюсь, в очень отдаленном будущем: как она сама призналась, буквы-то она в слова складывать умела, а смысл написанного понимала далеко не всегда и втолковать его мне не могла. Наверно, обычный учитель управился бы быстрее, но где было его взять? Должно быть, этот мастер Йохан был человеком ученым, но он сопровождал хозяина в дальнем странствии, да и вряд ли бы стал возиться с невежественной немой девицей!

Так я думала, то глядя на свинцово-серые тучи за окном, то бездумно рисуя на грифельной доске. Положенное я уже давно переписала и даже, кажется, уловила, почему одно и то же слово оканчивается по-разному, и мне было скучно. Анна все не шла, и я уж решила поискать дальше по тексту знакомые слова, но сперва дорисовать в уголке доски то, что начала: полураскрывшуюся розу в обрамлении вьюнка — похожая была на одной миниатюре в книге, но мне она показалась недостаточно живой… И увлеклась.

— Ой… — прошептала Анна у меня над ухом, и я чуть было не выронила грифель от неожиданности. — Это вы сами, сударыня? Ох, что я глупости говорю, голова моя дурная! Кому ж, кроме вас…

Она отступила на шаг и полюбовалась рисунком.

— Сразу видно даму благородную, — сказала Анна наконец. — Их всех рисовать учат и музицировать… ну, кому медведь на ухо не наступил! Вы, может, тоже умеете?

Я кивнула.

— А танцевать?

Это я тоже умела, успела выучиться даже самым сложным танцам, долго ли, так что снова кивнула.

— Ну вот, — снова кивнула Анна и повернула доску. — Эх, такой бы узор да вышить, вот красота бы получилась? А вы, сударыня, вышивать-то как… можете?

Я снова покачала головой:

— Не умеете? Или не любите?

Я показала на пальцах — второе. Не люблю… Хотя в самом деле — не умею. Но лучше об этом не упоминать: тут девушки, если родились в знатной семье, обучены этому искусству, а вдобавок умеют кроить и шить — если они чуть похуже происхождением, ну а крестьянке не уметь этого всего, да еще прясть и ткать вовсе зазорно!

— Ну что ж, дело хозяйское, — вздохнула Анна и добавила: — Сударыня, а можно, я эту доску возьму, а вам другую принесу? Внучке Мари покажу, пускай вышьет! А то так-то она мастерица, если по готовому узору, своей-то выдумки никакой. А так, глядишь…

Я подумала, потом взяла грифель, изобразила, будто рисую, и выразительно взглянула на служанку. Она нахмурилась, потом сообразила:

— Вы еще нарисовать можете? Ага… Тоже дело! Замучаешься целый день буквы выводить, а тут какая-никакая радость, верно, сударыня? Только я досок не напасусь: сразу-то не сотрешь, пока еще Мия сообразит, как это лучше вышить…

Анна снова задумалась, потом вдруг сказала:

— Вот что! Точно знаю, у его высочества в кабинете бумаги сколько угодно, да и у мастера Йохана тоже. Только к нему лучше не ходить, очень уж он сердит, а его высочество не осердится, если у него несколько листочков взять!

Я подняла руки, мол, не надо! Попадет-то Анне, не мне, с меня что возьмешь?

— Да не бойтесь, сударыня! — махнула она рукой.

Иногда мне казалось, будто служанка — моя ровесница, но если она говорит, что помнит хозяина маленьким ребенком, что была его кормилицей, то ей уже под сорок, а может, и больше! Ну, если принцу, конечно, не пятнадцать лет… Впрочем, по разговорам выходило, что он все-таки постарше.

— Я сбегаю сейчас, — добавила Анна, а я решительно встала. — Тоже пойдете?

Я кивнула и улыбнулась. Дескать, если проказничать, так уж вместе! А если поймают, сделаю вид, будто это я приказала… Хотя кто мог нас поймать, если хозяина не было дома?

В коридорах и впрямь было пустынно: должно быть, слуги грелись у очага на кухне.

— Отпереть двери я могу, — негромко сказала Анна и отцепила с внушительной связки кольцо с двумя ключами. — Его высочество только мне доверяет у себя прибираться. Другие, говорит, непременно все по-своему разложат, потом не найдешь ничего! Ну да увидите…

Я увидела, о да! В хозяйских покоях царил вдохновенный беспорядок: книги, бумаги, какие-то вещи были раскиданы повсюду, но владелец, должно быть, легко находил нужное.

— Что правда, то правда, прибираться замучаешься. — Анна словно прочла мои мысли. — Ничего с места на место переложить нельзя! Ну, я уж приловчилась за столько-то лет: подыму какую-нибудь книжку, пыль протру и на место кладу. Если чуть-чуть сдвинуть, его высочество не замечает… Сам, может, задел невзначай! Погодите-ка, сударыня, сейчас найду…

Она открыла какой-то шкаф и принялась перебирать содержимое, бормоча себе под нос, а я огляделась. Внимание мое привлек массивный письменный стол — по нему тоже были разбросаны бумаги, а чернильница наклонилась так, что грозила залить своим содержимым всё вокруг. Я подошла, поправила ее, немного запачкав пальцы, нечаянно смахнула рукавом какой-то листок и поспешила поднять его, чтобы вернуть на место.

«Здравствуй, Элиза!» — успела я прочитать (первое слово я выучила давно, а второе узнала — так звали героиню легенды из книги для переписывания) и тут же положила листок на стол. Кто была эта Элиза? Возлюбленная, подруга, сестра? Как знать…

— Вот, нашла! — Анна вынырнула из глубин шкафа и водрузила на край стола большой пыльный ящик. — А вот и альбомы… Не сочтите за труд, сударыня, возьмите их, они легкие. А не то мне всё разом не ухватить, а еще дверь закрыть надо…

Я взяла большие альбомы — в одиночку со всем этим хозяйством и впрямь было не совладать, подождала, пока Анна запрет дверь, и вслед за нею вернулась в свои покои.

— Вот, стало быть, — сказала она, поставив ящик на стул и обмахнув пыль краем передника. — Глядите-ка, сударыня, тут вот много чего. Его высочество в детстве учился рисовать, ну, как полагается. Музицировать-то его едва заставили, а вот это дело он любил. Теперь-то уж, ясно, ему недосуг…

Анна почему-то отвела взгляд и поправила выбившиеся из-под чепца темные кудряшки.

— Разберетесь? — спросила она чуточку поспешно и открыла крышку. — Тут вот карандаши разные, он мне пытался объяснить, да я запамятовала, какой для чего… Вот кисти, а тут краски, только их как-то растирать да водой разводить надо, тут уж я вовсе ничего не понимаю! А альбомы его…

Анна взяла один и перелистала — он был изрисован едва наполовину.

— Хватит уж покамест, — сказала она извиняющимся тоном. — Его высочество не обидится, поди.

Анна протянула альбом мне, я взяла его и открыла наугад.

Тут было много набросков — видно, сделанных неопытной рукой, лишь бы учитель отвязался: вот берег, вот маяк, вот деревья — узнать можно и ладно! Попадались среди них, однако, и зарисовки, пусть и небрежные, но исполненные с душой: старый рыбак показывает, какую громадную рыбу выловил; прачка несет корзину с бельем; придворная дама в пышном платье сплетничает с подругой, прикрываясь веером… Тут примечательны были лица — живые, настоящие, а фигуры и фон не были прорисованы вовсе. Если же были, то рисунки казались, скорее, карикатурами. Видно, его высочество был весьма наблюдателен и умел схватить суть вещей!

А вот и Анна на рисунке — этакая деловитая тетушка, наставляющая беспутного отпрыска…

Я тронула ее за рукав и указала на рисунок.

— Ох… да это ж я! — засмеялась она, присмотревшись. — Ну точно, всегда руки в бока этак вот упру да давай распекать кого-нибудь! Глядите, а это Мари. Тоже похожа, вечно брюзжит…

На этом листе изображена была сурового вида сухопарая старуха в громадном чепце. Взгляд у нее, однако, был откровенно плутовской, и кислое лицо и чопорное строгое платье откровенно с ним не вязались.

Была там и внучка этой Мари — симпатичная пухленькая Мия с застенчивым взглядом, кудрявая, как молодой барашек. И мастер Йохан, изображенный в виде ученого аиста с моноклем, и многие, многие другие…

— Его высочество людей насквозь видит, — любовно произнесла Анна, разглядывая рисунки.

Я тем временем открыла другой альбом — этот был предназначен для акварелей — и чуть не задохнулась от изумления: здесь было море… Живое, дышащее море, которое едва не выплеснулось с немного измятых страниц альбома и не захлестнуло комнату… Зеленое и голубое, серое и черное, и белое от ледяного крошева и пены, прозрачное и непроглядно-свинцовое, а над ним — такое же небо… И везде — почти везде — на этих небрежных акварелях сияла путеводная звезда: маяком ли, настоящей звездой, огнями далекого города…

— Жалко, забросил он это дело, — серьезно сказала Анна и снова отвела взгляд. — Ну да понятно, забот хватает… Так подойдет вам это, сударыня?

Я кивнула и осторожно погладила резную крышку ящика. Я видела, как разводят краски, и полагала, что повторить это не сложно. Но сперва я хотела нарисовать побольше цветов для Анны и вышивальщицы Мии — это совсем легко! А заодно приспособиться к малознакомым свинцовым карандашам и прочему…