Счастье со второй попытки

Ким Лоренс, 2021

Проснувшись в одной постели со своим бывшим мужем, принцем Данте, Беатрис твердо решает для себя: это их последняя встреча, но вскоре узнает, что беременна. Данте намерен сделать все, чтобы вернуть любимую во дворец. Но согласится ли Беатрис вновь подчиниться ему и жить по королевским правилам и законам?

Глава 3

Беатрис затянула пояс на халате. Откинув волосы назад, она взглянула на Данте. Он смотрел на нее с неприкрытым желанием.

— Ты никогда не была неуместной во дворце, — промолвил он, не в силах отвести глаз от гибких форм ее тела, проступавших под тонкой тканью халата. — Я видел раньше у тебя этот халат? Он прекрасно подчеркивает цвет твоих глаз.

Глаза у Беатрис были такими голубыми, что сначала он подумал, что она носит цветные контактные линзы.

Беатрис натянуто улыбнулась.

— Я живу одна уже полгода. За это время я кое-что себе купила.

— Но ведь ты сама ушла, Беатрис. Я не просил тебя делать это.

Глаза ее вспыхнули от гнева. Он так просто говорит об этом, а ей так трудно было это сделать. Ведь она любила его, а он ее никогда не любил.

— Ты даже не пытался меня удержать.

— А ты хотела бы этого?

— Даже если бы я забеременела, ребенок не смог бы помочь нам склеить наши разрушенные отношения. — Беатрис поймала себя на том, что смотрит на его губы, и с отчаянием осознала, что хочет его. Это желание пугало ее. — Я думаю, мы будем с тобой общаться отныне только через адвокатов, — добавила она, стараясь говорить невозмутимо.

Данте почувствовал, как сердце содрогнулось в груди, его охватило ощущение одиночества. Он вспомнил слезы на глазах брата и холодность родителей, когда те сообщили ему о том, что трон переходит к нему и будущее королевской семьи теперь лежит на его плечах.

— Значит, ты считаешь, что бывшие супруги не могут быть друзьями?

Ее короткий смех был совсем не похож на тот, который он помнил: непринужденный и мелодичный.

— У нас не может быть дружбы, Данте. Друзья должны делиться друг с другом.

«Делиться друг с другом», — сказала она. Данте чуть не рассмеялся. Меньше всего на свете он хотел делиться чем-нибудь с Беатрис.

Впервые в жизни он испытывал страх провала, но больше всего боялся показать этот страх своей жене. Тогда она совсем по-другому посмотрела бы на него.

Он видел этот взгляд в глазах людей, которые были назначены ему в помощники, хотя они и уверяли его в том, что полностью полагаются на него. Они взывали к его чувству долга.

Поразительно, но Данте этим чувством обладал, хотя и пытался забыть те уроки, которые были преподаны ему в детстве. Похоже, они глубоко запечатлелись в его сознании.

Данте сократил свой штат помощников, оставив только троих. Он вообще избавился бы от всех, но он был реалистом.

Прищурившись, он взглянул на милое лицо Беатрис. А была ли она готова на жертвы?

— Я не могу быть наполовину внутри, наполовину снаружи, Данте. Это… жестоко, не честно, — дрожащим голосом проговорила она.

Данте уверял себя в том, что не должен был злиться на нее, считать ее поступок предательством. Ведь он женился только ради ребенка, а детей у них не было. Решение Беатрис было логичным, и это не должно его так волновать.

Самые успешные браки были такие, как у его родителей. Они заключили деловое соглашение, и каждый жил своей жизнью. Но Беатрис никогда бы этого не поняла.

Ему уже представили список невест, ни одной из которых он не заинтересовался. Они все были для него на одно лицо, хотя он гадал о том, вошла ли в этот список женщина, которую прочили в жены его брату. Она принадлежала к королевской европейской семье, с которой у них с Карлом не было родственных отношений.

Карл мучительно принимал решение, но все-таки решил не лгать и изменить свою жизнь… Потому что, хотя Сан-Мачизо и считалось прогрессивным государством, никто не мог допустить, чтобы королем стал гей, неспособный произвести на свет наследника.

У Карла был выбор: либо уйти, либо жить во лжи.

Данте гадал, смог бы он сам поступить так, как его брат, если бы был на его месте. Когда брат раскрыл свою сексуальную ориентацию и поведал о своих глубоких страданиях, Данте испытал шок. Но потом задумался о том, почему он не догадывался об этом. Ведь он никогда не интересовался чьей-либо жизнью, кроме своей собственной. И мысль об этом вызвала у него отвращение к себе.

Его взгляд остановился на лице Беатрис — ее нежных чертах, чистом профиле.

— И ты уходишь. — Он пожал плечами. — Это честно, скажу откровенно.

Она заморгала.

— Ты согласен с этим?

— Я уже согласился. Мы с тобой разведемся, поэтому расслабься, все будет хорошо, — неспешно проговорил он.

Накануне Беатрис согласилась бы на это, но вчера она еще не дышала с ним одним воздухом. Ей пришлось пройти испытание и столкнуться лицом к лицу со своей уязвимостью, своей природной слабостью, о которой так беспокоился Данте.

— Это в наших с тобой интересах. Здесь мы на одной волне.

— Жаль, что этого нельзя сказать о нашем браке.

Он не стал этого отрицать, с болью отметила Беатрис. Интересно, были ли разводы до нее в семье Веласкес?

— Я думаю, никто не ждал, что он продлится долго, и ты в том числе…

Данте пожал плечами.

— Я вообще не собирался жениться. Мне кажется, мы с тобой по-разному смотрим на брак. — В его семье брак рассматривался исключительно с точки зрения практических целей. Это был бизнес и не более того. — Ты права.

Данте встал с кровати, потянувшись всем своим мощным обнаженным телом, и стал поднимать разбросанные на полу вещи.

Беатрис не могла не смотреть на него. Его фигура была совершенной, а движения потрясающе грациозными.

— Я? — Ее разумная часть говорила ей, что это хорошо, но иррациональная, эмоциональная часть желала спорить с этим.

Данте повернулся, натянув брюки на свои узкие бедра, и пристально посмотрел на нее.

— Наши жизни соприкоснулись, но теперь…

Когда он впервые увидел эту потрясающую женщину в переполненном фойе театра — длинноногую, с золотистой кожей, — он заставил себя уйти, так и не узнав ее имя.

Но когда через несколько дней Данте оказался на модном показе с какой-то своей знакомой, имени которой уже не помнил, он увидел высокую блондинку, шедшую по подиуму. Она двигалась с изумительным изяществом, уперев руки в бока, и излучала такую сексуальность, что зрители смотрели на нее, не в силах отвести глаз. На ней был наряд в андрогинном стиле, но в нем она выглядела так, будто была его Судьбой.

Данте позволил знакомой завлечь его на вечеринку, на которые он обычно не ходил, и тогда он узнал ее имя — Беатрис. Но та уже ушла.

Спутница, раздраженная отсутствием внимания к ее персоне, осталась на вечеринке, а Данте ушел… Его влекла какая-то сила, которую он не мог осознать.

Тогда она находилась от него достаточно далеко, и он не мог разглядеть веснушек на ее носу. Но потом он их все-таки разглядел, когда буквально столкнулся с ней на ступенях галереи, где проходило дефиле. Она выглядела гораздо моложе без гладкой прически и чересчур яркого макияжа, и в эту секунду Данте поверил в Судьбу и перестал противиться ей. Никогда прежде он не был так зачарован женщиной.

Беатрис не укладывалась в рамки его прежних стереотипов. Она была наивной и забавной, и даже тот факт, что она, оказывается, была девственницей, не заставил его сбежать от нее.

Раздавшийся внизу шум прервал его воспоминания. Беатрис виновато вздрогнула.

— Как поживает Майя? — спросил он.

— Люди наконец начинают признавать ее талант.

Майя, возможно, думала, что талант говорит сам за себя, но Беатрис знала, что это не так. За время работы моделью ей пришлось убедиться в этом.

Данте хмыкнул, надевая рубашку. Беатрис постаралась сохранить невозмутимый вид, когда он испытующе взглянул на нее.

— Ты справишься без меня?

— У меня все будет хорошо.

Конечно, у нее все будет хорошо. Она не допустит, чтобы зависимость от Данте преследовала ее всю жизнь. Конечно, сначала ей будет больно, но она сильный человек. Все так говорили.

Должно быть, это было правдой.

Когда ее отец умер, люди хвалили ее за стойкость и выдержку. Когда мать вышла замуж за Эдварда, она встала на защиту Майи, которую их отчим стал постоянно унижать.

Мать закрывала глаза на очевидное и продолжала верить тому мужчине, хотя он постоянно лгал ей, позволила ему манипулировать ею, и долгое время Беатрис не могла простить этого матери.

Но когда Беатрис вышла замуж за Данте, она проявила такую же слабость, как и мать. Данте не лгал, но от этого Беатрис все больше винила себя в своем заблуждении. Он был не тем, за кого она его принимала.

Они с Майей простили мать, ведь они были родными людьми, и теперь сестры желали только одного: чтобы их наконец-то разведенная мать не испытывала чувства вины.

— Как поживают твои родители? — Она спросила это из вежливости, не сумев приглушить холодную нотку в голосе.

— Нормально.

Подняв брови в знак одобрения, Беатрис вспомнила о том, как прошел ее первый ужин с его родителями. В парадной столовой дворца ощущалось такое напряжение, что у нее пропал аппетит. Все реплики короля и королевы, обращенные к ней, содержали скрытую иронию, поэтому Беатрис пришлось пойти спать голодной.

И в одиночестве.

Было два часа ночи, когда она услышала шаги Данте. До этого момента она лежала в кровати без сна, в чужой комнате, в чужой стране, и считала минуты, которые казались ей бесконечными.

Она включила ночник, стоявший на столике.

— Прости, я не хотел будить тебя.

Беатрис увидела, каким измученным было лицо Данте. Ей захотелось обнять его. Если для нее сегодня был тяжелый день, то для него, похоже, этот день был в сто раз тяжелее.

— Я не спала, — сказала она, когда он сел на край кровати. — Я ждала тебя. Ты выглядишь очень усталым. — Она провела ладонью по его подбородку. На нем уже выросла короткая щетина, и это было очень сексуально.

— Я не очень устал. — Наклонившись, Данте сжал ее руку и прошептал прямо в губы: — Я просто хочу быть с тобой.

Беатрис отогнала от себя эти болезненные воспоминания. Они напомнили ей о ее собственной глупости. Данте всегда возносил ее на чувственные небеса, но в ту ночь их связь была гораздо глубже. Приходя в себя после страсти, она прижалась к нему, и слезы счастья выступили у нее на глазах. Она чувствовала себя такой… счастливой.

Но это была ложь, самообман, и трещины в отношениях появились уже в тот момент, когда их разгоряченные тела остывали в бархатистой тьме.