Школьные тайны и формула нелюбви. Из-Вращение Чувств

Ки Чанс

Знакомство с героинями книги начинается в зале суда, где одну из них приговаривают к принудительному лечению в Центре коррекции поведения. Друзья героини подозревают, что за этим прячется какая-то тайна и начинают собственное расследование. Их ожидают страшные открытия и смешные ситуации, невероятные приключения и ожоги первой любви и первых разочарований. Это книга о дружбе, которая проходит проверку на верность, мужество и доверие и побеждает в любых обстоятельствах.

Глава 8. Излечение от «невинных забав» и Институт Всемирного Прощения

Брат Лии пребывал в ярости. Его душила злоба.

— Как ты мог уйти! Сбежать, как крыса! Да ещё и зонт оставить? Тебе надоел твой маленький приход?

— Он меня узнал! Узнал и стал издеваться! Припоминать мою невинную любовь к воспитанникам…

— Это кто тебе сказал, что твоя любовь была невинной? Сам себя убедил? Или доктор в Институте Жизни во всю эту чушь заставил поверить?

— Но ведь «Нет ничего невозможного для того, кто живёт с богом в душе!» Значит, и излечение моё от слишком сильной любви к подопечным душам возможно… Возможно, произошло…

— Так какого чёрта ты так перепугался? Если весь из себя «излеченный» и праведный?

— В Институте Всемирного Прощения нас предупреждали об опасностях…

— Это что ещё за богадельня? Похлеще «Института Жизни» звучит.

— Они вместе грешными душами и заблудшими умами занимаются. И нам в Институте Всемирного Прощения говорили, что для таких, как мы, самыми страшными врагами являются те, кто в добро прощения не верит. А этот клоун как раз и завопил… Дескать, церковникам выгодно непокорных к рукам прибирать и учить жертв своих злодеев прощать. И про любовь наставников к юным отрокам с такой злобой говорил… Как будто меня узнал!

— Да не мог он тебя узнать! Пока ты здесь, в Южной Калифорнии, в интернате Святого Патрика проказничал, Клоун на восточном побережье с передвижным цирком выступал. В самом Нью Йорке про этого лысого пятнадцатилетнего шута газеты писали.

— А он что, лысый от рождения?!

— Ну да… Его мамаша, по прозвищу Свистулька, которая в дешёвых мюзиклах ногами перед публикой трясла, стеснялась своего яйцеголового сынка больше, чем целлюлита на толстых ляжках…

Молодой человек закинул свою красивую голову с волчьими, тесно посаженными злыми глазами назад и утробно расхохотался. От его рокочущего смеха клирику и вовсе поплохело. Он боялся этого взявшегося из ниоткуда красавчика больше, чем всех бессердечных психиатров и приторно вежливых психоаналитиков, которые долгие три года окружали его в Институте Жизни, пытаясь «убить в нём любовь». Именно так он назвал для себя курс лечения, на которое его принудительно направил Бишоп Сан Диего. Поводом к заключению в этом стерильно безжизненном «Институте Жизни» была его бесхитростная, сродни детской, любовь к учащимся. Особенно к кучерявым, востроглазым, с пухлыми ротиками и по-детски сдобными щёчками. Почему-то его вполне невинные игры с подопечными в личном офисе, — а был он деканом и имел право на свой кабинет — не понравились нескольким родителям. И они затеяли шумиху, которая, впрочем, не имела ни малейшего шанса выйти за пределы школы: позора и скандала не хотела ни одна из сторон.

— Чего ты рассиропился? Даже глаза умаслились… Об интернатских забавах вспоминаешь? Тебе сейчас о том, чтобы живым из этой переделки выйти, думать надо. Весь план провалил. Наш хозяин, который на благотворительность не скупится и за то глубоко уважаем Бишопом, тебя из полного дерьма вытащил. Ты хоть соображаешь, какие деньги отвалил твой начальник за твоё «лечение»?

Человечек в сутане скромно опустил глаза долу и виновато молчал.

— Тебя о пустяковой услуге попросили! Уколоть зонтиком, как бы невзначай, мою одолеваемую демонами сестру. А в случае опасности смиренно молитвы над ней почитать. Душу потерянную из ада заблуждений, якобы, попытаться вызволить…

— Откуда ты слова такие знаешь? Говоришь, как будто сам в семинарии духовной учился.

— У меня учителя покруче и поталантливей будут. В нашем деле войти в доверие и заставить человека уверовать в тебя, а ещё лучше, тебя полюбить и за тобой на край света отправиться, — это главное умение. И никаких нынче модных компетенций не требуется! Связи, деньги и талант оглупить и очаровать любого… Вернее, любую. На этом весь наш бизнес держится.

— А сестра чем тебе помешала?

— Говорю же! Демоны в неё вселились! Когда женщина спорит и в тайны мужского бизнеса своим коротким женским умом влезть пытается, — это одержимая бесами ведьма, а не смиренная католичка! Разве не так?

— Так-то оно так… Да вот не опасно ли покушаться на жизнь молодой, крепкой девушки в стенах больницы? Ведь никто не поверит, что она вдруг ни с того ни с сего взяла и померла.

— А кто тут про смерть говорит? Кончик зонта был ртутью нашпигован… А зонтик-то, между прочим, её отцом был подарен. Да не кому-нибудь, а бабушке, которая в сестрицу слишком много норова заселила своими рассказами. Так что, если что, — весь спрос с них!

— Так ведь отравить её должен был я, а не бабуля! Прямо в палате. Сам мне говорил, чтобы себя случайно этим зонтом не ткнул.

— Как ты дело выполнил, так лучше бы себя и ткнул! А через пару недель назад, в любимый Институт Жизни попал бы. Только уже с другим диагнозом.

Хозяин зловещего, обставленного в тяжёлых свинцовых красках офиса, опрокинулся назад всем туловищем и рассмеялся с угрюмой, нескрываемой враждебностью.

— Ртуть — хитрая баба! Перво-наперво, она вызывает нервное расстройство. А сестрица с похожим диагнозом в этот центр как раз и попала. Так что, если бы у неё вдруг слабость, головокружения и галлюцинации начались, никто бы и не удивился. А там бы и слюна начала изо рта вытекать, диарея, одышка и сильный кашель на нервной почве мучить. И пары недель не прошло бы, как наша «правдолюбка» впала бы в такую депрессию, из которой не выходят. Пальчики бы начали дрожать… Головка дёргаться… Всякая уверенность в себе, которой у неё слишком много для доброй, безропотной католички, бесследно в ртутных парах растворилась бы.

— А дальше?

— А дальше, даже в случае лечения, её бы с сильным эмоциональным и умственным расстройством перевели совсем в другую клинику. В одну из тех, из которых не выходят. Мы с нашими друзьями об этом уже побеспокоились. Да вот ты все планы нам попутал.

— И что теперь со мной будет?

— Сегодня вечером отправляешься в Мексику.

— Но я по-испански ни гу-гу…

— Значит, выучишься и загугукаешь! Выбора у тебя нет.

— И что я буду там делать? Мне хороший приход дадут?

— Шикарный! Большой, зелёный, чистый… Вся сельва будет твоя!

Посетитель не верил своим ушам. Опадая и духом, и щуплым телом, он вдруг вернул себе пасторский голос и закричал:

— Но кого я там буду наставлять на путь истинный? И откуда в сельве доход от прихода?!

— Наставлять ты будешь молодых барышень. Тех, кого мы в дело берём, светлое будущее обещаем. Потом вывозим их в это самое будущее и… Остальное не твоего ума дело…

— Так в каких наставлениях их души нуждаются?

— В наставлениях христианского смирения, безропотности, кроткого нрава, подчиняющегося мужчине, и радостной покорности обстоятельствам. Одним словом, — послушанию…

— Ну… Это мы умеем! А деньги от кого получать буду?

— Ты задаёшь опасные вопросы! Ты их просто будешь получать. И денег будет много. Разговор окончен. Наш водитель ждёт тебя у входа. Испанским можешь прямо с ним начать заниматься. Он по-английски и слова не знает. Так безопаснее. Всё. И не забывай! Девки должны подчиняться нам, их хозяевам, с радостью! Без бунта в душе.

Священник коротко кивнул и поспешил убраться из пахнущего грозовыми тучами кабинета. На пороге он внезапно остановился:

— А полиция мной не будет интересоваться? После случая в больнице?

— Будь спокоен. Ваши «священные» грехи в руках вашей же братии. А те будут помалкивать. В этом я уверен.