Звездные мошенники

Кейт Лаумер, 2020

Прежде чем стать писателем, Кейт Лаумер служил военным летчиком и дипломатом. К профессиональным знаниям, приобретенным в те годы, органично добавились его врожденная изобретательность, неисчерпаемая энергия, неподражаемый юмор – и получился успешнейший автор, который теперь считается одним из двадцати лучших американских фантастов второй половины XX века. Его герои обладали замечательным свойством – стоило им впервые появиться на книжных страницах, как в них моментально влюблялись читатели. Перед вами коллекция лучших произведений Лаумера, от «Грейлорна» и «Дипломата при оружии», «открывших» его литературную карьеру, до знаменитого «Берега Динозавров». Большинство произведений, вошедших в этот сборник, впервые публикуются на русском, либо представлены в новых переводах. В формате a4.pdf сохранен издательский макет книги.

Дипломат при оружии

Перевод А. Орлова

Холодное белое солнце Нортройяла освещало шумную узенькую улицу, покрытую белой пылью и сиявшую яркими красками. Ретиф медленно ехал верхом, не замечая ни криков торговцев, ни шумной толпы, ни водоворота резких запахов. Мыслями он был далеко, в других мирах и в давнем прошлом; эти мысли заставляли его мрачно хмуриться. Конь, жилистый и сильный, выбирал дорогу сам, раздувая ноздри и настороженно глядя по сторонам.

Когда лошадь шарахнулась от уличного мальчишки, шнырявшего под ногами, Ретиф успокоил ее, потрепав по лоснящейся холке. У этой работы есть свои достоинства, подумал Ретиф. Сбросить серый костюм, оседлать славного коня…

Торговец с лицом, вымазанным грязью, вкатил тележку с фруктами прямо под копыта; тележка перевернулась. Вокруг широкоплечего седого всадника немедленно стали собираться люди, глухо бормоча. Воин осадил коня и сдвинул брови. Потрепанный бурый плащ на плечах, круглый щит сбоку у седла, меч с серебряной отделкой за спиной, носящий следы ударов — лихой Кавалер старого доброго времени.

Поначалу работа не пришлась Ретифу по душе. Ему и раньше приходилось выполнять безумные задания, но с тех пор миновали годы, всему этому пора бы отойти в прошлое. Однако сведения, полученные недавно, не позволяли сохранять профессиональную отстраненность. И вот местные начали старую игру: ткнуть чужака носом в лужу, потребовать денег…

Что ж, пора вживаться в роль. Почему не сейчас? Многое, очень многое в старом городе Фрагонаре предстоит привести в порядок.

— С дороги, рвань! — взревел Ретиф. — Не то, клянусь цепями морского бога, я проложу себе путь сквозь вас!

Пришпоренный конь сделал шаг вперед, выгибая шею. Толпа неохотно отступила.

— Плати за погубленный товар! — раздался голос.

— Торговцу подобает быть осторожнее и не бросаться под ноги благородным, — громко фыркнул всадник, скользя недобрым взглядом по лицам.

Какой-то длинноволосый блондин решительно преградил ему дорогу.

— Здесь нет ни рвани, ни торговцев! — объявил он сердито. — Только истинные Кавалеры Имперского Клана…

Наклонившись, всадник в упор посмотрел на блондина. Глаза его сверкнули на темном, прорезанном морщинами лице.

— Когда это истинный Кавалер становился торговцем? Чтящему кодекс известно: Кавалер не пачкает рук, принимая медяки. Императорская дорога принадлежит конному рыцарю. Уберите свой хлам с моего пути, если не хотите его лишиться!

— А ну слезай с клячи! — крикнул высокий блондин, протягивая руки к уздечке. — Узнаешь, хорошо ли я знаком с Кодексом. Бросаю тебе вызов. Защищайся!

В руке седого всадника немедленно появился громоздкий лучевой пистолет старинного образца: такие были у имперских гвардейцев. Левая рука небрежно оперлась на высокую луку седла, толстый ствол, опиравшийся на локоть, смотрел прямо в лицо противнику. На обветренном лице появилась неприветливая улыбка:

— Я не ввязываюсь в уличные драки с желторотыми новичками. — Всадник кивнул в сторону арки, перекрывавшей улицу впереди них. — Следуй за мной через арку, если называешь себя Кавалером.

Молчаливая толпа не стала им мешать; всадник остановился у ворот в конце улицы. Предстояло выяснить, насколько хороша его маскировка. Бумаги и гражданскую одежду он сжег, пройдя таможню и иммиграционный контроль в космопорту Фрагонара. Теперь его документы — рыцарский костюм и железные нервы.

Младший лейтенант в форме дворцового конвоя кисло улыбнулся, прищурившись и поджав губы.

— Что я могу сделать для тебя, дядя?

Говорил он небрежно, опираясь на резную опору ворот из кованого железа. Солнечные лучи просачивались сквозь густую листву гигантских лип, стоявших по сторонам мощеной улицы.

Всадник посмотрел на лейтенанта сверху вниз.

— Первое, что вы можете сделать, лейтенант, — это встать по стойке смирно.

Выпрямившись, тощий лейтенант нахмурился.

— Чего? Слезай со своей клячи и покажи документы, если они есть.

— Делаю скидку на то, что ваш полк состоит из бездельников, которым не довелось познакомиться с воинской службой. — Всадник и не подумал шевелиться. — Но даже вы распознаете знаки различия боевого командора, когда увидите.

Действительно, на выцветшем бархатном плаще был вышит потемневшей золотой нитью дракон, вставший на дыбы. Облизнув пересохшие губы, лейтенант неуверенно кашлянул. Что, во имя Великомученика, может делать здесь командор в поношенной форме, верхом на старой кляче?

— Ваши документы, командор.

Всадник слегка откинул плащ, обнажив рукоятку пистолета:

— Вот мои верительные грамоты. Открывайте ворота!

— Погодите… — Губы лейтенанта затряслись. — Что такое?..

— Для человека, получившего офицерский патент от императора, вы преступно неумелы в общении со старшими. Откройте ворота, или я их взломаю. Вы не перекроете дорогу имперскому командору.

С этими словами всадник вынул пистолет.

Сглотнув, лейтенант подумал о сигнале тревоги, потом снова о документах — но тут ствол пистолета пошел вверх. Лейтенант коснулся выключателя, и ворота отъехали. Копыта степенно простучали мимо. На боку лошади лейтенант разглядел небольшое клеймо. Боевой командор, надо же, подумал он, глядя на удаляющуюся спину. Антикварные безделушки старого дурня стоят целое состояние из антикварных безделушек, а кляча, судя по клейму, — чистопородный боевой конь. Надо довести до сведения…

К тому времени как лейтенант поднял трубку, сердитый молодой блондин подошел к воротам.

Проезжая по узкой улочке, полной прилавков, маркитантов, кузнецов, оружейников и оруженосцев, нанимаемых на время, Ретиф не торопился. Первое препятствие позади. Он мог бы вести себя деликатнее, но задание не настраивало на мирный лад с самого начала. Не надо было ни с кем ссориться на улице; дурное настроение можно срывать только на тех, кто действительно виноват. И вообще, агенту Корпуса положено сохранять спокойствие при любых обстоятельствах. Маньян говорил об этом, отправляя его на задание три месяца назад.

— Твоя проблема, Ретиф, в том, что ты не желаешь принимать условия нашей службы. Держишь себя надменно, будто независимый агент…

Стоило тогда же скромно согласиться: шеф-то оказался прав. Вместо того Ретиф сидел с ничего не выражающим лицом, а в комнате повисла неловкая тишина.

Маньян тогда поежился, прочистил горло и мрачно посмотрел на бумаги перед собой.

— Теперь о текущем задании. Серьезное положение на территории, которая может сыграть решающую роль…

Да, Маньяну тогда пришлось нелегко. Ретиф чуть не улыбнулся, вспоминая о разговоре. Агент должен был проникнуться важностью задания, не наслаждаясь, однако, мыслью об оказанном ему высоком доверии; следовало внушить агенту, что Корпус сомневается в его надежности, и одновременно дать понять, что от него зависит очень многое. Удивительно, как ловко Маньян претворял личную неприязнь к Ретифу в добродетельную заботу о благе Корпуса.

Разъясняя задание, шеф начал издалека, упомянув о своей туристической поездке на Нортройял. Планетка очаровательная, хотя и отсталая. В свое время ее заселили беженцы из распавшейся Империи Лилии, называющие себя Кавалерами.

История Нортройяла — замкнутого, гордого, ценящего традиции общества — была известна Ретифу. Когда Старая Конфедерация развалилась, в цивилизованном мире появились десятки новых политических образований, не столь влиятельных. Одним из самых активных некоторое время была Империя Лилии, объединявшая двадцать одну планету и содержавшая великолепный военный флот: благодаря ему торговые корабли Лилии спокойно сновали среди тысяч миров, разбросанных по бескрайнему пространству.

Когда возник Конкордиат, попытавшийся создать новое галактическое объединение из ранее независимых миров, Империя Лилии оказала ему сопротивление и какое-то время внушала страх объединенному флоту Конкордиата. В конце концов численное преимущество противника сделало свое дело, и военные суда Лилии отступили к родной планете.

Убийственную бомбардировку удалось предотвратить, заключив в последний момент мирное соглашение. Независимость Лилии была спасена ценой прекращения военных действий, роспуска флота Лилии и высылки Имперской свиты: из-за клановых традиций в ней состояло больше десяти тысяч человек. Изгнанию подлежали все мужчины, женщины и дети, в чьих жилах текла хотя бы капля императорской крови; с ними отправлялись вассалы, слуги и домочадцы. В течение нескольких недель все эти люди, ставшие известными как Кавалеры, оказались на скудных берегах холодного моря планеты, которую назвали Нортройял. Легенда гласит, что корабль императора сумел тогда оторваться от конвоя, а сам он поклялся вернуться не иначе как во главе освободительной армии. С тех пор никто о нем не слышал.

Новый мир состоял из бесчисленных островов общей площадью до полумиллиона квадратных миль. Не испытывая недостатка в первоначальных запасах и оборудовании, Кавалеры принялись за работу. Каменистый удел скоро превратился в уютный дом, где царил порядок, пусть и нарочито традиционный. Предметами экспорта были дары холодного океана, точные приборы и туристические справочники.

Благодаря туризму Нортройял и приобрел известность. Красивые легенды, гостиницы «под старину», отличная кухня, прекрасные девушки, конная гвардия и знаменитый ежегодный Турнир Лилии привлекали немало народу. Пассажирская компания «Кавалер Лайн» стала для Нортройяла одним из главных источников валюты.

— Задача Корпуса — своевременно обнаруживать и ликвидировать все, что угрожает миру в Галактике.

Ретиф оборвал рассказ Маньяна о высоком промышленном потенциале Нортройяла и прекрасно обученных космических штурманах.

— Как этот сказочный провинциальный мирок может чему-либо угрожать?

— Очень даже может, — ответил Маньян. — Общество сплоченное, гордится прошлым, империей, военными традициями. Толковый возмутитель спокойствия легко воспользуется ситуацией, бросив правильный клич в нужный момент. По приказу правительства заводы переходят на производство военной продукции, торговый флот превращается в военный, а у нас мгновенно появляются проблемы. Возникает опасный дисбаланс власти, и вот мы уже в сердце урагана.

— По-моему, это ерунда, господин министр. Здравого смысла у них достаточно. Не настолько они двинулись на традиционных ценностях, чтобы совершить самоубийство. Это практичные люди.

— Кое о чем я не успел сказать. — Маньян постучал ногтями по крышке стола. — Уже полгода оттуда не поступают новости.

— Какие новости? — Ретиф фыркнул.

— Туристам стало непросто добраться до планеты. — Маньян явно наслаждался ситуацией. — Фрагонар, столица Нортройяла, закрыт, туда никого не пускают. Нам удалось заслать одного агента. Судя по всему, там объявился законный император.

— Это как? — прищурился Ретиф.

Маньян немного отодвинулся, невольно уступая внезапному натиску Ретифа и злясь на свою реакцию. Потому-то Маньян и не любил своего старшего агента, прекрасно понимая, в чем тут дело: инстинктивный, первобытный страх физической агрессии. Разумеется, Ретиф ни на кого не нападал, но выходило так, что в его присутствии Маньян чувствовал себя незначительным.

— Император, ни больше ни меньше, — повторил Маньян. — Принято считать, что он исчез по пути на Нортройял. По преданию, император выскользнул из рук Конкордиата, чтобы собрать силы и отразить нашествие. Ну и тому подобное…

— Но ведь Конкордиат за столетие рассыпался под собственной тяжестью. Отражать нечего. Нортройял свободен и независим, как и любой из миров.

— Разумеется, — немедленно согласился Маньян. — Но ты упускаешь эмоциональную составляющую, Ретиф. Независимость — это прекрасно. А как насчет былой славы, бывшей и будущей империи, предназначения и тому подобного?

— Ну да, как насчет них?

— Со слов нашего агента, все это разлито в воздухе. Газеты, видео, люди на улице — на планете не говорят ни о чем другом. Вернувшийся император знает толк в пропаганде. Ему осталось только объявить мобилизацию, к чему мы не готовы.

— Что я должен предпринять?

— Читаю: «По прибытии в Фрагонар сделать все необходимые шаги, чтобы остановить рост экспансионистских настроений среди обитателей Нортройяла».

Маньян вручил Ретифу письменный приказ.

Текст приказа был кратким и не содержал деталей. Как офицер Корпуса в звании советника, Ретиф пользовался широкими полномочиями — и нес полную ответственность в случае провала. Интересно, почему именно он? Из тысяч агентов, разбросанных по Галактике? Почему ему одному досталось задание, заслуживающее целой экспедиции?

— Серьезное предприятие для одиночного агента, господин министр.

— Не буду спорить, — торжественно объявил Маньян. — Если ты не уверен, что справишься…

Ретиф скупо улыбнулся. Тактика министра была очевидной. Вот одно из тех почти невыполнимых заданий, которые, однако, легко сходят за рутинные, будучи успешно выполненными. Малейшая ошибка может привести к полному провалу, а провал — к войне; карьера агента, допустившего такое, на этом закончится.

Правда, такая стратегия небезопасна и для Маньяна. Полностью переложить вину на Ретифа будет непросто, хотя у шефа наверняка есть план. Маньян слишком умен и опытен, чтобы не прикрыть себя заранее и не подобрать агента, способного справиться лучше других.

Так и есть, наверное. Это прекрасная возможность дать Ретифу дискредитировать себя; в случае же успеха, что маловероятно, агента едва ли объявят героем.

Можно, конечно, отказаться, но карьера на этом закончится. Никогда он не дослужится до министра, а через год или два будет отправлен в отставку по выслуге лет. Легкая победа для Маньяна.

Ретиф любил свою работу агента Дипломатического корпуса — наднациональной организации, деятельность которой посвящена предотвращению войны. Судьбу свою он выбрал давно и научился принимать жизнь агента как должное, со всеми ее минусами. Жаловаться на мелкие интриги, несправедливости и самодурство было бы проще всего. На самом же деле это просто еще один профессиональный вызов, который надо принять. Преодоление препятствий — вот специальность Джеймса Ретифа. Одни препятствия — очевидные — являются частью любого сложного задания. Другие скрыты за дымовой завесой официальных рапортов и странностями начальства. Те и другие одинаково важны: вернувшись с места выполнения задания, ты начинаешь пробираться по лабиринту политики Корпуса. Спотыкаться нельзя ни там, ни здесь; не можешь, найди себе другую работу.

Само собой, Ретиф согласился, но не сразу, помучив Маньяна несколько минут. Следующие два месяца он посвятил глубокому изучению материалов, имевших прямое или косвенное отношение к проблеме и найденных в богатейших архивах Корпуса. Открывая для себя неизвестные подробности изгнания Кавалеров, Ретиф скоро втянулся в работу и ощутил привычный азарт и наплыв эмоций, от печали до ярости.

В результате появился план и подобралась великолепная коллекция древних документов и предметов: разорванная золотая цепь, маленький ключик, небольшой серебряный футляр. И вот командор здесь, на территории комплекса Большой корриды.

Арена — Поле изумрудной короны — находилась в центре паутины узких улочек. На них располагалось все необходимое для обслуживания нескольких тысяч участников соревнований, проходивших в первый день Турнира Лилии, и победителей состязаний, число которых с течением времени уменьшалось. Крошечные харчевни, таверны и гостиницы были копиями старинных построек, оставленных нортройялцами на далекой Лилии.

— Вот лучший оруженосец, папаша! — объявил долговязый рыжий парень.

— Договор на первый день, плата вперед не требуется! — тут же крикнул чернявый коротышка.

Улочка зашумела — местные почуяли клиента. Не глядя по сторонам, Ретиф шагом проехал к стене, ограждавшей арену.

Там, перед своей палаткой, стоял стройный юноша. Скрестив руки на груди, он следил за приближением вороного коня. Разглядев всадника, юноша выхватил из-за спины узкий, высокий щит.

— Боевой командор! — крикнул он, вскинув щит над головой.

Ретиф посмотрел на юношу сверху вниз, придерживая лошадь.

— К вашим услугам, сэр! — объявил молодой человек, весело глядя Ретифу в глаза.

Лошадь затанцевала, вскидывая голову.

— Как тебя зовут, малыш? — спросил Ретиф.

— Фицрейвен, сэр!

— Ты знаешь Кодекс?

— Знаю, сэр!

Ретиф разглядывал парня: ладно скроенный мундир традиционного имперского зеленого цвета, не новые, но хорошо смазанные сапоги и портупея.

— Опусти щит, Фицрейвен. Ты принят.

Ретиф спешился.

— Сначала отведи моего коня туда, где о нем позаботятся. Его зовут Ночной Гром. Потом мне будет нужна гостиница.

— За конем я присмотрю сам, сэр. Командор найдет хорошее место под вывеской «Феникс и Декстер», — церемонно объявил Фицрейвен. — Номер забронирован для моего клиента.

Взяв коня под уздцы, оруженосец указал на гостиницу, стоявшую неподалеку.

Двумя часами позднее Ретиф вернулся к палатке оруженосца. Бутылка божоле-нуво и гигантский бифштекс утолили его аппетит, не на шутку разгулявшийся после долгой дороги верхом от космопорта, расположенного к северу от Фрагонара. Личный вымпел, привезенный в седельной сумке, теперь развевался над палаткой. В небольшом дворике за палаткой работал скребком Фицрейвен, приводя в порядок жилистого черного коня. Разложенные на добротном столе седло и сбруя ожидали чистки. По пустым корытам и чистой соломе в стойле было видно, что конь уже устроен, накормлен и напоен.

Кивнув Фицрейвену, Ретиф прошелся по дворику, щурясь на густеющую синеву вечернего неба, разрезанного дымоходами и острыми крышами. Повсюду суетились оруженосцы, трясли гривами разномастные кони в стойлах, гремела посуда на гостиничной кухне, звучали голоса работников.

— Не желает ли командор ознакомиться с ночной жизнью Большой корриды? — спросил Фицрейвен, закончив со сбруей.

— Не сегодня. Поднимемся ко мне в номер; хотелось бы лучше разобраться в том, чего ожидать от завтрашнего дня.

Комната под стропилами на четвертом этаже гостиницы оказалась небольшой, но уютной, с вместительным гардеробом и широкой кроватью. Ретиф оглянулся; содержимое седельных сумок было уже извлечено и разложено.

— Кто разрешил открыть мои сумки?

— Мне показалось, командор предпочел бы увидеть свои вещи распакованными, — порозовел Фицрейвен.

— Я посмотрел, как другие оруженосцы обходятся с лошадьми. Получается, ты один умеешь это делать как следует. Отчего так?

— Меня обучал отец, — ответил Фицрейвен. — Я служу только настоящим рыцарям и считаю делом чести исполнять свои обязанности достойно. Если командор недоволен…

— Как ты решил, что я настоящий рыцарь?

— Командор носит мундир одной из старейших частей императорской гвардии, «Железного Дракона». И еще чистопородный боевой конь…

— А если я украл их где-нибудь?

— Мундир слишком идет командору, — внезапно расцвел Фицрейвен.

— Ладно, сынок, все в порядке. — Ретиф улыбнулся в ответ. — Расскажи теперь про первый день турнира. Не хочу пропустить ничего интересного. И не надо обращаться ко мне в третьем лице.

В течение часа рыцарь и оруженосец обсуждали порядок выбывания участников первого дня соревнований, разнообразные стратегии, позволяющие опытному бойцу экономить силы, а также ловушки, в которые может угодить неосторожный.

Турнир — главное событие года, последнее звено в цепи состязаний на каждом из многолюдных островов, что опоясывают экватор. Вместо обычного спорта на Нортройяле практикуются различные виды вооруженного боя. Без сомнения, это дань памяти утраченной империи, исконная тоска по славному прошлому.

Из тысячи претендентов первого дня ко второму останется от силы каждый десятый. Разумеется, состязания первого дня далеко не так опасны для жизни, как остальные схватки трехдневного турнира. В первый день ожидаются главным образом травмы, связанные с неуклюжестью и неопытностью участников.

Как рассказал Фицрейвен, формальные требования к участникам просты: минимальный возраст и статус обитателя империи. Быть уроженцем Нортройяла не обязательно; многие прибывают из отдаленных миров — осколков Империи Лилии. Призы же для всех одинаковые: звание пэра, пьедестал почета на Поле изумрудной короны, имперское поместье, деньги.

— Собираетесь участвовать в состязаниях первого дня, сэр? — поинтересовался Фицрейвен. — А может, уже имеете сертификат второго или третьего дня?

— Ни то ни другое. Посидим, поглядим.

Оруженосец явно не ожидал этого. Ему и в голову не пришло, что командор не собирается участвовать в турнире. Между тем заказывать зрительские места было уже поздно…

— А как?..

— Не беспокойся. Найдем куда сесть.

Фицрейвен помолчал, прислушиваясь. За стенами звучали громкие неразборчивые голоса и глухой топот тяжелых сапог.

— Что-то случилось. Полиция!

Юноша глянул на Ретифа.

— Не удивлюсь, если это за мной. Пойдем посмотрим.

— Совсем не обязательно! Есть другой выход…

— Нет-нет. Не стоит откладывать на потом.

Подмигнув Фицрейвену, Ретиф повернулся к двери.

Выйдя из лифта, Ретиф угодил прямо в толпу, собравшуюся в холле; оруженосец держался в шаге позади него. Люди в синих мундирах и высоких киверах, числом с полдюжины, рассыпавшись по помещению, заглядывали каждому в лицо. Ретиф обратил внимание на стоявшего в дверях молодого тонкогубого лейтенанта, того самого, которого он успешно запугал у ворот. Заметив командора, лейтенант дернул за рукав ближайшего полицейского и показал пальцем в сторону лифта.

Тот сразу потянулся к поясу; еще один полицейский увидел Ретифа, проследив за пальцем. Мгновение спустя оба двинулись вперед. Ретиф ждал не шевелясь.

Остановившись, первый полицейский оглядел командора с ног до головы:

— Ваши документы!

— Я пэр Лилии и боевой командор имперских вооруженных сил. — Ретиф обаятельно улыбнулся. — На каком основании вы требуете мои документы, капитан?

— Для начала вы обвиняетесь в том, что незаконно проникли на закрытую территорию Большой корриды и выдавали себя за имперского офицера. Дедуля, ты правда ждал, что это тебе сойдет с рук?

Полицейский саркастически улыбнулся.

— Согласно Кодексу, статус пэра не может быть оспорен, и вмешаться в действия пэра можно, только предъявив ордер от императора. Предъявите его, капитан. Рекомендую также принять более вежливый тон в разговоре со старшим по званию.

Последние слова Ретиф произнес резко и сурово. Оскалившись в ответ, полицейский опустил руку к дубинке у пояса:

— Не дерзи мне, старик! Документы!

В ответ Ретиф ухватил полицейского за руку, лежавшую на дубинке.

— Только замахнись — шепнул он, — и я тебе мозги вышибу. Этой самой дубинкой.

Ретиф безмятежно улыбался, глядя в выпученные глаза полицейского. Капитан, крепкий мужчина, напрягся, но поднять руку не сумел. Ни люди в толпе, ни полицейские пока не понимали, что происходит. Командор стоял неподвижно; капитан напрягался и краснел, но не мог разжать стальную хватку.

— Вижу, вы начинаете догадываться, — негромко сказал Ретиф. — Вы правильно решили не употреблять силу против пэра, капитан.

Полицейский сообразил, что ему дают возможность сохранить лицо, и слегка расслабился.

— Очень хорошо, э… сэр, — ответил он церемонно. — Полагаю, вам не составит труда удостоверить вашу личность должным образом. Прошу вас явиться в штаб-квартиру мастера Корриды завтра утром.

Ретиф отпустил дубинку. Капитан вытолкал за дверь тонкогубого лейтенанта и увел за собой наряд. Фицрейвен перехватил взгляд Ретифа и улыбнулся:

— Тщеславие — это клинок без рукояти. Человек, лишенный гордыни, позвал бы на помощь.

— Выпивку всем за мой счет! — потребовал командор.

Толпа радостно зашумела в ответ. Всем очень понравилось, как незнакомец утер нос полиции.

— Похоже, полицию здесь не любят, — заметил Ретиф.

— Законопослушный подданный припарковался в неположенном месте на пять минут — тут же налетят, как мухи на тухлятину, — фыркнул Фицрейвен. — А если у него угонят машину, никому не будет дела.

— Звучит знакомо, — кивнул Ретиф, наливая водку. — Завтра большой день.

Высокий блондин у дверей, видимо, думал так же.

— Вот и хорошо, дедушка, — пробормотал он. — Подождем до завтра.

До тесной, полутемной канцелярии помощника мастера Корриды доносился приглушенный шум толпы в громадном амфитеатре.

— Если вы заглянете в Хартию, — объяснил Ретиф, — то узнаете, что боевой командор имеет право наблюдать игры из официальной ложи. Я намерен воспользоваться этой привилегией.

— Ничего не знаю, — нетерпеливо ответил тощий, как скелет, чиновник. — Прежде чем обращаться ко мне, получите распоряжение от мастера Корриды.

Помощник мастера хотел что-то сказать другому чиновнику, но не успел. Железная рука вырвала его из кресла. Закрыть рот он так и не смог.

— Малыш, — прохрипел бледный от ярости командор, глядя в выпученные глаза несчастного. — Я сейчас пройду в официальную ложу, вместе с оруженосцем. Почитай Хартию, прежде чем путаться у меня под ногами. Святую книгу тоже не забудь.

Ретиф уронил помощника мастера, и тот проворно забрался под стол. Никто не произнес ни звука, даже Фицрейвен заметно побледнел. Ярость командора заполняла канцелярию, как губительная радиация.

Шагая за командором по низкому коридору, Фицрейвен вытирал пот, переводя дыхание. Непростой дедушка попался ему в этом году. Кто мог знать?

Остановившись, Ретиф дождался Фицрейвена и печально улыбнулся:

— Я погорячился, конечно. Просто не переношу старых козлов, воображающих себя большими начальниками.

Полутемный коридор закончился. Командор с оруженосцем оказались в просторной, выгодно расположенной ложе и заняли лучшие места в первом ряду. Вверху сверкало белое солнце в бледно-голубом небе с единственной крошечной тучкой, внизу сиял белый песок арены. Над ложей нависали бесконечные ряды амфитеатра, полные зрителей. На песке стояли в ожидании гладиаторы, сбившись в небольшие группы.

Интересно, подумал Ретиф. Забытое прошлое, что живет прямо сейчас. Все реально, все на месте, вплоть до запаха страха и предвкушения. Горячий ветер ерошит волосы, толпа гудит, как чудовище о тысяче голов. Чего им надо на самом деле? Хотят насладиться триумфом искусства и храбрости, утверждением древних добродетелей? Хотят увидеть, как люди рискуют головой ради славы? Или им нужны только кровь и смерть?

Было странно думать, что архаичная смесь рыцарского турнира, римского цирка, олимпийских игр, родео и шестидневной гонки занимает такое важное место во вполне современной культуре. Сильно искаженное подобие Турнира Лилии, в горниле которого ковалась когда-то имперская знать. Турнир ежегодно давал любому, независимо от происхождения, возможность доказать, что он не хуже тех, кого общество ставит выше его. В схватках с противниками крестьянский парень мог, шаг за шагом, подняться к вершине имперского миропорядка. Старинный турнир служил для испытания всех качеств человека, от физической храбрости до стратегического чутья, от выносливости до быстроты ума, от стремления к истине до способности избегать ловушек.

За два столетия, прошедших после падения империи, Турнир понемногу превратился в спектакль для туристов, в карнавал — с прибавлением риска в качестве острой приправы для тех, кому хватило смелости, и щедрых наград для немногих, дошедших до финала. На Имперскую Хартию до сих пор ссылались при его открытии, старинный Кодекс оставался в силе, но мало кто помнил, что Кодекс и Хартия значат на самом деле. Юридические тонкости для распорядителей Турнира, полагали зрители и участники. Теперь же, когда столь желанные туристы внезапно и необъяснимо оказались за воротами, цель Турнира казалась еще более сомнительной…

Возможно, думал Ретиф, мне удастся напомнить публике о том, что написано мелким шрифтом в Хартии, прежде чем все закончится.

За высокими бронзовыми воротами прозвучал горн. Спустя некоторое время створки ворот с грохотом разошлись, и выступивший вперед нескладный чиновник отрывисто кивнул в сторону первой шеренги претендентов первого дня.

Нестройно маршируя по арене, претенденты выстроились в каре перед императорской ложей, над которой трепетали на ветру знамена и зеленели гвардейские мундиры: император почтил своим присутствием открытие турнира.

Над полем еще раз прозвучали горны. Ретиф узнал сигнал «К оружию!» и мелодию имперского приветствия, после чего ожил громкоговоритель:

–…По обычаям Фрагонара и с благосклонного соизволения его императорского величества, при всеобщем согласии…

Монотонный голос довольно долго зачитывал условия соревнований первого дня. Когда громкоговоритель умолк, судьи заняли свои места.

— Сейчас начнется, — сообщил Фицрейвен.

Судьи раздали претендентам длинные кнуты, латные рукавицы и забрала для первого, не совсем обычного, состязания.

Блондин оказался прямо напротив ложи. Сначала он натянул тяжелую кожаную рукавицу, прикрыв предплечье, потом принял от судьи плетеный пятнадцатифутовый кнут из бычьей кожи. Кнут лениво выкатился, затем, повинуясь легкому движению запястья, вернулся со звуком выстрела. Ретиф отметил, что кнут грубоват и неуклюж: кожаная змея не хотела скользить легко и незаметно.

Ложа наполнилась, но командора с оруженосцем никто не побеспокоил. Зрители смеялись и болтали, приветствовали знакомых на трибунах и на песке арены.

Резко протрубил горн, и судьи в белых мундирах разделили претендентов на команды по пять человек. Блондину достался долговязый хмурый брюнет и трое парней заурядной наружности.

— Самый умный не станет лезть вперед: дождется, пока остальные выведут друг друга из строя, — негромко сказал Фицрейвен, наклоняясь к Ретифу. — Последний поединок будет для него первым и решающим.

Ретиф кивнул. Все правильно. Надо победить, и здесь поможет любая хитрость. Блондин замешкался и отступил на шаг; судья в это время торопливо разбил остальных на пары. Велев блондину ждать, он расставил остальных в круги, нарисованные на арене.

Раздался свисток, гул в амфитеатре стих. Зрители наклонились вперед, стараясь ничего не упустить. Защелкали сотни кнутов; кто-то кричал от боли, кто-то из-за собственной неуклюжести не устоял на ногах и теперь валялся в песке под смех публики; двух особенно свирепых бойцов зрители подбадривали восхищенными воплями.

Командор внимательно смотрел, как одного из участников сбивают с ног, прихватив кнутом за лодыжку. В другой паре бойцы не решались начать схватку, ходя по кругу и нерешительно шевеля кнутами. Кто-то по неосторожности отступил за черту, и его тут же сняли с поединка, не слушая оправданий. Он так и не успел воспользоваться кнутом.

Очень скоро число участников сократилось вдвое. Оставшиеся умело и решительно покрывали друг друга кровавыми рубцами. Через несколько минут вновь прозвучал свисток: осталась предпоследняя пара.

Еще свисток, молниеносный удар, и противник мрачного долговязого брюнета остался лежать на песке. Вот за кем надо смотреть, решил Ретиф.

На поле не осталось почти никого. Блондин, дождавшийся своей очереди, вступил в круг. Командор узнал его: тот, с кем он поссорился у ворот из-за опрокинутой тележки с фруктами. Так и не отстал.

За последним свистком последовала такая глубокая тишина, что стали слышны шаги претендентов, их сорванное дыхание и скрип дубленой кожи.

Блондин нанес быстрый удар, от которого противник легко уклонился, и отступил, избегая ответного удара. Сделал ложный выпад, ударил с другой стороны; на груди брюнета немедленно проявился рубец. Отходя, блондин едва успел поднять левую руку; кнут противника обвился вокруг его рукавицы. Пользуясь моментом, блондин рванул кнут на себя, и противник едва не упал. Страшный удар тут же сорвал с его спины большой клок рубахи. Брюнет отступал, с трудом держась на ногах и отчаянно пытаясь остаться в круге. Кнут соперника немилосердно преследовал его.

Блондин, уже рассчитывавший на скорую победу, пропустил ошеломляющий удар. Брюнет, однако, не смог немедленно воспользоваться шансом, и противник, успев сконцентрироваться, нырнул под его кнут, нанес ответный удар по животу, сорвал остатки рубахи, отлетевшие в брызгах крови.

Напрягаясь до предела, блондин хлестал снова и снова, целясь в то же место. Удары кнута звучали как выстрелы. Наконец брюнет упал на линию, что очерчивала круг.

Победитель шатался, глядя на едва шевелящегося противника. Кровь, которой становилось все больше, впитывалась в песок. Ретиф вздрогнул, осознав, что у побежденного распорот живот.

Первое состязание закончилось. Далее последовала рутина первого дня: армрестлинг и фехтование на тупых шпагах. Вскоре после объявления восьмидесяти участников соревнований второго дня Ретиф и Фицрейвен вернулись в гостиницу.

— Можешь заняться своими делами, а мне надо спать. Проследи, чтобы меня ждал хороший, плотный завтрак, когда я проснусь, — сказал командор, укладываясь в постель.

В скором времени — командор уже шумно дышал во сне — оруженосец спустился в общий зал, отыскал столик в углу и заказал себе крепкого эля. Ему было о чем подумать в одиночестве.

Странный рыцарь попался Фицрейвену в этом году. Уж точно не бездельник из современного города, которому захотелось сбежать в старый добрый мир, хотя бы на время. И явно не нортройялец: слишком много в нем было угрюмой, давно обретенной силы, которой неоткуда взяться на этой маленькой уютной планете. Притом он куда больше походил на истинного Кавалера, чем любой из придворных, родившихся во Фрагонаре. Настоящий воин из тех времен, когда империя была в зените славы! Необычный старик и ужасный во гневе. Отвлекшись от своих мыслей, Фицрейвен прислушался к разговорам.

— Я там сидел, прямо над ареной, — рассказывал кузнец за соседним столиком. — Он выпотрошил того парня кнутом, жуть! Хорошо, что я не из числа идиотов, которым хочется играть в рыцарей. Представь, что тебе вытягивают кишки грязной плетью!

— Нынче играть надо всерьез, — возразил собеседник. — Мы целых два века спали, все ждали чего-то. Того, что снова приведет нас к власти и богатству…

— Спасибо, я лучше поживу спокойно, простым кузнецом. Обыкновенных удовольствий для меня достаточно. Много ли чести — валяться в грязи с распоротым животом?

— Когда мы пошлем военный флот на Гримволд и Танию, распоротые животы покажутся мелочью, — сказал третий.

— Император вернулся! — объявил второй, настроенный воинственно. — Будем ли мы топтаться на месте, когда он поведет нас?

— Происхождение у него, на мой взгляд, сомнительное, — пробурчал кузнец. — Я по трем линиям — потомок старой династии.

— Всем мы тут потомки. Еще одна причина пойти за императором.

— Нам и здесь хорошо. С соседями до сих пор не ссорились. Почему бы не оставить прошлое в покое?

— Император ведет — мы следуем за ним! Не согласен, попробуй выиграть следующий Турнир. Окажешься при дворе, и к твоему совету прислушаются.

— Спасибо, не надо. Предпочитаю, чтобы мои внутренности оставались внутри!

Старик утверждает, что звание принадлежит ему по праву, о генеалогии не распространяется, подумал Фицрейвен. Любопытно. Император объявился только год назад и предъявил мантию, кольцо, печать, драгоценности короны и императорскую книгу, согласно которой он происходит прямо от последнего правителя старой Империи, отделенный от него пятью поколениями.

От кого же старик получил звание, притом не более тридцати лет назад? Звание боевого командора — особенное, оно присваивается только благородному офицеру со многими заслугами и дает право вести за собой людей на войне, не будучи приписанным ни к какой части.

Самозванец? Но командор всегда был солдатом, это видно. Выправка, потрясающая физическая сила, бесспорно подлинное снаряжение. Настоящий рыцарь, что бы за этим ни крылось. Оруженосцу больше ничего не надо.

Проснувшись, Ретиф чувствовал себя отдохнувшим и голодным. На столе его ждали бифштекс с кровью и гигантская кружка осеннего эля. Покончив с ними, он заказал еще раз то же самое. Съев вторую порцию, Ретиф потянулся: от вчерашней усталости не осталось и следа. И от раздражительности тоже. Да уж, в его годы не стоит тратить силы без надобности.

— Уже время, Фицрейвен. Пошли.

Они успели занять места в официальной ложе как раз к началу поединков на мечах.

После четырех довольно скучных туров на арене осталась дюжина бойцов. Среди них, разумеется, был и рослый блондин: Ретиф внимательно наблюдал за ним все это время. В конце концов, блондин оказался здесь благодаря ему, не так ли? И пока справлялся отлично.

На этот раз его противником оказался ухмыляющийся толстяк с двуручным мечом. Будет сложнее, чем вчера, подумал Ретиф, толстяк ловок и опасен. Блондин двинулся вперед, держа меч на уровне груди. Толстяк сделал выпад, блондин отступил, атаковал снова и легко ранил противника в плечо, едва уклонившись от парирующего удара. Толстяк, по-прежнему ухмыляясь, пошел вперед; острие его меча со свистом выписывало восьмерки в воздухе. Блондину осталось лишь отступать перед сверкающим клинком.

Когда отступать стало некуда, блондин прыгнул в сторону, едва успев отразить опасный удар. Еще один шаг назад означал поражение; блондин не мог себе этого позволить. Противник был сильным и выносливым.

Толстяк орудовал мечом, ухмыляясь уже не так широко. Держись подальше, ходи по кругу, подумал Ретиф. С этим парнем все ясно: он будет вытеснять тебя за черту и рубить, когда ты станешь прыгать в сторону. Такого нельзя подпускать близко.

Блондин так и поступил: дождавшись подходящего момента, прыгнул вправо, сбив противника с толку, тут же отскочил влево, полоснул толстяка острием меча по ребрам. Взревев, тот потерял самообладание. Пытаясь достать ускользающего врага, толстяк беспорядочно размахивал мечом и в какой-то момент повернулся к блондину спиной. Блеснула сталь — почти над самым песком, — и толстяк с подрубленными икрами повалился на колени, потом упал ничком, будто марионетка, которую срезали с ниточек.

Вокруг лежащего засуетились многочисленные медики: потери для второго дня оказались выше обычных. Повсюду на песок падали раненые. Тех, кто проиграл, отступив за черту, на арене уже не было. Остались только упорные и отчаянные, не мечтавшие о легких победах.

— Теперь только шестеро, — заметил Фицрейвен.

— Да, турнир не такой, как обычно, — кивнул Ретиф. — Этот светловолосый молодой человек дерется всерьез и задает тон.

— Всерьез? Верно, пожалуй. Я не видел еще такого упорства на турнире. Слабаков распугали, остальные рубят друг друга так, что к третьему дню никого не останется.

После небольшой заминки, пока на поле суетились судьи и официальные лица, прозвучало объявление о закрытии состязаний этого дня. Шестеро победителей получили сертификаты второго дня, дававшие право на участие в финале дня третьего.

— Проследи, чтобы Ночной Гром не остался голодным и не застоялся, — приказал Ретиф, когда они вернулись в гостиницу, протолкавшись сквозь густую толпу. — Приведи в порядок сбрую и мундир: завтра мне надо выглядеть наилучшим образом. День будет особенным. Последний мой выход в обозримом будущем.

Фицрейвен отправился выполнять распоряжения, а Ретиф поднялся в свою комнату и допоздна сидел над документами из своей полевой сумки.

На рассвете третьего дня холодный ветер стегал арену под серым небом. Плохая погода, однако, не помешала зрителям заполнить трибуны, набиться в проходы и даже влезть на стены, ограждавшие амфитеатр. Вымпелы над императорской ложей указывали на августейшее присутствие. Третий, последний и самый важный, день начинался на практически пустой, по сравнению с трибунами, арене. Двое финалистов решили не принимать участия в состязании, полагая по-видимому, что им хватит на год завоеванной славы, титулов и призов.

Сомневаться, что день будет захватывающим, не приходилось. Молодой блондин, все еще целый и невредимый; смуглый парень разбойничьего вида; рослый тридцатилетний атлет; кривоногий квадратный гном с могучими плечами и длинными руками — каждый пришел сюда, чтобы победить или умереть.

Соседи по ложе неодобрительно косились на командора и его оруженосца, но помалкивали. Смирились, подумал Ретиф, разглядывая большой круг на белом песке. Может, даже прочитали Хартию. Хорошо бы. Проще будет.

Пока суетились чиновники, звучали объявления и трубили фанфары, Ретиф незаметно для себя погрузился в воспоминания. Картина напомнила ему дни давно прошедшей молодости, когда он изучал боевые искусства под руководством великих мастеров. Как считал его отец, ничто так не шлифует разум, глаз и тело, как фехтование, дзюдо, бокс и другие искусства нападения и защиты.

Уйдя в повседневность галактической культуры, Ретиф отказался от изысканного и благородного пути, но полученные знания сослужили ему хорошую службу. И потом, агент Корпуса не должен терять форму. Поэтому Ретиф всегда старался поддерживать свои навыки.

Пока звучали горны, Ретиф подкрутил окуляры бинокля. Вряд ли кто-нибудь из зрителей мог лучше оценить искусство бойцов, чем он.

Блондин и кривоногий гном стояли, скрестив тонкие рапиры; дождавшись последнего свистка, они вступили в бой. Коротышка действовал решительно и напористо, заходя с разных сторон и пробуя на прочность оборону противника. Блондин неторопливо отступал, отражая град ударов экономными движениями рапиры, и вдруг отскочил; на его бедре расплылось красное пятно. Похожий на обезьяну коротышка оказался даже опаснее, чем думал Ретиф.

Блондин контратаковал, целясь противнику в горло; в последний момент гном отклонил острие рапиры. Некоторое время коротышка неохотно отступал, затем низко присел и сделал выпад, чтобы решить исход поединка одним ударом, неожиданно поднырнув под рапиру противника. Это оказалось ошибкой: блондин отступил в сторону, клинок скупо блеснул, и коротышка ничком растянулся на песке.

— Что это было? — удивился Фицрейвен. — Я не заметил никакого удара.

— Очень аккуратно сработано, — кивнул Ретиф, опуская бинокль. — Под пятое ребро, прямо в сердце.

В следующем поединке сошлись смуглый разбойник и рослый, широкоплечий атлет. Раздались звуки горна и свистки; противники начали свирепо гонять друг друга по арене, атакуя, отступая и снова атакуя. Публика одобрительно шумела.

— Они так долго не протянут, — сказал Фицрейвен. — Придется им сбавить темп.

— Оба неплохи, — ответил Ретиф. — И стоят друг друга.

На миг отступив, разбойник снова бросился вперед, переложив рапиру в левую руку. Сбитый с толку, атлет споткнулся; клинок противника оцарапал ему руку и грудь. Пришлось торопливо отступать, но это не помогло: несколько мгновений спустя из спины показалось блестящее лезвие. Сделав пару шагов, атлет упал, вывернув рапиру из руки противника.

Трибуны бушевали: такого еще не было! Разве что во времена легендарных битв героев империи, когда рыцари Лилии несли свое знамя по всей Галактике.

— Боюсь, на сегодня все, — сказал Фицрейвен. — Эти двое могут либо разделить победу между собой, либо сражаться: тогда победитель получит все. За всю историю турнира на Нортройяле победа делилась самое малое между тремя претендентами.

— Похоже, что нет, — ответил Ретиф. — Сейчас в первый раз будет по-другому. Они собираются продолжать.

Публика неистовствовала; вокруг блондина и чернявого разбойника суетились распорядители. Прозвучал долгий, заливистый сигнал горна.

— Приветствие героям! — воскликнул Фицрейвен. — Они решили сражаться!

— Даже не представляешь, как мне приятно это слышать, — пробормотал Ретиф.

— Интересно, какое они выберут оружие?

— Полагаю, что-нибудь не настолько смертельное, как рапира, — предположил командор.

Ретиф удовлетворенно кивнул, прослушав объявление: победители сегодняшнего дня будут драться голыми руками. Зрелище предстояло интересное.

Отзвучали фанфары и свистки; противники начали осторожно сходиться. Брюнет попробовал отвесить блондину оплеуху, но попал в плечо, не причинив никакого ущерба. Блондин в ответ притворился, что хочет пнуть противника, нанес удар левой рукой в подбородок, едва не сбив брюнета с ног; затем, не теряя времени, два удара в живот и один в голову. Брюнет, однако, сумел перехватить запястье, когда блондин попытался ударить его еще раз, и попробовал уложить противника на арену. Отступив в сторону, блондин взял брюнета двумя руками, проводя удушающий захват; противник упал на него сверху и попытался, в свою очередь, ухватить блондина за голову.

Некоторое время бойцы валялись в песке, потом поднялись на ноги, на мгновение отпустив друг друга. Изловчившись, брюнет отвесил блондину хлесткую оплеуху, явно для того, чтобы разозлить противника и заставить его потерять осторожность.

Тот не попался на удочку и продолжал наносить удары в голову, сохраняя дистанцию и явно уклоняясь от медвежьих объятий брюнета. Благоразумно отступая, он доставал противника издалека при любой возможности. Брюнет теснил его, будто не чувствуя ударов. Наконец он бросился на блондина, получил два мощных удара в лицо и опрокинул соперника на песок. После энергичной борьбы — только руки и ноги мелькали — брюнет схватил блондина за шею, стоя на коленях. Мышцы на спине и плечах брюнета бугрились — он сдерживал борца, не уступавшего ему в силе.

— Вот и все, — сказал Фицрейвен.

— Посмотрим, — ответил Ретиф. — Может, еще не конец. Если не запаникует и не наделает ошибок.

Блондин некоторое время пытался оторвать руку, сжимавшую его горло, но тщетно. Инстинкт требовал избавиться от удушья, но хватка брюнета оставалась твердой, а поза — устойчивой. Внезапно блондин перестал сопротивляться, и оба замерли, как каменные изваяния. Толпа затихла.

— Сдался, — заключил Фицрейвен.

— Вовсе нет, — возразил Ретиф. — Напротив, начал соображать.

Руки блондина начали шарить над головой противника, выискивая, за что можно ухватиться. Брюнет втянул шею и прижался к спине противника, пытаясь уклониться от захвата. Не получилось, и блондин, изогнувшись, мощным рывком оторвал брюнета от земли. Тот на мгновение завис в воздухе; этого времени блондину хватило, чтобы поменять захват и повалить противника на арену. В наступившей тишине прозвучал хруст позвоночника. Поединок закончился, и победитель выпрямился под гром аплодисментов.

— Нам пора идти, дружок.

— Как скажете, сэр! — Фицрейвен вскочил на ноги. — Но церемония очень интересная, не стоит пропускать…

— Не важно. Пойдем, — повторил Ретиф, уже на ходу.

Озадаченный Фицрейвен последовал за командором.

Спустившись по лестнице под трибуной, Ретиф пошел по коридору.

— Не туда, сэр! — крикнул Фицрейвен. — Так мы выйдем на арену!

— Вот именно. Нам туда и надо.

Фицрейвен ускорил шаг и поравнялся с командором. Что взбрело старику в голову?

— Сэр, никто, кроме бойцов и распорядителей, не может находиться на арене, пока турнир не окончен. Правило не терпит исключений, я знаю точно!

— Совершенно верно, сынок, — согласился Ретиф. — Ты останешься у выгородки для конюхов.

— Но как же вы, сэр?..

— Все в порядке. Я бросаю вызов чемпиону.

Император Ролан, сидевший в персональной ложе, настраивал бинокль, с недоумением присматриваясь к фигурам у служебного выхода: там происходило что-то необычное и даже скандальное. А между тем подошло время чествовать победителей. Император нетерпеливо оглянулся на адъютанта:

— Какого черта?..

— Сумасшедший, ваше величество, — ответил придворный после коротких переговоров по телефону. — Хочет бросить вызов чемпиону.

— Скорее пьяный. Пусть его выдворят немедленно! Распорядителю турнира немедленно приступить к исполнению своих обязанностей! Тебе понравился турнир, Моника? — спросил император стройную смуглую девушку рядом.

— Конечно, сир, — ответила она равнодушно.

— Не называй меня так, — рассердился император. — Без формальностей, пожалуйста.

— Да, дядюшка.

— Еще хуже. Для тебя я просто Ролан. — Император уверенно положил руку на покрытое шелком колено Моники. — Скорей бы эта скучная церемония закончилась! Мне не терпится показать тебе мое имение Сноудаль.

Побарабанив пальцами по подлокотнику, император снова поднес бинокль к глазам; беспорядок не прекращался.

— Уберите этого идиота с поля! — повысил голос император, опуская бинокль. — Я должен ждать, пока они уговорят его по-хорошему? Какое безобразие…

Под возмущенным взглядом императора придворные засуетились.

Внизу, на арене, стоял Ретиф, напротив него — разгневанные судьи. Один, попытавшийся удалить командора силой, лежал на скамье; ему оказывали помощь двое врачей.

— Хартия дает мне право вызвать победителя, — повторил Ретиф. — Надеюсь, никто не попытается лишить меня этого права? После того как я вам напомнил?

Из диспетчерской, что располагалась под императорской ложей, вышел в сопровождении двух вооруженных стражников сухощавый, морщинистый чиновник в черном мундире. От служебного выхода навстречу ему, неразборчиво крича, потянулись распорядители.

Фицрейвен недоуменно глядел в спину командору, стоя по другую сторону барьера. Старик, конечно, умеет удивить кого угодно, и притом обычно получает желаемое. Даже если он имеет законное право вызвать чемпиона турнира, зачем это ему? Он силен, как бык, но в его возрасте невозможно состязаться на равных с таким могучим бойцом. К тому же Фицрейвен успел проникнуться живой симпатией к старому воину. Ему совсем не хотелось увидеть командора запертым в башне фрагонарской крепости за злостное нарушение распорядка турнира. Фицрейвен шагнул к барьеру и стал прислушиваться.

Миновав галдящих распорядителей, чиновник в черном мундире остановился лицом к лицу с Ретифом и жестом подозвал охрану.

— Выведите этого человека с поля! — потребовал он.

Стражники взяли Ретифа под руки; дав им ухватиться как следует, командор решительно столкнул их лбами. Стражники отступили, шатаясь.

— Как мастер Корриды вы знаете, что боевой командор, согласно Имперской хартии, имеет право бросать вызов, — громко объявил Ретиф. — Пользуясь этим, я вызываю чемпиона турнира на поединок.

— Шел бы ты отсюда, идиот, — прошипел мастер, белея от ярости. — Сам император приказал…

— Даже император не может отменить Хартию, которая на четыреста лет старше императорской власти, — возразил Ретиф холодно. — Исполняйте свой долг.

— Я не собираюсь рассуждать о технических тонкостях, когда император ждет, — отрезал мастер и повернулся к пришедшему в себя стражнику: — По моему приказу выстрелишь ему в голову. На что тебе пистолет?

Неторопливо подняв руку, Ретиф поправил крошечную запонку на стоячем воротнике кителя, потом щелкнул ногтем по тугой ткани. Над ареной прокатился раскат грома. Громкоговоритель, полагающийся боевому командору, сработал как надо.

— Я пользуюсь своим правом вызвать на поединок чемпиона, — медленно проговорил командор. Слова докатились до самых отдаленных уголков трибун. — Это право гарантировано Хартией каждому боевому офицеру Империи, который носит Серебряную Звезду.

Мастер Корриды начал терять самообладание. Ситуация явно выходила из-под контроля. Откуда у этого выскочки микрофон и как он подключился к системе оповещения? Зрители начали волноваться, предвкушая нечто невиданное.

В ложе, высоко над ареной, возмущенный император повернулся в сторону выхода:

— Это возмутительно, наконец! Я должен терять время, ожидая, пока кто-нибудь не соизволит…

Моника замешкалась, прислушиваясь к голосу, разносившемуся над ареной:

— Подожди, Ролан. Еще не все…

— Поздно! — отрезал император.

— Один из участников что-то оспаривает. Объявили же — имперский офицер бросает вызов чемпиону.

— Что за ерунда? — обратился император к адъютанту, застывшему поблизости.

— Не более чем формальность, ваше величество, — ответил придворный, поклонившись. — Пережиток былых времен.

— Что вы хотите сказать?

— Дело в том, что… видите ли, боевой офицер имперских вооруженных сил, имеющий определенные высокие награды, имеет право принять участие в любом состязании турнира, без предварительного отбора. — Придворный замялся. — Эта статья Кодекса не применялась в современных условиях…

— Иными словами, кто-то захотел превратить турнир в балаган, притом за мой счет, — с горечью произнес император, повернувшись к Монике. — Посмотрим, как далеко им удастся зайти…

— Призываю тебя, Ролан, проследить за исполнением Кодекса! — раздался усиленный громкоговорителями голос Ретифа.

— Какая дерзость! — прогремел голос императора. — Откуда у этого идиота микрофон?

Адъютант, закончив переговоры, повесил трубку:

— Это старый воин из числа зрителей, сир. Имеет знаки различия боевого командора и некоторое количество наград, включая Серебряную Звезду. Как сообщает имперский архивариус, у него есть законное право на участие в поединке.

— Я не потерплю, — отрезал император. — Это безумие бросит на меня тень при любом исходе. Уведите этого человека. Он сошел с ума, вне всякого сомнения.

С этими словами император покинул ложу. За ним потянулась свита.

— Ролан, но ведь так и проходили турниры во времена Империи? — негромко спросила Моника.

— Времена Империи — это нынешние времена, Моника! Что было раньше, меня не касается. Мы живем сегодня. Разрешить спектакль, на котором старого дурака разрубят на куски в мою честь? Я не хочу, чтобы изнеженная публика была шокирована кровавой расправой. Это повредит моей пропагандистской кампании. Надо всячески подчеркивать великолепие и славу грядущей войны, а не ее ужасы. Крови сегодня пролилось более чем достаточно; дурное знамение для моих планов расширения Империи.

Ощущая лопатками тяжелый взгляд императора, мастер Корриды шагнул навстречу Ретифу. Старый безумец был вполне способен сломать ему карьеру…

— Мне про тебя известно! — рявкнул мастер. — Я выяснил: ты силой проник в служебную зону, обманул двух офицеров, рассказывая красивые сказки и демонстрируя поношенный мундир и дешевые побрякушки, а теперь хочешь запугать меня? Бесполезные уловки! Будешь сопротивляться — прикажу застрелить тебя на месте!

В ответ Ретиф обнажил меч.

— Именем Кодекса, который ты поклялся соблюдать, — объявил Ретиф, чей голосом разносился над ареной, — я защищаю свое право!

И командор коснулся регулятора громкости у воротника, поставив его на максимум.

— Пропади ты пропадом вместе с твоим Кодексом!.. — выкрикнул мастер и тут же смолк, побелев от ужаса, когда оказалось, что голос его слышен повсюду. Затравленно оглянувшись, он скомандовал: — Огонь!

Прозвучал выстрел, и один из стражников осел на песок.

— Приказывайте, сэр! — бодро объявил Фицрейвен, целясь из маленького пистолета во второго.

Усиленный громкоговорителями выстрел оглушил публику, взревевшую от неожиданности. Распорядители, окружавшие Ретифа, застыли, глядя на мертвеца; мастер Корриды хрипел, выпучив глаза. Второй стражник глянул на пистолет, оценил ситуацию и исчез.

Над ареной разнеслись приказы. Появился отряд вооруженных людей в коричневых мундирах, которые бегом приблизились к эпицентру беспорядка. Офицер с шокером в руках жестом остановил их. Подойдя вплотную, он несколько мгновений изучал поношенный мундир Ретифа, затем посмотрел на труп. Ретиф окинул его взглядом: молод, решителен, знаки различия боевого лейтенанта.

— Арестовать мерзавца! — потребовал мастер. — Убийцу следует расстрелять!

Вытянувшись по стойке «смирно», лейтенант отдал честь:

— Приказывайте, сэр!

— Ты не слышал? — рассердился мастер. — Схватить злодея!

— Не вмешивайтесь, сэр, — ответил лейтенант чиновнику в черном мундире. — Иначе я буду вынужден удалить вас отсюда. Жду приказов командора.

Улыбаясь, Ретиф отсалютовал лейтенанту клинком и вложил меч в ножны.

— Ну наконец-то проблески здравого смысла. Поздравляю, лейтенант! Я уже начал опасаться, что никого, кроме приверженцев Конкордиата, в этих местах не сыскать.

Мастер Корриды собрался произнести возмущенную речь, но не успел: бойцы в коричневом вывели его с арены, несмотря на громкие протесты. Остальные распорядители исчезли сами, прихватив с собой труп.

— Я бросил вызов как положено, лейтенант, — повторил Ретиф. — Прошу вас немедленно проводить меня к чемпиону. — Ретиф улыбнулся. — Буду благодарен, если ваши люди останутся на арене. Надо же проследить, чтобы турнир продолжался без помех, в соответствии с изначальным текстом Хартии.

В глазах лейтенанта зажегся огонек. Наконец! Настоящий боевой офицер. Не командир дворцового полка, чьи приказы приходится выполнять каждый день. Для лейтенанта командор стоял выше любого гражданского или расслабленного обитателя императорских казарм. Боевой командор, да еще из Корпуса Дракона!

Несколькими минутами позднее приведенный в чувство мастер Корриды объявил, что чемпиону брошен вызов. Чемпион волен принять его или отказаться. В последнем случае вызов может быть повторен в следующем году.

— Не знаю, что твои ребята сказали мастеру, но здравый смысл вернулся к нему удивительно быстро, — заметил Ретиф по дороге к месту поединка, очерченному кругом.

— Они умеют быть убедительными! — бодро согласился лейтенант, шагая слева от командора и чуть позади него.

Дойдя до круга на арене, они остановились. Сейчас я получу то, ради чего трудился, подумал Ретиф, но хватит ли меня на то, что ждет впереди?

Толпа на трибунах волновалась. Было ясно, что командору придется нелегко. Чемпион, конечно, может не согласиться, он имеет полное право отдохнуть до следующего турнира, наслаждаясь плодами победы. Только для Ретифа это станет поражением, таким же окончательным, как и гибель на песке арены. Второй раз добиться своего маскарадом, наглостью и угрозами не получится.

Ретифу еще повезло: он поссорился с чемпионом у ворот. Обида заставит того принять вызов. Может быть.

Чемпион приблизился к Ретифу, окруженный судейской коллегией. Оба посмотрели друг другу в глаза. Блондин презрительно сощурился:

— Этот инвалид меня вызывает? Кажется, я где-то видел старого болтуна.

— О моей болтовне можешь не беспокоиться, юный лавочник. За меня будет говорить холодная сталь!

— Насадить тебя на вертел — не много чести! — Блондин порозовел и рассмеялся. — Седины не каждому прибавляют ума.

— Не много? Может быть. Если струсишь, чести будет еще меньше.

— Хочешь умереть здесь? Ради славы? Дело хозяйское, но я тебе не помощник.

— Чего не придумает сельский увалень, чтобы вывернуться. Такой сброд нельзя допускать до благородного боя!

Командор пристально глядел на блондина, пытаясь понять, насколько оскорбления задевают того за живое. Ставить вполне приличного парня в дурацкое положение было неприятно, но ничего другого не оставалось. Противника необходимо разозлить до такой степени, чтобы он забыл о заслуженной победе и согласился испытать судьбу еще раз. Кажется, он не любит упоминаний о торговле и лавочниках.

— Вернулся бы ты к своей капусте, дружок, — ухмыльнулся Ретиф. — Пока я не побил тебя своим мечом. Плашмя.

Некоторое время блондин угрюмо изучал командора.

— Хорошо, — сказал он негромко. — Встретимся на арене.

Еще один маленький шажок, подумал Ретиф, приближаясь к нарисованному кругу. Получится ли уговорить его на конный поединок?..

— Предлагаю конный поединок, — обратился Ретиф к судье. — Если, конечно, этот лавочник не боится и у него есть лошадь.

Последовали энергичные переговоры с представителями чемпиона; участники их размахивали руками и часто оглядывались на командора.

— Чемпион согласен встретиться с вами! — объявил наконец судья. — Днем или ночью, в жару или в холод, пешим или конным!

— Очень хорошо, — кивнул Ретиф. — Пусть оруженосец приведет моего коня.

Выбор его не был капризом: Ретиф прекрасно понимал, во что обойдется победа над чемпионом. В бою он уже не мог полагаться на свои ноги.

Когда-то эти неутомимые ноги легко вынесли его к перевалу Бифрост, навстречу разбойнику Мальдеди. Девять часов спустя Ретиф притащил тело разбойника, весом двести десять фунтов, вниз, в деревню. Притащил на спине, удерживая одной рукой; вторая была сломана.

Тогда Ретиф был совсем мальчиком — моложе своего противника на этой арене. Он принял вызов Мальдеди, брошенный всем желающим: сразиться без оружия на перевале, доказать, что ты уже не ребенок и можешь считаться мужчиной. Пожалуй, теперь приходится доказывать, что ты не слишком стар…

Подошел служитель, ведя Ночного Грома под уздцы. Оценить такого коня мог только большой знаток. Ретиф знал это очень хорошо. На неопытный взгляд — кляча, не более того. Командор, однако, в любой момент предпочел бы этого коня с императорским клеймом на боку целому стойлу на выставке.

Блондину подвели белого скакуна, крепкого и раскормленного. Вряд ли он такой уж стремительный, подумал Ретиф. Шансы повысились.

Прозвучали трубы, перекрывая гомон толпы. Ретиф поднялся в седло, не сводя глаз с противника.

— Ваше оружие, сэр! — сказал судья, подавая тяжелую палицу с длинными сверкающими остриями.

Массивная, неуклюжая: Ретифу не приходилось раньше пользоваться такой. Тонкостей обращения с дубиной Ретиф не знал. Блондин поступает умно, сказал он себе, улыбаясь. Имеет право выбирать оружие — и берет необычное. Все правильно.

Фицрейвен, стоя за барьером, имел мрачный и суровый вид. Не слишком-то он надеется на мои старые кости, подумал Ретиф.

Прозвучал свисток. Ретиф приблизился к противнику рысью, отведя палицу в сторону. Пока что он решил обращаться с ней как с коротким мечом. А дальше научится на опыте…

Белый конь пролетел мимо галопом и развернулся; Ретиф отбил палицей удар в голову, попытался достать спину противника, не смог. Коротка палица, подумал Ретиф, разворачиваясь в свою очередь, надо подбираться как можно ближе.

Последовал обмен ударами, не достигшими цели. Пользуясь неповоротливостью белого коня, Ретиф атаковал чемпиона с разных сторон, улюлюкая. Пусть тот разозлится как следует.

Блондин повертелся на месте, затем поднял коня на дыбы, стараясь достать противника тяжелыми копытами. Ночной Гром презрительно отступил в сторону; конь чемпиона едва не потерял равновесие.

Неплохо, великодушно согласился Ретиф. Но медленно, слишком медленно.

Командор ударил сверху, но в человека не попал: белый конь тряхнул головой, внезапно подставив ее под палицу. Выдохнув в последний раз, конь рухнул на песок. Блондин успел отскочить.

Ретиф на такое не рассчитывал: убивать животное ему было незачем. Конечно, атаковать противника сверху безопаснее, и правила не запрещают. В смертельном бою нет правил, кроме тех, которые человек устанавливает для себя сам.

Если он спешится, встречая противника на равных, преимущество, которое дает конь, будет потеряно. Вот он, противник, стоит, ждет, по лицу бежит тонкая струйка крови…

Мне нужна победа, на ней держится весь план, напомнил себе Ретиф. И он уже слишком стар, чтобы драться с молодыми на равных. Мысленно покачав головой, командор спешился. Некоторые поступки приходится совершать, даже если логика требует обратного. Противник — не бешеная собака, чтобы расправляться с ним, оставаясь в седле.

В ответ чемпион отсалютовал командору палицей.

— Достойный выбор, старик. Теперь тебе придется умереть, — с этими словами блондин двинулся вперед.

Ретиф остался там, где был, парируя удары, упреждая каждое движение противника. Когда палица Ретифа скользнула по виску чемпиона, тот отступил, тяжело дыша. Старик оказался не так прост: сдвинуть его с места никак не получалось. Командор стоял как стена, не уступая ни дюйма. Когда палицы скрещивались, удар отдавался в плече блондина, будто оружие встречало на своем пути гранитный валун. Чемпион осторожно двинулся вдоль нарисованной окружности.

Ретиф лишь поворачивался на месте, держась лицом к противнику, экономя силы. Отдавать инициативу — не слишком разумно, но командор не хотел показывать сопернику, как скованы его движения, не хотел впустую растрачивать силы, активно перемещаясь по арене. Руки пока хороши, не хуже, чем у других, а может, и лучше. Придется поработать ими.

Уклонившись от очередного удара, Ретиф зацепил челюсть противника, шагнул вперед и ударил его в плечо. Ошеломленный блондин быстро отступил. Сейчас бы использовать преимущество, но нельзя. Нельзя растрачивать силы на беготню по арене. Командор опустил палицу и оперся на нее. Где-то далеко шумела толпа; сверкал под солнцем песок, порывы ветра поднимали пыль над ареной.

— Шевелись, лавочник! Как тебе мой товар? Попробуй еще!..

Если парня все время злить, он потеряет осторожность. Должен потерять. И у Ретифа будет преимущество.

Атака блондина оказалась внезапной, но Ретифу удалось отразить удар. Чемпион молниеносно зашел с другой стороны; командор повернулся, успел перехватить палицу — и в этот момент пальцы левой руки взорвались. Голова закружилась, в глазах потемнело. С трудом удерживаясь на ногах, прогоняя смертельную слабость, командор усилием воли рассеял тьму и осмотрел руку. От двух пальцев осталась только кровавая мякоть; палица исчезла. Защищаться было нечем.

Голова гудела, каждый вдох резал легкие. Ноги начали трястись, с левой руки будто содрали кожу — вместе с мясом. Оказывается, он не в состоянии переносить боль так же стойко, как в молодости. Старость не радость.

Вот и пришел час, как тать в ночи. Неоткуда ждать помощи, некуда бежать. Собрать все силы, все остатки реакции и сообразительности. Или все потерять. На мгновение замешкавшись, преодолевая болевой шок, командор вытащил церемониальный кинжал: десятидюймовый клинок, богато украшенный драгоценными камнями. По крайней мере, он умрет с оружием в руках, лицом к противнику.

Шагнув вперед, блондин отбросил палицу.

— Или обыкновенному лавочнику не пристало делать благородные жесты, подобающие надменному рыцарю? — Чемпион рассмеялся, вынимая нож из-за пояса. — Пришел в себя, старик? Готов?

— Жест… дорого тебе обойдется, — пообещал Ретиф, с трудом ворочая языком.

Даже дышать было трудно. В нервах отдавалась боль от раздробленных костей и раздавленной плоти. Бледный лоб был покрыт холодным потом.

Чемпион приблизился вплотную; командор едва успел отступить, нож прошел в дюйме от него. Действительно, он разучился переносить боль. Долгие годы, проведенные на дипломатической службе, где оружием являются хитрость и изысканное коварство, не прошли даром. Сейчас, когда грубую силу надо одолевать грубой силой, он проигрывает.

Грубая сила без ловкости не работает, он это знал и раньше. Что ж, надо снова положиться на благоприобретенную изворотливость и находчивость. Ретиф постарался забыть о реве толпы на трибунах и сосредоточился.

Надо втянуть чемпиона в такую схватку, в которой у него не будет шансов. Пусть еще раз потеряет голову, пусть не сможет обратить себе на пользу молодость, быстроту и неутомимость…

— Так ты честный лавочник или балетмейстер? — прорычал командор как можно более убедительно. — Встречай меня лицом к лицу!

Блондин молча сделал обманное движение, взмахнул клинком — и не попал. Зато Ретиф сумел кольнуть чемпиона в запястье.

— Кабацкая драка — это другое. Старик, говоришь? А может, ты просто боишься моего клинка? Лицом к лицу, правая рука против правой руки?

Если парень на это купится, значит он еще моложе, чем выглядит, подумал Ретиф.

— Слыхал про такое, — кивнул блондин, обмениваясь уколами с командором. — Придумано специально, чтобы не выставлять старика на посмешище перед более ловким противником. Понимаю, ты надеешься меня подловить, но и я могу…

— Острие моего клинка к твоим услугам! — оборвал его Ретиф.

Выставив перед собой нож, глядя в глаза командору, блондин осторожно двинулся вперед. Еще ближе, пожалуйста, подумал Ретиф. Самую малость.

Неожиданно выронив кинжал, командор молниеносно вцепился блондину в запястье.

— А теперь попробуй вырваться, головастик, — предложил Ретиф.

Противники раскачивались, стоя нос к носу, глядя друг другу в глаза. Дышать было трудно, сердце страшно колотилось, левая рука превратилась в пульсирующий клубок боли, стекавший с пыльного лба пот заливал глаза, но хватка была крепкой. Блондин тщетно пытался вырваться.

Движением запястья Ретиф отвернул клинок в сторону, затем выдавил руку блондина кверху. Тот пытался сопротивляться, но тщетно.

— Я тебя не убью, — сообщил Ретиф, улыбаясь. — Но руку сломаю. В таком состоянии тебя снимут с поединка.

— Мне поблажки не нужны!.. — прохрипел блондин.

— А это не поблажка. Пока кости не срастутся, приятного будет очень мало, обещаю. Считай, я честно расплатился за свою руку.

Завернув надежно схваченную руку за спину противнику, командор надавил. Кости отчетливо хрустнули. Ну вот, можно отпустить… Бледный как смерть, задыхавшийся блондин с трудом удерживался на ногах.

На несколько минут воцарилась суматоха: работали врачи и судьи, звучали объявления и шумела непостоянная в своих симпатиях толпа, довольная провозглашением нового чемпиона.

К Ретифу протиснулся распорядитель в цветастом мундире Парадного полка. Командор поправил воротник, а заодно и регулятор микрофона.

— Имею честь объявить вам, сэр, что вы выиграли турнир и вам полагаются все почести сегодняшнего дня.

Распорядитель замешкался, сбитый с толку раскатами эха. Стоя под любопытными взглядами, Ретиф пытался разогнать тьму, едва не накрывшую его окончательно. Боль в раздавленных пальцах накатывала волнами, воздух, свистевший в горле, никак не мог справиться с удушьем. Слова будто доносились издалека, приходилось напрягаться, чтобы уловить смысл и устоять на ногах.

— Теперь же за преступления против мира и порядка внутри Империи именем императора я помещаю вас под арест, вплоть до суда. Приговор будет вынесен Верховным судом Фрагонара.

Ретиф перевел дыхание, собираясь с мыслями.

— Отлично! — пробормотал он. — Вы не смогли бы обрадовать меня больше, даже если бы захотели.

В просторном и роскошно убранном зале, известном как Небесный свод, собрались аристократы, сановники и пэры Лилии. Члены Верховного суда сидели на своих местах, не нарушая торжественной тишины.

Обвинение предъявило доказательства: выдавая себя за пэра Лилии и офицера Корпуса, обвиняемый нарушил законы Нортройяла и проявил неуважение к императорской власти, а также запятнал себя убийством, совершенным руками присягнувшего ему оруженосца. Что он хочет сказать в свое оправдание?

Ретиф сидел в одиночестве на скамье подсудимых, баюкая туго забинтованную руку, которая онемела от обезболивающего. Сейчас выяснится, насколько хорошо он подготовился к финальному испытанию. Готовился же он долго и тщательно.

В Галактике нет хранилища документов, сравнимого с архивами Корпуса, и Ретиф провел там не одну неделю, разбираясь в подробностях истории Нортройяла и предшествовавшей ему старой Империи. К архивным фактам добавился собственный богатый опыт. Осталось увидеть, выдержит ли шаткая постройка из традиции, преданий, слухов и старых записей испытание истиной. От этого полностью зависел успех задания. Кролику совершенно необходимо найтись в цилиндре, иначе выйдет нехорошо.

Вот они, перед ним, — люди, которых необходимо убедить. Следуя долгим и непростым путем, Ретиф добрался до высших сановников этого мира. Судьи Верховного суда, имперский архивариус, хранители Хартии, Кодекса, протоколов и ритуалов, на которых держится общество. Рисковать всем, ломая священный порядок турнира, было почти безумием, но как еще привлечь внимание столь избранной аудитории? Теперь, когда драма развернулась на глазах сотен тысяч зрителей, его выслушают. Только путаться в показаниях никак нельзя.

— Пэры королевства! — начал Ретиф, стараясь говорить ясно и отчетливо. — Обвинения в мой адрес основаны на предположении, что я выдаю себя за другого. С начала и до конца я лишь настаивал на своих правах старшего офицера и пэра Лилии. Как подобает Кавалеру, я стойко сопротивлялся всем попыткам лишить меня законных прав и привилегий. Весьма прискорбно, когда чиновники невысокого ранга проявляют неосведомленность в отношении статуса боевого командора Лилии. Но теперь, представ перед благороднейшими пэрами Нортройяла, я не сомневаюсь, что справедливость моих требований будет наконец признана.

Пока Ретиф переводил дух, прозвучал голос сурового седобородого судьи:

— Ваши претензии суду представляются безосновательными. Никто из присутствующих вас не знает. Если вы — потомок одного из перебежчиков, покинувших своих соратников-Кавалеров во времена изгнания, едва ли вам удастся снискать уважение достойных людей, сидящих в этом зале. Вы обманываете себя, полагая, что ваш маскарад может ввести в заблуждение высокий суд!

— Я не уроженец Нортройяла, — ответил Ретиф. — На это я и не претендую. И среди моих предков нет отступников. Не упускает ли высокий суд из виду, что одному из кораблей, не сопровождавших Кавалеров на пути в изгнание, удалось обмануть разведку Конкордиата и те, кто летел на нем, организовали противодействие вторжению?

Судьи, склонив друг к другу головы, принялись переговариваться и шуршать бумагами.

— Вы хотите сказать, что речь идет о корабле, на котором находились император Рокель и его свита? — спросил судья.

— Совершенно верно, ваша честь.

— В таком случае ваша история выглядит совсем неправдоподобной! — отрезал судья. — Когда император Ролан триумфально воссоединился со своими подданными здесь, в Нортройяле, в прошлом году, его сопровождал весь двор.

— Я коснусь этого позднее. Пока достаточно сказать, что я являюсь законным наследником…

— Совершенно недостаточно, могу вас уверить! — раздраженно оборвал Ретифа судья. — Не намерены ли вы указывать суду, какие доказательства считать достаточными?

— Простите, ваша честь. Я в состоянии доказать свое утверждение.

— Очень хорошо. Предъявляйте ваши доказательства, хотя не представляю, как они могут оказаться убедительными.

— Вот, ваша честь! — Ретиф извлек из плоской полевой сумки на поясе какую-то бумагу. — Подтверждение моей добросовестности. Не сомневаюсь, что суд признает подлинность офицерского патента и жалованной грамоты, выданной императором Рокелем. Прошу заметить, печати не сломаны.

Ретиф передал документ секретарю суда. Приняв перевитую выцветшей красной лентой и скрепленную тяжелыми сургучными печатями грамоту, секретарь передал ее председателю суда. Повертев грамоту в руках, судья сломал легко раскрошившиеся печати. Остальные смотрели с интересом, придвинувшись поближе.

Исполненный в старинном имперском стиле, с перечислением предков и почестей, документ был подписан императором, уже два века отошедшим в мир иной, и заверен тускло блестевшей золотой печатью. Даже судьям не каждый день приходилось видеть такую бумагу. Такой документ стоил целого состояния.

— Последний параграф я предлагаю прочесть вслух, — потребовал Ретиф. — Поправка, внесенная тридцать лет назад.

Помолчав, судья передал бумагу секретарю:

— Огласите последний параграф!

Тот прочел хорошо поставленным голосом:

«Да будет известно всем, читающим это: наш верноподданный, пэр императорской Лилии Джеймс Ярл, барон Ретиф, офицер императорской гвардии, боевой офицер, наследственный рыцарь Почетного легиона, кавалер Лилии, защитник Запада, милостью императора кавалер Серебряной Звезды, своей доблестью, верностью и искусной рукой покрывший славой императорскую Лилию, настоящим получает от Нас почетное звание боевого командора, дабы он исполнял обязанности и пользовался привилегиями, сопутствующими этому званию, как и его потомки, на вечные времена».

В зале повисла долгая тишина. Секретарь вернул бумагу председателю суда, который вновь погрузился в ее изучение.

— Предлагаю исследовать отпечаток сетчатки моих глаз и сравнить его с закодированным в приложении, — объявил Ретиф, поднимаясь на ноги.

Председатель суда жестом подозвал посыльного. Тот вернулся с экспертом, и через пять минут, показавшихся всем очень долгими, заключение было готово. Вручив его судье, эксперт удалился.

Прочитав заключение, судья вернулся к документу. Ниже подписи императора Рокеля действительно были дополнения, подписанные и скрепленные печатями. Имена, стоявшие под дополнениями, члены суда видели впервые.

— Где вы взяли эту грамоту? — поинтересовался председатель суда.

— Она хранится в моей семье в течение девяти поколений, ваша честь.

Члены суда стали совещаться, покачивая головами и оглаживая седые бороды.

— Итак, ваше доказательство — дополнения к документу, подписанные людьми, совершенно неизвестными нам, и скрепленные печатями, которых мы никогда не видели, — объявил судья. — Имена настоящих императоров произвели бы на нас более сильное впечатление. Вот, например, последнее дополнение, указ о присвоении высокого воинского звания. Подпись поставлена всего тридцать лет назад: «Ронар».

Вслед за председателем суда рассмеялись и другие.

— Дерзость не приблизит желаемого для вас исхода дела, — пообещал судья. — Ронар, говорите? Это имя никому не известно. Тридцать лет назад двор отца нынешнего монарха располагался на Тралленде.

— Тридцать лет назад, — возвысил голос Ретиф, — отец вашего нынешнего правителя держал коня под уздцы, когда император садился в седло!

Со всех сторон раздались возмущенные крики, заглушившие стук судейского молотка. Подобие порядка удалось восстановить только худощавому джентльмену, одетому в бархатный красно-коричневый камзол, с золотой цепью хранителя Большой печати на шее.

— Пора вынести, наконец, приговор изменнику и покончить с этой непозволительной дерзостью!.. — прокричал он.

— Нортройял оказался жертвой мошенничества, — возразил Ретиф, когда настало относительное затишье. — Но только не моего. Тот, кто называет себя Роланом, — самозванец!

Стук молотка, вместе с гулкими ударами посоха судебного пристава, заставил наконец замолкнуть благородную публику. Глаза председателя грозно блеснули за стеклами очков.

— Знание языка, дворцового этикета, а также узор сетчатки глаз, совпадающий с приложенным к документу, выглядят достаточно серьезным подтверждением вашей родословной. В свете представленных доказательств, суд склонен признать в вас преступника самого подлого рода: отступника, запятнавшего свое высокое происхождение! — Судья возвысил голос. — Занесите в протокол: лицо, именуемое Джеймсом Ярлом, бароном Лилии, разрушает собственными словами клятву верности и втаптывает в грязь свое благородное происхождение. Забывшему честь офицера будет вынесен заслуженный приговор!

— Я располагаю доказательствами моих слов, ваша честь! А обвинения, выдвинутые против меня, не доказаны. Я действовал в полном согласии с Кодексом, и Кодекс дает мне право высказаться в свою защиту!

— Вы пренебрегли Кодексом! — выкрикнул кто-то из зала.

— Я сказал, что на троне Лилии сидит узурпатор. Можете меня казнить, если я не смогу доказать этого.

В воздухе повисла мертвая тишина.

— Очень хорошо, — кивнул председатель суда. — Предъявите ваши доказательства.

— Когда некто, называющий себя Роланом, появился в Нортройяле, он имел при себе императорскую печать, кольцо, мантию, большую часть коронных драгоценностей и подлинник императорской родословной.

— Верно.

— Не было ли еще тогда замечено, что цепь на печати отсутствует, мантия сильно запятнана, главной драгоценности, изумруда «Наполеон», нет, кольцо обезображено глубокими царапинами, а замок переплета родословной книги взломан? — По залу пронесся ропот. — И никому не показалось странным, что у претендента не было императорской печатки, олицетворяющей Империю во всей ее полноте?

Голос Ретифа теперь гремел в тишине; во взгляде председателя суда прорезалось сомнение.

— Откуда у вас такие сведения?

Ретиф извлек что-то блестящее из кожаного мешочка на поясе и показал суду.

— Это разорванная цепь, — пояснил он. — Ее повредили во время кражи из хранилища Свиты в изгнании. — Ретиф растянул цепь поверх ограждения скамьи подсудимых. — А это — изумруд «Наполеон», когда-то он был вставлен в кольцо на руке легендарного Бонапарта. Другого такого в Галактике нет, и подлинность установить нетрудно. — В мертвой тишине звякнул маленький ключик, ложась рядом с цепью и драгоценным камнем. — Этим ключом вы сможете отпереть императорскую родословную книгу. — Наконец Ретиф извлек небольшую серебряную шкатулку искусной работы. — Пятна на мантии — кровь императора Ронара. Тогда же убийца отрезал палец императора, чтобы завладеть кольцом, на котором остались царапины.

Послышались возмущенные голоса. Ретиф замолчал, давая всем рассмотреть серебряную шкатулку в его руке.

Там лежала исключительно качественная копия императорской печатки. Такими же были изумруд и ключик, воспроизведенные в лабораториях Корпуса и точно повторявшие даже молекулярную структуру оригинала. При проверке их будут сравнивать с сохранившейся электронной матрицей; для положительного результата требуется полное совпадение. Сама печатка безвозвратно погибла при пожаре во дворце полтора века назад.

Откинув крышечку, Ретиф продемонстрировал великолепный камень винного цвета, оправленный в платину.

— Одна эта драгоценность доказывает, что Ролан — самозванец! Предлагаю суду сравнить ее с матрицей. А пока проводится экспертиза, я попросил бы суд еще раз обратить внимание на генеалогическое древо в моем офицерском патенте.

Секретарь отправился за аппаратурой и экспертами, судьи склонились над документом; зал гудел, теперь уже без умолку.

Вкатили матричный сканер. Председатель суда посмотрел на него и перевел взгляд на Ретифа.

— Это древо… — начал он, но тут коллега шепнул что-то ему на ухо и потянул за рукав. Судья кивнул.

Передав шкатулку секретарю, Ретиф вздохнул. Техники открыли дверцу и положили драгоценный камень в сканер. Затаив дыхание, Ретиф смотрел, как они возятся с регуляторами. Последний щелчок — и прибор мелодично запел.

— Кристалл соответствует матрице, — вынес свое заключение эксперт, отрываясь от приборов.

Возбужденные крики утихли, когда Ретиф обратился к председателю суда.

— Милорды! Пэры имперской Лилии! — Голос его звенел. — Свидетельством этой печатки мы, Ретиф, император божьей милостью, занимаем трон, принадлежащий нам по праву!

В ответном хоре голосов прозвучало изумление, смешанное с почтительным трепетом.

ЭПИЛОГ

— Прекрасная работа, господин министр! Поздравляю с новым назначением, — радушно произнес посол. — Вы показали, чего можно достичь, применяя индивидуальный и нестандартный подход там, где в теории ситуация безнадежна.

— Благодарю вас, господин посол, — улыбнулся Ретиф. — Сейчас, когда все позади, я и сам удивлен, как мне удалось выпутаться. Честно говоря, не хотелось бы еще раз оказаться в положении, требующем такой изобретательности.

— Признаюсь, когда Маньян сообщил, что вы займетесь этим делом, притом в одиночку, я попытался отозвать вас, но было поздно. Совсем не дело посылать единственного агента на задание, последствия которого столь серьезны и непредсказуемы. Боюсь, Маньяну пришлось нелегко. Он теперь на длительном отдыхе.

Конечно, подумал Ретиф. Он теперь на длительном отдыхе, а у меня дела идут как нельзя лучше. Опасные задания хороши тем, что в случае успеха оправдывают себя стократ.

Теперь у него есть постоянная должность. Можно надеяться, что дальше его ждет аналитическая работа подальше от Нортройяла.

Несколько недель его царствования были наполнены событиями. Ролана повесили на следующее утро, после бурного судебного заседания. Вплоть до последней минуты Ролан утверждал, что он не самозванец. Несколько утешает то, что он действительно лгал. Но будь Ролан настоящим императором, Ретиф все равно отправил бы его на виселицу.

Первое, что сделал Ретиф после коронации, — навсегда отменил турнир, а также исключительное право дворян занимать государственные должности. Он также освободил, с присвоением очередного звания, лейтенанта, который отказался арестовывать его. А Фицрейвена отправил учиться в военную академию: будущее парня было обеспечено.

Вспомнив о смущении белокурого чемпиона, он улыбнулся. Когда рука блондина зажила, Ретиф предложил ему сатисфакцию; тот в ответ попросил прощения за недальновидность. Оценив его благородство и твердость характера, император присвоил ему звание капитана гвардии и сделал пэром.

Затем были упразднены неправдоподобно сложные ограничения, тормозившие развитие общества, окаменевшие обычаи и священные традиции. Венцом всего стало принятие современной конституции: королевству предстояло следовать по пути просвещения, к славе и достоинству.

Принцессу Монику тоже приятно вспомнить. Настоящая принцесса, с родословной, к которой не смог бы придраться самый замшелый аристократ из старой гвардии. Ретиф отрекся от престола в ее пользу.

Конечно, родословная Моники не так богата — у Ретифа в роду насчитывается семь, а то и восемь императоров в изгнании, — но ее вполне достаточно. Тем более после прискорбной истории с узурпатором граждане Нортройяла были рады появлению просвещенного правителя.

Оказалось, что не так-то легко покидать престол, занятый почти без труда. Особенно не хотелось расставаться с прекрасной Моникой, слишком напоминавшей другую красавицу, из совсем другого времени…

Его краткая карьера гладиатора обернулась месячным пребыванием на больничной койке, но теперь все хорошо. Что готовят ему судьба и командование Корпусом?..

–…Великолепную изобретательность, — послышались чьи-то слова. — Вы, должно быть, прекрасно проработали свою легенду, подготовили все необходимые вещи и документы. А качество работы! Просто замечательно. Подумать только, обмануть первосвященника в святая святых храма!

— Тщательное изучение материалов, не более того, — скромно пояснил Ретиф. — В архивах Корпуса нашлось все, что было нужно. Пришлось повозиться с печаткой, но это заслуга наших специалистов.

— Грамота поразила меня еще больше, — сказал молодой советник. — Ведь деталей недостаточно, надо еще понимать психологию тамошней аристократии.

Оживленно беседуя, присутствующие потянулись в зал. Пора и ему. Рассеянно улыбнувшись, Ретиф посмотрел в глаза молодому агенту.

— И опять тут нет моей особой заслуги. Грамота у меня лежит давно, и, в отличие от остального, она подлинная.