Преступления прошлого

Кейт Аткинсон, 2014

Кейт Аткинсон – один из самых уважаемых и популярных авторов современной Британии. Ее дебютный роман получил престижную Уитбредовскую премию, обойдя многих именитых кандидатов – например, Салмана Рушди с его «Прощальным вздохом мавра». Однако настоящая слава пришла к ней с публикацией «Преступлений прошлого» – первой книги из цикла о кембриджском частном детективе Джексоне Броуди. Роман вызвал бурю восторга и у критиков, и у коллег по цеху, и у широкого читателя, одним из наиболее ярых пропагандистов творчества Аткинсон сделался сам Стивен Кинг. В романе «Преступления прошлого» частному детективу Джексону Броуди предстоит заняться делами, которые полиция давно списала в архив: о таинственном ночном исчезновении маленькой девочки из родительского сада; о немотивированном убийстве дочери известного адвоката, помогавшей ему в офисе; и о кровавом эпизоде домашнего насилия в молодой семье, живущей на ферме. Казалось бы, между всеми ними нет ничего общего, да и следы простыли давно, однако ниточки, переплетаясь, тянутся в настоящее и самым неожиданным образом сводят героев – каждый со своими скелетами в шкафах…

Оглавление

Из серии: Звезды мирового детектива

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Преступления прошлого предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

5

Амелия

Виктор умер, как и хотел, дома, в собственной постели — от старости. Ему было восемьдесят четыре года, и, сколько они себя помнили, он всегда настаивал, чтобы его похоронили в гробу, а не кремировали. Тридцать четыре года назад, когда их сестра Аннабель умерла в младенчестве, Виктор купил на местном кладбище «семейный участок» на трех человек. Амелия с Джулией никогда не задумывались о такой странной арифметике до смерти самого Виктора, когда участок был уже на две трети занят (их мать последовала за Аннабель с неожиданной поспешностью), то есть место оставалось только для Виктора, но не для других его детей.

Джулия заявила, что это типичное проявление наплевательского к ним отношения, но Амелия возразила, что отец, скорее всего, купил такой участок намеренно, чтобы ему не пришлось коротать загробную жизнь в старой компании, на случай если окажется, что она все-таки существует. На самом деле Амелия ничего такого не думала — Виктор был атеистом до мозга костей, упрямцем и грубияном, и не в его характере было вдруг начать прикрывать тылы, — просто она так привыкла возражать сестре, что сделала это на автомате. В спорах Джулия проявляла хватку (и голосистость) терьера, поэтому они вечно препирались на пустом месте, как пара давно потерявших интерес к тяжбе адвокатов. Иногда им казалось, что они вернулись в свое бурное детство и в любой момент начнут исподтишка щипаться, таскать друг друга за волосы и обзываться, как в те далекие годы.

Их вызвали. «Прямо к смертному одру короля», — фыркнула Джулия. А Амелия сказала: «Ты сейчас „Короля Лира“ имеешь в виду?» А Джулия сказала: «Что, если и так?» И Амелия сказала: «Ты можешь судить о жизни, только если видела ее на сцене». А Джулия сказала: «Иди ты к черту, ты сама вспомнила про Лира». И они продолжили в том же духе, хотя поезд еще не успел отойти от вокзала Кингз-Кросс. Виктор умер через несколько часов после их приезда. «Черт, пронесло», — заявила Джулия, поскольку у сестер было подозрение, что Виктор пытается заманить их в семейное гнездо, чтобы они ухаживали за ним. Им обеим было ненавистно слово «дом» — прошел не один десяток лет, с тех пор как они его покинули, и все же они его так называли.

Амелия сказала: «Извини», но Джулия пялилась в окно на проносившиеся мимо лондонские пригороды и не раскрывала рта до тех пор, пока не показались наливающиеся летние поля Восточной Англии. «Лир не умирал, он отрекался от престола», — изрекла она, и Амелия сказала: «Иногда это одно и то же» — и обрадовалась, что они помирились.

Они сидели по обе стороны кровати, ожидая, когда он умрет. Виктор лежал на постели, как выброшенная на берег рыбина, в комнате, которая когда-то была супружеской спальней и сохранила преувеличенно женственный интерьер, любимый их матерью. Готовилась ли Розмари в этот самый момент встретить Виктора в вязкой земле семейного участка? Амелия представила, как родители сжимают тела друг друга в холодном объятии, и ей стало жаль свою бедную мать, которая, наверное, думала, что сбежала от Виктора навсегда.

Кроме того, заметила Амелия, как ни старалась она удержаться, продолжая спор, никто из них не стремился быть рядом с отцом при жизни, так зачем им близость после смерти? Джулия ответила, что это не важно, что «дело в принципе», а Амелия сказала: «С каких это пор у тебя появились принципы?» — и разговор снова пошел по наклонной, и это они еще не начинали обсуждать самую муторную тему — похороны, относительно которых Виктор не оставил никаких указаний.

Когда они перестали называть его папой и перешли на Виктора? Джулия иногда обращалась к нему «папа», особенно когда пыталась улестить, но Амелии нравилось «Виктор», это помогало держать дистанцию. И пожалуй, придавало ему человечности.

Виктор зарос белой щетиной и из-за этой бороды и старческой худобы стал непохож на самого себя. Только руки не усохли, по-прежнему были огромные — костлявые лопатищи на запястьях-черенках. Внезапно он что-то забормотал, и Джулия в панике взглянула через кровать на Амелию. Джулия была готова к тому, что он умирает, но не к тому, что он будет не в себе. «Папа, тебе что-нибудь нужно?» — громко спросила она, и Виктор замотал головой, точно разгоняя мух, но услышал он ее или нет, кто знает.

Врач Виктора сказал по телефону, что участковые медсестры приходят к нему трижды в день. «Заглядывают», как он выразился, что создавало впечатление веселой непринужденности, но ни Амелия, ни Джулия не предполагали, что так можно описать смерть Виктора, поскольку к его жизни подобное определение было точно неприменимо. Они думали, что медсестры останутся, но не успели они войти, как одна из них заявила: «Ну, мы пойдем», а другая ободряюще крикнула Виктору через плечо: «Они здесь!» — словно Виктор с нетерпением ждал приезда дочерей, что, конечно же, не соответствовало действительности, а единственным, кто им обрадовался, был Сэмми, старый золотистый ретривер, сделавший галантную попытку их поприветствовать, несмотря на артрит, неловко виляя задом и клацая когтями по скользкому паркету в коридоре.

По словам врача, у Виктора случился обширный инсульт. За месяц до того другой врач говорил им, что Виктор вполне здоров и что у него «сердце буйвола», просто годы берут свое. Амелия сочла, что «сердце буйвола» не особенно внятное выражение, разве не правильнее было бы сказать «сердце льва» или «здоров как буйвол»? Что вообще такое буйвол? Просто бык, корова? В этом и во многом другом Амелия больше не была уверена (или, может, она никогда всего этого и не знала). Скоро ей будет уже не за сорок, а под пятьдесят; она убеждала себя, что чувствует, как каждый день в ее мозгу разрушаются нейронные связи — объединяются, образуют рефлекторную дугу и погибают, — лишая ее доступа к информации. До самого конца у Виктора в голове все было на своих местах, как в хорошей библиотеке, в то время как Амелии ее разум представлялся чуланом под лестницей, где допотопные хоккейные клюшки соседствуют со сломанными пылесосами и коробками старых елочных игрушек, и, за чем бы она туда ни полезла — за пятиамперным предохранителем, жестянкой с рыжим кремом для обуви или отверткой «Филипс», — шансы найти нужную вещь стремились к нулю.

Может, разум Виктора и оставался в порядке, но его дом — отнюдь нет. Дети разъехались, дом медленно, но верно ветшал, пока не стал напоминать заброшенную лачугу вроде тех, куда вызывают специалистов по санобработке, когда какой-нибудь несчастный, незаметно для всех умерев, пролежит месяц в луже собственной сгнившей плоти.

Куда ни посмотри, везде были книги, все до единой покрытые плесенью и бурыми пятнами, и ни одну не хотелось взять в руки. Виктор уже давно забросил математику, не следил за новыми теориями, не интересовался журналами и публикациями. В детстве Розмари говорила им, что Виктор «великий» математик (или это сам Виктор так говорил), но если он и пользовался каким-то авторитетом в академических кругах, то много лет назад растерял его и оставался не более чем заурядным факультетским тружеником. Его специализацией была теория вероятности. Амелии этот раздел математики категорически не давался (он вечно пытался объяснить ей, что такое вероятность, подбрасывая монеты), но ей виделась ирония в том, что человек, зарабатывавший на жизнь изучением риска, никогда в жизни не рисковал.

— Милли? Ты в порядке?

— Что такое буйвол?

— Типа как бык. — Джулия пожала плечами. — Я не знаю. А что?

В детстве они ели бычье сердце. Розмари, не сварившая до замужества и яйца, выучилась готовить грубые, старомодные блюда, которые Виктор одобрял за питательность и дешевизну. Интернатская еда — он на такой вырос. Амелию затошнило от одной мысли о рагу с печенью и беконом и запеканках с говядиной и свиными почками. У нее перед глазами до сих пор было окровавленное сердце на кухонном столе, темное, блестящее, с прожилками жира, как будто только что переставшее биться, и мать, изучавшая его с загадочным лицом и огромным ножом в руке.

— Я помню суп из бычьих хвостов, — сказала Джулия с гримасой отвращения. — Он правда был из настоящих хвостов?

Розмари ушла из жизни очень легко. Она не выказала никакого желания бороться за нее, когда выяснилось, что у малютки, которую она вынашивала в год исчезновения Оливии, был близнец, но не долгожданный сын Виктора, а подкидыш-опухоль, которая беспрепятственно росла и разбухала внутри ее. К тому времени как врачи распознали симптомы не новой жизни, но скорой смерти, было уже слишком поздно. Аннабель прожила всего несколько часов, а ее раковый двойник был удален, но через полгода не стало и самой Розмари.

Виктор как будто захрапел, задышал тяжело, с присвистом, словно трахея вот-вот сожмется и слипнется. Через равные интервалы следовал ужасающий по силе вдох, когда срабатывал рефлекс и дыхание восстанавливалось. Амелия с Джулией озабоченно переглянулись. «Это предсмертный хрип?» — прошептала Джулия, но Амелия шикнула на нее. В конце концов, невежливо обсуждать механизм умирания в присутствии умирающего. «Он же ничего не слышит». — «Не в этом дело».

Через какое-то время хрипы стихли, и Виктор по всем признакам мирно спал. Амелия заварила чай — сперва хорошенько отмыв чашки, — и они выпили его, стоя у окна, глядя в темноту сада.

«Что насчет похорон? — прошептала Джулия. — Он, наверно, не хотел бы ничего такого, христианского?» Если не считать пары вялых попыток Розмари отправить их в воскресную школу, они выросли без религии. Будучи математиком, Виктор считал своей обязанностью привить дочерям скептицизм, особенно потому, что считал их легкомысленными, кроме Сильвии конечно же, которая всегда выезжала на зубрежке формул. После того как она их покинула, Виктор превратил «зубрилу» в «одаренного ребенка», а потом и в «маленького гения», то есть чем дольше ее не было, тем умнее она становилась, тогда как Амелия с Джулией, по его убеждению, только тупели. Было время, когда Амелии случалось с ним спорить, хотя на защиту гуманитарных наук чаще бросалась Джулия — Амелии было трудно противостоять грубости Виктора. Может, он был прав, думала она теперь, они ведь и правда не семи пядей во лбу.

«Ну, что думаешь? — спросила Джулия. — Он ведь оставил нам дом? А денег оставил, как думаешь? Ох, вот бы». Виктор никогда не обсуждал с ними свое завещание, никогда не говорил с ними о деньгах. Создавалось впечатление, что у него ни гроша за душой, но, с другой стороны, он всегда был скупцом. Джулия снова принялась ныть по поводу семейного участка, и Амелия сказала: «Знаешь, быстрее будет его кремировать. По-моему, разрешение на похороны получать дольше».

«Но тогда мы будем прокляты до конца жизни, — сказала Джулия, — как дочери в древнегреческой трагедии, не справившие обрядов над телом отца-царя». А Амелия сказала: «Мы не в пьесе, Джулия, забудь про Еврипида», а Джулия возразила: «Нет, правда, Милли, плохо уже то, что мы его не любили», а Амелия сказала: «Мне плевать» — и нахмурилась, осознав, что говорит совсем как ее студенты.

Джулия заявила, что хочет вздремнуть, и примостилась, опустив голову на руки, на несвежем покрывале, словно таким странным образом оказывала почтение умирающему отцу. Огромные руки Виктора были благочестиво сложены на одеяле, символизируя готовность к смерти. От него потребовалось бы лишь малейшее усилие, чтобы воздеть длань и дать Джулии последнее благословение. Прикасался ли он к ним когда-нибудь по-доброму? Целовал? Обнимал? Трепал ли ласково по щеке? Амелия не могла вспомнить. «Разбуди меня, если что-нибудь случится, — пробормотала Джулия, — если он умрет или еще что». Джулия по-прежнему умела спать без задних ног и через считаные минуты вырубилась, как и Виктор. Амелия посмотрела на темные кудри сестры, и ее вдруг захлестнула нежность, больше походившая на горечь.

В последнее время у Джулии было мало работы. Раньше она играла постоянно: в провинциальном театре, в новаторских постановках в крошечных лондонских студиях и в эпизодических ролях на телевидении — была жертвами из низов общества в «Фараонах»[29] и смертельно больными в «Несчастном случае»[30] (за последние десять лет ей пришлось умереть дважды), но теперь, похоже, ее перестали звать на пробы. В прошлом году она снялась в обучающем фильме для дочернего предприятия нефтяной компании, и Амелия возмутилась, заявив, что ей бы «следовало подумать о своих убеждениях», на что Джулия ответила, что легко позволить себе «роскошь иметь убеждения, когда в холодильнике есть еда», а Амелия парировала: «Не надо драм, когда это ты голодала?» — но теперь ей было стыдно, потому что Джулия так радовалась новой работе, а она ей все испортила.

Амелия видела практически все роли Джулии и, хотя всегда говорила сестре, что она «прекрасна», как того требовал театральный протокол, часто ловила себя на мысли, что на самом деле как актриса Джулия не представляет собой ничего особенного. Свою лучшую роль, по мнению Амелии, Джулия сыграла в Бристоле. Давали что-то общеизвестное, возможно «Золушку». Джулия была черным пуделем, подстриженным под льва, и говорила с французским прононсом. Собачий костюм сидел на низенькой и грудастой Джулии как влитой, и ей удалось изобразить специфическое парижское высокомерие — зрители были в восторге. Парик ей не понадобился, она собрала свои буйные кудри в пучок на макушке и повязала бантом. Амелия никогда не представляла сестру пуделем — только джек-расселом. Ей вдруг стало очень грустно оттого, что лучшей ролью за всю карьеру Джулии была собака. И что ей не нужен парик, чтобы сыграть пуделя.

Он умер? Он вполне мог сойти за мертвеца и во сне — лежал на спине с закрытыми глазами, приоткрыв клювоподобный рот, — но никаких признаков затрудненного дыхания больше не наблюдалось, а кожа приобрела оттенок сырого цемента, который внезапно вызвал у Амелии в памяти покойную Розмари на больничной койке, — это было настолько неожиданно, что она секунд пять не могла шелохнуться. Видно, она тоже задремала. Недостойные царские дочери, не сумели даже подежурить у смертного одра.

Сэмми неловко поднялся с коврика у кровати и подковылял к Амелии, вопросительно ткнувшись сухим носом ей в руку. «Ах ты, бедолага», — сказала Амелия псу. Она легонько потрясла Джулию и сообщила, что Виктор умер. «Откуда ты знаешь?» — сонно протянула Джулия. На щеке у нее багровел отпечаток от часов. «Потому что он не дышит», — ответила Амелия.

Со смертью Виктора настроение у них стало чуть ли не праздничное, и, хотя было только шесть утра, Джулия, словно исполняя некий посмертный ритуал, щедро плеснула им обеим бренди. Амелия думала, что выпивка не пойдет, но, к собственному удивлению, осушила стакан с удовольствием. В восемь, уже изрядно набравшись, они отправились в местный «Спар» за продуктами и кидали в корзинку все то, что Амелия при обычных обстоятельствах никогда не покупала: бекон, колбасу, обсыпанные мукой пшеничные булочки, шоколад и джин, — хихикая, как школьницы-пипетки, которыми они были так давно, что уже и забыли.

Вернувшись в Викторов дом, они сделали сэндвичи с беконом и яичницей; Джулия умяла три, Амелия ограничилась одним. Едва покончив с едой, Джулия закурила.

— Бога ради, — поморщилась Амелия, отгоняя дым от лица, — тебе непременно надо что-то в рот запихивать, иначе не можешь!

Джулия курила театрально, устраивая целое представление, — такая у нее была манера, что бы она ни делала. Подростком она обычно практиковалась перед зеркалом (по воспоминаниям Амелии, многое в жизни юной Джулии репетировалось перед зеркалом). Джулия поднесла руку с сигаретой ко рту, и в утреннем свете блеснула тонкая серебристая полоска шрама в том месте, где был пришит отрезанный мизинец.

Почему в детстве они постоянно калечились? Был ли это способ привлечь внимание Розмари (или хоть кого-нибудь), выделиться из месива Амелия-Джулия-Сильвия? Джулия с Амелией так и остались неуклюжими, всегда в синяках от столкновений с мебелью и спотыканий о ковры. Только в прошлом году Амелия уронила себе на ногу чугунную сковородку и прищемила руку дверцей машины, а Джулия схлопотала в такси травму шеи и растянула лодыжку, упав со стремянки. Амелия не видела особого смысла привлекать внимание, когда тебе уже за сорок, особенно если рядом никого нет.

— Помнишь, как Сильвия падала в обморок? — спросила она Джулию.

— Нет. С трудом.

Всякий раз, когда она вспоминала, что Виктор умер, у Амелии кружилась голова. Чувство было такое, будто с плеч у нее сняли тяжелый камень и теперь она может взмыть вверх, словно летучий змей или воздушный шар. Труп так и лежал под одеялом наверху, в спальне, и хотя они знали, что нужно что-то сделать, куда-то позвонить, принять меры, но их одолела странная лень.

Конец ознакомительного фрагмента.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Преступления прошлого предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

29

«Фараоны» («The Bill», с 1984) — британский полицейский телесериал.

30

«Несчастный случай» («Casualty», с 1986) — сериал на канале Би-би-си о врачах и пациентах отделения скорой помощи.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я