Любовь, жизнь и далее по списку

Кейси Уэст, 2018

Что делать, если чувствуешь, что влюбляешься в лучшего друга? Лето семнадцатилетней Эбби Тернер проходит совсем не так, как бы ей хотелось. Ее чувство к Куперу не является тайной, но точно не взаимно. К тому же мама девушки все хуже справляется со своей тревожностью, и работы Эбби не приняли на художественную выставку, куда она так мечтала попасть. Оказывается, в ее картинах «нет души». Поэтому, когда Эбби представляется шанс проявить себя, она подходит к задаче со всей серьезностью. Так появляется список. Эбби дает себе месяц, чтобы выполнить десять заданий и выйти из зоны комфорта. Например, узнать историю незнакомца (№ 3) или влюбиться (№ 8). Эбби точно знает: если она справится, то станет тем художником, которым она всегда хотела быть. Но чем ближе последний день эксперимента, тем очевиднее правда: завершить список будет труднее, чем она ожидала. Похоже, чтобы вдохнуть жизнь в свое творчество, Эбби придется измениться по-настоящему.

Пять

Или не выпадет. Возможно, Купер так никогда и не узнает о мистере Уоллесе. Отрицание уже успело стать моей второй сущностью.

На встречу я надела свой самый нарядный сарафан, выгоревшие волосы заплела в свободную косичку, а макияж ограничила одним слоем туши на ресницах. Хотя и для этого сейчас было слишком жарко.

За столом мама Купера чмокнула меня в щеку, а его сестра пригласила сесть рядом. Между ней и Купом.

— Обожаю, когда ты красиво одеваешься ради моих родителей, — прошептал он, стоило мне опуститься на соседнее сиденье.

— Замолчи, — пробормотала я в ответ.

Он пришел в шортах и потускневшей от солнца голубой футболке — она оттеняла идеальный бронзовый загар и придавала особую насыщенность голубизне глаз. Светлые волосы Купера, еще слегка влажные после душа, завивались на концах. Да, он, как всегда, выглядел очаровательно. Я побранила себя за то, что вообще обратила внимание, открыла меню и принялась изучать его.

Отчаянные попытки отвлечься и в самом деле сработали, так что я не заметила, как кто-то остановился рядом и окликнул меня:

— Эбби, привет.

Я подняла глаза и увидела Эллиота Гарсиа — знакомого из школы.

— Привет. Не думала, что встречу тебя здесь.

— Это моя подработка на лето, — ответил он.

— Круто.

— Привет, — поздоровался Купер. — Почему мы не знакомы?

Я толкнула его плечом.

— Тебе что, нужно знать всех людей в этом мире?

— Ты понимаешь, о чем я, — ответил он. И я понимала. Все наши знакомые были общими. Мы всегда были вместе: Купер, Эбби, Джастин и Рейчел. Или Рейчел, Купер, Джастин и Эбби; если люди знали одного, они знали и остальных. Но иногда мы ходили на разные предметы и встречали людей, которых не знали остальные.

— Я слышал о тебе, — сказал Эллиот. — Ты Купер Уэллс. Просто мы еще не встречались.

— Теперь встретились, — прозвучало в ответ.

Пока эти двое общались, я непроизвольно начала их сравнивать. Оба милые, но совершенно по-разному. Голубые глаза и светлые волосы Купера против карих глаз и темных кудряшек Эллиота. Первый высокий и мускулистый, второй — худощавый и немногим выше меня. Сейчас, когда они стояли рядом, разница сильно бросалась в глаза.

— Думаю, мы готовы заказывать, — сказал мистер Уэллс, возвращая мои мысли к делам насущным.

Эллиот выпрямился.

— О, конечно, ваш официант будет через минуту. Я просто принимаю гостей. Сейчас принесу вам воды.

Когда он уже направлялся в кухню, Купер предложил:

— Вам с Эбби следует сходить куда-нибудь вместе.

Я охнула от удивления.

Эллиот обернулся:

— Прости?

— Ничего. Не обращай на него внимания, — посоветовала я. Иногда Купер бахвалился своим даром сводничества. Хвастаться ему было откровенно нечем.

Как только Эллиот отошел подальше, я пронзила Купера самым возмущенным взглядом, на который была способна.

— Извини, — обратился он ко мне, — но тот парень запал на тебя. Разве ты не видишь? Я всего лишь пытался его выручить.

— Почему ты не дашь мне самой поупражняться во флирте?

— А это было в планах? Почему-то я очень сомневаюсь.

Я не собиралась флиртовать. Ни Эллиот, ни любой другой парень меня сейчас не интересовали. Мое сердце все еще оправлялось после нелестного отзыва о моем творчестве, и время для свиданий было не самое подходящее.

Поэтому на сверхсаркастичный вопрос Купера я ответила вопросом:

— Есть новости от Джастина?

Он достал телефон и показал мне фотографию наполовину готовой кирпичной стены:

— Он тебе не показывал?

— Нет. Почему он мне не пишет?

Я прочитала подпись под изображением: «Строим школу для местных детишек». Представить Джастина в той среде, гуляющего с малышней и болтающего по-испански — уже не только в кругу семьи, было несложно.

Теперь и я достала телефон, чтобы открыть переписку с Джастином.

Я: «Забыл держать меня в курсе событий, паршивец?»

— Ах, так вот ключ к его покорности, — съязвил Купер, заглянув в экран через мое плечо.

— Мне не нужна покорность. Раскаяния будет достаточно.

Купер хихикнул в ответ.

Эллиот принес нам воды и привел официанта, который принял наши заказы.

Когда тот удалился, мистер Уэллс обратился ко мне:

— Как твои успехи в рисовании? — спросил он. Мы сидели прямо друг напротив друга.

— Все хорошо.

— А ты нарисуешь что-нибудь для меня? — спросила Амелия.

— Конечно, — согласилась я ровно в тот момент, когда миссис Уэллс одернула дочь:

— Нет, Амелия, ты ведешь себя невежливо.

— Почему? — спросила девочка.

— Потому что у Эбби нет времени на такие глупости.

— Да, Амелия, мама права, — подтвердил Купер, протягивая руку за моей спиной, чтобы коснуться ее плеча. — Эбби хочет написать пять новых работ для июльской выставки искусства.

— Нет, не хочу, — перебиваю его я.

— Хочешь, ты же сама мне говорила. Ты сказала, что старые работы не подошли.

— Именно, — сказала я. — Можно, мы обсудим это позже?

— Но я категорически против! Они великолепные. — А затем добавил: — Так или иначе тебе хватит упорства, чтобы нарисовать что-нибудь еще.

— Я не собираюсь больше ничего рисовать.

— Так старые рисунки все-таки примут? Какие именно?

— Нет.

Вот теперь я видела его смятение.

— Ты не можешь одновременно и рисовать, и не рисовать, — наконец подытожил он.

— Не будет никакой выставки.

— Ее отменили?

— У меня. У меня не будет никакой выставки.

— Я думал, директор еще раздумывает. И в результате скажет «да».

— Он сказал «нет».

— Оу. — Его улыбка тут же куда-то испарилась.

— Да. Ну и ладно, не важно. Не последняя выставка в моей жизни. — Я чувствовала, как щеки налились краской, и мне хотелось сбежать от разговора, поэтому я потянулась за стаканом и сделала большой глоток.

Его родители переглянулись и снова остановили взгляды на мне. Их так и подмывало задать какой-нибудь наводящий вопрос или сказать что-нибудь типа «но это ведь важно» или «но твои работы должны быть на выставке». Мистер Уэллс, судя по всему, уже подготовил реплику, потому что он даже откашлялся. А я знала, что разревусь еще до окончания его монолога; что бы там дальше ни прозвучало.

И тогда Купер меня спас:

— Ты права, ничего страшного. — Он сжал мое колено под столом, а потом опустил руку. — И кто здесь скажет, что мое выступление на дюнах было не потрясающим?

Амелия сразу поняла, что мне нужен отдых, и подыграла брату:

— Ты словно взлетел на последнем прыжке!

Взрослым понадобилось немного больше времени, чтобы сообразить, что к чему. Какое-то время миссис Купер неотрывно смотрела в мои глаза, а затем обратилась к сыну:

— Верно, и мы здесь собрались, чтобы отпраздновать твой невероятный успех. Так давайте праздновать.

К тому моменту, как официант вернулся с заказом, мы уже погрузились в обсуждение побед Уэллса-младшего. И меня переполняла благодарность за то, что Купер так точно понимал, что мне нужно.

* * *

— Эбби зовет меня в гости, — сказал родителям Купер, когда они оплатили счет, и мы все встали из-за стола.

— Да? — Как вовремя я об этом узнала. Честно говоря, сейчас мне хотелось как можно скорее добраться домой и свернуться под одеялом. Последние несколько дней я справлялась с мыслями о мистере Уоллесе и выставке, отодвигая их в дальний (или хотя бы в какой-нибудь) угол, но мое признание снова ослабило это защиту. Я опять возвращалась к его словам и, вопреки своей злости и внутреннему протесту, верила им.

— Да.

— Ты помнишь, к которому часу должен вернуться домой, — сказал его отец, беря своих дам под руки и направляясь к выходу из ресторана.

— Купер, я устала. Давай поговорим об этом завтра? — попросила я на полпути к двери.

— Не-а. Нам нужно поговорить сейчас. Я вижу, что тебя это беспокоит. Давай же, пойдем. — Он повел меня на улицу.

— Конечно, меня это беспокоит, но я в порядке. Переживу. Лучше возьмем по кусочку чизкейка. — Я остановилась у освещенной витрины и начала глазами поглощать превосходные десерты.

Купер остановился сбоку.

— Кажется, у них нет малины с белым шоколадом.

— Значит, я попробую что-нибудь новое.

— Ты никогда не пробуешь что-нибудь новое. Стоит тебе найти «то самое» — и тебя не оторвать.

— Как же ты прав, Купер, как же ты прав.

Он окинул меня косым взглядом, словно подозревал, что речь шла не о чизкейке. И в этом он тоже был прав.

Он махнул головой, сопроводив это движение легким смешком, схватил меня за руку и потащил за собой из помещения. Мне всегда казалось, что его рука — теплая и слегка грубоватая — идеально помещается в моей.

Машина ждала меня на парковке перед рестораном, но Купер прошел мимо нее прямо к пирсу. Должно быть, он понял, что я больше не буду сопротивляться и — к моему глубокому разочарованию — отпустил руку.

Когда полтора квартала были позади, он сказал:

— У меня для тебя кое-что есть.

— Правда? Что? — Сердце, совершенно мне не подвластное, начало биться сильнее.

Он достал белую салфетку из кармана и протянул ее мне. Пришлось проглотить свою досаду.

— У меня уже есть твой номер, — напомнила я.

— Как смешно. Это номер Эллиота. Не благодари.

— Ты по-прежнему воображаешь себя купидоном?

— Я превосходный купидон.

— Эллиот дал мне свой номер еще полгода назад. Но все равно спасибо. — Я знала, что еще тогда была ему интересна, и все равно сама свела общение к нулю после пары эсэмэс. Я засунула салфетку обратно Куперу в карман и пошла вперед. Ступая на пирс, я замедлила шаг, чтобы не споткнуться о покореженные доски.

Купер догнал меня.

— Ты когда-нибудь звонила ему?

— Мы переписывались какое-то время. Я не хочу отношений, Купер.

— Ты когда-нибудь рассказывала мне о нем?

— Наверняка да.

Он хмыкнул.

В конце пристани я облокотилась о деревянные перила и опустила глаза вниз. На первый взгляд океан всегда казался черным как ночь, но, стоило присмотреться, и промежуток между горизонтом и береговой линией начинал переливаться таким количеством оттенков, что мои руки так и чесались взяться за кисть.

— Поговори со мной, Эбигейл. Ненавижу, когда ты держишь все в себе. Что произошло? Ты сказала, что мистер Уоллес рассматривал тебя как вариант. Что он сказал на самом деле?

— Что у меня нет души.

— Он сказал, что ты андроид?

Я сложила руки на перекладине и со стоном опустила на них лоб. Запах соли, рыбы и водорослей проникал во все поры.

Купер погладил меня по спине.

— Он сказал, что ты бездушная? Что он имел в виду?

— Он сказал, что в моих работах нет глубины. Что они плоские. Что он ничего не чувствует, глядя на них.

— Ах, так это он андроид. Теперь понял.

Я еще сильнее вжалась в перила.

— Нет, серьезно, он не знает, о чем говорит.

«Разве? — хотела я сказать. — Ты мог бы сказать то же самое. Когда ты смотришь на меня, тебе тоже не хватает этого фрагмента. Фрагмента, который пробуждал бы в тебе какие-либо чувства».

Я слегка повернула голову, чтобы увидеть Купера.

— Пока мой папа на войне, мама дома страдает агорафобией. — Еще нельзя было забывать о неразделенной любви на фоне всего этого. — И это я ничего не смыслю в глубоких чувствах?

— Смыслишь. — Купер захихикал, а мое сердце громко отозвалось на этот звук.

Я снова застонала и вернула голову в прежнее положение. Прежде чем он снова нарушил молчание, несколько волн успели обрушиться на сваи.

— Твоя мама не страдает агорафобией.

— Я знаю. Но кажется, будто она стремится к этому. Ей все хуже.

— Хуже в каком смысле?

— Раньше она гуляла. Теперь я даже не могу припомнить, когда она в последний раз вообще выходила из дома. Ей нужны друзья. Когда-то это помогало справляться с переездами.

— Наверное, мама может пригласить ее на обед. Я попрошу ее.

Мне даже не пришлось говорить что-либо, хватило и взгляда, чтобы Купер понял, насколько смешно звучит его предложение.

— Ты права, — сказал он. — Не лучший вариант.

— Все нормально. В августе вернется папа, и ей полегчает.

— Твой папа возвращается в августе?

Меня очень грела эта мысль. И август был не за горами.

— Да, уже не терпится. Хотя он пропустит шоу. Точнее, пропустил бы. Теперь уже не важно.

— Может быть, ты неправильно поняла мистера Уоллеса.

— Ну, нет. Он выразился предельно четко. Даже слишком. Вообще-то, все это были его слова. Ни эмоций, ни глубины, ни души. Все они.

— Это жестоко.

Это и в самом деле было жестоко. Я определяла себя через искусство. Оно было единственным, что давалось мне хорошо. Единственным, за что, как мне казалось, меня любили люди. И теперь меня лишили даже этого. В ресторане мне удалось сдержать слезы, но сейчас я вот-вот была готова заплакать.

— Это всего лишь мнение одного человека, Эбби.

— Он доктор гуманитарных наук. Он хранитель музея. И он единственный человек поблизости, который мог бы помочь мне с выставкой. А мне нужен был этот опыт. — От волнения дышать становилось все труднее. Комок в горле с каждой секундой становился все больше, но я старалась прогнать это чувство.

— А как же другие музеи? Или галереи?

— Я все еще в поиске. Но это очень маловероятно. Сотни людей подают заявки на участие в таких выставках. Я думала, что смогла наладить отношения с мистером Уоллесом. Но, раз даже ему не нравится мое искусство, ты правда полагаешь, что какой-нибудь незнакомец даст мне возможность попытать удачу?

— Не принимай это так близко к сердцу.

— Уже приняла. — И в этот момент по щекам неожиданно покатились слезы. Я со злостью смахнула их.

Купер обнял меня.

— Не плачь. Ненавижу, когда ты плачешь. Из-за этого мне хочется устроить взбучку всем этим людям.

— Я справлюсь.

— Знаю, что справишься. И ты еще докажешь, что он был неправ. — Рука Купера двигалась вдоль моей спины, и я прижималась к нему все сильнее.

От этих слов мне стало легче, но они не вселили в меня уверенность, что я найду способ доказать мистеру Уоллесу его неправоту. Чего я точно не умела, так это влиять на чувства других людей.