Психотерапевт. Полная версия

Катя Уфимцева

Части книги ранее публиковались отдельными изданиями. Завораживающе она глядела на игру цвета, на него. Он в этот момент менял батарейки в пульте, его брови немного нахмурились, вздыбились.Одновременно он вспоминал приметный случай из прошлого, с энтузиазмом делился подробностями.Каждая фраза, каждое предложение, сказанные им, находили в ней отклик.– Он – кладезь невероятного, – думала она, а после, вздохнув, сказала, – Ты знаешь, одномоментно пребывать в смирении – критично. Быть в нём систематически, беспрестанно – удел несущественный…

1 часть

1

Ему не нравилось, как шелестят бахилы на моих ботинках.

Я стала их снимать перед тем, как зайти в его обитель. Именно так хочется называть это место. Место, где спокойно, где рандомные мысли обретают плавный курс. Откуда не хочется выбираться.

Я пришла к нему в конце лета. Он — мой психотерапевт.

Он лечил мою голову. Он искусно вытаскивал меня из забытья, возвращал в состояние покоя.

Его руки. Его руки творили невероятные вещи. Они холодные при первом прикосновении становились тёплыми и нежными в самом процессе.

Он умело работал с жизненной энергией, обеспечивая её равномерное течение по меридианам тела. После чего в организме царили порядок и гармония.

Позднее я узнала, традиционная китайская медицина признана весьма эффективной системой целительства. И он меня исцелял.

Он способствовал, размыкая и вводя в новое плавание, чтобы мои энергопотоки плыли. Плыли в безоглядную даль его ладоней. Ладони прикасались к моим волосам. Скользили и утопали.

Сквозь сомкнутые глаза я видела. Я слышала его безмолвный голос.

Он жонглировал пальцами, меняя ритм и силу нажатия.

Моя голова следовала за его движениями. Каждая клеточка кожи ждала, когда он её коснётся.

Он не спешил. Я уже знала, куда опустятся его пальцы в каждую последующую секунду.

И таяла.

Я улавливала его дыхание над моим лицом.

Всякий раз я норовила открыть глаза, поймать его взгляд и считать его желание.

Но перед каждой терапией он просил лежать с закрытыми глазами. О том, что нужно быть бездвижной, я знала по умолчанию.

И была бездвижна.

Уверена, моя голова двигалась в такт с его вольными раскатами пальцев. Тянулась то и дело за его руками и ни за что не хотела лишиться этих прикосновений.

Так он лечил мою голову порядка двадцати минут. Потом спускался ниже. К шее. Точки, которые находились там были весьма чувствительны. При каждом надавливании я ощущала сладостное чувство, которое было так схоже с удушьем.

Дожидаясь моего выдоха, он давил до определенного момента. Сначала становилось страшно. Невозможность вдохнуть полноценный глоток воздуха вводила в оцепенение. Но резкий вдох, и его палец лишь едва касался шеи.

И так несколько раз.

Далее на его пути расстилалась грудная клетка, живот, тазовые кости, ноги по всей их длине, стопы.

И долгожданное возвращение к голове.

Лечение руками.

Когда сеанс «ласковой» терапии заканчивался, на поверхности моей кожи оставалось лёгкое присутствие его запаха. От его рук пахло чистотой: мыло, толи парфюмерная вода. Оно было непринужденно терпким, не въевшимся, исчезающим так быстро, что хотелось повторять и повторять.

Я делала пару глотков чая, которым он бережно наполнял мою чашку в самом начале встречи, расплачивалась и, обернувшись в пальто, ускользала из его обители.

С каждым разом он узнавал меня. Я же довольствовалась крохотными ответами на свои вопросы о нём, либо объёмными рассказами, которые он мог в беспамятстве поведать о жизни.

Ещё ни один мужчина не позволял мне столько говорить о себе, о своей тонкой неординарной организации. А он позволял. Это его работа.

Он настраивал мои каналы на благоприятное течение. У него даже это получалось. Я порхала, рассекала на лихой благодати небесные пространства. И как оказалось, временны́е.

На одной из встреч я узнала, что он имел воинскую службу в городе моей тихой мечты, в Риге. На тот момент у меня была издана первая одноимённая книга.

И тем вечером я осознала, что помню его.

Я была знакома с ним. Я была близка с ним и непременно поспешила отразить это на бумаге, пока воспоминания не удрали:

…Помнишь, я улетала:

Ригу холодом воспевала.

А ведь я улетала к тебе.

Я знала, как и найти где.

Сквозь временну́ю гладь

Лишь в тебе утопать.

Минуя пространства, рубеж,

Узких улочек меж,

Мощенных Латвийских дорог,

Ссылаюсь на Бога, — помог.

И вот, я тебя обрела.

Меня не было. Я была!!

На пороге годов далёких

Я знала, как, кто ты.

Я знала голос, цвет глаз,

Я знала о тех — о нас.

Под зонтом среди дождливого лета,

На мне куртка твоя надета.

Мне не холодно в Риге, отнюдь.

Я с тобой, помни меня. Забудь.

Ведь как не крутилась б планета,

Нам не позабыть того лета.

На бульваре ночных поцелуев,

Я помню, как ты смеёшься, танцуешь.

Я помню дыхание и мыслей твоих перелив.

Как ты таинственен, горд, как ты молчалив.

И встретив тебя сейчас,

Я поняла, какой смысл в нас.

Как холодные Рижские ночи

Утопали в том, чего хочешь.

И сейчас, утопая без капли сомнения,

Будоражат тебя мои откровения.

***

Временной интервал.

А ведь и ты меня знал.

Наложив строки на тематическое видео, я отправила ему в мессенджере.

Он долго не отвечал. Не знаю смотрел ли он тогда его, слушал ли.

Смотрел. Слушал. Знал.

Я пересматривала смонтированный фильм каждый день ни по разу.

Я помнила детально каждый фрагмент из той зарисовки.

Как на Театральном бульваре его губы касались моих. Его объятия не позволяли растворяться в смеркающем холоде. Ладони оберегали от ночного озноба. Ведь уже тогда я познакомилась с его ладонями, сотворившими невероятное.

Он рядом. Тепло от его дыхания.

Ворвавшись в моё пространство тогда, в далёких восьмидесятых, он поселился там навсегда. Лишь оставалось это вспомнить. Изъять.

У меня удалось беспрепятственно.

Он же сопротивлялся.

Он не желал.

У него другая размеренная жизнь. Одиночество комфортно строило ему прерогативу на волю и покой. А грядущее беспокойство, размазывающее, разбивающее всё на своём пути, в лице молодой сумасшедшей, ему не прельщало.

Но ведь на то интервал и временной, чтобы на одной из точек пересечения соединить два чередующихся, несоизмеримых пространства.

Не вдаваясь в детали и подробности, он всё же скромно ответил в чате нашей зарождающейся переписки:

— Запредельно.

Запредельно не просто понять людям, что существуют временны́е грани, барьеры и сообщения.

Моя миссия состояла в том, чтобы провести его по искромётному пути, ведущему в необычайное сокровенное измерение.

А его миссия?

2

Перед следующей встречей я волновалась более обычного.

Завершающие пара пшиков фужерного парфюма заитожили мой образ.

Последняя затяжка пагубным табаком повергла в состояние спокойствия.

И сама не заметила, как уже стояла на этаже перед его белой дверью с зеленой табличкой:

«Кандидат медицинских наук,

врач высшей категории

психиатрия, наркология, психотерапия,

рефлексотерапия.

На табличке не хватало попросту места, чтобы уместить всю информацию об этом гении.

Я на секунду призадумалась. Поняла, что помню до мельчайших деталей всё убранство его обители.

Ковёр, расстеленный точно в середине кабинета, пошарпанный в одном месте, ровно под столом, пятнадцать настенных картин, красующихся по периметру, икона, тематические сувенирные фигурки на шкафу, покрытые тонкой пыльной гладью, нескончаемые тома книг на полках, стопы брошюр на столе. А все ли им прочитаны?

Он говорил всегда, что для успешного зачатия нового нейронного «комка», необходимо читать. На крайний случай, прибегнуть к аудиопрослушиванию книг.

Удобные мягкие кресла, в которых мы проводили практически все наши встречи, не считая той, первой, когда он усадил меня на стул.

Тогда ты был знакомый «незнакомец». Ты записывал, задавал ознакомительные вопросы, недооценивал.

Зачем я пришла дважды, трижды, постоянно?

3

В беспокойстве мне никогда не было равных.

На пороге тридцать второго года жизни, имея за спиной брак, детей, да и целый ворох огрехов и смятений, я преступила черту и решилась обратиться за помощью.

О существовании психотерапевта, который обладает техниками гипноза, я услышала случайно из разговора. Этой же минутой мне стало ясно, что надо в эту дверь постучать. Не единожды.

4

Ещё пара вдохов и я, постучав, вошла.

Он также с улыбкой поспешил встретить меня. Помог снять пальто, провёл к креслу, предложил присесть.

В прозрачном чайнике жадно набирала температуру субстанция цвета охры. Тонкая петля огонька от свечи регулировала этот процесс, не хуже тебя.

Ты выглядел иначе. Привычный чёрный монохром сменился на тёмно-синюю рубашку из плотного текстурированного вельвета. Волосы были уложены на иной лад, и, мне показалось, очки были другие, но все эти диссонансы моего восприятия не имели никого значения. Ты был собой.

Гений, при мысли о котором у меня сводило все части тела, начиная от головы, которая хотела поддаваться тебе и рефлекторно, и акупунктурно, захватывая все внутренности, и заканчивая самым сокровенным, где раздирающее желание уже с самого начала наших встреч укоренилось и жутко изнуряло.

5

Занимаясь сексом на тот момент ещё с действующей фигурой в моей жизни, я чётко и непроизвольно представляла тебя. Словно я получаю удовольствие в минуты единения с тобой.

Я склоняла голову на чужую грудь и в такт своим поступательным движениям фантазировала о тебе.

Я вспоминала твои руки, предлагала им обвить моё тело, позволяла пальцам нежно проводить по позвоночному мосту, а ладоням вновь и вновь наминать мою грудь.

Ведь не хватало мига, чтобы во время каждой прошедшей терапии ты не коснулся изнывающей всеобъемлюще жаждущей моей плоти.

И под фееричное, бурное представление меня настигала волна эйфории, в заключении того факта, что я хочу тебя так, как жаждет капли воды бездыханное существо, затерявшееся в пустынном смерче.

Меня так и подмывало, вывалить все помыслы во время наших бесед. Рассекретиться, признаться. Но я придерживалась царившей на твоих сеансах этики.

Ждала, наблюдала, сочиняла для тебя, отправляя в наш чат, получала запредельно сухие ответы в виде «намосте».

6

Разговор стартовал неожиданно легко. Я не желала на этот раз говорить о своих насущных проблемах, и ты не особо настаивал.

Разлив по чашкам чай, ты всё же начал:

— Ваши стихи бесконечны, Катя. Вы пишите и знаете то, о чём не каждому вдомёк. Я прослушал Ваше произведение ни один раз. Оно, как проводник в неизвестные дали. А Вы… — он остановился, прикрыв на секунду глаза, — там бывали?

— Временной интервал.

А ведь и ты меня знал, — и замолчала.

Пауза воцарилось на некоторое время. Казалось, что этот неловкий момент ничто не сможет нарушить.

— Я прочувствовал. Всё, о чём Вы говорили. Я не удивлён, как Вам это удалось. От Вас ожидаемо и не такое.

Набор этих важных лестных слов был мне необходим. Мои убитые прежним безразличием слуховые рецепторы с невероятной жадностью хватали каждое твоё похвальное и доброе слово-комплимент.

Ты — психотерапевт.

Мне бы помнить об этом, соблюдать субординацию, этично посещать встречи, лечить голову, расставлять приоритеты, выздоравливать и балансировать в этом смиренном жизненном потоке.

Но я мыслила всегда нерационально. Я, будучи фанаткой своих стереотипов и иллюзорных мифов, шпарила напрямую, в омуте своих фантазий утопала и растворялась.

Ты — мужчина.

На этом можно было закончить мои визиты. Предложиться тебе, получить отказ и скрыться восвояси.

Но я не могла физически оборвать намечающийся хронометраж событий.

Ты — чуткий, внимательный, безукоризненный мужчина. Ты — мечта женщин.

Как поздно я нашла тебя в этом временном интервале. Сколько упустили по причине очного незнакомства.

Глубина ситуации становилась бездонной. Я захватила побольше влажного воздуха, протяжно выдохнула, поправила волосы рукой и ответила:

— Спасибо.

7

Ты искусно владел всеми методами гипноза. Далее мы не касались этой темы практически ни разу за встречу.

В завершении ты лечил руками. Ты дарил бесконечность. Ты дарил и учил нести вечность. Ты учил милосердию.

И помысел мой, словно, вновь очистился.

Ты — психотерапевт. Чётко, созвучно переливалось в моём понимании.

После каждой встречи я слагала «короткометражки» из нашего прошлого, чат пополнялся запредельно краткими ответами, а бездонная глубина вовсе превратилась в манящую бездну.

8

Я росла. Я становилась частью потока, как ты учил, как объяснял.

Ты меня направлял. За незначительное время я обросла уверенностью, ты удобрял и бережно ухаживал за мной, будто за пережидающей скудную зиму рассадой.

Твоё присутствие в моей жизни стало неотъемлемой частью.

Ты сподвигал меня на движение вперёд.

При этом моё желание — преступить черту дозволенного — росло и множилось, я умело могла им управлять, я виртуозно занималась с тобой всем, чем только хотела, твой облик сопровождал меня постоянно.

Фигура моего супруга не будет открывать свои рубежи, останется вне описания и вне критики. Он был сопровождением других составляющих моего жизненного пути. Пусть и его лепта в моё полноценное пребывание в ресурсном состоянии останется.

Я же старалась быть милосерднее, — ты так учил.

Я внимала, следовала, находила и обретала покой и волю. А как заключили некогда до нас — это, в равной степени, счастье.

Эмоциональные качели стопорились с каждым днём. До блевотины я накачалась и накружилась на них за свою жизнь.

В новом состоянии было комфортно, радушно и не перманентно.

С началом надвигающейся ноябрьской зимы ты объявил о скорой командировке, что, вероятнее, на непродолжительный срок ты покинешь город.

Моему огорчению загорелся зелёный свет.

Я не могла отпустить тебя вот так. Лишить твою жизнь моего присутствия, пусть даже временно, моего смеха, улыбок, неподдельного восхищения тобой.

Перечитав наши сообщения, прослушав десятки роликов, смонтированных для тебя, я набралась смелости и позвонила.

Ведь по ощущению всё было понятно и тебе, и мне.

Скучаю — и ты это знаешь,

Новый уровень, как в прогрессии:

Растёт, и ты замечаешь,

Как открыта с тобою в поэзии.

Пишу непрерывно,

В унисон подбирая пароли,

А образ твой неотрывно

Рисует разные, новые роли.

Помню так, что в слепую

Отличу среди сотни чужих.

Да, я наверное, тебя атакую.

Сколько ты видел таких?

Беспардонных, без права врываться,

Покушаться на твой покой?

А как теперь отказаться?

Как сказать ей — постой?

Если послана свыше,

Замираю при виде её..

Только чуточку тише!

Замирает и сердце моё.

— Добрый вечер, Катя.

Обратившись к тебе по имени, я несуразно оттараторила какие-то детали за прошедшие пару недель и напрямую спросила:

— Если сегодня вечером найдётся у Вас полчаса, то буду ждать Вас на Набережной в восемь часов.

Ты хотел было отказаться, ссылаясь на загруженность и прочие конструкции, но в ответ на моё «пожалуйста», звучащее так безотлагательно, ты согласился.

9

Мы шли навстречу друг другу.

Я представляла себе этот момент ни раз, проживала его, потому была ошеломлена повторению фантазийного сценария.

А может быть, наш временной интервал зиждется на беспорядочном проявлении, и последовательность наших событий чередуется?

Твоя улыбка была неформальной. Я впервые увидела тебя в верхней одежде в настоящем времени.

Ты — мужчина. Опять аффирмация заполонила моё пребывание.

Мы стояли боком друг к друг, опираясь на ограждение вдоль набережной.

— Что случилось, Катя? — ты спросил первый.

Я, перехватив немного промозглого воздуха, резко повернулась к тебе, уловив твой взгляд, сигнализирующий, что ничего невозможного не существует, и припала к твоим губам.

Наши губы разомкнулись, ты обнял меня.

Моё тело вжалось в твоё буквально, энергии наяву стали едины.

Мы целовались с тобой, не обращая внимания ни на что вокруг. А и не было, и не существовало больше ничего и никого.

Этот самый знакомый запах твоего одеколона. Я чувствовала, как пахнут твои волосы сквозь шапку, как пахнет шарф, ворот твоего пальто.

— Предрешено, — вспомнила я. Так ты заключил на одной из встреч.

И этот благостный момент слияния наших потоков был предрешён.

Ты целовал мои щёки, холодный нос, слёзы, которые нещадно одна за другой срывались с глаз. Твои ладони были знакомы с ними:

Когда в ладонях твоих

Таяли мои слёзы,

И один поток на двоих,

И стихи превращались в прозу..

Когда в недосказанном

Всё кристально,

И энергии связаны,

И едины буквально.

Воля твоя и покой смиренный,

В равной степени, — счастье.

И ло́гос подчас откровенный,

И касания, верно, объятья.

За минутой минута стрекочет,

Ропща́ и тебе приклоняясь.

И нещадно мало вечера, ночи…

Конец ознакомительного фрагмента.