Берлинская лазурь

Каттана Игоревна

Как стать гением и создавать шедевры? Легко, если встретить двух муз, поцелуй которых дарует талант и жажду творить. Именно это и произошло с главной героиней Лизой, приехавшей в Берлин спасаться от осенней хандры и жизненных неурядиц. Едва обретя себя и любимое дело, она попадается в ловушку легких денег, попытка выбраться из которой чуть не стоит ей жизни. Но когда твои друзья – волшебники, у зла нет ни малейшего шанса на победу. Книга содержит нецензурную брань.

IV

По Обербаумбрюкке она неслась уже почти со скоростью Лолы из любимого фильма⁵. «Потом, потом все эти фотки сделаю, еще успею, — думала она, — и вообще, мне кажется, я тут задержусь дольше чем на неделю, а значит, надо будет озадачиться собственным жильем. Но об этом я подумаю завтра». Когда она вошла в квартиру, Катя была уже при параде и выглядела нечеловечески шикарно. Зеленовато-бирюзовое платье фантастически сочеталось с ее рыжими волосами и лавандовой помадой. Дух тонкого парфюма все еще витал в коридоре.

— М-м-м-м, «Флёр наркотик»! — Лиза узнала аромат с первых нот. — Обожаю его.

— Ох, дорогая, если у меня все получится, я подарю тебе его целую канистру!

— Разве у тебя может что-то не получиться? От тебя все всегда без ума.

— Дело не в этом. То, что я ему понравлюсь, — несомненно, а вот будет ли он тем, кого я себе представляю, — не факт. Скорее, это будет проверка, все ли правильно я загадала и точно ли знаю, чего хочу. А то бывает, составляешь себе портрет идеального партнера, все выписываешь, все уточняешь, рост, вес, возраст, любимый альбом «Пинк Флойд», кошки или собаки, море или горы, цели по жизни, степень хаоса в быту, вроде, думаешь, все учла, и вот раз и выясняется — а пол-то ты указать и забыла. Ты думала, что это само собой разумеющееся, а вот и нет. И выдают тебе такую отличную девчонку, что просто загляденье, и ориентация твоя трещит по швам, и ты уже практически готова переметнуться, но нет. Понимаешь, что с ней так нельзя, что все равно перескочишь на ближайший крепкий хуй, как только представится возможность, а это будет очень нечестно, не надо так.

— Понимаю. Так совершенно точно не надо. Лучше сразу сказать человеку, что не выйдет ничего, чем держать его на скамейке запасных, как консерву на черный день. Очень понимаю. Это очень нечестно.

— Ты ж моя птичка раненая, — Катя подошла и обняла ее, — все у тебя будет хорошо, вот увидишь. Завтра пойдем в клуб делать тебе личную жизнь. Ну, или нам обеим, что даже интереснее.

У Кати была одна совершенно феноменальная черта: в любом плохом событии она сразу видела несомненные плюсы. Уволили с работы? Да и хрен с ней, зато теперь я абсолютно свободна и могу в нескончаемый отпуск или сферу деятельности сменить. Сломалась машина? Зато спокойно можно выпить в баре и поехать на такси. И вообще, а вдруг суждено было в этот день разбиться, а тут вот неувязочка. Не завязался роман? Да и пофиг, зато теперь можно спокойно ходить по клубам и снимать там все, что понравится, в любых количествах — и даже еще непонятно, что лучше. Лиза очень хотела этому научиться. Ей казалось, что она сможет заразиться от Кати живым внутренним огнем, просто пустившись с нею во все тяжкие. И отчасти это действительно было так.

Через полчаса подруги сели в такси.

— Волнуешься? — спросила Лиза.

— Есть немного. В основном мне стыдно из-за своего языка, точнее — из-за его отсутствия.

У Кати был один очень странный и существенный в наше время недостаток: ей совершенно не давались иностранные языки. С самого детства. Сперва родители нанимали ей всевозможных преподавателей, потом она уже делала это сама, пробовала английский, немецкий, испанский, но в мозгу явно не хватало какого-то важного закрепляющего винтика. Все слова и грамматические конструкции пролетали ее голову насквозь, не задерживаясь. Она пробовала и гипноз, и хваленый двадцать пятый кадр, и слушать во сне. Ничего, ноль, зироу, нуль, хоть ты плачь. И конечно, она очень переживала, что вся ее красивая любовная история может развалиться в самом начале из-за банального отсутствия общего языка. Но, как выяснилось, переживала абсолютно зря.

Они приехали вовремя, памятуя о немецкой точности и не рискуя экспериментировать с русскими шаблонами об обязательном опоздании дам. Из-за этого встреча с Хансом состоялась практически в дверях, точнее, возле дверей. Двухметровый, атлетически сложенный красавец-брюнет с обаятельной улыбкой в развевающемся длинном черном плаще приковывал к себе абсолютное большинство взглядов. Он прекрасно знал это, потому шел не торопясь, наслаждаясь эффектом и готовясь поразить русскую гостью в самое сердце. Но когда ему навстречу, звонко цокнув каблуком, шагнула рыжая бестия, показалось, что он разом стал как минимум на 20 сантиметров меньше, а его нижняя челюсть упала и покатилась по мостовой.

— Oh, mein Gott, — вырвалось у него.

— O мой бог, — честно перевела Лиза.

— Это я поняла, спасибо.

Сделав видимое усилие, Ханс вернул самообладание и пригласил барышень войти, подчеркнуто галантно распахивая перед ними дверь ресторана. На лице Кати засияла восторженная хитрая улыбка, означавшая, что, в данном случае, ее все более чем устраивает, а значит, все пойдет по плану. По ее собственному плану. Ведь это ее собственная Вселенная.

Говорят, немцы скупы на эмоции. Но либо Ханс был ненастоящим немцем, либо в тот вечер он решил спустить весь свой годовой запас, чтобы поразить и увлечь эту рыжую русскую даму. Катя, напротив, держалась скромнее, чем обычно, но во взгляде ее было нечто, что в Лизиной интерпретации называлось «если на тебя так смотрят, сегодня тебя выебут». Этот взгляд говорил: «Ты никуда не денешься, ты будешь моим, и тебе понравится». Неподвижный, но ничего не упускающий, не дающий ни шанса на отступление, фирменный Катин взгляд. Бедняга Ханс потел, краснел и как подросток тараторил все, что придет в голову, словно боялся, что, как только замолчит, чудо развеется. Лиза покорно переводила, едва успевая за скоростью, и в конце концов попросила перейти на английский, благо уже успела убедиться, что в Берлине этот язык не менее распространен, чем родной немецкий. Ничего удивительного для города с таким количеством приезжих и туристов. Ханс — чистокровный берлинец, причем западный (чем изрядно гордился), — отлично говорил на английском.

— На прошлых выходных мы с друзьями были в городе Булов, тут неподалеку, в пригороде. Природа, лес, все такое, и вот уже собираемся обратно, думаем, где перекусить на дорожку, и смотрим, странное дело: в городе очень много лавочек с мороженым, буквально на каждом углу, и в каждую стоит нехилая такая очередь, а меж тем уже, надо понимать, конец октября и не то чтобы очень жарко. Но все стоят. И стоят с такими лицами, будто бы их заставили. Но са-а-амое странное, что, отходя с мороженым, начинают его есть с таким видом, будто бы их поработили силы зла и через поедаемое крем-брюле или пломбир, получают от них жизненную энергию. В общем, стивенкинговщина какая-то. Но что-то мы на всякий случай передумали там останавливаться и уж тем более — есть мороженое.

— Божечки, какая прелесть, — выпалила Катя, яростная поклонница Стивена Кинга, буквально знавшая наизусть все его произведения, — мы обязательно должны туда съездить!

— И съесть мороженое? — заговорщически прошептал Ханс.

— Разумеется, — сверкнула глазами Катя.

Судя по электричеству, которое в тот момент пробежало между ними, Лиза поняла, скоро ей можно будет удалиться. Дальше эти ребята вполне договорятся на языке, которым оба явно владели в совершенстве. Но не тут-то было.

— А поехали в клуб! Лиза в Берлине впервые, ей надо обязательно показать «Киткат», — взмах рыжих волос был столь убедителен, что не оставлял места для споров и возражений. Тем не менее Ханс уточнил.

— Ты ведь знаешь, что это секс-клуб?

— Конечно, но ведь секс — не мороженое, его совершенно точно не стоит бояться.

Это был чистый нокаут. В глазах Ханса явно читалось абсолютное восторженное поражение. Катя в глубине души усмехнулась, вспоминая популярные в России наклейки «Можем повторить», что так любят клеить на Мерседесы и БМВ. И, хоть ее машина была японской, а такую наклейку она не налепила бы и в страшном сне, сегодня безоговорочная капитуляция немецкой стороны была ей очень приятна.

Лизу не пришлось уговаривать ни минуты, в ее крови так бурно разлился Берлин, что она подумывала устроить себе сольную программу, после того как сделает для подруги все, что обещала. Разве что уточнила, действительно ли Катя хочет совместного продолжения в клубе вместо уединения с героем своих влажных грез в его уютном логове.

— Абсолютно, — ответила та, — ты посмотри на него, он весь пылает! Никак не ожидал так много счастья сразу. И если мы сейчас же перейдем ко второй части Марлезонского балета, он так перенервничает, что у него тупо не встанет. И зачем мне такое печальное начало нашего «долго и счастливо»? То ли дело мы сейчас пойдем, потанцуем, насмотримся всякого, потрогаем друг друга за разные места, а поутру я растворюсь, как волшебная фея в тумане, чмокнув в щечку и прошептав «позвони завтра». И как ты думаешь, каков шанс, что он мне перезвонит так скоро, как только поймет, что уже можно?

— Процентов двести, пожалуй.

— Вот именно.

— А на сколько процентов он уже уверен, что ты ведьма?

— Примерно на столько же, но я готова спорить, он и сам не прочь приворожиться.

Очередь возле «Китката», вопреки их опасениям, была небольшой, и буквально через пятнадцать минут они вошли внутрь. Вечерние наряды несколько выбивались из привычного образа завсегдатаев. Как ни крути, одежды на троице было многовато. Но не пустить этих красавцев с горящими взглядами и жаждой приключений бравые парни на входе просто не смогли. В конце концов, кому, как не им, знать, через сколько минут вся эта приличность окажется брошенной в дальнем углу, а выходить отсюда все равно все будут в плащах на голое тело, а из карманов плаща будут торчать чулки и прочие атрибуты былой роскоши.

В отличие от остальных, Лиза была здесь впервые, ничего подобного ей видеть не доводилось. Большинство посетителей действительно были голые, одежда других выглядела куда более вызывающей, чем нагота. Торжество кожи, латекса, металла и всевозможных аксессуаров начиная от париков и перьев и заканчивая страпонами конских размеров поражало воображение не привыкшей к подобной свободе москвички. Она почувствовала себя слишком одетой, завязала свою приличную белую рубашку на манер ковбойки, а юбку подтянула вверх, чтобы та выглядела как мини. Катя сделала свое декольте существенно глубже, так что благодаря практически вырвавшемуся на свободу роскошному четвертому размеру, на ее юбку в пол никто не обращал никакого внимания. Ханс же просто снял рубашку, оставшись в распахнутой жилетке на голое тело с шестью идеальными кубиками на прессе. Он начал было сетовать на свое неподобающее одеяние, но в этот момент Катя нежно провела рукой по его спине, и Ханс мгновенно передумал жаловаться на что бы то ни было.

Возле одного из баров Лиза заметила бассейн с сауной, вокруг которого на диванах возлежали прекрасные обнаженные и полуобнаженные люди. Музыка здесь была поспокойнее и потише, чем на основном танцполе, так что можно было разговаривать и флиртовать, периодически погружая разгоряченное тело в прохладную голубую сияющую воду.

А еще в клубе танцевали. Со старта Лиза насчитала целых три зала, где модные диджеи качали беснующуюся в экстазе толпу, а на сценах, шестах и в клетках красиво извивались более профессиональные и еще более волшебные создания. Не всегда было понятно с первого взгляда, которые из выдающихся частей их тела принадлежат им с рождения, а какие являются шок-продуктом эротической индустрии. Ну и, конечно, тут был секс. Везде. У бассейна, в баре, на танцполе, на всех возможных поверхностях: диванах, качелях, медицинских креслах, в нишах коридоров и в специально оборудованном всевозможными девайсами подвале. Все было создано, чтобы удовлетворить самый изощренный вкус и безудержную фантазию.

Одиноких девушек было немного, и Лиза постаралась держаться ближе к друзьям. Она не боялась внимания, просто все было слишком непривычно. Начиная с изъятия телефона на входе и кончая атмосферой абсолютной вседозволенности. Да, кончая… Лиза вспомнила, что секса у нее не было уже почти два месяца, а хорошего секса — считай полгода, и почти случайно уперлась взглядом в высокого спортивного темнокожего парня, оказавшегося рядом. Он приобнял ее, посадив верхом на свое голое влажное бедро и, плавно покачиваясь, начал танцевать.

«Да что ж это со мной такое?!» — в сердцах подумала Лиза. «Это Берлин» — долетело до нее из разговора проходящей мимо парочки. Благо в этот момент к ней подошли Катя с Хансом, и в руках у подруги были два стакана коктейля, светящегося голубым и мистическим. Она протянула стакан Лизе, которая одним глотком осушила добрую половину.

— А, это джин-тоник.

— Да, но при таком освещении смотрится абсолютно магическим зельем.

— В этом свете все смотрится не тем, чем кажется.

В этот момент на танцпол въехал карлик на инвалидном кресле. Лиза умоляюще взглянула на Катю.

— Пожалуйста, скажи, что ты тоже это видишь!

— О, это очень известный местный персонаж, — вмешался Ханс, — завсегдатай.

— Но… зачем?

— Что «зачем»? Ему же тоже хочется веселиться!

— Но как? Он же не может танцевать, а остальное…

— Думаешь, ему никто не дает? Ошибаешься, он редко когда уходит отсюда обиженным.

Глаза Лизы еще больше округлились, намереваясь выпасть из орбит, а челюсть и так давно валялась на танцполе.

— Говорят, у него есть одно безусловное достоинство, — Ханс сделал вид, будто пытается облизать свой нос, — с его ростом более чем удобно.

Лиза поежилась.

— Зря, откуда ты знаешь, может, это будет лучший секс в твоей жизни. Член не всегда все решает.

— Может, но пойдемте лучше танцевать.

Одно было несомненно хорошо: от картинки карлика с языком ее либидо сжалось и притаилось, а значит, больше не мешало развлекаться. Они переходили с одного танцпола на другой, периодически останавливаясь возле бара, где красноватая подсветка создавала ощущение какого-то артхаусного фильма. Это, безусловно, возбуждало. Лизе нравилось рассматривать раскрепощенных людей. Ее восхищало, как они непринужденно занимались сексом у всех на виду. Сама она не могла похвастаться такой свободой и принятием себя. Оставалось делать вид, что не замечает знаки внимания, хотя ей чертовски хотелось пуститься во все тяжкие.

Катя уже с видимым усилием пыталась удерживать дистанцию. Было очевидно, что ей нравится этот мужчина и она готова с ним абсолютно на все. Но ей хотелось растянуть удовольствие. Поцелуи, танцы, объятия — пока этого достаточно, не стоит суетиться. Ханс же, несмотря на свои сорок пять, чувствовал себя мальчишкой. Он понимал, что его жизнь уже никогда не станет прежней. Рутина и попытки вписаться в нормальное общество закончились, и теперь начнется то, о чем он всегда мечтал: страсть и драйв бок о бок с человеком, полностью разделяющим твои жизненные принципы.

— Все мои ровесники — скучнейшие зануды. Они ложатся спать в десять вечера, чтобы не проспать ненавистную работу и лишний раз не видеть невыносимую жену. А я зажигаю в «Киткате» с двумя прекраснейшими русскими барышнями. И кто тут везунчик?! — в ответ на это девушки смеялись и прижимались к нему с двух сторон, дабы он мог в полной мере ощутить себя королем вечеринки.

Они разошлись под утро. Ханс учтиво вызвал такси, бережно усадил в него подружек и еще долго провожал их взглядом. Катя смотрела в окно и, вопреки обыкновению, была расслаблена и спокойна, будто наконец достигла заветной цели, дотерпела, дождалась, добежала, и теперь можно выдыхать. Уставшая больше всех Лиза дремала у нее на плече, но, судя по порой вырывающимся неровным вздохам, ей снилось, что она все еще в клубе, но уже гораздо менее стеснительна. Буквально через пятнадцать минут они были дома. Скинув туфли в прихожей, Катя рухнула на кровать и радостно взвизгнула:

— Йе-е-е-ей! У меня теперь есть два метра моего собственного Берлина, ура! Спасибо тебе огромное, моя дорогая, что помогла мне с коммуникацией сегодня. Я думаю, дальше мы как-нибудь разберемся. В конце концов, заставлю его выучить русский язык. Судя по всему, он вполне готов и не на такое.

— Похоже на то. Не каждый день в стране победившего феминизма встречаешь такую архетипическую женщину.

— О да! Он мне еще в переписке сокрушался, что, мол, я же ничего не подразумеваю, меня просто воспитывали как джентльмена, подать руку, открыть дверь, помочь донести сумку. А тебе на это или обвинения в харассменте, или «ты думаешь, я сама не могу?» Будто бы у них что-то ценное отбирают. Притом что он явно не из тех, кто будет что-то запрещать или хотя бы как-то регламентировать действия своей женщины. Это точно не про него, я на это сразу обратила внимание.

— Он вообще производит впечатление очень гармоничного мужчины, без излишней драмы и страданий, хоть и разведенный. Может, их этому как-то учат? Пока наши в каких-то страшных подвалах постигают садомазохистское учение о том, что мужчины не плачут, не сдаются и не должны особо сильно отличаться от обезьяны, тут они изучают зрелость личности, умелый секс и способность заботиться о себе и других? Пожалуй, я тоже задержусь здесь чуть подольше, завтра поищу себе отдельную квартиру.

— Да не торопись, ты нисколько меня не смущаешь.

— Понимаю, но я все же привыкла жить одна, и потом, мне будет неловко приводить кого-то на диванчик в твою гостиную.

— О-о-о-ох! Наш Лизок вразнос пошел, ай пошел, да как пошел, — напела Катя на некий усредненный русско-народный мотивчик. — Мне нравится твоя динамика, дорогая!

Лиза вскинула ладонь ко лбу, щелкнула воображаемыми каблуками, как бы отдавая честь, и с загадочной улыбкой скрылась за дверью. Она чувствовала, что не только у Кати начинается совершенно новая жизнь. Ее это тоже обещало коснуться. Едва положив голову на подушку, она провалилась в сон, успев только пробормотать древнее детское заклинание: «Сплю на новом месте, приснись жених невесте». Она всегда так делала. И иногда, вглядываясь во впервые встреченных мужчин, замечала уже знакомые черты. От этого мимолетная связь приобретала оттенок кармической предопределенности. А потом все равно оказывалась лишь очередным челленджем. Но не будь всего этого, она не стала бы тем, кто она есть. И, конечно, не была бы сейчас в Берлине.

Примечания

5

«Беги, Лола, беги», где главная героиня постоянно пробегает именно по этому мосту.