Мама, не читай!

Катерина Шпиллер, 2009

Знаменитая книга, расколовшая русскоязычное общество на два непримиримых лагеря. Предметом раздора стал ответ на вопрос, можно ли выносить сор из избы. Дочь откровенно рассказала о своей жизни с матерью, которая ее не любила, но скрывала свое отношение от посторонних людей. Книга впервые была опубликована в 2010 г. и выдержала несколько изданий.

«В человеке всё должно быть прекрасно»

…Тогда в гостях у мамы была, кажется, тётя Лина. Такая красивая женщина, на которую я смотрела с нескрываемым восхищением. (К слову: тётя Лина была из тех персонажей моего детства, которые потом исчезли навсегда, и довольно долго мне было непонятно, почему. Понятно стало много позже). Мама, конечно, была красивее всех на свете, но вот эта тётя Лина, она была, как бы это сказать… ухоженная, что ли… Я тогда не знала ещё такого определения, но видела сильную разницу между мамой и её подругой. У тёти Лины были красиво уложенные волосы (у мамы такой прически не было никогда, она вообще крайне редко посещала парикмахерские, разве что только для «перманента»); у тёти Лины были длинные, красивые ногти бледнорозового цвета — это был маникюр. У мамы я такого не видела ни разу. А еще у тёти Лины красиво накрашенные ресницы, как-то удивительно волнующе изогнутые брови… Я спрашивала маму потом, почему она себе ТАК не делает и заодно интересовалась, почему не носит серьги, как тётя Лина и другие её подружки, или кольца, браслеты… Мама вздергивала подбородок:

— Я и так лучше всех! — и с гордым видом, резкими движениями наносила морковную помаду на свои удивительно тонкие, бледные губы.

Украшений, обычных женских украшений у нас в доме практически не водилось.

— Мещанство! — фыркала мама. — Я и так всегда привлекала всех мужчин безо всяких побрякушек и тонн косметики.

Видимо, она говорила правду. Ведь и папа ей никогда ничего такого не дарил. Он и без этого её обожал и восхищался ею. Наверное…

Но никуда не деться от того, что с каждым годом мне труднее было принимать внешний вид моих родителей. Каким бы «мещанством» это ни было, но всё-таки мы, люди — животные общественные… Я переживала сильно, старалась как можно деликатнее что-то маме советовать по поводу её одёжки и вообще внешнего вида, пыталась водить её к мастерам-парикмахерам, косметологам… Всё тщетно: ей это не нравилось, возможно, она искренне продолжала считать себя и без того совершенством. Впрочем, пожалуй, вру, не поэтому она пренебрегала нормальным женским позывом «выглядеть». Просто она искренне считала, что глупое мещанство, вроде ухаживания за своим лицом и телом, поиск приличной одежды и использование косметики ниже её достоинства, несовместимы с высоким интеллектом, что и без этой ерундистики она неотразима и привлекательна для мужчин любого возраста и положения. А мне, когда я смотрела на маму, агрессивно упорствующую в своём нежелании привести себя в порядок, всё чаще приходила в голову горькая мысль в виде цитаты из репертуара Райкина: «Вы на себя плюёте? Другим тоже плюнуть хочется!» Естественно, я молчала, никогда не позволяя себе ни слова — ни в глаза, ни за глаза. Родители — это святое. Было…

…Кажется, именно тогда, лет с десяти, я перестала смотреть вверх, на небо, я видела только асфальт, землю, жухлую траву, собачьи какашки, человеческую блевотину… Меня не интересовали ни звёзды, ни птички, ни цветочки, ни весеннее цветение деревьев. Именно тогда я узнала, что такое бессонница — в десять лет. Я лежала без сна до трех-четырёх утра, зажимая изо всех сил уши ладонями, чтобы не слышать этого ужасного, с каждой секундой звучащего громче и громче, уже просто устрашающего тиканья будильника, заведенного на семь часов…

«Мамочка, милая, любимая, родная! Спаси меня, помоги, мне так плохо!!!»

Бессонница стала моим проклятием, видимо, на всю оставшуюся жизнь. Больше никогда я не испытывала того блаженного чувства, когда закрываешь глазки — и всё, паришь где-то в неведомых тёплых краях, а паришь-то всего минуты две-три, никак не больше. И вот уже глазки открыты, ты полна сил для подвигов и свершений, а прошло-то, оказывается, аж восемь часов! Нет, ночи мои очень длинные, куда длиннее дня и даже полных суток. Они мучительны своими короткими снами-видениями, а главная пытка — не уметь уснуть. Или, проснувшись в три часа, попытаться уснуть снова, часто безуспешно. Утро — просто кошмарный момент дня: голова тяжелая, тошнит, тело усталое и разбитое. И самое главное: снотворные не помогают…

Могла ли я, маленькая девочка, не жаловаться тогда родителям на то, что плохо сплю? Вроде бы, жаловалась. Меня же это так изматывало. И что? И ничего. Игнорирование. Ставшее впоследствии хроническим. Моих проблем, серьёзных, болезненных не замечали и не хотели знать. Ход был верный: я переставала жаловаться. Проблема (для них) исчезала сама собой. Или она даже не возникала? Вопрос открытый…