Лучшие люди города

Катерина Кожевина, 2022

Катерина Кожевина – прозаик, по профессии социолог. Родилась в Омске, переехала в Санкт-Петербург. За роман «Лучшие люди города» удостоена премии «Лицей». Маленький город на Сахалине живет по собственным законам, и сложно отличить, какой сейчас год – 2018-й или 1998-й. Вдруг привычный порядок рушится: крупная нефтяная компания решает построить в Крюкове новый завод. Москвичка Лена отправляется в необычное путешествие на край света. Чтобы спасти карьеру, ей придется завоевать доверие местных жителей и стать проводником между мирами: провинцией и столицей.

Глава 9

Три года назад Лена решила совершить что-то неординарное, выбивающее ее из ритма белки-марафонца. Город давил и выматывал, люди, казалось, высасывали последние силы. Лене захотелось совершить побег из цивилизации, и она купила путевку на Алтай. «Лучше гор могут быть только горы», — процитировал Высоцкого агент компании «Веселые кеды» во время их встречи. Но уже в первый день похода Лена была готова с ним поспорить. И Саграда Фамилия, и Руанский собор, и даже жалкий Колизей гораздо лучше гор. Она смертельно устала, пятнадцатикилограммовый рюкзак натер плечи, комары противными укусами набили на ее руке созвездие Лебедя.

«Боже мой, как же я, оказывается, люблю города. Вернусь и первым делом пойду в Пушкинский музей. Хотя нет, лучше в Третьяковку. Там отличные теплые туалеты. Вот только бы выжить и вернуться». Лена сидела на камне с тремя сухими ветками в руке. Вокруг люди в дутых жилетках и светоотражающих куртках разбрелись в поисках опавшего лапника и прутьев для костра. Чуть ниже, у подножия горы, четверо парней ставили огромную палатку-полусферу, похожую на муравейник.

Телефон не ловил. Лена боялась, что там, на «большой земле», без ее участия что-то уже наверняка случилось. Может, с родными, может, на работе, а может, началась революция или Северная Корея скинула ядерную бомбу на Москву. С помощью палочек связи Лена как будто могла дирижировать реальностью. А теперь весь мир за пределами их маршрута стал как бедный кот у Шрёдингера, — он одновременно был прежним, со Спасской башней и статуями Церетели, и уже превратился в руины, по которым рыщут голодные собаки.

«Муравьи» развели огонь и уселись вокруг него. Лена медлила. Может, если я останусь здесь, никто и не заметит? Какой-то долговязый человек, сойдя с орбиты костра, зашагал по направлению к ее убежищу.

— Привет, ты чего это здесь сидишь? Ужин готов.

— Загораю. — Солнце уже наполовину окунулось в закатную дымку, как вишенка в мартини.

— Видел, что ты сегодня шла сзади всех. Всё в порядке?

— Угу. Просто не люблю ходить толпой. Что это там происходит? — Она указала палкой в сторону места, откуда раздавалась какофония смешков.

— Началась игра в снежный ком. Все знакомятся.

— Господи.

— Подожди, это они еще гитару не достали.

Лена одобрительно хмыкнула и решила наконец разглядеть своего собеседника. Худой, горбоносый, с длинными прямыми ресницами, как у коровы.

— Лёша. — Он пожал Ленину руку отрывисто и твердо, как будто вложил в ее ладонь эстафетную палочку.

Эту палочку она чувствовала еще долго, пока они спускались к общей палатке.

На следующее утро всей группой умывались на реке. От ледяной воды сводило зубы. Бывалые туристы заняли самые лучшие места — встали по течению выше остальных. На завтрак сварили рисовую кашу со сгущенкой. Лёша помогал гиду накладывать липкую массу в пластиковые миски. Когда подавал тарелку Лене, дотронулся до ее пальцев. Она заметила. Потом собрали лагерь и двинулись в путь. Группа из двенадцати человек растянулась метров на 200. Впереди шел гид Серёга в шортах и легкой майке, несмотря на прохладную погоду. Замыкал эту змейку Роман Григорьевич, пятидесятилетний «дед» и гроза неопытных девчонок. На нем была парусиновая куртка, кудри ниже ушей, которые он продолжал отращивать, несмотря на залысины. Вокруг головы повязана черная лента, как у Рэмбо. Роман Григорьевич любил собирать пахучую траву для вечернего чаепития, умел вязать рифовые, шкотовые и брам-шкотовые узлы, а еще знал весь репертуар Юрия Кукина.

Лёша шагал рядом.

— Наш «ветеран» вчера сказал, что на этой траве можно сколотить целое состояние. — Он кивнул на поляну мелких розовых цветков, сползающую с холма пятном лишая. — Местные ее копают, сушат, а потом в городах продают как лекарство.

— От чего?

— От импотенции.

— Это перспективно. Может, откроем свой бизнес?

— Да мне бы с одним справиться.

— А чем ты занимаешься?

— Я архитектор. У меня маленькое бюро.

— Архитекторам разве не положено проводить свой отпуск в городах?

— Воровать чужие идеи?

— Я бы сказала — вдохновляться.

— Я вдохновляюсь на природе. Запоминаю линии, ищу материалы. Как Алвар Аалто. Взял и придумал церковь, которая похожа на горный хребет.

— И табуретку из «Икеи»?

— О! Да ты знаток!

— Ага. Моя фамилия Друзь.

Они проболтали целый день и не заметили, что добрались до следующей стоянки. Когда ложились в палатку, Лёша как будто случайно постелил свой спальник рядом так, что их плечи теперь касались друг друга. Лена боялась, что он услышит, как ее дыхание стало сбивчивым, начала повторять про себя: «Четыре счета на вдох, еще четыре — задержать дыхание, четыре — на выдох». Потом внезапно поняла, что он тоже сейчас не спит, а только делает вид. Так они и пролежали полночи, как две мумии в саркофагах, опасаясь пошевелиться и порвать тонкую паутину, в которую оба угодили.

Утром произошло ЧП. Пара длинноногих девиц и маркетолог Валера не вышли вовремя к месту старта. У них начался понос. Все трое накануне вечером пили чай с «особыми травами», которым угощал Роман Григорьевич из своего термоса. Самого Рэмбо трава не пробрала. Переход отложили на несколько часов.

Лена прочитала в каком-то женском журнале, что есть двадцать три эмоции, которые человек не может объяснить. Неосознанное желание смотреть другому в глаза называется опия. Это была она. На завтраке у костра, пока собирали палатку, Лена все время встречалась взглядом со своим ночным соседом и замирала, как морская фигура из детской игры. Поход уже не казался ей такой отвратительной затеей. Она радовалась, когда замечала на дороге сусликов. Роман Григорьевич сказал, что местные водители зовут их «смертниками» — делают ставки, можно ли проехать 5 километров и никого не задавить. Своим палкам для треккинга Лена дала имена — правую назвала Розой, а левую — Зинаидой, уговаривала их не ломаться.

Часам к трем разбили лагерь на берегу озера. Под водой росли сиреневые ирисы и нежные маслянистые водоросли. Гид Серёга потащил всех купаться, хотя никто не подписывался вступать в ряды моржей. Лена сначала отказывалась, но потом, глядя, как остальные девчонки с криками бросаются в воду, решила, что она ничем не хуже. Разбежалась, пролетела долю секунды над поверхностью и окунулась с головой, потревожив отражение гор. Она никогда не ходила на крещенские купания, да и в Бога-то не верила. Но сейчас, уже стоя на берегу в полотенце, ощутила то, что могла назвать благодатью.

Между палаткой и соседней сосной натянули веревку и повесили сушиться купальники и полотенца. Потом Роман Григорьевич повел всех, кроме Валеры, пострадавшего от поноса, на ближайшую гору, которую прозвали фиолетовой: в ее скальной породе очень много яшмы. Лёша отковырял камень в виде звезды и протянул Лене. Когда вернулись через полтора часа с карманами, тяжелыми от цветных булыжников, на веревке не оказалось двух купальников. Их не было и на траве в радиусе 100 метров. Валера мирно спал в палатке. У одной из девиц началась истерика — пропал ее любимый Calvin Klein. Все занервничали, стали гадать, откуда могли прийти воры. Ложились с плохим настроением. И на этот раз между Лёшей и Леной протиснулся Серёга.

Рано утром проснулись от криков Валеры, который вышел на минуту в туалет. Он залез обратно, больно наступая коленями на тела в спальниках, и всех перебудил:

— Там лось. Ло-о-о-о-о-ось! А-а-а-а-а-а-а-а!

Лена выглянула из тамбура. Мимо костровища пролетел сохатый, прижимая к брюху тонкие сложенные пополам ноги. А на рогах у него болтался купальник Calvin Klein и чьи-то салатовые плавки.

После завтрака предстояло главное восхождение. Группа медленно набирала высоту. У Лены началась одышка, кололо бок. Ботинки натерли большой палец. Чем выше поднимались, тем больнее было дышать полной грудью, появился привкус крови. И к чему этот героизм? Эта необъяснимая жертва? Роман Григорьевич крикнул через плечо: «Самурай не знает цели, у него есть только путь». Вокруг уже не было никакой растительности, их окружала черная каменистая земля и грязные половики снега, на которых можно легко поскользнуться. Лёша шел впереди и подавал Лене руку. Через пару часов вся группа наконец добралась до плато. Перед ними открылся вид на черно-белые пики гор, как будто стая косаток плыла по океану. Казалось, что под ногами стелется туман, но это был не он. Туманом притворились облака, которые в прямом смысле теперь можно было потрогать рукой. Волосы намокли, лицо как будто кто-то облизал, но в этот момент Лена почувствовала, что находится на своей самой главной вершине. Все ее внутренние пружинки распрямились, захотелось остаться здесь навсегда.

Спускаться было непросто, но все же легче, чем восходить. Лена отстала от Лёши, несколько раз больно ударилась о камни. В самом конце спуска она совсем потеряла равновесие и проскользила на попе несколько метров. Слезы выступили даже не от боли, а от обиды, что цель была так близко, но она не удержалась. Лёша увидел ее всю в грязи, с клочками травы, прилипшей к штанам, и обнял так крепко, что ребра захрустели. Плотину прорвало. Лена завыла в голос, и это были самые сладкие слезы в ее жизни. Ей больше не хотелось ничего контролировать. Молча дошли до места, где нужно было разбивать лагерь. Пока остальные разбирались с брезентовой ярангой, Лёша достал теплые куртки, взял Лену за руку и повел в лабиринт между сосен. Они, потные, уставшие, завалились прямо на пряную хвою, еле стянули влажные вещи. Мошки атаковали незащищенные части тела, корешки впивались в спину. А потом сидели по-турецки и смотрели на звездную сыпь. Никто их не искал.