Тайна красной пряди

Катарина Ньюлин Берт, 1920

Молодая девушка приезжает в поместье Пайн и попадает в настоящее приключение с поиском сокровищ и разоблачением преступников.

Копна красно-золотых волос

В тот вечер я легла рано и, частично раздевшись, накинула на себя халат и сидела на кровати, читая, пока Мэри не пришла сказать мне, что Робби уснул и что пора начинать наше ночное дежурство. Я больше не разговаривал с Мэри на эту тему, потому что вскоре после моих поисков на кухне миссис Брейн попросила меня помочь ей разобраться со старыми, давно закрытыми ящиками и шкафами в северном крыле, и у меня был очень напряженный и утомительный день. Однако я с облегчением обнаружила, что Сара бросила свои труды при моем появлении. Г-жа. Брейн выглядела почти такой же счастливой, как и я.

— Это самая неутомимая работница, которую я когда-либо встречала, мисс Гейл, — сказала она в своей вялой, нервной манере, — она приклеилась ко мне с тех пор, как мы начали эту бесконечную работу.

— Я бы хотела, чтобы вы бросили это, дорогая миссис Брейн, — сказала я, — и позволили неутомимой Саре истощить свою собственную энергию. Я уверена, что у вас нет ничего лишнего, и это перебирание старых писем, бумаг, книг и одежды — очень утомительная и удручающая работа для вас.

Она мучительно вздохнула. — О, не так ли? Это старит меня. — Она стояла перед огромным старым комодом с выдернутыми панталонами и выглядела такой крошечной и беспомощной, почти такой же маленькой, как Робби. Вся остальная мебель была такой же массивной, как высокий комод, кровать с балдахином, мраморное бюро и высокое зеркало в потускневшей раме. Мне нравилось зеркало, и я восхищалась своим отражением.

Миссис Брейн задумчиво оглядела комнату, и ее глаза, как и мои, остановились на зеркале. — Какая ты молоденькая рядом со мной, — сказала она, — и такая яркая, с такими чудесными волосами! Я действительно очень люблю тебя, ты знаешь, и у тебя должна быть какая-то история с твоей красотой и твоим"величественным видом", и тем ореолом трагедии, о котором говорит мистер Дебни. — Она дразняще улыбнулась, но мне было слишком грустно, чтобы улыбнуться в ответ.

— Моя история не романтична, — с горечью сказала я, — она скучна и грязна. Вы очень добры ко мне, дорогая миссис Брейн. — Я почти плакала. — Жаль, что я не могу сделать для вас больше.

— Больше?! Если бы не ты, дитя, я бы убежала из Пайн и никогда не вернулась. Никакие побуждения, никакие соображения не удержали ли бы меня в этом месте.

Она, конечно, говорила так, как будто имела в виду какое-то очень весомое побуждение и соображение.

— Почему вы остаетесь, миссис Брейн? — Спросил я импульсивно. — По крайней мере, почему бы вам не уехать для разнообразия? Это принесло бы вам столько пользы, и это было бы замечательно для Робби. Почему, миссис Брейн, вы не покидали этого места ни на день с тех пор, как умер ваш муж?

— Нет, дорогая, — печально ответила маленькая леди, — едва ли на час. Это моя тюрьма. — Она снова оглядела комнату и добавила, словно разговаривая сама с собой, — может осмелиться?

— Осмелиться? — Повторила я.

Она укоризненно улыбнулась. — Это было глупое слово, не так ли? — Опять этот мучительный вздох. — Видишь ли, я глупый маленький человек. Я не в состоянии нести груз чужих секретов.

Я снова повторила, как какой-то безмозглый попугай, — есть секреты?

— Конечно, есть секреты, дитя, — нетерпеливо сказала она. — У каждого есть секреты, свои или чужие. У тебя, без сомнения, есть секреты?

У меня были. Ей удалось заставить меня замолчать. После этого мы работали стабильно, и больше никаких попыток заговорить не предпринималось.

Тем не менее, лежа на кровати, пытаясь читать и ожидая вызова Мэри, я решила, что приложу все усилия, чтобы вытащить миссис Брейн и Робби из дома. Я пришла к выводу, что моя хозяйка стала жертвой легкой мании, одним из симптомов которой был страх покинуть свой дом. Я решила посоветоваться с доктором Хаверстоком и попросить его прописать Робби и его матери смену обстановки. Это могло бы излечить малыша от его нервных страхов. Как жаль, что я не придумала этот план на несколько дней раньше! Как я сожалею о своей задержке!

Мэри долго не приходила. Должно быть, я заснула, потому что через некоторое время почувствовала, что соскользнула на подушки и моя книга упала на пол. Я встала, чувствуя себя несколько испуганной, и посмотрела на часы. Была уже половина первого, а Мэри так и не пришла. Я подошла к своей двери и обнаружила, что она заперта. Я вспомнила, что у меня был другой план, чтобы Мэри заперла меня, и я предположила, что она забыла, что наше окончательное решение было в пользу другого плана, или она предпочла присматривать за Робби в одиночку. Мне было немного обидно, но я смирилась со своим заключением и вернулась в постель. Я погасила свет и очень скоро снова заснула.

Меня разбудил ужасный крик. Я села в постели, оцепенев от страха, сердце мое бешено колотилось. Потом я подбежала к двери, вспомнила, что она заперта, и встала посреди комнаты, сжимая руки.

Крики прекратились. Робби приснился кошмар, и все было кончено. Слава Богу! На этот раз мое алиби было установлено без всяких сомнений. Я испытала огромное облегчение, потому что сама начала бояться, что гуляла во сне и, возможно, под влиянием описания любимого кошмара Робби, бессознательно разыграла ужас у его кровати. Через некоторое время, когда в доме стало довольно тихо, хотя мне показалось, что я слышу, как Мэри ходит по комнате, я вернулась в постель. Когда она сможет оставить своего подопечного, я знала, что она придет ко мне со своей историей. Я старалась быть спокойной и терпеливой, но у меня это не очень получалось.

Было уже почти утро, слабый зеленоватый свет разливался по небу, раскрывая веерообразные пальцы сквозь щели моего ставня. Через некоторое время, показавшееся бесконечным, в коридоре послышались шаги. Это была не мягкая, как у кормилицы, поступь Мэри, а быстрые, решительные шаги мужчины. Он остановился у моей двери. Не было никакой церемонии стука, не поворачивался ключ. Ручка резко повернулась, и, к моему крайнему изумлению, дверь открылась.

Там стоял Пол Дебни, полностью одетый, с бледным и мрачным лицом.

— Выходи, — сказал он. — Пойдем со мной, посмотрим, что случилось.

Я заметила, что он держал одну руку в кармане и что карман оттопыривался.

Я встала, все еще в халате, с распущенными волосами, заплетенными в две длинные растрепанные косы, и ошеломленно подошла к нему. Он взял меня за запястье левой рукой, другая все еще была в кармане. Его пальцы были холодными и твердыми, как сталь. Я немного отпрянула от них, и он странно, жестоко потряс мое запястье.

— На что это похоже, а? — Прорычал он.

Я просто смотрела на него. Его неожиданное появление, его ужасные манеры, открывание запертой двери без ключа, а главное, тупое чувство какой-то всепоглощающей трагедии, за которую я должна был нести ответственность, — все это делало меня немой и бессильной. Я позволила ему держать меня за запястье и пошла рядом с ним по коридору, как будто и впрямь была сомнамбулой. Итак, мы подошли к двери детской. Внутри я увидела Мэри, стоящую на коленях возле маленькой кровати Робби, и услышала, как она всхлипывает, словно ее сердце вот-вот разорвется.

— В чем дело? — Прошептала я, глядя на Пола Дебни и отстраняясь.

Должно быть, мой взгляд произвел на него какое-то впечатление. Странный проблеск сомнения, казалось, промелькнул на его лице. Он потянул меня к койке, не сводя с меня глаз.

Там лежал маленький мальчик, который никогда прежде не подпускал меня к себе так близко, неподвижный и тихий — белое личико, тело, похожее на сломанный цветок. Я сразу поняла, что он мертв.

— О, мисс, — всхлипнула Мэри, пряча лицо, — почему вы не выполнили свой план? О Боже, помилуй нас, мы убили бедную душу!

— Мэри, — прошептала я, — ты заперла меня.

— О, конечно, мисс Гейл, нет. Мне показалось, вы сказали, что придете и проведете со мной ночь. Я приготовила кушетку. Я ждала вас и, должно быть, заснула… — Тут она поднялась на ноги, вытирая слезы. Мы оба разговаривали шепотом, Дебни все еще держал меня за запястье, маленький труп лежал перед нами молча, как будто спал. — Меня разбудил Робби. О, мой ягненок! Мой ягненок! — Она снова заплакала, и слезы потекли по моему лицу.

— Я слышала его, — выдавила я. — Я бы пришла. Но дверь была заперта.

Тут пальцы мистера Дебни ощутимо, почти болезненно сжали мое запястье.

— Я открыл твою запертую дверь, — усмехнулся он. — Помни об этом.

Мэри посмотрела на меня с недоумением. — Я не запирала вашу дверь, мисс.

Мы смотрели друг на друга в немом и трагическом недоумении.

— Я прибежала к Робби так быстро, как только смогла, — продолжала она. — Я опоздала и не заметила, как кто-то вышел. Он бился в конвульсиях, жалкий младенец! Мистер Дебни пришел почти сразу же и… О, мисс, кто скажет его матери?

Я сделала движение. — Я должна… — начала я, но холодная стальная хватка на моем запястье заставила меня остановиться.

— Иди, Мэри, — сказал Дебни, — и расскажи ей все как следует. Пошлите за доктором Хаверстоком. Этот… лунатик останется здесь со мной, — добавил он сквозь зубы.

Мэри со стоном повиновалась, вышла и медленно пошла прочь. Мы с Полом Дебни стояли молча, странно связанные друг с другом в этой комнате смерти. Это был человек, которого я любила. Я посмотрела на него.

— Ты выглядишь невинной, как цветок, — сказал он с болью. — Возможно, это тебя тронет.

Он притянул меня поближе к Робби. Он поднял одну из маленьких рук и положил ее, еще теплую, в мою. Маленькие пальцы были сжаты в кулак, и около двух из них была обернута прядь рыжевато-золотых волос.

Я упала к ногам Пола Дебни.

Сознание его хватки на моем запястье, не дававшее мне растянуться во весь рост на полу, оставалось со мной во время странного короткого путешествия в забытье.

— Ах! — Воскликнул Пол Дебни, когда я очнулась и подняла голову. — Я знал, что это выбьет почву у тебя из-под ног.

Он тихонько высвободил волосы из детской ручки и, не выпуская меня из рук, спрятал клок в записную книжку и положил во внутренний карман.

— Встань! — Сказал он.

Я повиновалась. Кровь начала возвращаться в мой мозг, а вместе с ней и невыносимое чувство возмущения. Я вернула ему его взгляд.

— Если мне посчастливилось ходить во сне, — сказала я дрожащим голосом, — и если из-за этого несчастья я была так ужасно несчастна, что стала причиной смерти этого бедного хрупкого ребенка, разве это причина, Пол Дебни, чтобы вы держали меня за запястье, угрожали мне и обращались со мной как с убийцей?

Я стояла во весь рост и не сводила с него глаз. К моему невыразимому облегчению, выражение его лица изменилось. Его глаза дрогнули от неумолимого осуждения, губы расслабились, пальцы медленно соскользнули с моего запястья. Я схватила его за руку обеими руками.

— Пол! Пол! — Ахнула я. Вскоре после этого я поняла, что использовала его имя. — Как ты можешь, как ты можешь подвергать меня таким мучениям? Как будто этого недостаточно! О Боже! Боже!

Я совершенно сломалась. Я дрожала и плакала. Он держал меня в своих объятиях. Я чувствовала, как он дрожит.

— Возвращайся в свою комнату, — сказал он, наконец, тихим, виноватым голосом. — Постарайся взять себя в руки.

Я попятилась, жалостливо, как наказанный ребенок, стараясь быть послушной, хорошей, заслуживающей доверия. Он смотрел мне вслед с таким выражением сомнения и отчаяния на лице, что, если бы не маленькое восковое личико Робби, я бы, наверное, не могла оторвать от него глаз.

Я кое-как добралась до своей комнаты и легла на кровать. Я была сломлена телом, разумом и духом. На какое-то время во мне не осталось ни сил, ни мужества. Но они вернулись.