За порогом снежного утра

Катарина Арс (2024)

Уютный мир зимних вечеров, где дружба и тепло важнее всего, а чудеса оживают на каждом шагу. Эти истории, как снежинки — каждая индивидуальна и прекрасна по-своему. Зима — это время для любви и чудес, когда даже те, кто утратил веру в волшебство, непременно его найдут. Говорят, если первый снег упадет на нос — значит, скоро встретишь свою любовь. И для каждого из нас настала пора поверить в маленькие зимние чудеса, ведь по небесам уже едет поезд, собирающий людей этой зимой.

Следы к Рождеству

_{Анастасия Вронская}

— Виорика Милтон? — голос врача звучал откуда-то издалека, хотя его слова раздавались прямо у меня за спиной. До Рождества три дня. И жизнь преподнесла мне худший подарок.

Я замерла на месте, не желая поворачиваться, не желая признавать реальность. В голове все еще билась мысль: «Нет, это просто кошмар, сейчас я проснусь». И все-таки я шагнула. Ветеринарный врач, мужчина лет сорока с усталыми глазами и мягким тоном, стоял у стойки с небольшой коробочкой в руках.

— Это прах Дасти, — его голос был все так же ровен и спокоен, будто он произносил эти слова сотни раз. Хотя, скорее всего, так и было. Он протянул мне короб, и я механически взяла его, стараясь не смотреть врачу в глаза.

Коробка была такой легкой, и это было несправедливо. Легкая, но слишком тяжелая для моего сердца. Врач что-то говорил о том, как можно обратиться за поддержкой, предлагал контакты специалистов, но его слова сливались в одно гудение как дальний шум. Я не могла сосредоточиться, не могла осознать, что моей Дасти больше нет.

Я прошептала: «спасибо», хотя не была уверена, за что именно благодарю. Вокруг сияли гирлянды, висели причудливые украшения. Какой абсурд, и как же раздражало.

Я развернулась к выходу, боясь сделать первый шаг, который означал бы, что я действительно осталась одна. Дасти больше нет. И когда я вернусь домой, никто не встретит меня радостным вилянием хвоста. Никто не принесет мне свою любимую игрушку или не посмотрит своими блестящими глазами, полными жизни. Ноги все же двинулись, и когда дверь ветеринарной клиники мягко закрылась за мной, зимний воздух ударил в лицо. Я сделала несколько шагов вперед, пытаясь прийти в себя, но вдруг замерла.

Передо мной, играя в снегу, скакал щенок.

«Ви, кажется, ты бредишь», — сказала бы я себе, но… Щенок был такой же, как маленькая Дасти.

Золотистый ретривер, полный жизни, неуклюже кувыркался в снегу. Мой взгляд непроизвольно застыл на его пушистой шерсти, светящейся в холодном утреннем свете. Сердце на мгновение замерло, словно кто-то перевернул время вспять.

— Расти! Расти, сюда! — раздался голос впереди, у подъездной к клинике дороги.

На звук я среагировала лишь мельком — увидела молодого мужчину лет тридцати, который быстро направлялся к щенку. Его темные волосы спутал промозглый ветер, длинное черное пальто развевалось на ходу. Но что меня действительно зацепило, так это был его голос — низкий, глубокий, с едва уловимым акцентом. Казалось, незнакомец не принадлежит этому маленькому городу, словно пришел откуда-то издалека.

— Извините, — услышала я, когда щенок, с глухим топотом на маленьких лапках, добежал до моих ног. — Это мой пес, Расти. Он золотистый ретривер, а они такие: слишком активные, едва успеваешь следить, как сбивают прохожих с ног, — молодой мужчина неловко улыбнулся, подбирая щенка. Тот извивался в руках незнакомца, пытался дотянуться розовым языком до подбородка хозяина, лишь бы тот вновь опустил его на землю.

Я смотрела на него, стараясь выровнять дыхание. Расти был слишком похож на Дасти, чтобы я могла оставаться спокойной. Вплоть до маленького различия в буковке клички.

Внутри все переворачивалось, но я тихо, чуть резче, чем хотелось, ответила:

— Да, я знаю. — Я указала взглядом на коробку, которую прижимала к груди. — Я тоже хозяйка ретривера… — пауза повисла между нами, он уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но я продолжила, не желая давать времени на сочувствие. — По крайней мере, была ею.

Наступило неловкое молчание. Я заметила, как его взор скользнул по коробке, и он сразу понял. Ничего не сказав, мужчина лишь опустил голову.

— Мне очень жаль, — наконец тихо сказал он. Голос стал мягче, и я почувствовала, что мужчина хочет сказать что-то еще, но не могла этого вынести. Не сейчас.

— Не надо, — я резко его перебила, стараясь удержать дрожь в голосе. — Все в порядке. — Я шагнула в сторону, обходя его и чувствуя, как тяжесть коробки снова давит на грудь.

Не дожидаясь ответа, я быстро пошла прочь. Прочь от этого человека, от его щенка, от напоминания о том, что я больше никогда не увижу Дасти.

Возвращалась я пешком, почти не осознавая, как ноги несли меня вперед — городок наш был небольшим, и клиника находилась совсем рядом с моим домом. В голове все еще звучали слова врача: «Это прах Дасти». Они крутились, повторялись, как заезженная пластинка.

Дом казался пустым и чужим. Как только я вошла, холод отступил, но ничего не изменилось. Я прошла, вглубь не разуваясь и просто села на диван, все еще сжимая коробку в окоченевших руках.

Гостиная утонула в тишине. Все, что когда-то было привычным и уютным, теперь давило своей пустотой. Игрушки, которые Дасти так любила таскать по комнате, все еще лежали разбросанными в углу. Поводок висел на крючке у двери, словно ждал, что его вот-вот возьмут. Но Дасти больше не будет прыгать ко мне, когда я подниму его.

Я не смогла заставить себя снять пальто. Не смогла даже разжать руки, в которых лежал короб. Часы тикали, но время не двигалось. Как долго я сидела там? Не знаю. Может, несколько минут. Может, несколько часов. Все слилось в одно: звуки, мысли, память. Я пыталась вычеркнуть все это, но воспоминания накатывали волной.

Спустя время я все же решилась встать, услышав, как зазвонил стационарный телефон. На него сто лет никто не звонил, разве что коммунальщики и диспетчеры с социальными вопросами. Не желая выдавливать из себя любезных отказов, я просто проигнорировала звонок. И последовавший за ним — тоже.

Едва ли оклемавшись, скинула с себя обувь и одежду, прошествовала в ванную. Бог знает, сколько времени я провела вот так — нагая, плачущая на полу душевой кабинки под струями адски горячей воды. В голове всплывали моменты из нашей с Дасти жизни.

Помню, как десять лет назад впервые взяла ее на руки щенком — тогда мне было всего тринадцать. Это был подарок от моих родителей после сложного года в школе. Я чувствовала себя чужой, словно потерянной, и Дасти стала моим лучшим другом. Она была не просто собакой, она была тем, кто спас меня от одиночества. Помню, как после школы я приходила домой уставшая и подавленная, как подростковые переживания наваливались целым грузом, и тогда Дасти подходила, клала свою голову мне на колени и смотрела на меня теплыми, светящимися глазами. Она не задавала вопросов, не давала советов, не критиковала — она просто была рядом.

Когда мне исполнилось семнадцать, наши с родителями отношения стали сильно меняться. Все рушилось, как карточный домик, а я ничего не могла сделать. Родители все чаще ругались, и ссоры становились все более жестокими и громкими. Обычные разговоры перерастали в крики, а тихие вечера в семейном кругу превращались в настоящие эмоциональные бури. Мама и папа, которых я когда-то считала идеальной парой, вдруг стали друг другу почти врагами. Они спорили о деньгах, о будущем, о том, кто виноват в разрушении их брака, и мне оставалось просто пытаться не быть лишней тенью в этих разборках.

Мама все чаще говорила о том, что хочет на родину, в Румынию, и я ее не осуждала. Она говорила об этом в отчаянии, с тоской, ведь хотела вернуться в место, где все было проще, где ее окружали родные. В конце концов, она действительно собрала вещи и уехала. Я помню тот день, как будто это было вчера: ее чемодан стоял у двери, ее глаза были полны слез, а я не могла поверить, что все это действительно происходит.

Отец решил остаться, и я тоже осталась в Штатах с ним, хотя это было нелегко. Труднее всего было маме, когда она покидала нас, хотя мы договорились, что все летние каникулы я буду проводить с ней.

Дом, в котором мы жили, перестал быть домом. Он стал холодным и пустым, словно все тепло ушло вместе с мамой. Отец не находил себе места, он пытался держаться, но я видела, как сильно он страдал. И эти переживания подкосили его здоровье. Три года назад отец ушел. Навсегда. И единственным, что меня удерживало на плаву, была Дасти.

Каждый день после колледжа я брала ее и уходила в лес. Мы гуляли подолгу, часами бродили по тропам, а я рассказывала ей обо всем, что меня тревожило. Моя молчаливая спутница, моя единственная семья.

Когда густой, жаркий пар и слезы начали душить, я выключила воду и на затекших ногах отправилась в постель. Ночью сна не было. Я просто лежала, уставившись в потолок, чувствуя тяжесть на груди. Мысли раз за разом возвращались к одному: что мне делать с прахом? Дасти заслуживала большего, чем собирать пыль на полке под телевизором.

Тогда-то я и решила. Я должна была отдать ей последнее, что могла: место, которое она любила. Вот только какое?

На следующее утро я проснулась разбитой, но с ясным решением. Дасти заслуживала прощания в том месте, где она была счастлива — в нашем лесу. Где мы бродили часами, где я смеялась, пока она лаяла на несносных белок. Именно там, под старой елью, которая была своеобразным рубежом — у нее мы отдыхали после долгих прогулок и, развернувшись, возвращались к стоянке.

Встав с постели и умывшись, решила не медлить, на ходу «позавтракав» горстью орехов с тарелки на кухне. По пути в гараж прошла мимо календаря — двадцать третье декабря. Два дня до Рождества.

Я собрала рюкзак, осторожно положив туда маленькую садовую лопатку. Глубокая зимняя мерзлота не давала мне покоя — я понимала, что копать будет тяжело, но у меня не было другого выбора. Положив коробку с прахом на дно, я застегнула рюкзак и на мгновение остановилась. В голове мелькнула мысль, что я могла бы оставить все так, как есть, но отогнала ее. Дасти заслуживала большего.

Надев синюю куртку и теплый, вязаный шарф, я вышла на улицу. Воздух был холодным, обжигающим, но я не чувствовала этого. Села в машину, запустила двигатель и выехала на дорогу. Лес находился недалеко, но путь казался бесконечным. Я почти не видела магистраль — мысли блуждали где-то между воспоминаниями о наших прогулках и тем, что меня ожидало впереди.

Проехав по узким заснеженным улицам Бенда, я свернула к тропе, ведущей в лес Дешут. Лес выглядел по-зимнему величественно: вековые хвойные деревья, покрытые снежными шапками, растянулись до самого горизонта. Мы с Дасти действительно часто гуляли здесь, вдали от города, среди этих троп. Здесь было тихо и мирно — именно поэтому я выбрала это место.

Остановившись на парковке, я выключила двигатель и несколько секунд просто сидела, глядя на белоснежные деревья. Руки нервно сжимались на руле, поглаживая выцветший значок Honda. Мне было трудно выйти, но я заставила себя сделать это. Я выдохнула, стараясь собрать все свои силы, взяла рюкзак с заднего сиденья и шагнула в холод. Снег заскрипел под ногами.

Шла медленно, чувствуя, как мороз обжигал лицо и пробирался под куртку. Вокруг — пустота и тишина леса.

Наконец, дойдя до той самой старой ели, я медленно опустила рюкзак на снег, и руки снова задрожали. Наше место. Теперь я стояла одна.

Осознав, что единственно важное зимой — перчатки, я оставила дома, решила копать так. Холод кусал пальцы, но я достала лопатку, осознавая, что сейчас это единственное, что имеет значение. Лопата вонзилась в землю тяжело, медленно. Я начала копать несмотря на сопротивление промерзшей почвы.

Каждый удар лопатки по земле отзывался во мне. С каждым движением я чувствовала, как тяжесть потери накрывает все сильнее. Время остановилось — слезы лились сами собой, а я упорно продолжала, хотя пальцы уже немели от холода. Почва поддавалась медленно, и я начала осознавать, что в одиночку мне будет сложно справиться.

Я остановилась на мгновение, пытаясь перевести дыхание, когда услышала легкий хруст снега позади. Повернувшись, удивленно замерла, увидев того самого мужчину в пальто с милым, задорным Расти. Щенок радостно прыгал, бегая вокруг него, а его хозяин остановился неподалеку, держа щенка на поводке. Синим, тугим ремнем он обвился вокруг мужских ног, но незнакомец держался прямо, сохраняя равновесие.

— Извините… — его голос был низким и мягким, как при первой встрече. Он боялся меня напугать, но все же неосознанно сделал это. — Все в порядке? Помочь вам?

Я напряглась, не ожидая встречи.

— Нет, мне не нужна помощь! — сорвалось у меня резко, прежде чем я успела обдумать ответ. Он стоял, молча ожидая, и я сразу поняла, что перегнула палку. Посмотрела на свои перепачканные руки и вздохнула, чувствуя неловкость.

— Прости… — сказала тише, — просто… это тяжело.

Я не знала, о чем я именно — о земле или смерти питомца. Но я не справлялась ни с тем ни с другим. Незнакомец отцепил поводок от ошейника Расти, позволяя псу изучить окрестности.

— Знаю, — ответил он, забирая из моих рук лопатку. Представляю, как я выглядела — в земле, с отекшими от слез глазами и обветренным замерзшим лицом. — Я тоже терял животных. И не раз.

Я не могла ответить. Не знала, что сказать. Я не могла понять, как так получилось, что совершенно незнакомый человек оказался рядом в этот миг — самый личный, самый тяжелый момент в жизни. Мы просто продолжили молча — незнакомец копал, а я сидела рядом, пока он не сказал:

— Я Джулиан, — непринужденно произнес он, не поднимая головы и не прерывая процесс. — Новый ветеринар в клинике, той, где мы вчера виделись.

Парадокс был в том, что человек, связанный с тем местом, которое я хотела забыть, сейчас оказался единственным, кто был рядом. Но насколько же его слова расставили точки над i. Он тоже терял животных.

— Виорика, — пробормотала я, пытаясь, чтобы мое имя прозвучало более уверенно, чем я себя чувствовала. У моей матери были румынские корни, поэтому мое имя было сложным для жителей Бенда. Так что еще в младшей школе я стала: — Просто Ви.

— Рад знакомству, — Джулиан одобрительно хмыкнул, — просто Ви.

Я опустила взгляд на снег. Слышала, как он мягко хрустит под лопатой, как тихо, но с каждым движением яма становится глубже. Расти бегал вокруг, носился, его хвост вилял, создавая нелепо счастливую картину среди всей этой мертвенно холодной тишины. Я задержала взгляд на щенке и вдруг поня ла, что моя боль не поглотила весь мир. Она была огромной, но не вечной. И счастье все-таки было.

— Это… Место, — вдруг сказал Джулиан, вонзая лопатку в землю с новой силой. — Оно особенное, да? Для нее.

Я кивнула, глотая комок в горле, не в силах ответить словами. Он заметил мою заминку, потому что больше ничего не спросил. Я посмотрела на старушку-ель. Этот лес был нашим местом, тем уголком, где все казалось проще и светлее. Теперь он должен был стать ее последним домом.

— Пару месяцев назад, — начал Джулиан, убирая лопату в сторону. Я наблюдала за его движениями, стараясь смотреть на вырытую яму как можно меньше: из кармана пальто он достал кожаные перчатки и протянул их мне, а я завороженно приняла. Поглядывая, как я просовываю не сгибающиеся пальцы в тепло, мужчина продолжил: — Я потерял своего последнего пациента. С тех пор не могу вернуться к работе. Говорить об этом Джулиану было непросто — видела по глазам. Он смотрел на яму перед собой абсолютно не видящим, стеклянным взглядом и говорил:

— Его звали Дракула, — начал Джулиан, усмехнувшись уголками губ, — Этот кот был настоящим бойцом. Он приходил ко мне часто — его приносили с поцарапанной мордой, с порванным ухом, один раз даже с лапой в гипсе. Но он всегда выбирался. Даже когда всем казалось, что это конец, он снова вставал. Такой вот был Дракула — маленький рыжий герой.

Молчание на мгновение повисло между нами, и лишь пыхтение играющего в снегу Расти его нарушало. Сначала я не поняла, к чему весь этот рассказ, но…

— Но в последний раз он не смог. — Джулиан вздохнул, а затем, тяжело поднявшись с колен, протянул мне руку. — Я делал все возможное, но иногда «все возможное» — это просто недостаточно. Достаточно — это смириться и принять, что тебе неподвластна жизнь.

Его пальцы слегка дрожали от холода, и я, не колеблясь, за них ухватилась. Джулиан аккуратно помог мне подняться, и мгновение мы стояли так, глядя друг на друга. Он понимал, и мне не нужно было ничего объяснять. Вот зачем он рассказал мне про Дракулу.

— Я буду помнить этого хулигана еще долгие годы. И верить, что его славная душа переродилась, вернувшись на землю, — с легкой улыбкой, не разжимая ладони, в которой покоились мои пальцы, сказал Джулиан. Он тепло покосился на Расти и предположил: — Быть может, я даже ее встретил.

Впервые за последние пару недель, как Дасти заболела и стремительно угасла, я позволила себе улыбнуться. Его слова коснулись чего-то внутри меня. Может быть, правда — наши любимцы никогда не покидают нас окончательно. Может быть, их души возвращаются, находя другие жизни, другие места. И когда-то я вновь увижу Дасти.

Джулиан чуть наклонил голову и тихо сказал:

— Давай попрощаемся с ней вместе. Скажи ей все, что хочешь, а я помогу тебе с остальным.

Я кивнула, чувствуя, как сердце пропускает удар — это действительно конец. Наклонившись к рюкзаку, я достала коробку. Ветер шевелил мои волосы, срывал снежинки с веток елей, и они падали на короб, на мои руки, на землю. Джулиан отошел на пару шагов назад, оставив нас с Дасти одних. Все внутри замерло, кроме одного слова: «прощай».

— Дасти… — начала я, но голос тут же сорвался. Слова застопорились в горле, и ощущение стало почти невыносимым. Я сделала глубокий вдох и попробовала снова. — Ты была самой лучшей девочкой. Самой преданной, самой настоящей… И хоть ты крала мои носки из корзины для грязного белья, я не сердилась. Всегда любила тебя, даже находя их месяцы спустя.

К этому моменту я уже глотала слезы. Пусть. Это были мои последние слова для нее.

— Прости, что я не смогла спасти тебя. Ты заслуживала большего, и я обещаю, что не забуду тебя никогда. — Я сглот нула, глядя на коробку. Наконец, я осторожно опустила ее в яму. — Охраняй наш лес, Дасти.

Я взглянула на Джулиана, и он мягко кивнул, словно подтверждая, что я все сделала правильно. Кожаными перчатками я едва ли успешно утерла слезы, размазав их по лицу, и сделала шаг назад, пропуская нового знакомого с лопатой вперед. Он начал засыпать землю, а я не могла перестать плакать. Мне так и хотелось броситься вперед, расковырять яму вновь руками, чтобы прижать коробку к груди.

Когда Джулиан закончил, тихо выпрямившись, он не говорил слов утешения — не было нужды. Все, что мне нужно было в этот момент, — это просто ощущение, что я не одна.

Он смотрел на меня и сказал:

— Дасти бы гордилась тобой, Ви.

Спокойствие разлилось по телу приятной, гудящей волной. Это был момент, когда моя боль встретила понимание, а моя утрата нашла отклик в другом человеке. Джулиан передал мне лопату. Я благодарно кивнула, поднимая рюкзак с земли и закидывая его на плечо.

— Расти! — окликнул питомца Джулиан, и я снова заметила интересный, даже знакомый акцент. Щенок подбежал к нам, крутясь и прыгая вокруг, будто пытаясь снова вернуть мир к жизни, к обычному. Я тряхнула головой, прогоняя наваждение, что окутало меня. — Мальчик, ко мне!

Мы медленно пошли обратно, оставляя за спиной старую ель и глубокую яму, покрытую свежей землей. Лес вокруг нас был погружен в тишину, нарушаемую лишь легким шуршанием снега под нашими шагами и изредка гавканьем Расти. Джулиан шел рядом, его шаги были размеренными, спокойными. Он, очевидно, старался поддерживать темп, чтобы я не чувствовала спешки. Расти бежал впереди, а потом возвращался, оставляя за собой радостные следы на свежем снегу. Он был такой беззаботный, такой живой, и в этом было что-то, что заставляло сердце медленно согреваться.

— Спасибо тебе, — тихо сказала я, не глядя на Джулиана. — Спасибо, что остался.

— Не за что. Я бы пришел на помощь и раньше, если бы знал, что ты направишься в лес. Вчера я звонил тебе, кстати.

Немного оторопев, я поскользнулась на льду застывшей под снегом лужи. Мои ноги предательски подкосились, но прежде чем я успела рухнуть, сильные руки подхватили меня, удержав от столкновения с холодной поверхностью.

— Осторожнее, — сдержанно сказал Джулиан, держа меня за талию. Его хватка была крепкой, уверенной. Я вздрогнула от неожиданности, встретившись с его взглядом — карие глаза, будто горячий шоколад, окутывали меня теплом, — я лечу животных, с людскими переломами еще дела не имел.

Я судорожно выдохнула, пытаясь вернуть дыхание в норму и успокоить свое быстрое сердцебиение. Мой взгляд скользнул по его руке, крепко обвивающей мою талию, и я не могла удержаться от короткой, нервной улыбки.

— Извини, я с детства неуклюжа, — пробормотала я, чуть покраснев.

Джулиан мягко отпустил меня, но все же предложил в качестве опоры свой локоть:

— Ничего страшного, — сказал он, — держись.

Я замерла, смутившись его жесту. Зависла, смотря на предложенную руку. И только когда Расти, крутившийся у наших ног, нетерпеливо гавкнул, я поспешила схватить под локоть Джулиана.

— Вот и чудесно! — весело воскликнул тот. Он был порядком выше меня, а оттого идти, держась под руку, было удобно и устойчиво. Наверное, со стороны мы смотрелись очень даже мило — солидный мужчина с молоденькой женой и собакой. Щеки вспыхнули в мгновение, и я прогнала эту мысль, как нечто постыдное и неуместное.

— Так зачем же ты звонил мне и откуда взял номер?

— В клинике. Номер был в карточке Дасти, — непринуж денно ответил Джулиан, пожимая плечами.

— А разве это законно? — недоверчиво уточнила я. Оказаться в лесу с маньяком и идти с ним под руку? Я бы могла.

— Да, когда ты врач этой клиники, — напомнил Джулиан, — я собирался пригласить тебя на прогулку сегодня, но ты не взяла трубку.

Я затаила дыхание, переваривая его слова. Он хотел пригласить меня на прогулку? После того как видел, как я, размазанная слезами и отчаянием, стояла в клинике, прижимая к себе прах Дасти?

— На прогулку? — переспросила я, не скрывая удивления. — Незнакомую девушку и в лес?

Джулиан чуть улыбнулся, и в его глазах мелькнуло что-то вроде озорства.

— Ну, скажем так, я подумал, что прогулка может помочь, — ответил он, спокойно шагая рядом. — А вот про лес согласен, не подумал. Но яму больше той, что я вырыл под елью, я бы не осилил, поэтому не переживай. Спрятать твое тело я бы не смог.

Я грустно усмехнулась шутке, мысленно вернувшись к могиле Дасти. Мы продолжали идти по тропинке, пока Расти весело кружился вокруг, периодически ныряя в сугробы.

Когда мы, наконец, подошли к моей машине, Джулиан остановился, и я мягко высвободила руку.

— Если захочешь еще раз поговорить… или просто прогуляться с Расти, — он чуть улыбнулся и посмотрел на щенка, который теперь прыгал у его ног, — не стесняйся. Я буду рад помочь, Ви.

Я посмотрела на него, стараясь подобрать подходящие слова. Неожиданно, но человек, едва знакомый, оказался тем, на кого я смогла опереться в этот сложный момент. Буквально.

— Спасибо, Джулиан. Правда. Это для меня много значит, — произнесла я, надеясь, что мой нос краснющий от мороза, иначе пылающие щеки никак не оправдать.

Он улыбнулся шире, и в этой улыбке было что-то успокаивающее, что-то такое, что постепенно снимало напряжение

внутри. Джулиан слегка кивнул, и между нами повисла новая тишина — не неловкая, а скорее наполненная значением, такая, когда слова становятся излишними. Мысли окончательно запутались.

— Ну, — подмигнул Джулиан напоследок и развернулся, направившись к припаркованной поодаль черной, солидной машине. Кажется, это была BMW. — До встречи, просто Ви.

Словно зачарованная, я махнула рукой, а точнее сжимающей древко лопаты ладонью. Закинув вещи на заднее сиденье, забралась на водительское. Немного помедлив, понаблюдала, как мой новый друг пытается вытереть тряпкой лапы Расти, прежде чем пустить щенка в салон.

Повернув ключ зажигания, я медленно тронулась с места, еще долго поглядывая в зеркало заднего вида, надеясь уловить машину Джулиана, выезжающую со стоянки. И я ее увидела.

Водитель из меня, мягко говоря, неловкий. Медленный, как старая, вероятно, трехлапая черепаха. И Джулиан на своей новенькой, резвой машине ни разу меня не обогнал. На прощание он пофарил спустя пятнадцать минут дороги, повернув, видимо, к своему дому. И даже когда его машина пропала из виду, я продолжала поглядывать в зеркало. Только подъехав к дому и заглушив мотор, поняла, что все это время глупо лыбилась, управляя автомобилем.

Тем же вечером вновь раздался звонок. Я сидела в гостиной в старой растянутой пижаме, поедая лакрицу за просмотром «Один дома». Мой взгляд тут же метнулся к телефонной трубке, и сердце почему-то пропустило удар. Я приподнялась на диване, поправляя плед, и дотянулась до телефона.

— Алло?

— Виорика? — послышался знакомый голос. Он звучал с хрипловатой теплотой, с едва уловимой дрожью, которая прорывалась сквозь помехи. Я даже не смогла сдержать улыбку.

Это был Джулиан.

— Да, я на проводе, — ответила я не растерявшись.

— Эм… у меня тут такой вопрос, — Джулиан замялся, и я услышала легкий шорох на заднем фоне, будто он о чемто раздумывал. — Я тут подумал: а что любила Дасти из лакомств? Может, Расти понравится то же самое. Все-таки они оба — золотистые ретриверы.

Я улыбнулась, закрывая глаза на мгновение. Было что-то трогательное в том, что ветеринарный врач, знающий все о нюансах питания животных, звонил мне, чтобы уточнить о любимых лакомствах моей собаки. Наверное, другого повода для звонка он не придумал.

— Дасти обожала говяжьи палочки. Знаешь, такие, с натуральной кожурой, которые продаются в местном магазине на углу Центральной улицы. Она буквально с ума по ним сходила, — сказала я, а потом с усмешкой добавила, — но тебе, доктор, должно быть виднее.

Джулиан рассмеялся на другом конце провода, и я почувствовала, как скулы приятно сводит от широкой улыбки.

— Да, я-то знаю. Просто хотел убедиться, что у Расти будет лучший старт, — произнес он, и в его голосе проскользнула нежность, неожиданная и непринужденная, — а еще… честно говоря, я просто хотел поговорить с тобой. Не мог не позвонить.

Слова Джулиана повисли в тишине, а у меня внутри чтото затрепетало. На мгновение я отвлеклась на экран телевизора — Кевин устанавливал ловушки по всему дому, чтобы защитить его от грабителей. И тогда голос в трубке мягко, нетерпеливо позвал:

— Ви?

— Да-да, я здесь, — произнесла я, мысленно отругав себя, — извини, я смотрела «Один дома» до твоего звонка и отвлеклась.

— «Один дома»? Неужели кто-то до сих пор его смотрит?

— Я бы попросила, — фыркнула я, — это бессмертная классика. Как «Сумерки» в первые дождливые дни осени, «Гарри Поттер» в ноябре и вся диснеевская антология с приходом весны.

— Ладно-ладно, сдаюсь, — рассмеялся Джулиан. — Ты, кажется, знаешь в этом толк.

Я ощутила странное спокойствие. Было что-то невероятно приятное в этом разговоре с Джулианом — обсуждать такие милые мелочи, чего я никак не могла бы ожидать от нашего знакомства.

— Ну, это мой секрет выживания, — призналась я, прижав трубку к уху и устроившись поудобнее на диване. — Важно уметь создать себе настроение, когда вокруг все рушится. Знаешь, когда ты включаешь что-то знакомое и безопасное, и весь мир на миг становится чуть легче.

— Да, — протянул Джулиан с мягким вздохом, и в его голосе прозвучало настоящее понимание. — А что обычно смотрят на первом свидании?

— Первое свидание? — переспросила я, и добрая усмешка сорвалась с губ. — Джулиан, это приглашение?

— Ну, допустим, — сказал Джулиан, его голос прозвучал с лукавым оттенком, словно проверяя мои границы. — Если бы это было первое свидание… что бы ты предложила посмотреть?

Я замерла на мгновение, прикрыла глаза, закусив губу, размышляя.

— Гипотетически? — протянула я, играя на время. — Думаю, что-то уютное и с долей магии. Например, «Амели» или… хм… «Дневник памяти». Что-то, что оставляет послевкусие и дает, о чем поговорить после. А ты?

Он рассмеялся, но уже тише, почти нежно.

— «Амели»? Ты меня удивляешь, Ви, — сказал Джулиан. — Но знаешь, думаю, я бы выбрал что-то вроде «Назад в будущее». Простое, с юмором, и немного ностальгии. Ну и чтобы точно избежать неловкости.

— По крайней мере, мы оба любим классику, — отозвалась я, чуть улыбнувшись. Казалось, разговор обрел ту редкую простоту, когда все идет само собой, и именно такой непринужденности мне не хватало в жизни.

— Как тебе такой план — завтра вечером посмотреть фильм у меня дома? — спросил Джулиан, поспешно добавив: — Я, кажется, дал понять в лесу, что убивать тебя не собираюсь, поэтому можешь не переживать. Но если тебе комфортнее и безопаснее на своей территории, то можем встретиться у тебя.

Это было невероятно чутко. Я почувствовала, как во мне пробегает волнение — не столько страх, сколько предвкушение. Его предложение было неожиданным, но таким естественным, будто мы оба знали, что это к этому идет.

— Знаешь что… Давай попробуем, — сказала я, сделав глубокий вдох, проверяя свою решимость. — Только если ты не против смотреть «Амели». Думаю, это хороший вариант для первого «свидания», раз уж на то пошло.

— «Амели» так «Амели», — с улыбкой ответил Джулиан, и я представила, как он кивает на том конце провода. — Но предупреждаю: я могу не удержаться и начать цитировать какие-то моменты.

— Тогда тебе тоже придется потерпеть, потому что я знаю этот фильм наизусть, — рассмеялась я, наконец-то расслабившись. — Значит, у тебя? Когда тебя устроит?

Конец ознакомительного фрагмента.