Космические файлы

Карлен Даллакян

Вашему вниманию предлагаются сказки, сказы, эссе Карлена Даллакяна, который, будучи доктором философии, профессором и прочее, и прочее, постарался побеседовать с Вами на причудливо сказочном языке детства. Ведь весь наш мир – одно единое обыкновенное Чудо!

© Карлен Ашотович Даллакян, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сила слова

В триодиннадцатом царстве тридевятом государстве продолжал жить-поживать всеизвестный Иванушка-Дурачок. И все у него было для счастья, да что-то покоя все же не давало. Лежит, бывало, на печи и думает, почему это люди его дураком зовут. Вроде не глупее других. И из всех историй выкручивался, и принцессы добился да еще полцарства в придачу, и заморских королевичей перехитрил, и нечистую силу не побоялся. А они все дураком да дураком обзывают. И так Иванушке грустно стало, хоть в петлю лезь. Обидно и все тут. Мается парень, места себе не находит.

«Нет, — думает Иван, — так задаром пропадать, докажу-ка я всему свету, что и у меня под шапкой не солома, а какие-никакие, да мозги имеются. Еще посмотрим, кто из нас в дураках ходить будет!» И решил Иванушка учиться, учиться и учиться, как завещала ему покойная бабушка Фекла Пирмидонтовна. Сказано — сделано. Оседлал Ваня коня и в путь-дорогу. Прямиком в страны дальние, города заморские. Диковинные науки постигать.

Долго ли он странствовал по белу свету, коротко ли, одному лишь Богу известно. Зато знаний он приобрел огромное множество. И всякие там царские и королевские грамоты, и мудреные степени и звания. Словом, стал настоящим ученым мужем, признанным в этих самых заморских и загорских странах. «Все, — думает Иван, — пора домой возвращаться. Все хорошо в меру, а то чего доброго, помру здесь, на чужбине, и ни одна собака дома не узнает, чего их Дурачок добился». И пустился Иванушка в путь на родину-матушку.

Плывет морем, пробирается через пустыни, взбирается на горы. Все ему нипочем. Мысль о родной стороне согревает ему душу, наполняя необходимой победоносной энергией. Вот уже осталось пройти последний лес. Радостно, без тени сомнений вступил Иван под его сень. Лес вроде ничем особенным не отличался. Только почему-то жутковато стало у Ивана на сердце. Никак не мог он объяснить возникшее вдруг беспокойство. Стал он озираться по сторонам. Глядь, а невдалеке старушка сидит на пенечке. Сидит себе да семечки щелкает. «Что-то тут нечисто, — подумал Ваня, — откуда взяться старухе в глухом ночном лесу. Сидит — то как по-хозяйски, не торопится, не суетится». Но виду Иван не подал. Подошел и весело поздоровался. «Здравствуй сто лет, бабуля. Али заблудилась в лесу?» — спрашивает он.

— Здравствуй Иванушка-Дурачок, — отвечает старуха. — Спасибо на добром слове, да только не одну уж сотню лет прожила я и помирать пока не собираюсь. А заблудиться мне мудрено. Живу я тут, понимаешь?

Ничего Иван не понимал. Как это можно жить в глухом лесу без тропок, без дорог, да еще без избы? Но больше всего его обидело обращение старухи.

— А откуда ты знаешь, что я — Иван? Да к тому же еще и дураком обозвала. А я, между прочим, ученый человек. Меня вся заграница знает и уважает. Одних только королевских грамот и наград у меня полна сума. — И он полез в перекинутую через плечо сумку, чтобы документально подтвердить свои слова, но старуха его резко остановила:

— Ты, Иван, сколько ни учись, а все равно для народа всегда дураком останешься, — жестко срезала она паренька.

У Иванушки от такой наглости даже челюсть отвисла.

— Почему это? — спросил он, заикаясь.

— Добрый ты слишком, вот все и зовут тебя дураком.

— А разве доброта — это глупость? — задумчиво произнес заметно погрустневший Иванушка.

— Конечно, глупость. Подумай сам, ты всем помогаешь, всех жалеешь, всем веришь, а люди тебя обманывают, обирают. Пользуются твоей добротой и тебя еще и дураком считают.

— Так кто же из нас в таком случае дурак?

— Ты, конечно, — безапелляционно заявила старуха. — Ты же отдаешь им себя, а они пользуются тобой, ничего не отдавая взамен.

— Неправда. Мне всегда и звери, и люди помогали. Поэтому-то я и из всех приключений выкрутился.

— Да это только в сказках ты выкрутился. Думаешь, я не знаю, как тебе на самом деле несладко приходится. И победы твои часто приукрашивают, чтобы другие дураки тоже добрыми были. А сами норовят их обмануть.

— Ну, и что ты советуешь?

— Стань, наконец, мужчиной. Будь жестким, а если понадобится, и жестоким. Увидишь, как люди тебя зауважают. Уж лучше быть палачом, чем клоуном!

Последние слова больно ранили молодого человека. Он даже отвернулся от старухи. Но когда захотел ей возразить, та исчезла. Всю оставшуюся часть дороги Иван прошел, глубоко задумавшись о своей жизни. Слова старухи не давали ему покоя. Они породили на свет червя сомнения, беспощадно грызшего его душу. И чем больше думал бедный Иванушка, тем скорее рос этот червь, безудержно стремясь превратиться во всепожирающего властолюбивого змея.

Дома встретили Ивана радостно, с хлебом и солью. Окружающие не заметили бурю, бушующую в душе их безобидного Вани.

— Вань, а, Вань, сходи-ка за водой! — кричал один.

— Ванька, сбегай за дровами, — командовал другой.

— Да ты что, оглох, что ли, — недоумевал третий.

Вдруг, посмотрев на Ивана, все обомлели. Из-под насупившихся бровей сверкали холодные, жестокие глаза. Вынести такой взгляд было трудно. Почти все присутствующие одновременно, словно сговорившись, потупили взор. Кто отвернулся, а кто и вовсе вышел прочь из избы.

Ни слова не проронил Иван, показывая лишь одним своим взглядом превосходство над окружающими. Шло время. Очень скоро народ понял, кто хозяин в деревне, да и во всем государстве. Говорят, что сам царь начинал заикаться, когда Иван глядел на него в упор. Спустя год Иван перебрался во дворец, и все слуги спрашивали у него разрешения на выполнение приказов царя. Впрочем, и приказы эти готовил сам Иван. Теперь никто не смел называть его дураком. Правда, один было забылся, да его быстренько повесили. Чтоб другим неповадно было.

Слухи об уме Ивана поползли по всему белу свету. Живет, говорят, в триодиннадцатом царстве тридевятнадцатом государстве Иван Мудрец, все проблемы ему нипочем. Шибко умный потому что.

Как-то пришел к Ивану на аудиенцию старик, весь в белом одеянии. Седой, с длинной бородой и почти до плеч вьющимися белыми, как снег, волосами. Лишь посмотрел он на Ивана своими необыкновенно лучезарными и немного грустными глазами, как тот все понял. Ошибки быть не могло. Перед ним стоял великий заморский мудрец, которого называли Учитель мира.

— Да ниспошлет Всевышний долгие годы здравствования всеуважаемому Ивану Жестокому, — начал он удивительно приятным, даже моложавым голосом.

— Здравствуйте и Вы, Учитель, — почтительно ответил Иван, впервые за многие годы, как ему показалось не совсем уверенно.

— Ты думаешь, что имеешь право называть меня своим Учителем? А может, скорее, стоит назвать тебя учеником лесной старухи, обитающей у поганого болота?

Сомнения Ивана окончательно рассеялись. Учитель все знал. «Ну, и что, — думал он, — пусть знает. Зато теперь никто не называет меня дураком. Все уважают, слушаются».

— Уважают или боятся? — спросил Учитель, читая мысли горе-мудреца.

«Черт побери, я и забыл, что старик ясновидящий. Даже думать спокойно нельзя», — пожаловался себе расстроенный Иван.

— Думай вслух, — предложил старец. Тогда не запутаешься. Итак, Иван, ты счастлив?

— Нет, — ответил молодой человек.

— У тебя есть друзья, я имею в виду настоящих друзей, которым бы ты мог довериться?

— Нет.

— Тебя любят люди?

— Скорее всего, боятся, — сказал Иван задумчиво.

— Ну, а ты их?

— Теперь уже не знаю, — обреченно произнес Ваня.

— А зачем ты в таком случае живешь?

— Как зачем? Все живут, и я живу — что я, хуже других?

— Ты должен стремиться быть лучше других. И помогать остальным стать лучше. А что ты делаешь? Видно знаний для мудрости недостаточно, если одна приболотная старуха перевернула всю твою жизнь.

— Но люди сами виноваты в моем превращении. Они ведь называли меня дураком, — пытался защититься Иван.

— Ну и что? Они тебя любили и дурачком называли любя. Дураком-то ты был в глазах никчемных, эгоистичных и жадных людей. Разве не называют они самых благородных и умных людей глупцами оттого, что не понимают мотивов их поведения? Или не могут подняться до их уровня. Ведь странность — это всегда то, что выше нормы. И не надо боятся быть таким в действительности. Есть два мира — материальный, который ты видишь, и духовный — невидимый. Ценности их порой не совпадают. Что осмеивают в первом, ценится и особенно важно во втором. Первый временен, второй же не подвластен ни времени, ни пространству.

— Но ведь говорят, что лучше быть палачом, чем клоуном, — пытался хоть что-то возразить Иван.

— Кто говорит? Такое может сказать лишь очень недалекий человек. Палач, сеющий смерть, жалок, в то время как клоун, дарящий смех, — велик. Запомни, друг мой. И да не будет никем другим тот, кто может быть самим собой!

С этими словами старец удалился. Говорят, после этого разговора Ивана словно подменили. Он понял в чем заключается истинная сила человека. Оставив дворец, он переехал обратно в избу, из которой часто доносился его заразительный смех. Да еще обрывки фраз вроде «сбегай за водой дурачок». И Ваня, надев на босу ногу валенки, радостно мчался стремглав к колодцу, где его поджидало очередное приключение.

Ну, это уже совсем другая сказка…