Наблюдатель

Карина Сенн

Уолтер – мальчик, переживший похищение. Паранойя, лечение и препараты. Ночные кошмары о человеке, втянувшем Уолта и маленький город в свою смертельную игру. Как же сложится судьба Уолта в будущем? И спустя долгие годы, узнав о новых пропавших без вести, сможет ли он остановить череду смертей или же предпочтёт забыть обо всём, продолжая витать во лжи, в которой его жизнь никогда не подвергалась насилию?

ДО

Впервые я увидел её, когда сидел на последней парте второго ряда. Она то лениво перелистывала учебник, то глупо смотрела в окно, да с таким упоением, словно там происходило нечто интересное. На самом же деле на дворе стояла весна, то время года, которое я всегда недолюбливал. Слякоть, большие лужи, небо вечно серое, но быть может, так тоскливо было лишь в моём маленьком городе под названием Гемпшир. Но вернёмся к классу. За окном капала капель, по стёклам бежала талая вода, а она что-то шептала про себя. Наверняка напевала одну из глупых песен, что слушают её подружки. Да, я уже говорил, что увидел её впервые, но её друзей я знал давно, с некоторыми у меня были совместные уроки. Те ещё тупицы, но при этом некоторые неплохо разбираются в математике, в отличие от меня. Я был больше по книгам и литературе. Вдруг учительница задала ей вопрос, она вздрогнула и я вместе с ней, уж слишком неожиданно получилось. Она растерялась, ведь совершенно прослушала половину урока, поэтому и ответила какую-то несвязную глупость, что непроизвольно вызвала у меня улыбку. Никто не заметил и слава Богу. Учительница немного поворчала, нудная старуха с вечно собранными полуседыми волосами, мрачно накрашена, полновата, в общем, в ней было всё, что могло вызвать омерзение у любого ученика, в этот список входило и плохое знание своего же предмета. Сейчас была история, кстати. Никогда не любил историю. Вернее не понимал. Для чего было учить давно всеми забытые даты? Прошлое позади, к чему о нём вспоминать, почему бы просто не двигаться вперёд? Учительница бы сказала, что прошлое ограждает нас от уже содеянных ошибок, но как может война, допустим, научить нас чему-то? Люди осознано идут убивать, прекрасно понимая, что будут жертвы. И к тому же, если не получилось однажды добиться своих целей, не значит, что и в следующий раз ждёт поражение. Пока мы так зациклены на прошлом, нам никогда не ворваться в новое будущее, разве нет? В мире полным-полно других людей, о которых важно знать, людей, более достойных, чем правители, у которых кроме власти ничего и не было.

Чёрт, я всё время отхожу от темы, не могу сосредоточиться хоть на чём-то в последнее время. Я нарисовал пару зигзагов в полупустой тетради, а затем вновь поднял глаза на девочку за третьей партой, что продолжала мечтательно глядеть в грязное окно. У неё были волосы длинные, слегка волнистые, не совсем понятного мне цвета, казалось, это цвет мокрого асфальта, но разве молодая девушка может обладать тёмно-серыми волосами? У неё были холодные, серые глаза. На ней был красный свитер и светлые широкие джинсы. На среднем пальце массивное чёрное кольцо, в виде черепа. Не знаю, что я нашёл в ней, может быть мне понравился её профиль, горбинка на носу, меня всегда раздражали маленькие, аккуратные носики — ассоциация с дешёвыми куклами. Может быть, меня сильно зацепил перстень, хотя, наверное, это отпадает, потому что я увидел его уже после того, как начал разглядывать её. У меня отличное зрение, несмотря на то, что компьютер — моё единственное развлечение, оно позволило мне заметить её слегка выступающие ключицы, тонкие пальцы, она то и дело стучала ими по парте, в ожидании звонка. Все ждали звонка, если честно, включая учительницу. Кабинеты в нашей школе были холодными, окрашенные в голубые, белые оттенки. Далеко не праздничная обстановка, серо и уныло, может именно поэтому её волосы окрасились в такой цвет, подстроились под общую обстановку Гемпшира. Даже название поганое, но я никогда не жаловался, пока не побывал на одних летних каникулах в гостях у своей тётки, в Сан-Хосе. Какие там были улицы, всё пестрело красками, а закаты! Просто мечта, помню, как катался там на скейте по перекрытой дороге, а рядом бежала Оппи, белая небольшая собачка моей тёти. В наушниках — музыка, я люблю что-то из 80—90х. Но бывает, слушаю современный рок или немецкий металл, отец бесится, когда я слишком громко врубаю его в своей комнате. В общем, Сан-Хосе — рай по сравнению с этим мусорным ведром. Отличное сравнение, как по мне. Да, я именно из этих засранцев, что ненавидят то место, в котором родились.

Девочка за третьей партой вырвала из тетрадки листок, что-то быстро написала остро-отточенным карандашом, весело ухмыльнулась, затем оторвала от него небольшой краешек, прилепила туда жвачку и перебросила на другой ряд одному блондину, которого я часто видел в школе, но о котором почему-то до сих пор ничего не знаю. Может быть, это всё потому, что я редко появляюсь на уроках? Нет, не думаю, что дело в этом. Просто он новенький, пришёл чуть пораньше её. А она заигрывает с ним, внаглую подмигнула, когда он поймал её скомканный листок и плевать, что весь класс может увидеть это.

Прозвенел звонок, учительница записала на доске домашнее задание и поспешила удалиться, сделав некоторым глупые замечания. Я собрал вещи в рюкзак чёрного цвета. Скажете никакой оригинальности, но внутри у меня лежала полупустая бутылка водки. Вчерашний день выдался тяжёлым, наверное, поэтому мои глаза еле открываются сегодня.

— Келли! — крикнула одна из девчонок, и тут я узнал её имя. Она не стала собираться, как я, а просто взяла тетради в охапку и подбежала к шумной компашке.

Я никогда не задумываюсь о том, что могу пялиться на кого-то, это происходит автоматически и, оказывается, это может испугать. Поэтому, я вновь достал из широкого кармана брюк чёрные очки и надел их. Знаете, чёрные очки — спасение в любой ситуации. Когда я сильно устаю или у меня чересчур красные глаза, или я не хочу, чтобы кто-то подумал, что я пялюсь. Однажды я уснул за ужином, и никто из родителей даже не заметил этого, пока я не упал лицом в тарелку.

Смешавшись с толпой, я вышел из класса и остановился за шкафчиками. Ужасно волновался, не знаю из-за чего, постоянно теребил цепочку на шее. Она вышла в окружении этих школьных выскочек, ростом повыше остальных, но, несмотря на это, казалась самой миниатюрной и хрупкой. И выражение лица было умнее, даже взрослее. Я бы мог сказать, что она выглядела, как молодая мама в окружении своих бестолковых пятилетних дочек, но это прозвучало бы, как оскорбление.

И нет, я не влюбился, просто мне понравилось то, что я почувствовал. Хоть какое-то разнообразие в этой дерьмовой школе.

— Уолт? — тощая брюнетка засунула руку мне в карман. — Ну, где же он… — я молчал, не мог пропустить момент, как Келли пытается распрощаться со всеми, чтобы скрыться в глубине коридоров вместе с блондином в спортивной кофте. — Ну что же ты стоишь здесь, как вкопанный?

— Боже, отвали, — прошипел я и прислонился к стене, когда Келли ушла. Не хотел, чтобы она заметила меня, хотя вряд ли она вообще бы повернулась в нашу сторону. Походка у неё не та, которую можно описать в красивых книгах о любви. Не лёгкая, не от бедра. Она шла устало, словно из последних сил тащила портфель, словно положи туда ещё один учебник и она рухнет прямо на скользкий пол.

— Да где зажигалка — то? — не отставала брюнетка.

— Мэдс,… — я знал, она не отцепится, опять натянула на своё лицо эту странную ухмылку.

— Я же вежливо прошу.

— За неделю ты потеряла три моих зажигалки.

— Ты сегодня не в духе? Опять в очках. Уолт, скажи, ты обдолбался? — пропела она высоким голосом, а затем вновь запустила руку в мой карман, словно с любопытством обшаривая содержимое. Я закатил глаза, она, конечно же, не могла этого увидеть.

— Я не хочу слушать, что ты там пищишь. Доставай кого-нибудь другого, — это не грубо, не думаю, что она может обидеться. Такое ощущение, что её вообще никогда и ничего не задевало.

Коридоры пустели, я поправил очки и направился к выходу, оставляя Мэдс позади.

— Ты хамло! — крикнула она вслед.

— Приходи на ужин, — позвал её я.

***

Моя мама, как всегда, чистила снег у крыльца. Я увидел её ещё издалека, когда только завернул за угол. Она всегда надевала старую папину вязаную кофту, наматывала шарф вокруг шеи, брала лопату и, клянусь, могла минут за десять раскидать снег хоть во всей округе. После этого она обычно что-то пекла, а если и не пекла — готовила обед. Одно из двух. Кухня была её стихией. Только что она заприметила меня, помахала рукой, я ответил ей тем же. Она была хорошей матерью, всегда старалась помочь мне и моей семилетней сестрёнке Бек. Пока та не родилась ланч-пакет и все вкусняшки доставались только мне. Она каждый день проверяла мои уроки, бывало, объясняла темы, если я что-то не понимал, а если и она не понимала, то просто махала рукой и говорила: давай представим, что я тебе объяснила, а ты опять всё забыл? И я соглашался, а потом она садилась ко мне на кровать и спрашивала, как дела в школе. Я говорил, что всё хорошо и меня никто не обижает. Обижает… да само слово унизительно, как можно в этом признаться? Поэтому, я молчал, а она верила и покупала мне новых роботов на пульте управления.

Бек родилась, когда мне было 10, стоило лишь услышать её писк и я сразу понял, противная будет девчонка, сказал об этом маме, а она ответила, что я был ещё писклявей. Стоило ей или отцу отойти от меня, так я поднимал на уши весь район, и её грудное молоко отказывался пить, не знаю, для чего мне была необходима такая информация в столь юном возрасте. Бек росла, мама разрывалась между нами двумя, у той начался период детского сада, а у меня наступил переходный возраст. И, понятное дело, мама выбрала дочь, но я не сержусь и никогда не сердился, потому что знаю, маленькие дети нуждаются в большем внимании. Зато у меня тоже появилось преимущество. Я стал больше общаться с отцом, пару раз мы ходили на охоту, я застрелил двух зайцев, это было ужасно. До сих пор помню, как они выглядели, когда мы подошли забрать их крошечные тела. Поэтому, хоть я и умел обращаться с оружием, охоту пришлось отложить, к слову, мне было 14.

Потом отца повысили, и он с головой ушёл в работу, а мне пришлось с головой уйти в мир музыки, интернета и компьютерных игр. Не так уж и плохо. Мой единственный друг, что жил на соседней улице, уехал, когда мне стукнуло 13. Я долго злился на него, но потом понял, что это совершенно не его вина. И на этом список моих друзей закончился. На одном школьном форуме, много-много лет назад, я поругался с кем-то под ником «Гемпширский_годзила3337». До жути глупый ник, кстати, это и была Мэдс. Если коротко о нашем знакомстве, она тогда сказала, что это старый аккаунт её двоюродного брата.

Я прошёл дом рядом с нашим, в нём часто были задёрнуты шторы.

— Привет, дорогой! — радостно крикнула мама и подбежала меня обнять. Я наклонился к ней, нехотя обхватил руками, почувствовал запах чего-то пряного. — Почему ты опять в очках?

— Потому что… — я прокрутил все возможные ответы в голове, но так и не придумал ничего нужного. — Ты же знаешь, что меня бесполезно об этом спрашивать?

— Это уж точно, — согласилась она. — Ты опять где-то валялся? — неожиданный вопрос.

— О чём ты?

— Вся куртка в грязи, — она грустно охнула, заставила меня покрутиться на месте, и пусть я не знал наверняка, откуда это, но вполне догадывался.

— Да, извини. Но ты же видишь, какая слякоть на улице.

— Ничего страшного. Ты не ушибся?

— Нет, можно я пойду? — мне не терпелось зайти в свой компьютер.

— Да, переодевайся и спускайся на кухню.

Я забежал в дом, помахал Бек, что сидела за кухонным столом и делала уроки. Она всё равно не ответила, никогда не отвечала. Затем я взлетел по лестнице вверх и заперся в своей комнате.

Ох, моя комната. Было в этих четырёх стенах что-то, что меня всегда успокаивало. Голубые, неяркие обои, большая односпальная кровать, я никогда не заправлял её, мне кажется, что лёгкий бардак придаёт спальням свой шарм. Так же есть рабочий стол из тёмного дерева, раньше он стоял в спальне родителей, пока они не сделали ремонт и всякие ненужные вещи всучили мне. На столе стоял мой старенький, верный, белый компьютер. Разбросанные бумажки на полу, исписанные тетради, моя недавно прочитанная книга. На прошлое Рождество я повесил над кроватью длинную жёлтую гирлянду, и я до сих пор не снял её. Под кроватью, в коробке из — под кроссовок лежала старая камера. Я всегда любил фотографировать, поэтому мама частенько радовалась этому, ведь я мог устроить ей и Бек бесплатную фотосессию. К сожалению, сейчас у меня не хватало времени, чтобы вернуться к этому любимому делу.

Я скинул с себя ранец, бросил его в угол, затем снял куртку, и она отправилась туда же. Нужно будет забросить её в стирку вечером. Я быстро включил компьютер, вошёл в свой аккаунт, и написал Мэдс, что уже давно была в сети.

« — Какие самые изощрённые методы убийств ты знаешь?

— В одном романе читала, что это сосулька.

— Тогда мы опоздали.

— А что случилось-то, неугомонный мститель?

— Моя куртка. Опять.

— Ты уверен, что это они?

— А кто ещё то? Я не такой тупой, — не в первый раз они портили мои вещи, но лишь однажды мне удалось их подловить. Они засмеялись и разбежались кто куда, а я стоял и смотрел им вслед.

— Запугай их своим отцом, засуди их за порчу имущества.

— Тюрьма слишком лёгкое наказание. Сидишь себе в четырёх стенах несколько лет, участвуешь в разборках… в принципе, ничем не отличается от моей жизни.

— И за что же ты сидишь?

— За то, что не догадался грохнуть этих мудаков ещё в начальной школе»

— Уолтер! — я услышал голос мамы с первого этажа.

«-У тебя ещё есть время до выпускного, — наверняка она смеялась сейчас. Её — то никогда никто не трогал.

— Спорим, что я смог бы прицелиться и выстрелить в самое сердце?

— Чушь, ты косой.

— Проверим завтра? — спросил я, конечно, она согласится. Не могла не согласиться.

— Если ты проиграешь, то оплачиваешь мою покупку! — Я улыбнулся и быстро принялся печатать ответ. Мама надрывалась, звала на кухню.

— Уговор»

Я выключил компьютер, надел свою полосатую домашнюю футболку и спустился вниз.

Бек сидела за стойкой и переписывала что-то в тетрадь, пока мама расставляла тарелки.

— Что делаешь, заноза? — спросил я, Бек лишь подняла на меня злые глаза. Такая маленькая, а уже похожа на дьявола в детском платье.

— Уроки, ты что, слепой?

— Не разговаривай так с ним, — мама сделала ей замечание, если бы они только работали. В отличие от этой капризы я всегда боялся сказать что-то лишнее в детстве.

— Он пристаёт ко мне, — вот это уже было наглое обвинение. Я растрепал её идеально уложенные волосы, из-за чего она чуть не проткнула мою ладонь карандашом, а после сел на место.

— Где папа?

— Он задерживается, поужинаем без него.

На кухне было чисто. Она поставила три тарелки, отрезала всем одинаковые куски пирога, разлила кофе, Бек попросила сок. Посередине стола стояла ваза: апельсины, груши, виноград, яблоки. Я невольно скривился, никогда не любил этот вкус. Мне кажется, что стоило мне откусить яблоко, как мои дёсны начинали кровоточить.

Обычно мы всегда ужинали все вместе. До рождения Бек мы были прямо образцовой семьей. После работы папа играл со мной, мы сидели на детских площадках, на выходные ходили в кино, а ещё он постоянно звонил мне, когда я гулял и забирал меня после уроков. Он был параноиком, всегда боялся, что со мной или с мамой может что-нибудь случиться. Но долгие годы затишья, когда наш город вновь вернул к себе жизнь, а жители вновь облегчённо выдохнули, чувствуя спокойствие, он оставил свои попытки следить за каждым нашим движением. С одной стороны — я был счастлив, неужели долгожданная независимость? Но всё же мне не хватало его сейчас.

— Как дела в школе, Бек? — спросила мама. Моя сестра недовольно цокнула, подняла на неё уставшие глаза. Она выглядела гораздо старше своих лет. Её никогда нельзя было назвать счастливой.

— Хорошо, — коротко ответила она.

— А что за дата отмечена у тебя в календаре?

Мама прибиралась в её комнате, раньше она и в моей прибирала, до тех пор, пока я перестал её пускать туда. В моей комнате лежало слишком много вещей, о которых ей не стоило знать. Конечно, её это расстроило, я увидел по взгляду. В нём так и кричала одна глупая фраза: мой мальчик вырос. Но по-другому и быть не могло. Все мы рано или поздно повзрослеем. Она сочла моё поведение знаком протеста, подумала, что так я пытаюсь отдалиться от неё с отцом, но я и это отрицал, потому что не был согласен ни с одним из её предположений.

Сейчас же она старалась изо всех сил не упустить Бек. Мне кажется, будь у неё возможность, она бы насильно оставила её в детстве.

— У Лив день рождения.

— Она пригласила тебя? — мама улыбнулась. Хоть у кого из её детей не было проблем со сверстниками. Она могла гордиться ею.

— Да. И, кажется, почти всех девочек из школы, — съязвила она.

— И что же мы ей подарим?

— Я не знаю, мам. Она любит всё, понимаешь?

— Хорошо. Тогда на днях нам нужно будет сходить в магазин и выбрать ей подарок.

— Правда? — удивилась Бек. Не знаю, к чему была её наигранность, ведь мама всегда выполняла любые её капризы.

— Конечно. У тебя должен быть самый лучший подарок.

— А ещё мне не в чем пойти, — она выклянчивала новое платье.

— Думаешь, это проблема?

Я наблюдал за их диалогом, медленно прожёвывая подгорелый кусочек пирога. Я не помню, чтобы со мной так нянчились. К чёрту детство. Даже сейчас меня никто не спрашивал о том, как мои дела. Она считала меня потерянным ребёнком, я знал это наверняка. Слишком взрослый для заботы и слишком незрелый для самостоятельности.

— Ты сегодня пил таблетки? — неожиданно спросила мама.

— Конечно, утром.

— Не забудь выпить их после еды.

Эти таблетки волновали всех, кроме меня. Отец сходил с ума, когда я забывал их принимать, мама сердилась, когда я говорил, что мне они больше ни к чему. Но никто слушать меня не хотел, ведь психотерапевт знает меня лучше, чем я сам себя.

— Ты же знаешь, что я помню. Зачем постоянно спрашивать?

— Потому что твоё лечение — моя забота.

Хлопнула входная дверь и в столовую вошёл папа. Взъерошенный, возмущённый.

— Почему ты никогда не закрываешь дверь? — спросил он маму, забыв поздороваться с нами.

— Я знала, что ты сейчас придёшь, поэтому…

— Боже, я же просил больше не делать так.

Он ушёл в гостиную, а затем вернулся к нам, без чёрной куртки, без портфеля, с закатанными рукавами. Он помыл руки и сел за стол.

— Тебе налить кофе?

— Конечно, — согласился папа, а после отломил ложечкой кусочек пирога и посмотрел на меня, на мою пустую тарелку.

— Привет, — нелепо поздоровался я.

— Ты уже выпил таблетки?

— Да что же это такое… — я закатил глаза и встал со стула. — Спасибо за ужин.

— Что я такого спросил-то? — я слышал его голос, когда поднимался по лестнице к себе в комнату, а в ответ мама наверняка махнула рукой. Якобы, пусть идёт, чёрт знает, что у него на уме.

Я долго стоял в ванной, разглядывая себя и свои синяки под глазами в отражении. В руках жёлтая баночка с моей фамилией. Родители называли это затянувшимся посттравматическим синдромом, но я опять был не согласен. Меня ничего не тревожило, ни кошмары, ни призраки прошлого, ни страх. В отличие от отца, вот у кого на самом деле был посттравматический синдром, который смог бы объяснить его зацикленность на закрытых дверях и окнах, на том, чтобы мы с первых секунд отвечали на его звонки. Когда у него находится время, он подбрасывает Бек до школы и забирает после неё. Она возмущается, хочет на школьном автобусе, там её друзья, но папа не доверяет никому. Даже водителям.

Я набрал немного холодной воды в стакан, положил таблетку на язык, запил и вышел из ванной. Спальня у меня была большая, я запрыгнул на кровать и повернул голову в угол комнаты. Там стоял велосипед, совсем скоро я смогу пользоваться им по назначению, быть может, даже завтра. Снег лишь местами лежал, и то на газонах. Я закрыл глаза и вспомнил урок истории. Девочка за третьей партой, Келли, смотрела в окно, стучала пальцами по парте. Было бы интересно узнать её поближе, но я боялся разочароваться. Вдруг она окажется такой же, как все? Я не был влюбчивым человеком, мне вообще мало кто нравился, особенно не нравились отношения. Сама их задумка. Я любил наблюдать. Наслаждаться только моментом, смотреть, как она моргает или закатывает глаза, так, что ресницы касаются бровей. Смотреть, как кусает губы, отрывая обветренную кожу. Смотреть, как грызёт ногти, наверное, из-за нервов, она не чувствовала себя комфортно с людьми, с которыми общалась. Я следил за всем, за каждым движением её кистей, как она, бывало, ёрзала на стуле, или закидывала ногу на ногу. Однажды она чуть не повернула голову в мою сторону, но нет, мне лишь показалось, она посмотрела на одну из своих подружек. А когда учительница попросила её ответить, голос так задрожал, был таким неуверенным, оправдывающимся. Но мне понравилось. Да, знаю, звучит, как влюблённость, но я совсем не хочу её касаться и уж тем более не хочу поцеловать. Я думал лишь о том, какие бы вышли хорошие снимки, кадры, стань она моим объектом съёмок. В эту секунду я словно разблокировал какие-то воспоминания в своём мозгу, потому что я, превозмогая лень, поднялся с кровати, опять включил компьютер и зашёл в одну из папок, которая называлась школьный проект.

Эта папка появилась давно, с приходом моей старенькой, но верной камеры. Я помню, как начал записывать всё. Начиная с облаков на закате, с осенней листы под окнами, с тумана над озером, с букашек на моей ладони, с мамы, что трудилась над завтраком за плитой. Заканчивая собой, своими слезами на камеру, я часто снимал себя, когда мне было плохо. Стоило первой слезе скатиться по моей щеке, и я начинал записывать видео. Я рассказывал обо всём, что меня тревожит, что пугает и что мне не нравится. И видя своё зеркальное отражение, мне становилось легче. Но это далеко не всё, что я снимал. Я не сказал пока о самом главном. О моих «проектах». Я всегда слишком любил красоту и ценил её в других людях. Мне нравилось человеческое тело, человеческие движения и эмоции на лице. Поэтому, когда находился очередной объект, удовлетворяющий все мои требования, я брал камеру и снимал его. Можно сказать, что исподтишка. Но разве не так получаются самые искренние и честные кадры? Ведь в такой момент человек не притворяется, он становится тем, кто он есть.

Я медленно листал фотографии и видео, что были в этой папке. Несколько девчонок из театрального кружка, на моих видео они выглядят куда лучше, чем на сцене. Я снимал их на школьном дворе, сначала из окна мужского туалета, потом в столовой, а потом после уроков я шёл за ними довольно долго, мне нужно было получить сногсшибательные снимки. Я пролистнул ниже. Наша футбольная команда. Те ещё тупицы, даже на снимках взгляд бестолковый. У меня были фотографии случайных прохожих. Когда я видел подходящих людей, приходилось разворачиваться и проделывать их путь. Поэтому, я часто опаздывал домой. Так же у меня были фотографии одного парня, он часто посещал художественный кружок, но не от того, что ему нравилось рисовать, а от того, что ему нужно было где-то провести время до того, как закончатся занятия его девушки. Не знаю, что он нашёл в ней, она была похожа на пустое место. Даже моя камера не могла уловить её. Два года назад они закончили школу. Так же у меня были фотки Мэдс, она часто просила её пофотографировать на память. Она кривлялась, высовывала язык или задирала майку на фоне гаражной двери. Но у меня были и фотографии, сделанные в моменты, когда она не видела меня. Это было неописуемо и странно. На тех фотках её взгляд был таким сосредоточенным, серьёзным.

Мы часто снимали то, как гуляем. Как я стреляю по пивным банкам, как мы возвращаемся ночью домой, курим. Или как я пытаюсь незамечено вылезти из окна своей спальни.

Памяти у меня было много, настолько много, что можно было в фотографиях воспроизвести все юные годы моей жизни. Каждый божий день. И сегодня я нашёл ещё один экземпляр, который можно добавить в список воспоминаний.

Я посмотрел на календарь, завтра был выходной, может не у всех, но у меня точно. Школа лишь высасывает всю молодость и ничего не даёт взамен. Её посещение только вызывает появление новых комплексов и загонов, ведь каждый в этом адском месте пытается самоутвердиться за чей-то счёт. Конечно, в первую очередь она должна дарить нам новые знания о мире, в котором мы живём и, быть может, это не было бы так ужасно, если бы каждый учился поодиночке. Потом папа спрашивает, отчего я так ненавижу школу? Думаю, ответ лежит на поверхности, учителя и ученики отбивают какое-либо желание умнеть. Мои отношения, что с теми, что с теми были натянутыми, вернее они вообще отсутствовали, но я никогда не считал это трагедией. Кому вообще захочется проводить время в присутствии идиотов, что только и ищут повод над кем-то подшутить, поиздеваться?

У меня и так была Мэдс, моя камера, мой велосипед и бутылка водки в рюкзаке. Что ещё нужно для счастья?