Пять невест и одна демоница

Карина Демина, 2022

Живешь себе, живешь, а потом раз и соглашаешься помочь старому другу. Кто бы знал, чем эта помощь закончится! Выдернули в другой мир. Демоницей обозвали. Да еще и поручили отыскать подходящую невесту местному Повелителю Тьмы. А то сам он, бедолажный, никак не справляется. Оно и понятно, женитьба – дело сложное. Вот и придется Жорке заняться, что невестами, что Повелителем, что древним Замком, у которого тоже характер имеется. И тайны. Смертельные. А кто сказал, что демона нельзя убить?

Глава 8

В которой письмо доходит до адресата

«Государю надлежит быть великим, дабы величием своим внушать трепет и восхищение в сердцах подданных. И для того-то следует помнить, что все-то в жизни государя истинного направлено на поддержание сего величия…»

«Размышления о сути государя и поддержании государственности в державе». Трактат-размышление, писанный студиозусом Ковалем по заданию наставника, и исполненный с высочайшим рвением.

Его величество Вециан Третий, Светлой силой владыка Лакхема, а также Тасора и Никойских островов, Благословенный сын Пресветлого бога, Воитель и Стяжатель благ земных, пытался отрешиться от ноющей боли.

Болела спина.

И еще немного колено, на которое придворный лекарь возложил примочку из драгоценного бархата. От примочки воняло сточной канавой, но она хотя бы облегчение приносила.

Временное.

Скрипнул паркет, и Вециан обернулся.

Супруга.

Женщина во всех смыслах достойная, а, главное, понятливая. Повезло ему когда-то, а ведь не хотел брать в жены княжну, благо, батюшка уговорил. Подумаешь, с лица не больно хороша, зато сила.

Род.

Состояние.

Состояние стало особо весомым аргументом, и те двести тысяч золотых лакхемов изрядно поправили ситуацию. Жаль, закончились. А что поделаешь? Быть королем непросто.

— Дорогой супруг, — Матильда присела в придворном книксене. И высокий парик, из которого торчали страусовые перья, качнулся. Перья тоже качнулись, засияв в свете свечей.

Новая мода.

Алмазная пыль. И перья, и пыль стоили дорого, а уж если вместе… заныли и зубы. Дражайшая Флорочка, весьма милая особа, к которой Вециан изволил проявить внимание, намекнула, что весьма желала бы получить подарок.

Эти самые перья.

А в казне пусто. Совсем пусто. Даже тоска с этой пустоты берет такая, что колет не только в спине, но и в груди.

— Счастлив видеть вас, — проскрипел Вециан, указав на кресло. — Идите.

Это уже лекарю, что замер, явно прислушиваясь к каждому слову. И поднялся-то он неохотно, начал что-то там говорить, что, мол, нужно за примочкой приглядывать, что…

— Идите, — повторила королева и таким тоном, что лекарь враз куда-то подевался, а с ним и помощники, и даже лакей, державший поднос со сластями. Во дворце норов Матильды знали преотлично. И она, поправив шелковые юбки, убедившись, что никто-то не слушает, шагнула к мужу.

Длинные смуглые пальцы — а ведь сколько уж лет их пытаются отбелить — вцепились в ухо и крутанули.

— Ай! — возмущенно взвизгнули Его королевское Величество, но вырываться не стали. Пальцы у Матильды, даром, что смуглые, но цепкие весьма. — Ты чего?

— А ты чего? Совсем страх потерял? — поинтересовалась она сварливо.

И сразу стало понятно, что вот она, купеческая дочь.

Даром, что Ришьенам еще дед Вециана титул жаловал вместе с подходящею супругой из старого, но оскудевшего рода. За полста лет аристократизму не прибудет. Как были торговцами, так и остались, но…

…задолжал он им прилично.

И вновь просить придется.

— Эта девка в глаза мне заявила, что мои перья не так и хороши, что ее всяко лучше будут.

— Это Флора? — Вециан поморщился.

Надо же, какая дура… а милой казалась.

— Она самая, — Матильда ухо отпустила и сползшую было примочку поправила. — Все не успокоишься никак?

— Мотечка…

— Что «Мотечка»? Сколько уж я лет Мотечка… совесть имел бы… не нагулялся еще? Нога вон болит, небось. И спина. И хранитель стула вновь жаловался, что облегчение у тебя тяжко наступает.

— Лекарь…

— Лизоблюд, — Мотечка ногу ощупала. — Чей-то родственничек. Я другого приведу, может, не при чинах, а батюшку пользует. Батюшка дурного не посоветует.

— Как он?

— Обыкновенно. Ругается. Девку эту гони, может, она и мила, но дура редкостная.

— Погоню.

— И чтоб никаких перьев… вона, колечко там пожалуй, какое. Или цепку. Могу прислать, которые не особо нужны. Тканей отрез. И буде с них. А то и вовсе…

Он бы и сам не отказался, чтобы «вовсе». Девицы стали откровенно утомлять, особенно молодым пылом, который всякая норовила проявить. И все чаще Вециан ловил себя на мысли, что совершенно не хочется ему уединения с фавориткою.

А хочется тихо гулять.

Беседовать.

Беседовать с девицами получалось плохо. Они то хихикали, то жеманились, то говорили какие-то вовсе уж глупости. То ли дело Мотечка, только вот…

— Репутация, — вздохнул он тяжко и прижался щекой к холодной ладони. Руки у Мотечки были совсем не королевскими, широкими и холодными, но такими ласковыми, как ни у одной фаворитки. Вециан и прикрыл глаза. — Сама знаешь, слухи пойдут… возня эта. Как же я устал.

— Бестолочь, — с нежностью произнесла Матильда.

— Какой уж есть. Так ты из-за этой девки расстроилась?

— Не особо. За нею де Вилье стоят. Те уж вознамерились на концессии.

Вециан поморщился. А ведь было время, когда он девицам сам по себе нравился, без страусовых перьев и концессий родственничкам.

— Ирнейцы тут посла послали.

— Это правильно, — боль в ноге отступала, да и спина подуспокоилась. — Послов надо посылать.

Матильда фыркнула, верно, соглашаясь с мужем.

Никогда-то за двадцать лет брака она ни спорила, ни закатывала прилюдных скандалов и вела себя так, что… что повезло.

Прав был отец.

И ныне Вециан был благодарен ему за эту правоту. А что вида не княжеского и за спинами шепчутся, мол, худородная, так тот шепоток он еще когда заткнул, самых рьяных шептунов спровадивши границы родины крепить.

— Хотят-то чего? — не открывая глаз, поинтересовался он.

— Денег. Приданое не устраивает.

— С чего вдруг? Устраивало же.

— Так к ним вестийцы послали.

— Послов?

— Именно. У них тоже принцесса имеется.

— Ей же двенадцать только!

— Кого это волнует, — Матильда сняла примочку и осторожно помяла колено. — Коновал. Ныне же чтоб в своих покоях один был. Ясно? Приведу нормального целителя.

— Не сердись.

— Я не сержусь. Вестийцы за своей дают полоторы сотни золотых дархемов и еще право беспошлинного прохода через Громовой перевал.

Тогда понятно, отчего ирнейцы вопрос с оглашением помолвки всячески затягивали. Небось, переговоры шли. Шли, шли и пришли… деньги? Денег, конечно, нет, но ради союза можно бы поискать. Дед вот Леточки всегда готов помочь. Внучку он любит.

Внучек.

И расстроится. Но с перевалом… с перевалом золоту не тягаться.

— Заговорили, что боги против союза.

— Разрывают?

— Именно.

— Что можем сделать? — уточнил Вециан, ногу опуская.

— По сути — ничего, даже если возражать станем, не послушают.

Оно и понятно.

Архейские горы и перевал, единственный путь к богатым вестийским землям. И зная о том, пошлину они брали изрядную.

— И с чего вдруг вестийцам оно понадобилось?

— Политик, — Матильда задрала юбки и поправила съехавший чулок. — Думаю, собираются присоединить Ирнею. Та-то мелкая, но кое-что в ней есть. Пускай себе… девочка расстроится. Сперва жених помер, потом сбежал. Пусть и не совсем, чтобы жених, но все одно слухи пойдут.

Это точно.

И главное, вновь же, ничего-то с этими слухами и не сделаешь.

— Турнир надо объявить, — предложил Вециан. — Рыцарский. В честь прекрасной дамы. Поднимет настроение.

— И во что обойдется?

— Обойдется. Но ежели на благое дело. Приглашения правильно разослать, созвать людей нужных… знаешь, а ведь виросский царь тоже не женат.

— Дикари.

— Но состоятельные. И… ладно, если не царь, но у него, помнится, братец есть, что характерно, тоже холостой. И посол их на что-то этакое намекал.

Матильда поморщилась. Идея явно не казалась ей удачной.

— Брось. Пригласи его. Пообщаться… и турнир этот… пусть пришлют кого. Девочки посмотрят. В конце концов, ежели не за наследника идти, то всегда можно договориться. Выделим им герцогство какое на прожитие. И пускай себе остаются. А тут ты любого дикаря перевоспитаешь.

Он и ручку жене поцеловал, зная, что до сих пор этот простой знак внимания заставляет ее смущаться. Впалые щеки Матильды порозовели.

А ведь она не пудрится.

И мушек не клеит.

Парик вот носит, но не из-за мод, скорее уж потому, что собственные её волосы никогда-то густотой не отличались. Он это знает, но… почему-то ни знание, ни собственная нехорошесть жены не мешали.

Стук в дверь отвлек от ленивых мыслей.

— Государыня! — нервный голосок секретаря, которого давно уж хотелось спровадить на плаху, с того самого дня, как пошел слух, что он слишком уж близок стал Мотечке, разрушил очарование момента. — Государыня! Срочные новости!

Войти, правда, не посмел.

Пока не разрешили.

— Государыня!

— Давай уже, — вздохнула Матильда, расправляя юбки и вид принимая, королеве приличествующий, горделивый и одухотворенный.

А тоже надоело ведь. И это Вециан понял ясно.

Секретарь вошел бочком. Высокий. Стройный. Широкоплечий. И платье на нем сидит идеально, подчеркивая, что стройность, что широкоплечесть.

Лицо смазливое, приятное. И взгляд наглый донельзя.

Точно на плаху просится.

— Вот, государыня, — он поклонился и протянул поднос, на котором лежал квадрат письма. Обыкновенный такой. Беленький. И красное сургучное пятно выделяется. А на нем — это Вециан увидел, даже с места не поднимаясь, — скалит зубы череп.

Выдавленный, само собой.

А вокруг вязь мечей.

И похолодело вдруг в груди, и мелкими разом показались все прошлые заботы.

— Это…

— Принес. Гонец. Ворон, — уточнил секретарь, а Вециан с удовольствием отметил, что не так уж он и совершенен. Вона, весь трясется, дрожит, что хвост собачий. И бледность пудрою не скрыть. — Бросил на стол. И каркнул. Три раза.

— Это что-то значит? — взгляд Матильды обратился к супругу.

— Понятия не имею, — признался тот и руку протянул. Мотечка подала письмо. А ведь интересно, отчего ей принесли-то? И где министры? Хотя… ясное дело, где. Бездельничают, сволочи.

Вециан поморщился. Что бы там ни было, придется совет созывать.

Может, к войне готовиться.

Война — это дорого. Страусовые перья, даже алмазной пылью припорошенные, всяко дешевле.

— Иди, — велела супруга и секретарь послушно выскользнул за дверь. А цепкие пальцы вытащили конверт, от которого пахло почему-то не тьмой, а лавандовым маслом. Мотечка сломала печать, развернула.

Прочла.

Хмыкнула.

И сказала:

— Манеры у него, конечно, специфические, но само по себе предложение интересное.

И протянула послание Вециану.

Ровные строки. Почерк округлый, с завитушками, как у девицы. Однако читается легко.

«Я, милостью Богов, Повелитель Тьмы и Проклятых земель, Повергатель Хаоса и Хранитель порядка, одолевший сонмы тварей демонических, Ричард III из рода Архаг, приветствую своего царственного собрата».

Нормальные манеры.

Вежливый даже.

«И желаю видеть его дочерей в своем Замке».

Серьезно?

«Ибо настал час вступить в тяжкие узы брака».

Вот тут Вециан мысленно согласился, даже посочувствовал. Он в эти узы тоже вступал с печалью на сердце. Но ему-то повезло. А мальчик, небось, молодой, вот и опасается.

«А посему, в громовой месяц я соберу всех девиц, достойных того, дабы средь них выбрать ту, которая разделит со мною престол и венец Владычицы Тьмы».

Интересный поворот.

Неожиданный.

«А если оные девицы не явятся к назначенному сроку, я пройду сквозь горы, дабы самому предстать пред ними».

И ведь не один пройдет.

Повелитель Тьмы как-то никогда один сквозь горы не проходил, обычно прихватывал с собою пару-тройку Легионов Смерти и чудовищ. С чудовищами ходить по горам было проще.

— Что ж… — Вециан прочел письмо еще раз. — С манерами и вправду не очень… но в целом, очень интересный вариант.

Главное, чтоб вестийцы не прознали.

А то с них станется все переиграть.