Кузены

Карен М. Макманус, 2020

Много лет назад состоятельная дама Милдред Стори внезапно разорвала отношения со своими детьми и лишила их наследства. Единственным объяснением стала короткая записка: «Вам известно, что вы сделали». Прошли годы. У детей Милдред подросли собственные дети. И вот однажды Милли, Обри и Джона получают приглашение от бабушки провести лето в принадлежащем ей роскошном курортном отеле. Ребята едва знакомы и совсем не жаждут компании друг друга, но их родители понимают: это шанс вернуть благосклонность матери… Но на острове их не ждет теплый прием, и вскоре они осознают, что у бабушки на них совсем другие планы. И чем дольше остаются здесь, тем больше понимают, что в записке – далеко не пустые слова. Двадцать лет назад в семье Стори произошло нечто, навсегда изменившее жизнь их родителей…

Глава 5. Обри

— Как я выгляжу?

Милли, стоя у своего шкафа, поворачивается вполоборота, одна рука на бедре. Темные длинные волосы распущены, из одежды — укороченные белые джинсы и легкая маечка с яркими розовыми и серебристыми цветочками.

— Просто супер, — честно отвечаю я.

Лениво водя рукой по потертому зеленому покрывалу на своей кровати, я дожидаюсь, пока двоюродная сестра закончит собираться. В общежитии для временных помощников на лето далеко не так роскошно, как в самом курортном отеле. У нас на двоих одна маленькая голая комната, обставленная по-спартански — две кровати, встроенные шкафчики с выдвижными ящиками и зеркалами, два стола с простыми деревянными стульями. Туалет с ванной в коридоре. Посмотреть телевизор с большим экраном, сидя на мягком, можно только в общей гостиной.

Чемоданы Милли не поместились в узкий платяной шкаф и занимают все пространство между столами. Хотя если у нее все вещи такие, как сейчас на ней, будет глупо обвинять, что она привезла их в таком количестве.

— Классная майка, — замечаю я.

— Спасибо. Баба́ купила ее в ту же поездку в Японию, что и твой гамагути, — откликается Милли, тщательно расчесывая щеткой и без того сияющие волосы.

— Это было так мило с ее стороны…

Сразу, как мы оказались в комнате и начали распаковывать вещи, Милли вручила мне подарок от своей бабушки — чудесный кошелек с металлической застежкой и рисунком в виде голубых волн: «Она знает, что ты любишь плавание». У меня комок встал в горле. Мамины родители уже умерли, так что Милдред Стори — моя единственная бабушка, однако совершенно посторонняя женщина — оказалась куда добрее и заботливее.

Со странного и неловкого знакомства в кабинете Карсона Файна прошло уже четыре дня. Тогда, едва мы оказались вместе в комнате общежития, Милли заявила, что бабушка понятия не имела о нашем грядущем приезде.

— Разве ты не видела ее лицо? Она была просто в шоке.

— Ну да, она оказалась не готова. Наверняка не так представляла наше знакомство — как бы между прочим. Но, Милли, как она могла не знать, что мы приедем, если сама нас пригласила?

Та фыркнула:

— Это мог быть кто-то другой. Я уже не уверена, что письма были от нее.

— Полная бессмыслица, — возразила я.

Я действительно тогда так считала. Решила, что Милли просто выдумывает. Однако с тех пор мы получили от бабушки одно-единственное известие — обезличенные несколько строчек, где сообщалось, что она уехала в Бостон по делам. «Свяжусь с вами по возвращении».

Мне все еще кажется, что Милли преувеличивает, но… Очень странно пригласить к себе никогда раньше не виденных внуков, а потом взять и самой уехать.

Милли взмахивает щеткой все ожесточеннее, взгляд в зеркале становится злым.

— Будь Баба́ ясновидящей, купила бы нам футболки с надписью «Моя вторая бабушка — стерва-разводила».

Я невольно хихикаю, но тут же чувствую себя виноватой и скорее меняю тему:

— Интересно, бабушка видела статью?

В воскресенье местная газета вышла с заголовком «Новая глава в истории Стори: внуки возвращаются на остров». Кто им сообщил — непонятно. Милли думает, что та девушка, которую мы встретили, Хейзел, но я подозреваю Карсона Файна. С самого нашего приезда он обращается с нами как с членами местной королевской семьи, предоставляет разные бонусы вроде возможности пользоваться курортным «Джипом» или работать в удобную смену. Бассейн, где я дежурю в качестве одного из спасателей, открывается в шесть утра, но я ни разу не приходила туда раньше десяти. Джона и Милли трудятся в двух гостиничных ресторанах — не знаю насчет него, мы больше почти не общались, но она проводит там едва ли три часа в день, это точно.

— Ну, кое-кто ее точно заметил, — усмехается Милли.

Вчера после обеда в своих почтовых ящиках мы обнаружили одинаковые кремово-белые конверты. Я сперва решила, что это от бабушки, однако внутри оказалось нечто совсем другое:

Кому: Обри Стори, Джоне Стори и Милли Стори-Такахаси

Дональд С. Кэмден, эсквайр, приглашает вас отобедать с ним в среду, 30 июня, в час дня в ресторане «Л’Этуаль».

Ответить просьба на почту Мелинды Картрайт:

[e-mail]

— Бог ты мой, Дональд Кэмден! — воскликнула Милли, когда мы прочитали письмо. — Хочет и нас прогнать с острова, как родителей? «Вам известно, что вы сделали», — низким голосом добавила она.

— Да ладно тебе…

Протест вышел слабым и не слишком уверенным. Чем дольше мы не получали известий от бабушки, тем меньше я представляла, чего можно ждать. Ну, скоро мы все узнаем. Сейчас уже без пятнадцати час, машина, посланная за нами Кэмденом, должна прибыть с минуты на минуту.

— Давай лучше о чем-нибудь более приятном, — застегивая вторую сережку, предложила Милли. — Что там твой парень? Скучает без тебя?

Я машинально достаю из кармана телефон. В прошлую пятницу, прямо перед вылетом из Портленда, Томас написал мне: «Удачно провести лето!» — и добавил гифку с волнами. Прощальные слова вышли какими-то странными… как будто окончательными. Больше я ничего от него так и не получила, хотя сама постоянно ему писала, что у меня нового, и оставила пару голосовых сообщений. Я понимаю, разница во времени, да и телефоном во время летней подработки пользоваться нельзя, но все равно…

— Томас скучать не любит.

Милли бросает беглый взгляд на мое отражение в зеркале, как бы взвешивая, стоит ли продолжать расспрашивать, потом берет блеск для губ.

— Тогда даю тебе разрешение флиртовать с кем захочешь из… «Тауэр»? — запинается она перед последним словом.

— «Тауи», — поправляю я.

Так на Чаячьем острове называется программа по найму временных помощников на лето из числа школьников. Мы живем отдельно от постоянных работников, и периодически у нас проходят какие-то совместные мероприятия — в первый день были посиделки у костра на пляже, а вчера турнир по волейболу. Нам даже раздали футболки с надписью «ТАУИ». Я свою сняла только несколько минут назад, переодеваясь к ланчу, а Милли в первый же день засунула в самый нижний ящик и больше не вынимала.

Большинство идет в «Тауи» вовсе не ради денег, они и так обеспечены. Сосед Джоны по комнате Эфрам — сын звезды ритм-энд-блюза начала 2000-х. У другого парня мать заседает в Сенате. Рядом с нами живет Бриттани — ее родители создали мессенджер, которым пользуется вся моя школа. В основном сюда отправляются ради строчки в резюме, из соображений престижа или просто лишь бы оказаться подальше от своей семьи.

— Не понимаю я этого названия, — хмурится в зеркале Милли. — Что за «Тауи»?

— Птица, — напоминаю я. Вот что значит невнимательно прочитать ознакомительный буклет. — Прилетает на Чаячий остров только летом.

— Мило, — равнодушно бросает Милли, продолжая одеваться.

Мне уже давно ясно, что она вообще не коллективный человек, в отличие от меня. Я-то почти всю жизнь была в какой-нибудь команде, перепробовав много разных видов спорта, прежде чем сосредоточиться на одном. До меня вдруг доходит, что две главные опоры в моей жизни — команда по плаванию и Томас — остались где-то далеко-далеко, и не только в буквальном смысле. Чувство одиночества грузом опускается мне на плечи.

Поднявшись с кровати, я встряхиваюсь, как перед соревнованиями, чтобы отогнать грустные мысли.

— Зайдем за Джоной?

— Лучше не будем, — сухо откликается Милли. — Мы и так его слишком скоро увидим.

— По-моему, он ничего. Я думала, будет хуже, — говорю я, взглядывая в свое зеркало. Хвост не растрепался — значит, все нормально, можно идти. В старших классах я сначала тоже долго прихорашивалась перед выходом, пока Томас не сказал, что все равно не видит разницы между «до» и «после». — Иногда он даже забывает грубить.

Милли скорчивает рожицу.

— Но потом быстро вспоминает.

Телефон вибрирует, и я с надеждой смотрю на экран, но это всего лишь сообщение от отца. Еще одно. Раньше от мамы пришла целая куча с вопросами о поездке, двоюродных брате и сестре, об острове — и упоминание, что поживет у тети Дженни «какое-то время». Папу, в разных вариациях, интересовало только одно: «Что там у вас с бабушкой?»

Я сую телефон в карман, не прочитав. Сколько себя помню, я бросала все на свете, чтобы ответить отцу. На сей раз он может и подождать.

* * *

Дональд Кэмден прислал за нами вместительный «Линкольн», но втроем на заднем сиденье все равно было бы тесно. Джона вызывается сесть впереди, но, похоже, тут же начинает об этом жалеть — шофер оказывается тем еще болтуном.

— Много где уже на острове побывали или вас чересчур загружают? — спрашивает он, выезжая на Океанское шоссе. Эта дорога с не особенно оригинальным названием идет вдоль нескольких самых крупных пляжей.

Джона только неразборчиво бурчит что-то. Я подаюсь вперед:

— Ну, мы здесь только четыре дня. Ходили на ближайший пляж и в центре были пару раз.

— Заметили, чего здесь нет? — спрашивает водитель таким тоном, словно готовясь поведать чудесную тайну. Прежде чем я успеваю среагировать, сам и отвечает: — Ни одного сетевого магазина или кафе. Они пытались, не подумайте, — особенно «Старбакс». Но мы здесь поддерживаем местный бизнес.

Пялившийся в телефон Джона вдруг оживает.

— Круто! — восклицает он с энтузиазмом, какого мы прежде от него не видели.

Милли тычет кулаком в спинку переднего сиденья.

— «Старбакс» ты тоже терпеть не можешь, как и… — она изображает задумчивую гримасу, — …вообще все на свете?

Джона игнорирует вопрос, и шофер продолжает так, будто его и не прерывали:

— По дороге к центру, по правой стороне будет несколько пляжей. Вот Денежный — очень популярен для семейного отдыха. Его так назвали, потому что раньше в песке постоянно попадались монетки. Поговаривают, что основатель курорта каждое лето зарывал здесь несколько сотен долларов мелочью, чтобы детишки могли их откапывать. Не знаю, правда или нет, но после того, как он умер, деньги находить перестали.

«Правда!» — чуть не говорю я вслух. Это была любимая история мамы про Стори — как дедушка каждые несколько недель ночью пробирался на пляж, чтобы пополнить запас монеток. Папа рассказал ей об этом, когда они познакомились на вечеринке у общего друга, уже после колледжа, и мама всегда говорила, что именно тогда начала влюбляться. Мне только теперь подумалось — получается, первым ее привлек отраженный блеск щедрости совсем другого человека.

Обменявшись взглядами с Милли, я понимаю, что и она слышала об этом от матери. Однако мы обе молчим — за короткую поездку всего все равно не объяснишь.

Машина останавливается на светофоре, но монолог нашего водителя не смолкает. Указав на плоскую полосу серого песка справа, он продолжает:

— А вон там у нас Короткий пляж…

— Как вы сказали? — прерываю я, услышав знакомое название. — «Кроткий»?

— Нет, «Короткий». Два «о».

— А можно нам… можно мне на него взглянуть? Это был… папин любимый пляж.

— Правда? — переспрашивает Милли.

— Конечно, — одновременно с ней добродушно говорит шофер и тормозит у обочины. — Не самое красивое место на острове, по-моему, но посмотрите, если хотите.

Я выбираюсь из машины, Милли следом за мной. Между дорогой и пляжем идет полоска травы. Сам он совсем небольшой, по форме похож на полумесяц. Крупный песок с камнями, растительность вокруг редкая и чахлая. Тут и там на ярких полотенцах загорают люди, но в целом народа для этого времени дня совсем немного.

Милли поправляет темные очки.

— И это любимый пляж дяди Адама?!

Я оборачиваюсь:

— Ты читала его книгу? «Короткое и прерванное молчание»?

— А, нет. Я пыталась, но она такая…

— Скучная, — заканчиваю я за нее. — Да, знаю. Но главный герой там — я всегда считала, что под ним папа вывел самого себя, — постоянно упоминает один пляж в своем родном городке. Пляж называется «Кроткий». И все время повторяет, снова и снова: «Там-то все и пошло наперекосяк».

— Хм… — Милли на несколько секунд замолкает, потом говорит: — Только ведь этот «Короткий».

— Да, но папа там не особенно заморачивается с именами и названиями. Например, жену главного героя зовут Магда, а мою маму — Меган. А дочь у него Оги.

— Оги? — озадаченно морщит переносицу Милли.

— Уменьшительное от «Огаста», — объясняю я.

— Хорошо, ну и?.. Думаешь, с твоим папой здесь что-то произошло?

— Необязательно… — говорю я.

Объяснение очень в его духе — как будто все, что с ним случалось, происходило не по его воле. Однако в жизни не так — во всяком случае, у него точно было по-другому.

— Просто интересно.

Сзади слышится громкое покашливание. Мы оборачиваемся — из окна машины недовольно глядит Джона.

— Наглазелись? Или ну его, этот ланч, будете и дальше рассматривать худший в мире пляж?

— Еще три дня, — бормочет под нос Милли, шагая обратно. — Еще каких-нибудь три дня, и я его прикончу.

«Л’Этуаль» оказывается классическим рестораном для пожилых. Обои с цветами, низкие мягкие стулья, а в тяжелом томе меню с золотым обрезом все сплошь запеченное и не дешевле тридцати долларов.

— Если хотите что-то, чего там нет, не стесняйтесь попросить, — предлагает Дональд Кэмден, пока официант разливает по бокалам воду. — Шеф-повар — мой хороший друг.

— Спасибо, — бормочу я, тайком бросая изучающий взгляд поверх меню.

Кэмден примерно одного возраста с бабушкой и так же хорошо сохранился. У него густые серебристые волосы и загорелая кожа. Лицо раскраснелось то ли от солнца, то ли от уже второй порции спиртного. С самого начала он держится с нами внешне приветливо и непринужденно, спрашивает про работу и нравится ли нам в «Тауи». Я, однако, все больше и больше нервничаю, потому что до сих пор не могу понять, зачем мы здесь и чего он от нас хочет.

— Можно мне гамбургер с булкой, а не без? — спрашивает Джона, хмуро изучая меню.

Он одет хуже всех, сидящих в зале, — старая футболка, джинсы и заношенные кроссовки. Мы с Милли по крайней мере постарались принарядиться, посмотрев фотографии ресторана в интернете. Дональд, однако, не показывает виду.

— Конечно, — усмехается он. — Здесь все помешаны на здоровом питании, следят за содержанием углеводов и прочее, но вам, само собой, об этом можно не волноваться.

Официант возвращается, чтобы принять заказ. Закончив, Кэмден откидывается на спинку стула и делает глоток янтарной жидкости из хрустального бокала.

— У вас уже была возможность оценить наши пляжи?

Взгляд останавливается на Джоне, который только еще больше ссутуливается.

— Я не любитель пляжей, — бурчит он.

Насколько мне известно, его вообще ничто особо не интересует. Он не был ни на одной из встреч «Тауи». Многие из наших соседок считают его симпатичным — особенно Бриттани все время старается его куда-нибудь затащить, — но если ему самому кто-то и нравится, он этого не показывает.

— Я слышала, перед Кэтминт-хаусом, где жили родители, очень хороший пляж, — замечает Милли и, откинув движением головы волосы, добавляет: — У мамы он был любимым.

К лицу у меня приливает кровь. Вызов брошен, хотя еще даже не подали закуски. Однако Кэмден как будто и не замечает его, лишь делает еще глоток.

— Да, чудесный пляж. — Голос звучит совершенно спокойно. — Рассветы там потрясающие.

— А «Короткий»? — спрашиваю я.

«Там-то все и пошло наперекосяк». Я пытливо ищу на лице Кэмдена подтверждение, что это место действительно важно — может быть, даже как-то связано с разрывом между бабушкой и родителями, — однако тот только пожимает плечами:

— Ничего примечательного.

Милли беспокойно ерзает на стуле. Дональд, видимо, поняв, что светская беседа ей надоела, отставляет бокал и подается вперед, сложив руки на столе.

— Наши прекрасные пляжи можно обсуждать еще долго, но я пригласил вас сюда не за этим. Вы позволите мне говорить откровенно?

— Пожалуйста… — откликаюсь я.

— Я только «за», — одновременно со мной произносит Милли.

Джона бормочет под нос что-то вроде «А получится?», но я не уверена, что расслышала правильно. Снова появляется официант с тарелками. Кэмден дожидается, пока тот расставит их на столе, и только потом продолжает:

— Ваша бабушка не в лучшей форме. Непосредственно сейчас ее здоровью ничего не угрожает, однако оно слабеет, и, на мой взгляд, ей следует избегать любого нарушения сложившегося жизненного уклада. Боюсь, оказанное вам троим радушие перенапрягло ее, а с течением времени это бремя будет все более и более возрастать.

— Бремя?! — возмущенно выпаливает Милли. — Радушие?! О чем вы вообще?! После приезда мы ее почти не видели!

Дональд как будто и не слышит.

— В то же время появилась интересная возможность, которой я хотел с вами поделиться. Вам знакома серия фильмов «Агент под прикрытием»?

— Ну да, — говорю я. — Конечно.

Первая часть — про двух студентов колледжа, которые становятся супертехнологичными шпионами, — вышла, когда я училась в восьмом классе, и совершенно неожиданно стала таким хитом, что потом сняли еще две. Я не один год сохла по Данте Рогану, сыгравшему одну из главных ролей. Иногда даже, целуясь с Томасом, я закрывала глаза и представляла на его месте актера.

— Не знаю, слышали ли вы, но этим летом в Бостоне снимают продолжение, — поясняет Дональд. — Компания моего старого друга занимается юридическим сопровождением, и от него я знаю, что на съемках нужна дополнительная рабочая сила. Молодые люди, которые выполняли бы различные поручения, а также время от времени выступали бы в роли дублеров или статистов в массовых сценах. Я подумал, что вас троих это может заинтересовать.

— Еще бы! — выпаливаю я, не раздумывая.

— Ничего не обещаю, — добавляет Дональд, разрезая свою запеченную треску, — но если захотите, буду рад узнать подробнее. Как я слышал, там предоставляется жилье и платят неплохо. Во всяком случае, больше, чем в текущий момент на курорте. Словом, все останутся в выигрыше. — Он прерывается, аккуратно отправляя в рот кусочек. — Вы получите ни с чем не сравнимые впечатления, а вашу бабушку, которой не под силу сейчас роль гостеприимной хозяйки, ждет самый обычный, спокойный летний сезон.

— Но у нас здесь есть работа, — раздумчиво говорит Джона. — Мы не можем просто взять и уехать.

Дональд машет рукой:

— Претендентов на летнюю подработку на курорте всегда больше, чем мест. У нас длинный список желающих. Уверен, вам легко найдется замена.

— А мы будем работать с Данте Роганом? — затаив дыхание, спрашиваю я.

Милли вдруг резко встает, бросив салфетку на стул.

— Мне нужно отлучиться. Пойдешь со мной, Обри?

— Я вроде не собиралась…

— Тогда просто составь мне компанию.

Губы Милли улыбаются, но зубы стиснуты. Она подхватывает меня под локоть и тянет за собой. Мне остается только подчиниться. Она буквально тащит меня через зал ресторана, огибая большей частью пустующие столики, распахивает дверь в женский туалет и останавливается перед зеркалом в золоченой раме над двумя раковинами. Пахнет здесь так, будто мы упали в чан с ароматической смесью из засушенных лепестков. Милли облокачивается на стену в розовом кафеле и скрещивает руки на груди.

— Тебе не кажется, что это немного странно?

Я улавливаю ее скептический тон, но все заслоняют собой мысленные картины постепенного сближения с Данте Роганом за кофе, который я буду ему подавать.

— Что, работа на съемках? По-моему, просто потрясающе!

— Серьезно? А по-моему, очень похоже на подкуп.

Я сдвигаю брови, упорно не желая отказываться от своих фантазий. Милли вздыхает:

— Ну же, Обри, подумай сама. Это ведь Дональд Кэмден — злой гений наших родителей. Ты правда считаешь, что он печется о наших интересах?

— Злой гений? — чуть не смеюсь я.

Однако… она ведь права. Всю жизнь я только и слышала, как отец говорил с горечью и возмущением: «Дональд не отвечает на мои письма», «Дональд сообщает, что мать не изменила своего решения», «Дональд пишет — не имеет значения, что отец не захотел бы лишать своих детей наследства; это нигде не зафиксировано документально».

— Так что ты хочешь сказать? Что мистер Кэмден пытается от нас избавиться?

— Именно так. Я предупреждала, что так и будет, помнишь?

— Но почему?

Милли задумчиво постукивает пальцем по подбородку.

— Не знаю. Однако интересно другое — почему-то он не может этого сделать.

Я, как обычно, не успеваю за ходом ее мыслей.

— А?

— Ну ясно же, что если бы все зависело только от него, нас бы здесь уже не было. Зачем соблазнять нас приманкой в виде шикарной подработки? Мог ведь просто уволить и выгнать с острова. Значит, что бы за этим ни стояло, на сей раз Дональд Кэмден и Милдред Стори не заодно. Он не может прислать нам: «Вам известно, что вы сделали», и все. — Взглянув в зеркало, она поправляет волосы. На ее губах появляется легкая улыбка. — Есть тут что-то приятное, правда?

— Тогда получается, что все-таки бабушка нас пригласила? — спрашиваю я.

— Нет. Если она хочет, чтобы мы остались, это еще не значит, что благодаря ей мы здесь.

Я вздыхаю:

— У меня голова кругом, Милли.

Она усмехается и, взяв меня под руку, шагает обратно к двери.

— Ничего. Привыкнешь.