Маранта

Кае де Клиари, 2014

Отгремела Древняя война, но люди выжили. Новые государства возникли на руинах старых. Человечество, сделавшее шаг назад, снова устремилось по привычному тернистому пути устройства жизни, войн, торговли, бюрократии, разбоя и любви. И всё было бы по-старому, но тут в мир человеческий явились монстры. И тогда пошла совсем другая история. Текст романа содержит сцены насилия, смерти, кровавых расправ, распития спиртных напитков, курения табака, а также сцены эротического содержания. Поэтому произведение не рекомендовано для читателей моложе 18 лет.

Глава 10. Лучшее лекарство

— Да, удружил нам атаман! И на что ему эти бабы? Ни кашу сварить не умеют, ни козу подоить! Аристократки… Тьфу! Ходят, фыркают. Вот скажи мне Зиг, как ты свою-то терпишь?

На заросшем мягкой весенней травой пригорке сидели два парня. Один, белоголовый, как ромашка и веснушчатый, с соломинкой в зубах, босой, одетый в просторную грубую рубаху и шаровары. Другой, темноволосый, с преувеличенно серьёзным лицом, в кожаной безрукавке на голое тело и драных зелёных штанах, заправленных в такие же драные сапоги. Первый что-то выстругивал ножиком из осиновой ветки, второй любовно поглаживал старый дробовик, лежащий на коленях. Невдалеке паслось смешанное стадо из коз, овец и двух коров возглавляемых рыжим быком.

— Мне её атаман поручил, — ответил тот, которого назвали Зигом. — Ты знаешь, я за атамана, хоть к чёрту в зубы пойду. А если по совести, то вот она у меня где! Лежит целый день, стонет…

Он показал характерный жест, постучав себя ладонью по горлу.

— Так оставил бы её этим… — Белоголовый парень грязно выругался, кивнув в сторону нескольких палаток, стоявших в лагере особняком. — Это же их товарка, пусть они её и выхаживают!

— Не могу я, Вань! Приказ есть приказ. Вернётся атаман, прикажет её с маслом зажарить, так я и зажарю, а пока я должен выполнять то, что он сказал мне тогда, в последний раз. Должен и баста!

— А что он сказал-то?

— Он сказал:"Зигель, помоги ей!"

— И ты из-за этого паришься? Атаман имел в виду — "помоги дойти до лодки", или ещё что-то в этом роде! Брось эту дуру и делом займись. Мужики поговаривают, вроде обоз купецкий на днях ждать надо, а у тебя вон какая пушка! Самое время попробовать!

— Не, я так не могу. — Парень с ружьём встал и потянулся всем телом, собираясь уходить. — Тебе не понять. Атаман мне больше чем отец, атаман сказал — Зигель сделал!

— Так ведь он ещё может и не вернётся… Ой, ты чего?

В веснушчатый нос белобрысого упёрлись стволы дробовика, а его недавний собеседник стоял над ним и глаза его метали молнии. Так прошло две долгих секунды, потом Зигель вздохнул, убрал дробовик и зашагал по тропинке в сторону лагеря, бросив коротко через плечо:

— Он вернётся!

Путь его был недолог. Лагерь, состоявший из наскоро построенных хижин, шалашей и латанных-перелатанных палаток, был аккуратно спрятан между холмов, на которых день и ночь дежурили невидимые дозорные. Всё было устроено так, что даже с двадцати шагов нельзя было разглядеть, что здесь живут люди. Зато в самом лагере кипела жизнь, повсюду деловито сновали женщины, бегали дети, готовилась на кострах какая-то снедь, стучали топоры, лаяли собаки, хрюкали свиньи и блеяли овцы.

Зигель уверенно вошёл в этот маленький мирок, приветливо махнул угрюмому бородачу-часовому, стоявшему на околице со страшной дубиной в руках, и направился к знакомой палатке, в которой располагалось его"особое задание". Проходя мимо ряда таких же палаток, он услышал перешёптывание и приглушённый смех. Несколько раз в дырках и разрезах палаточной ткани мелькнули любопытные глаза, и смех снова повторился.

"У, бездельницы!" — подумал юный разбойник. — "А ведь Ванька прав, их бы хворостиной, да на работу! Ну, ничего, атаман вернётся, тогда всё будет по-другому!"

Ещё пара шагов и он вошёл в палатку, где на мягком ложе, устроенном из шкур и трофейных подушек, полулежала молодая женщина, одетая во что-то, наскоро сварганенное из простыни. Увидев вошедшего Зига, она откинулась на подушки и жалобно застонала. Мальчик положил свой самопал на миниатюрный комод, стоящий у входа, подошёл к больной и заботливо поправил подушку у неё под головой. Если бы кто-нибудь сейчас увидел его лицо, то мог бы заметить основательное расхождение между словами, сказанными накануне и тем выражением, которое сейчас на нём присутствовало.

— Ну как вы? Как себя чувствуете? — спросил парень, невольно бросая смущённый взгляд на стройную, полуобнажённую фигуру.

Ответом ему был всё тот же жалобный стон.

— Опять ничего не ели, — с упрёком в голосе сказал Зиг, увидев на маленьком столике возле постели тарелку с нетронутыми варёными овощами, которыми вовсю угощались мухи. — Для кого я всё это готовлю? Надо кушать, а то сил не будет для выздоровления!

С этими словами он взял с тарелки кусочек свёклы и попытался вложить его в полуоткрытый рот больной, но женщина только стиснула зубы и застонала ещё громче и жалобнее.

— Что такое? Где болит? Вот напасть-то!

Всерьёз обеспокоенный Зиг взял свою пациентку за руку, чтобы пощупать пульс. Рука была тёплой, слегка влажной и такой нежной, что у парня почему-то перехватило дыхание.

"Какая она красивая!" — вдруг подумалось ему против воли и он, даже на миг забыл про то зачем сюда пришёл, залюбовавшись ангельским лицом на котором почти прошли синяки.

— Болит… — пролепетали розовые губы лежащей перед ним девушки. — Здесь… болит!

При этих словах она потянула мальчика за руку и положила её себе на грудь. Зиг почувствовал под ладонью упругую мягкую плоть, отделённую от его руки лишь тонкой прослойкой ткани и от этого ощущения его вдруг бросило в жар. Он хотел отнять руку, но женщина держала крепко.

— Чувствуешь? Вот тут!

Она взглянула на него из-под полуопущенных век своими томными васильковыми глазами и распахнула широкий вырез импровизированного одеяния. На сей раз под, вмиг вспотевшей, рукой Зига оказалась нежная, как лепесток розы и такого же оттенка кожа. Эта кожа покрывала некие, совершенной формы, холмики, увенчанные тёмными сосками, от вида которых у парня закружилась голова.

— Нет, не так. Приложи ухо!

Зиг, уже плохо соображающий, что делает, положил свою голову на грудь женщины, и она тут же прижала её к себе обеими руками. Он услышал частый-частый стук сердца, а в нос ему ударил сводящий с ума запах — смесь яблока, молока и молодой кожи с примесью чего-то цветочного. Он сам не понял, как случилось, что его губы слились с её горячими губами и как они оба вдруг оказались совсем без одежды.

— Но ты же больна! — пробормотал мальчишка, которого била лёгкая дрожь.

— Да! И ты — моё лучшее лекарство!

— Но ты же девушка атамана! — решительней сказал Зиг, пытаясь отстраниться от распалившейся девицы.

— Не думай об этом! — ответила она ласково. — Здесь все девушки были девушками твоего атамана, но мы все свободны, и он это знает и понимает, как никто другой. Золас конечно лучший, но ты так хорош! Ты юный, красивый, ласковый, заботливый и… и мой! Иди сюда!

С этими словами она притянула мальчика к себе и больше уже не отпускала. Зигель знал, что сейчас с ним происходит, хоть у него это было впервые. Знал он и о пристрастиях своего атамана к молодым красоткам, и о его широких взглядах, и потому он больше не сомневался, а когда его мужское естество погрузилось в жаждущее лоно юной самки, в нём проснулся такой дикий и необузданный зверь, что вскоре её громкие, сладкие стоны услышал весь лагерь.